Афанасий Фет

Примерно так. Однако от приезда мамА во Мценск до рождения сына, дней прошло очень мало...
Всю жизнь Фет страдал, пока не исправил своё имя, тем самым вернув честь Шарлотты Беккер
(в православии Екатерина), но и фамилия Шеншин послужила поводом для шуток и он продолжил
ставить подпись, Фет. История "полишинель", как говаривал сведущий генерал от артиллерии...

Жил да был русский поэт,
по фамилии слыл, Фет.
Вся страна романс поёт,
написал романс тот, Фёт*.
Не нашёл нигде ответа,
кто лишил дворянства Фета?
Он бы, Фетом, жил да жил:
«Иностранец Афанасий,
к сему руку приложил», -
муж с фамилией Шеншин
сам себя всего лишил:
то был поэт, то его нет?
то Шеншин, то Аафет?
лютеранский брак негласно
был с еврейкою прекрасной.

Православию ж согласно,
сын лишён дворянских званий
обученью многих знаний,
без гражданства и негласно,
в нищите и без конфет,
покидает Мценск поэт.

Едет парень за наукой
(по Жуковского письму),
за столицу к братьям-кукам,
за околицу, - к селу -
если Пушкин слыл французом
(и лицеистов донимал),
Фет с рождения от пуза,
все языки понимал:
Гете знал когда был мал,
на латыни думу думал,
с переводами не спалось:
и мир у ног, и сочинялось,
и было парню что сказать!
Как не просто много знать.

Перст судьбы эта война,
уланы вскоре возвращались.
Как летописна и стройна!
Под Кенигсбергом повстречались,
Корчма, она, благая весть,
а невозможно глаз отвесть,
и пусть твердят полишинельна
судьба мамА предрешена, -
ей Зуша родиной отныне,
корнями будь она в помине.
Шеншин дворянский древний род,
в именье - рыба в огород,
ботвинья, студень осетром,
а как запудрены мозги!
Набравшись принципов Руссо,
пора! Пора раздать долги,
война и карты наживное!
Дело житейское, простое,
Улан в отставке при мундире,
до светлой жизни не присесть:
а справедливо ль, в этом мире
детишкам сладкое** не есть?

Вольнолюбивых полон дум,
с молодой женой Шеншин -
брат царю, министру кум!
Выбрал Мценск и так решил:
- О семи холмах, в кустах,
впрямь за Ядринкой усадьба,
от Борца в семи верстах,
повенчались, тут и свадьба,
- Горько! как в немом кино
Зуши вдоль дубы и ёлки,
стали зваться, Новосёлки, -
их отца, Козюлькино…
Нам Козельск известен боле,
Пушкин с Козельщанской нет.
Сам в купель по доброй воле,
так поэта встретил свет.
Мценск с Козельском, упущенье,
поздно приняли крещенье, -
отбивались от татар,
без попов, все млад и стар.
Так история нас учит,
где народишку судьбище,
зло своё, она получит -
пали, злые городища…

Скуп историк, - все такие,
восхищает краткий стиль:
сиверские, верховские
и независим Новосиль,
и старший брат Москвы народ,
где Мецна впадает в Зушу, -
крепость с горки Самород,
земля вятичей и Кукша...
"убиен был от неверных"
брат их Кукша на рассвете.
Есть же совесть! их ответе
скверна нравов благоверных:
из печер, там как на блюде,
- Вятич дик, - это не люди.
А почитать любви, - монахи
за полян всё вздохи ахи.
Их недаром с Кенигсберга,
змейка вьётся, заплетает -
королевство Русь отвергла,
ПВЛ в масонстве тает.
Летописен, мудр, пригож,
свой устав сей Кук имея,
в Монастырку брат не вхож,
(и сховали в Харлампея), -
гость незванный, не татарин
и не пришёлся ко двору,
и в чём проблема? погутарил
тема в тему, - вор вору…

Аборигены - всем наука,
держите дома свово Кука.
Проповедь «нагоренна»,
письмо из лета, энта штука,
посаду памяти разлука, -
что тропа проторена.
Луч к лучу на колеснице,
защитить Оки порог,
орловчанам и не снился,
древний храм, - Илья пророк.
Здесь купель, как не проси,
а обряд зачёлся!
Их всего-то, на Руси,
пять, ну семь обчёлся…

Архитектуры не казённой,
отцов фамилий расчудесных,
Ядрин храм, не завезённый,
что два Афона, сын небесный!
Любовной росписью пиит:
новозаветный крест стяжали,
второй лик ангельский скорбит,
в старозаветные скрижали…
Ученье - прообразовали,
так крепостные расписали,
очень доходчиво и внятно!
И глазу посмотреть приятно.
Что крестить, без толку брызгать
(древний спор был прекращён),
в лютеранстве горе мыкать?
Афанасий - причащён!
И указом к Рождеству
(году чтоб савецкага),
рос пацан и, - к торжеству
режут касарецкого!***

Видит бес и видит леший,
видит бог, теперь он Шеншин!
Свят обычай той порой,
за Карауловой горой,
град престольный до Елецка,
праздник в Слободе Стрелецкой, -
отмечают в возрожденье:
честь, гражданство, награжденье
в шестьдесят! Ему не снилось:
Лутовинов Спас - Тургенев,
Поляна Ясная - Толстой,
не перечислить было, гений,
с горы Висельной, сенилось -
Некрасов скажет, боже мой!
Наук России - духовенство,
розы ваши и блаженство,
да Фета нету, нет и Фёта,
всё законно, без подмёта?
«Человек без имени»,
стал писать и сочинять
с отчима фамилией, -
человека так донять!
Ладно, с буквой ё проказа,
коль не успели заменить,
а ошибись, они два раза?
Богу в уши угодить.
И хоть по-матушке в мечеть,
хоть к жидовствующим в ересь,
ну, а с отчеством теперясь,
не отечество мне петь!

Не писал стихов поэт,
прозы - на семнадцать лет!
Золотой век бороздил,
до серебряных удил:
мировой судья по сёлам,
крепостничество не всё нам.
Сам судил по убежденью,
голопузое крестьянство,
да по божьему хотенью,
предводителем дворянства
(и по щучьему веленью),
не прошло десятка лет,
- Агроном! без всяких бед,
Лутовиновский подсказ,
чем сосед соседа, спас.
А как "цаковые" полились!
Словно речкой Зушенькой,
благоверные трудились,
слава богу, в ушеньки...

Крепостные, что с них взять?
Ни бранить, и ни пахать, -
усадьбу строили хохлы
(мы не рабы, рабы не мы), -
конезавод, по трём губерням
мельниц, слуг не перечесть,
кончилась Афоне скверна,
весь в заботах и без бед,
не писал семнадцать лет…
Теперь юхновские и строят,
Смоленских грязей нищета, -
лакеи, флигель, слуги роем,
всё та же Зуши, красота!

Богат и выгодно женат.
Соседи диву все даются:
Вас, Афанасий, - из пенат,
любовью брата признаются
Толстой, Тургенев и Некрасов,
- Вас не узнать, и не напрасно,
Вы с бородой, а чресел ниже
сам государь вам будет ближе
за вензелями локон, - с ним,
теперь поэт, - не аноним.
Теперь Шеншин, переродясь,
ругает сам стихи журналов,
он - Агроном стал отродясь, -
войдя землице в дух аналов.
Он красоты певец в мороз,
и соловьёв ещё, и роз,
и мельниц, кинутых в речушки,
напором вод, как те девчушки,
под лопастями, - вей не вей,
за лапами пушистых елей,
то вам приснится соловей,
то мельница, наделав мелей,
то верь-не верь, но чудо-змей,
над мыслью вашей чуть парит,
так память ваша - всё хранит,
всё вспашет, всё заборонит,
чем мамы честь благодарит!
Законнорожден. Не изгой,
с латынью с детства, вы друг мой,
хлебнув однажды департаций,
до дней защиты диссертаций,
веками ляжет труд масонский
учёб немецко-по-жуковски.
Вы, познавали с Гете русский,
и, что могли переводили,
с идей Руссо немного грустных,
вы по утрам маму будили…

Она во снах от Кенигсберга,
с тревогой вскакивала, - Кто?!
«Полишинель» её повергла,
за мнимой тайной, вы никто…
Не шут-паяц, сосед Тургенев,
историк Алексей Толстой,
такие вам достались гены,
ещё талант и, - боже мой,
земля рожает здесь обильно!
Поэтом надо лишь родиться,
тогда хоть как-то пригодиться,
у древних разные фамильи.
А стать поэтом невозможно.
Кому нужны все ваши вздохи?
Сумей родись, но осторожно,
дела пойдут не так уж плохи.

Масон пока вы никакой, -
Орловский, Курский, Брянский.
Вам нищета, удел дворянский,
их сколько? Вы один такой.

С Полтавы, где теперь они?
Поэтом стать по богословью,
рассказчик Тютчев вам сродни
(по языку и острословью), -
люб лютеран богослуженье?
Отож. Им остров в услуженье.
Войны се-верной отголоски,
минули дни, века прошли,
сей чёрно-белые полоски,
переписать Петра пришли?
Поэта нет, француз с ду-эля,
фон Геккерн-отпрыск, славя эля,
сам в Нидерланды воротясь,
за ним и внуки, поклянясь,
баталий шведских и французских,
им не давал покоя, русский…
Плеяда, дюжина певцов!
Кто славил мать, а кто отцов,
и гений красненьких словцов,
Некрасов - арий огурцов, -
и вы, талант непревзойдённый,
из проживающих в Москве,
пенат во истину влюблённых,
писал сам Страхов о тебе.
Путёкой Гоголь заручился,
был случай юнности и дружбе,
к дворянству путь вам не случился
штаб-ротмистром, угодно службе.
Пока служил мечта уплыла,
закон сменили, всё уныло, -
полковником никак не стать,
и чтобы дело наверстать,
домой! Влачить судьбины воз.
На землю, Зушу и, в навоз.

И вот такой поклон судьбе,
коль сам судья, ей поклонился,
есть! письмецо, в нём о тебе,
отце и маме, - сон приснился?
Как знать, как знать, и буквы пляшут,
рука дрожит, слеза бежит,
честная мать! Священник скажет,
то так оно, тому и быть.
Всего лишь надо повенчаться,
к чему тот бал и маскарад?
Бог разрешил им повстречаться,
судьба несла святых наград,
- Я даже вижу, был бы рад!
Жаль нет живых, но честь дороже,
и Фет-поэт законнорожден!
Во истину любви преград,
на свете нет и быть не может.
Есть царь земной, он не осудит,
и пишет Фет венцу старшин.
Отец во благо всем рассудит,
в ответ: не Фет, но вы - Шеншин.

Соловьёв певец и роз,
сын еврейки в затрапезном,
всех леди Магбет круче гроз,
Фет, - парень Мценского уезда,
затронуть душу, так до слёз,
с его историей отъезда…

Опять туда, гнездо падужье
где безмятежен дух свобод,
за "Ипокрену первой лужи",
любить писать и, без забот.

Где красотой пахнуло в очи,
гвардеец-отчим был пленён,
он в той Германии не отчим,
он был отец, был осенён:
Перст судьбы! Любовь, побег
на Орловщину, на Зушу!
Начинался новый век,
был октябрь июня суше,
дворянину, честь по чести
(жениху наша невеста),
и приснись! на новом месте
сын, как два Афона вместе.
О чём в книге приходской,
близ речушки милой Зуши,
запись есть, он кто такой,
пришла пора и сам послушал.
Полишинельно, не враньём,
«Мой костёр в тумане гаснет»,
и все мытарства не напрасны,
не мытьём, так катаньём.

Тихих вод теченьем Зуши,
Спас Тургеневский украсит
(атеист и вятич лучший), -
русский дух и русью пахнет,
Лев Толстой над миром чахнет,
А. Толстой разгонит тучи,
басни пишут пусть Некрасов
и посол германский Тютчев
(лютеранству гимн сложил),
Овстуг в камень разногласий
(он в России мало жил),
чем Шеншин и имя скрасил,
- Иностранец Афанасий,
          сему руку приложил!

То был поэт, то его нет,
то еврей, то немец Фет,
по фамилии Шеншин
не сам себя всего лишил:
вон изгнал масонов царь,
как двух братьев потерял,
это бабушки был ларь, -
рой в России и застрял.
Афанасий млад, 5 лет, -
катафалк видал, катили;
на Сенатской сколько бед,
декабристы учудили…

После восстания Варшавы
за дело взялось духовенство,
опора трона, душ главенство;
реки волнения вдоль Савы;
смерть Константина на Двине,
и Витьба, кровию полита
(раздела Речи Посполитой),
в сороколетие ж - Костюшко...
Не дуэль, - убит был Пушкин,
а вскоре Лермонтов, поэт…
Как скоро век сменяет век,
купался в переменах лет,
"без имени жил человек",
а по фамилии слыл, - Фет.
Вил локон исторический,
в трудах агрономических
жил да был, русский поэт.
не едал с детства  конфет,
вернул фамилию, но всё же,
честь, она всегда дороже:
и мы читаем, - А. А. Фет.

               
*Фёт, - правильно, - а почему "ошиблись" не известно...
** Отчим Афанасий Шеншин, "набравшись Руссо идеалов" на войне с Наполеоном, не разрешал детям сладкое вообще. Не потому, что остались большие карточные долги с французской кампании, а в заботе о здоровье малышей. Долги же раздавал всё жизнь.
***Касарецкий - кабан к Рождеству!
"Отвезти на Харлампия" - похоронить, название кладбища в Мценске.
"цаковые" - целковые, так произносил Л.Н. Толстой.

24.08.2017, Бор