Глава 22. Сальница. 2

   


(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

              2

Пройдя Донец, дружины облачились
В броню, приняв порядок боевой.
Священников опять вперёд пустили:
Благословил Никифор взять с собой.
Так войско шло до града Шаруканя
Под пенье кондаков и тропарей(1).
Под вечер проявились очертания
Стены, но вид не устрашал очей.
Виднелся вал приземистый пред нею,
Жилым и мирным пахло от дымов,
И мужики вытягивали шеи
И вспоминали свой очаг и кров.
Поднялся князь с охраною на насыпь,
Начало сумерек, но видно далеко.
«Такой «твердыней» я бы не похвастал, -
Примеривался глазом, - взять легко».
Дав шенкелей(2) коню, к князьям подъехал,
Те тоже наблюдали с вала град.
Давид: «Такой забор лишь на потеху,
Здесь хана нет, уполз отсюда гад».
Тут Святополк ему, смеясь, заметил:
«Не мы одни, Давид, умны с тобой.
Такой загон для половцев, что сети,
Они привыкли в поле и гурьбой.
Поди, узнав о нас, хан в степь умчался
Людей по вежам кликать-собирать.
Он дважды, аще помнишь, замарался,
Но в третий нет желаний маху дать».
«Поэтому, - Владимир словом вторгся
В полушутливый диалог князей, -
Покинул старый хан его. Здесь с горсткой
Не выстоять часов - не то что дней.
Не нужно, братья, ждать. Покуда не стемнело,
На ночь всю крепость войском обложить,
Чтоб ни одна собака не посмела
Оттуда выйти. Утром предложить
Без крови сдать её, а нет - на приступ,
Но глаз с неё сегодня не спускать.
Стоять здесь долго я не вижу смысла,
Не выйдут - всё дотла огню предать».
...А город затаился, жители не спали,
Никто их никогда не воевал
С тех самых пор как здесь обосновались.
Теперь для них расплаты час настал,
И враг у стен. Пришёл на свой он праздник
И смерть с собой в отмщение принёс.
И кровью их горячей степь окрасит...
Прольются реки неутешных слёз.
...Рассвет. Ворота распахнулись настежь,
Из них с вином и рыбою толпа
И, чтобы избежать смертей напрасных,
С мольбою пала к княжеским стопам:
«Берите всё, что только захотите,
Не бейте нас и не чините зла.
А в знак покорности дары примите...»
И рабски распластавшись, замерла,
Ответа ожидая от пришельцев,
Которых сами били, не щадя,
Грудных младенцев в колыбельках тельца
И тех рубили походя, шутя.
А князь глядел на согнутые спины,
Стоявших на коленях горожан -
Врагов просящих милости. Картины
Иные он сейчас воображал...
Как мчались этих степняков армады,
Сжигая веси, грабя всё подряд.
Как небо заволакивало чадом,
От трупов обгорелых стойкий смрад.
Всю жизнь без роздыха оборонялся
От них, что здесь валяются в ногах
И бьют челом, чтоб город не сжигался:
Согласные свой век ходить в рабах.
Владимир слушал их, душой мрачнея,
И гневом от видений закипал,
И, местью загораясь всё сильнее,
Он был готов уже подать сигнал
Войскам град разорить под корень,
Чтоб навсегда исчез с лица земли.
Казалось шаг решительно бесспорен!
Грозу глаза Андрея отвели.
На сына поглядев, заколебался
О взор споткнувшись, жар свой осадил...
Как будто на грехе большом попался,
Ведь сам же милосердию учил.
Разжав кулак, Владимир поднял руку
И громогласно властно произнёс:
«Вам час сегодняшний пускай в науку.
Без крови обойдёмся - значит слёз.
Собрать оружие сюда к полудню!
Невольников, в плен взятых, - отпустить!
Кому из вас вдруг вздумаются плутни,
Прикажем тех мечами угостить.
И что награблено в набегах прошлых
В пределах русских, нынче возвратить.
Молитесь, что отделались за дёшево,
Хотя, как вы нас, надо бы - спалить!»
Ознобом пробежал испуг по спинам
От этих слов Владимира. Глухой
Поднялся гул, но стих, когда дружина
Надвинулась в ответ на них стеной.
«Идите с миром, никого не бойтесь,
Коль сами не поднимете меча.
И жителей, вернувшись, успокойте!» -
Ещё раз ходокам князь прокричал.
Воскресный день ушёл благополучно
И ночь курьёзов им не принесла.
Висели в душах половецких тучи,
Но сдача, их от гибели спасла.

..А в среду войско к Сугрову под стены
Пришло. С калёным встретилось дождём.
Град к обороне не готовый совершенно,
Он вскоре ярко полыхал огнём.
Бревном-тараном вышибли ворота,
Ворвавшись, разорили что могли
И только пепел в поднебесные высоты
Летел да тлели жаркие угли.
Всю ночь потом пожарище чадило,
Огонь: то гас, то вспыхивал опять.
Наутро рать убитых хоронила,
Язычников, заставив, помогать.
«Теперь с полоном, братья, как поступим? -
Владимир озабоченно спросил.
«А взять с собой, - делился князь, - погубим,
Его бы я сегодня отпустил».
Куда клонил он, братья понимали -
В пути помехой станет и в бою.
Помыслив наскоро, не возражали,
Всем пленным волю объявив свою.
Так Сугров прекратил существование,
Покрылось место то бурьян-травой.
Жестокости не стоят оправдания
Во времени истории  любой.
От века к веку скрылись те следочки,
Лишь летопись напомнила о нём
Кириллицей витою в древней строчке,
Рисованной монашеским пером.

А хан тумены(3) созывал по вежам,
Не думал он, что зимний повторят
Князья набег свой прошлогодний. Свежий
След в памяти о нём в степи хранят.
Гонцы носились по степным просторам,
Заглядывали в каждый уголок.
Коней седлал народ без уговоров,
Ослушаться, хотел бы, да не мог.
Проведал Шарукан о русских поздно.
Пока орду свою в степи скликал,
Столичный град его у князя ползал
В ногах, второй совсем быть перестал.
До тех пор так и будет, коль заслоном
С ордой не встанет на пути врага.
Но хватит ли ему своих силёнок,
Которыми сейчас располагал?
Людей направил срочно он к Аепам,
К Боняку-хану помощи искать,
Но, видно, отвернулось снова небо,
Никто не торопился прискакать.
Нашествие случилось так нежданно,
Что «друг» Боняк к нему не успевал.
Держал лишь небольшой отряд охраны,
Он без нужды орду не поднимал.
На сбор её не день, не два потратишь,
Не меньше чем неделю путь займёт.
Не ровен час - ещё обезлошадишь:
Их сколько, ослабевших, упадёт!
Аепы узами родства связали
Себя и словом верности князьям,
И с ханом тесной дружбы не искали,
Ходили прежде так же не в друзьях.
А время шло, чревато было медлить,
Когда пожарищ гарь летит и дым.
И он в подвластных вежах будто бреднем
Прошёлся: «Живы будем - наплодим».
Соседей потревожил кто поближе
И те, собрав, вели к нему людей.
Что можно было, всё стремился выжать,
Чтоб встретить подобающе гостей.
Стороннему степь кажется безлюдной,
На первый взгляд невзрачной и слепой,
Но вести разлетаются в ней всюду
Быстрее птиц, порою грозовой.
Стеклись уже внушительные силы,
Уверенность придали старику.
Надежда хмелем снова забродила,
Побед немного было на веку.
Из Сугрова бежавшие сказали:
«Тьма тьмущая урусов рать идёт,
Своими видели всё, хан, глазами».
Клялись они, хоть кожу пусть сдерёт.
А он предчувствовал момент сражения,
Прикинул здраво: «Завтра, в день за ним
Урусы будут здесь, начав движение,
И битвы миг теперь неотвратим».
От прошлых встреч в душе осталась горечь,
Осела мутью, гложет и печёт.
Носить в себе позор, - как жить в неволе,
Такого в третий раз хан не снесёт.
«А, может быть, пойти к ним с миром, -
Мелькнула мысль разумная в мозгу.
Другая, возмущённая сменила:
«Я дома и с поклоном побегу!?»
«Будь дальновидней, хан, - вернулась снова
Мысль первая, - и время потяни.
Орда твоя не полностью готова,
Побита будет, в том себя вини».
Но Шарукана словно подменили.
Куда девались опыт, здравый смысл,
Которым годы жизни научили.
Но местью одержимый был каприз.

«Вёрст сорок отделяют нас от хана, -
Дозоры ближе к ночи донесли, -
Стоит он у протоки безымянной,
Нас ихние разъезды навели».
Оставив дальше дотлевать руины,
Закончив убиенных хоронить,
Прощальным взглядом холм окинув,
Полки ушли, дав слово отомстить.
Походный быт и общая опасность
Князей сейчас сближали вопреки
Упрямству к этому натур. Негласно
Согласия меж них вязались узелки.
С врагом развязку скорую предвидя,
Буквально войско было начеку.
Откинув личное и чаще по наитию,
Князья тянулись всё же к вожаку.
Характера Владимиру хватало
Быть жёстким в повелениях ко всем.
На лица не взирал, когда касалось
Войны. В быту бывал почти смирен.
Князь выслать приказал ещё дозоры,
Чтоб половец всегда был на виду.
И слушались без всяких отговорок:
Держала крепкая рука узду.
Промозглый день и холод угнетали,
То снег пойдёт, то колкая крупа.
Дружины шли, на долю не роптали,
Сейчас на всех у них - одна судьба.
Привал позволили уже за полдень:
Коней сперва кормить, поесть самим.
Но князь не ел, хотя был голоден,
Он это для себя считал - вторым.
Пока сам лично не объехал войско
И не проверил, где стоит дозор
(во всех походах так он беспокоился),
И только после с сыном сел за стол.
Охрану брал с собой Владимир редко,
Случалось если, то не больше двух:
Ему ль не знать, как может лучник меткий
Саженей за сто жертве выбить дух.
Десяток рядом гридней будь иль двое:
Охрана от злодейства не спасёт.
Задумавший убить, уж так устроит,
Что та стрела мишень свою найдёт.
Князь думал об Андрее, управляясь
Со снедью пред собой, что в пост едят.
Поглядывал на сына, представляя,
Какие чувства в нём сейчас бурлят, -
«Для этого нас матери рожали!
Как деды и отцы я жил и рос,
Чтоб землю охранить от всякой швали...
Поэтому тебя с собой повёз».
Тот плохо спал, день рядом ехал молча.
Отец всё понял. Сам когда-то был
Таким же и войны законы волчьи,
Как сын теперь себе вот, уяснил.
Андрей за месяц сильно изменился,
Расстался с детством где-то на пути.
Ко многому привык, приноровился,
Ему, и знающий, даст больше девяти.
Войну, как есть, увидел он впервые,
Её весь ужас: смерть и кровь, и страх.
Как падали убитыми живые,
Крича и корчась прямо на глазах.
Как люди, изменив привычный облик,
Похожи становились на зверей
И, как кидались тут же с диким воплем,
Подобного себе сразить скорей.
«Со мною тут иль с братьями побудешь?», -
Спросил, с едой покончив, у него,
А про себя: «Душа мальца, что прутик,
Не надломилась бы ото всего».
Андрею вслух уже: «С тобой дам гридня,
Поедешь к Вячеславу(4) до утра.
Вернёшься завтра - станет только видно,
Коня тебе помогут оседлать.
Под силу что, то делать сам обязан,
Не ждать, когда дадут и принесут,
Тогда никак, никем не будешь связан,
Запомни - всякому во благо труд».
Отправив сына, сразу к воеводе:
«Пора Димитрий, пусть трубят сигнал,
Сегодня засиделись мы. Уходим.
Устроим раньше вечером привал.
Останешься с дружиной, я к Давиду
И к Святополку - там меня найдёшь.
Послушать, воевода, любопытно
Их слово… как пылинку, не смахнёшь».

…Шли кони ровно и без понуканий,
На спинах груз и всадников везли.
А тучи низко хмурыми клоками
Куда-то вдаль незримую неслись.
«Один почто? Где младшего оставил?» -
Вопросом встретил князя Святополк.
«Его я к братьям до поры отправил, -
Ответил тот и на секунду смолк. -
Хочу с тобой, с Давидом покумекать, -
Коня пристроив рядом, заявил
Серьёзно и добавил, - ты бы сбегать
За ним кого из гридней снарядил».

Пока гонца с Давидом поджидали,
Грядущий день успели обсудить
(Потом – втроём) во всех деталях,
Стараясь ничего не упустить.
«Почто позвали, братья? Вороги напали? -
Спросил шутливо, подскакав, Давид,
Но те настрой его не поддержали,
Князь понял - речь о деле предстоит.
«Нашли того, кого искали месяц,
И он, считай, на кончике копья.
Весь день с дозоров ждем о нём известий:
Когда ужалит старая змея?
Давид, ты думал, как врага мы встретим,
В каком порядке выставим полки?
Хоть хан ушел от нас в запрошлом лете,
Но кто же знает, стал теперь каким», -
Слова Владимир высказал обоим,
Давид воспринял их себе в упрёк:
Без раздражения, обиды, был спокоен,
А всё же изменился цветом щёк.
Ответил мирно: «Думал, князь, - а как же!
И мысли, что ты выразил, близки,
Но я бы не мудрил, поставил, так же...-
И вздёрнул рта, усмешкой, уголки.
И продолжал в чуть ироничном тоне -
Для хана слух о нас - воды ушат,
За то, что войско наше проворонил,
Свои возьмут да живота лишат.
Но шутки в сторону. Вопрос мне ясен.
Внезапностью застигнутый, как зверь
В углу зажатый, хан ещё опасней.
Похож на судно, севшее на мель.
Гонцов, он не дурак, послал повсюду,
Тем более в степи хан не один.
Дожив до старости, имея трупов груды
В борьбе за трон, остался невредим.
Стоит на месте не из-за боязни,
Орду поднять всю хочет, старый плут.
Набегов к нам затейник и участник,
За битого небитых двух дают».
Давид бы рассуждал так по привычке,
Да Святополк, смеясь, остановил:
«Давид, уймись! Щебечешь будто птичка,
А дельного пока не предложил».
На что Давид ответил грубовато,
За словом, как всегда, не лез в карман:
«Попробую, князь, высказаться сжато,
В просторе слов, коль сути не поймал.
Хан Шарукан хотя и хитрый хищник,
Мозгов его уже не тот полёт.
И он свои на нас тумены-тыщи
Без выдумки по-прежнему пошлёт».
Так ехали, без злобы препирались,
Не доводя кипение натур.
И спорили, рядили, соглашались,
Но никого никто не попрекнул.
Владимир не мешал их перепалке,
Обоих знал и вдоль и поперёк.
И время есть, и языков не жалко.
Казалось, путь до вечера пролёг...
Послушал князь ещё одну их схватку,
Устав от них, толкнул Давида в бок.
Тот глянул и сказал: «Князь, всё в порядке.
Стряхнули с братом с языков жирок».
Ненастье нескончаемо висело,
Ерошил ветер гривы у коней...
То тёплый, то вдруг леденелый,
Порывистый с утра, потом ровней.
Поскрипывали сёдла под задами
И пахло потом конским и весной...
Прервал беседу всадник с новостями:
«Вёрст восемь, князь, и встретимся с ордой.
Не трогаясь, стоит на том же месте
Как день назад тому, чего-то ждёт...»
За всех Давид: «Куда, зачем ей, если
Враг сам навстречу к ней уже идёт.
До сумерек теперь не больше часа
И самая пора на отдых стать.
А ночь придётся эту спать в полглаза,
Коней сменить, других переседлать».
Владимир, Святополк с ним согласились
И знак подали войску на ночлег.
И сами (не скрывали) притомились -
Предел имеет каждый человек.
«Ох, чую, братья, жуткой будет сеча, -
Владимир, расставаясь, обронил, -
Зело уже придётся приналечь нам,
Ждать неоткуда помощи - одни.
Ты встанешь, Святополк, за ополчением,
Не выдержат, твой сын поможет им.
Давид, ошуюю(5) займёшь без промедления,
Я одесную(6)  буду со своим.
Но это завтра, а сейчас охрану
Поставьте, озаботив воевод.
Пусть не торчат в степи, как истуканы,
Укроются, не ждут стрелы прилёт.
Владимир не считал себя провидцем,
Но вражья логика, как день, ясна.
Был сам участником и очевидцем
Сражений частых и повадки знал.
...И снова ночь. Костры, искря, мерцают,
Полки, поев, угомонились – спят…
Но смерть уже над сотнями летает,
А слёзы завтра вдовам свет затмят.
Предшествующее чувство так знакомо,
Опять возникло - очи не сомкнуть.
Лежит на сердце тяжестью весомой
И чувства распирают мозг и грудь.
«Что день готовит завтрашний? Удачу?
Костьми поляжем в диком поле тут?
Уж лучше так, чем жизнью жить собачьей,
Когда за море в рабство продадут.
Сынов позвать и вместе повечереть,
Не предрекая ничего вперёд?
И как не страшно думать о потерях,
Но крест свой, каждый только сам несёт», -
Теснились мысли вперебой о разном,
Печать раздумий - складка меж бровей.
И вдруг услышал топот, что-то лязгнуло,
И голоса живые сыновей.
«Не хочешь, а поверишь в силу Божью,
Как следует помыслить не успел,
Меня услышавший, их потревожил,
Исполнилось, что я сейчас хотел» -
Сама собой пронзила мысль сознание,
Души достигла и осела там.
Князь, спрятав вглубь себя переживания,
Откинул полог, вышел к сыновьям.
«Случилось что-нибудь, что вы гурьбою,
Отца решили разом навестить?»
А про себя: «Вот ради этого и стоит
Страдать, любить и, помня Бога, жить».
Смотрел на них князь, думая о многом,
Пред ним стоят вот: молоды, сильны,
Здоровы. Как тут выделишь какого?
Лишь разумом, а сердцу все равны.
Польщённый, их позвал к себе в палатку,
Не выдав половодья в нём тепла.
Лишь глянул на Андрея нежно-кратко,
Расселись и беседа потекла.
Сидели допоздна, уже двенадцать,
Пора и честь, как говориться, знать.
Не часто приходилось так встречаться,
Хоть рядом месяц выпало скакать.
В конце Владимир им, как завещание,
Что вызрело в раздумьях и в душе
И выношено было, пред прощанием
Сказал для сердца, а не для ушей:
«Не бойтесь, дети, ни войны, ни зверя,
Ни смерти чёрной. То, что Бог послал,
Мужское дело делайте по вере
И будь, как будет, - князь сынам внушал, -
Сюда прошли мы вёрсты не за славой,
А правдой и за волей для земли.
И знайте - мёртвые не имут сраму,
Но лучше сам убей и не умри.
Давно все выросли и возмужали,
Дружины водите, вершите суд.
Какие есть, такими на скрижали
Нас памяти потомки занесут».
Ушли сыны, а князь от дел уставший,
Прилёг, в глубокий сразу канул сон.
Княжёнок спал, как в детстве, разметавшись.
Остался у отца, был тоже утомлён.


     (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

_____________________

1. Тропарь и кондак – это небольшие молитвословия, которые содержат в себе не только саму молитву, но и краткое объяснение праздника или прославление святого.

2. Шенкелей - (нога от колена до стопы) – похлопывание коня ногами по бокам.
3. Это монгольское воинское подразделение, основанное в древности Чингиз-Ханом.
4. Сын Мономаха, 1083-1154, князь Туровский.
5. Старосл. - слева.
6. Старосл. - справа.