7. Рассказ графа Рошфора о миледи

  (предыдущий фрагмент "6. Афродита в логове колдуна"
       http://www.stihi.ru/2017/09/01/3581)

...Знакомый голос, сладкий нарочито,
донёсся словно бы из под корыта,
поскольку он сродни гуденью мух
невнятен был сперва и как-то глух.
Ладонью ощутила Афродита
к себе прикосновенье чьих-то губ.
Старик исчез. Колдун он иль инкуб?..

– …Вам сладко почивать, но сон вторичен…
  а жизнь – мир для послушниц, дам, гетер…
  Владеть моей каретой?.. торг двуличен.
  Она ведь мне и     спальня     а ля гер.

  Всё! Сон ваш, Афродита, ограничен,
  а Гипнос вас не     любит   –  лицемер!
  Но в царстве снов  всевластный он премьер.
  Встать бодрою на оба глаза нынче

  причина вам нашлась: мы, например,   
  с друзьями впрок пять винных фляг занычим.
  Отметим блеск победы и размер…
  Ну, и поминкам – час… по горемычным.
Засоня не открыла взор, а дверь
из сна уже взревела, словно зверь:

– Все прочь! Сон остаётся делом личным.
    Вы – наглый проводник дурных манер!
– Несносен я для вас иль     лаком     нынче,
    с меня берите     бодрости     пример.
   Проснитесь! Это я – ваш кавалер!
   Ваш крепкий сон, ну право же комичен.

   Подъём! Мне что, послать коней в карьер?!
   Иль в ухо площадным будить вас кличем?
– А? Я спала?                – Да нет, спал кучер Пьер.
   Ему маршрут лошадок безразличен.
   А вы глаз не сомкнули без  потерь,
   сказав ещё, что стук колёс лиричен.

   Уснули, как в седле карабинер!
    Столь крепкий сон для дамы неприличен, –
походных не чуравшийся манер
ни в чём был кавалер не ограничен. –
   Для вас не пожалел бы сам я мер
   к продленью сладких снов, но я циничен.

   Мираж отняв, вручу себя взамен.
– Вы  –   сон     мой? Иль ваш образ так сценичен?
  Я вправду с вами    рядом?                – Взор критичен.
  Вы      близко.      У меня есть глазомер.
   Проснитесь, Афродита! – через дверь
будивший даму граф был лаконичен. –

  Мне думалось, что в жизни вы резвей.
  По внешности зато пригожей фей.
– Вы кто? Шанс выпал вашей стать добычей?
– Я ввёл – с утра желать вам  благ – обычай.
Я – граф Рошфор. Вставайте поживей.

Вся жизнь в борьбе – себя не пожалей!
У нас-то сброд с душой. В Париже – злей.
– Конечный пункт? А кто тут городничий?
– Приехали,      сударыня. Тут нынче
одна из резиденций Ришелье.
Форт Пон-де-Пьер браню как инженер…
Пока ваш круг общенья ограничен,
жить будете инкогнито и здесь.
Житьё у кардинала стоит месс!

– Так вот вы, значит, кто! И поневоле
сижу я у подножия вершин?
– Достоин восхожденья, кто проворен.
Совсем не значит, что непогрешим.
– Сродни оригиналу, кардинально
покой меняя в жизни на хаос,
как долго вы на службе кардинала?
– В круг ближних взяли не за ради нрава…
Сперва я был в совете безголос.

А чтоб Шарлотте влезть под одеяло,
немало пережить пришлось мне грёз,
пока я до неё с карьерой рос.
С меня иной был спрос. Провёл день яро,
не значит, защитился от угроз.

Мне с юности одной угрозы мало,
чтоб я воспринимал её всерьёз.
Теперь я – свой в команде кардинала.
До этой благодати, как курьёз,
моя Фортуна не слегка дремала.
Мечтал, пока мечту не перерос,
я в юности о чине адмирала.

Я с юности считался молодцом,
но не был ни убийца, ни философ,
когда с письмом секретным отче Жозеф
меня отправил в Англию гонцом.

Без внешнего изящества и глянца
себя я выдавать стал за голландца.
Для англов мой голландский не хромой…
Голландия не сделалась родной,
хоть путь прошёл я до морских окраин…

Но тамошней таверне благодарен
за встречу с некой      дамой      молодой.
Простейшей озабочен маетой,
спешил поесть я сытно, пусть не даром.
По части благ земных я не святой.

По горло сыт дорожной суетой,
склоняюсь к языку Эзопа с целью
озвучить связь голодного с едой…
В те годы, веря в страсть как в панацею
я     молод     был.                – И  нынче  не седой.

– И совесть – не     собака     ведь на сене.
А  где кураж?..  Тогда, в то воскресенье,
что Бог украсил женской красотой,
я просто сел вблизи, без опасенья,

что лицезренье Божьего творенья
эффектней поглощенья ветчины…
Вам много ль скажут о добре чины,
когда в любви клянутся без зазренья?..

Когда мы на любовь обречены,
короткого хватает озаренья.
Светлее станем, будучи черны…
В грехопаденье      я      ль двуличен?!  Мы!

Как      тяготились   –   вмиг удручены –
мы оба теснотой своих камзолов!
Хватило обменяться парой взоров –
флюиды завершили всё за нас.
Каких не достаёт ещё резонов,
чтоб быть любовный создан мог альянс!

Валькирией красуясь белокурой,
она мне назвала себя Амурой.
Я в тот же вечер словно позабыл,
что в жизни я суровый, злой и хмурый,
как всякие циничные жлобы.

На взгляд Адама, зря одета Ева.
Меня очаровала эта дева,
иль     женщина  –   узнать я был не прочь.
Не будь я дружен сам с парижским прево,
подумал бы, что это его дочь.

Враз перестал я быть самим собою.
Условности предстали кабалою.
Язык наш беден, кто б ни основал…
Взаимная симпатия – слова,

а в чувствах столько кроется порою,
что и представить трудно, как права
бывает наша страсть со всей игрою!
Страсть, прям-таки,      Божественной      равна!

– Но     не     было пристойным предложенье?
Что ж было дальше? Жду я продолженья,
как ждёт домой парижский прево дочь.
– Забыв о деле, головокруженья
любовного не смог я превозмочь.
Когда взаимной силой притяженья
нас бросило друг к дружке в ту же ночь,

забыл об осторожности я  напрочь,
уснул под утро самым крепким сном.
Секретное письмо я спрятал в наруч
и вшил в рукав камзола. Над письмом

я этим накануне прямо трясся,
но страх свой променял, залив вином,
на сладкий плен любовного матраса…
Проснулся поздно утром я, нутром

почувствовав опасность очень близко.
Моя богиня, фея, одалиска
исчезла, а взамен пришёл погром –
ещё б в придачу молнию и гром!

Какие-то решительные люди,
мне сходу заявив, что я шпион,
о чём они сейчас мне впятером
доставят доказательства на блюде,
за час перевернули всё верх дном.

Налётчиков не видывал я прежде –
не знать бы век ни ночью их, ни днём!
Ну, начали, конечно же, с одежды.
Я в шоке был, когда, при всём притом,
что обыск проводили не невежды,
письмо не      обнаружилось!     С трудом

тогда я верил в этакое чудо.
Работа с браком? Дьявольский отель?
Когда раззявы после пересудов
отдали вещи, главный бракодел
одеться разрешил-таки, паскуда.
Но, одеваясь, я похолодел.
Покрылся хладным потом, как от шквала
кошмаров, что не видывал давно.
Рукав был пуст! Письма, как ни бывало!
И, значит, находился всё равно
я накануне жуткого провала
всей тайной операции – бревно
и то завыло на моём бы месте!
В тот миг, вкусив заранее бесчестье,
я всё б на день      вчерашний      променял!
Однако речь не шла уж об аресте
у злобных незнакомцев про меня.

Пропал весь их цинизм и в паре наглость.
Чудес проистекавшая реальность –
со мной всё это, или не со мной?
Закончивши с одеждой и сумой,
доглядчики чуть сбавили брутальность.
Им молча демонстрируя лояльность
за обыск, угрожавший мне тюрьмой,
я участи не ждал уже дурной.

Боясь смятенье мыслей выдать взором,
я сжался, книзу голову клоня.
«Наш шеф не забивал мозги нам вздором,
о парне не сказал, как о матёром…
А     конь    в конюшне?! Кто глядел коня»?! –
спросил главарь отчаявшимся тоном.
«Нет, конь не сейф и шкура не броня, –
ответ был дан отнюдь не солдафоном:

  Кто-кто, а жеребец-то –  не муляж.
  С него-то был и начат обыск наш,
  чтоб, в пику неудавшимся афёрам,
  учесть     всё. Конь рассёдлан, а багаж –
  пред вами. Лишь послание – мираж.

  Ну, разве что послать за куафёром –
  парик отклеить, коль на нём парик»?
  «Вы гляньте, а с чего наш друг поник? –
  косился на меня главарь с досады. –
  Хоть ты и был одним из горемык,

  отныне для тебя мы – экспонаты.
  Ну ладно, извини, приятель, надо
  тебе устроить было полный шмон.
  А ты весь чист… как клуб неверных жён»…

Налётчики ушли, а я в сумбуре
предчувствий переваривал свой шок.
Как вдруг посланник от моей Амуры
принёс письмо – загадочный стишок.

Шифровка, как сегодня, так и в прошлом,
простая для моей натуры дошлой:
«Мы счастливы на лоне той любви,
что в песнях воспевается людьми.

Реальны только наша страсть и  то, что
от гнёта расставания мне тошно.
Что липе позарёз, не спросит клён,
и это расхожденье безнадёжно.
Так пусть оставит в каждом свой след лон
любви невероятной, но не ложной!
Карета – у меня, у вас – седло…
Короткий общий путь наш разветвлён.
Ваш обыск – лишь проверка. В женской власти
принять в судьбе любимого участье.
Пусть будет на душе у вас светло.
Пустых сомнений груз лети в ведро!

Виват вам, сударь, за ночные страсти!
Блаженство в запредельном и цветном!
Моя вам благодарность заодно:
совет бесплатный, но не языкастый.

У вас великолепное седло –
храните от воров, чтоб вас везло»…
О даме мненья, как о шустрой белке,
в кругу сомнений от её проделки,
сперва я был готов залечь на дно.
Но, раз она причастна так к проверке,

принять её совет не западло.
К ней полон благодарности навеки,
я тщательно обследовал седло.
(Ну, прямо      помешательства      синдром!)

Шесть раз подряд впустую. На седьмом
я зубы перестал сжимать до хруста.
Мне разом стало весело и… грустно:
любимая потеряна, письмо ж
в седле так было спрятано искусно,
что только по наводке и возьмёшь.

Ловкачка! Всё проделала,     хитря,     но
мне во спасенье – к      бабке      не ходи!
Не скажут мне ни косвенно, ни прямо,
что, мол, змею пригрел ты на груди…
Такая вот случилась мелодрама
любовная… впервые на пути,
где для себя по капле      рай      цедил.

Меня как будто там, близ Амстердама,
в ночь ангел мой      спаситель      посетил.
Не трудно догадаться, эта дама
была у отче Жозефа в сети

его агентов тайных.                – Я б рыдала!
Бег от любви, чтоб избежать скандала?!
– Выходит так. А мне всё ж повезло,
всем мужененавистницам назло.

– Кто ж для самой себя, как ни «кидала»
в любви, та дама?! Личное на слом…
Вот тайн чужих цена! Издержки дара!
Шпионским занимаясь ремеслом,
когда агент в ущерб себе смышлён,

пришлось ей поступиться счастьем личным?
– Цветы природы не чета тепличным –
стерпеть способны много, даже там,
где жизни нет изнеженным цветам…

Я      землю      грыз, любовь была желанна,
забыть ту даму трудно было плавно.
Я мало что нарыл, но вот руда.
Что спас себя я косвенно, мне явно.
Дальнейшее – плод моего труда.
Плод ценен. Он получен не халявно.
Приятно вспоминаю, что тогда
прошёл я испытанье не бесславно.
Мой волен каждый вздох? Да. Выдох – да.
Морально     проверявших     оттоптал,

доверие     начальства     оправдал.
Несу я службу тайную исправно.
И только вот спасительница – странно –
навек ушла в неведомую даль…

  Всё-всё любая дама стибрит, ради
  любимого – скажу не как мудрец.
  На испытанья нам  Рок не скупец.
  Проспи чужой секрет и ты – предатель.
  А     собственный      секрет проспишь – глупец. Поныне      я –
      счастливый обладатель
  всех видов тайн, но… как ловец сердец.

  Всё было. Были молот, наковальня
  и посерёдке – я. Жизнь на войне.
  Позиции сдаю лишь седине.
  Ни разу никого не     предавал     я
  на пройденном пути. По всей длине.
– Вы запросто всё рассказали мне…

  А если я не стану вашим сейфом?
  А если передам всё вашим шефам,
  что вы спаслись тогда чужой рукой?
– Скажу, что смысл рассказа был другой.
Скажу: вас хвастовством дурил и блефом.

Заверю их с улыбкой я, что девам
пускаю пыль в глаза, внушая им,
что пользуюсь всегда у дам успехом,
и даже у агенток. Мол, шальным
враньём производил я впечатленье
на вас. Враньё во имя охмуренья.
Не стать ему ни злым, ни озорным.
И лишь мужской мой     пыл      стоит за ним…
            *           *           *
                (продолжение в http://www.stihi.ru/2017/09/03/5107)