Порошину Вовке

Я вернулся домой. Мы не виделись около года.
Друг мой Вова с вином на Королле в посёлок летел.
Не страшил контингент... непонятки с ночлежкой, погода...
Если честно, башкой люди сами слагают предел.

Мы вдвоём. Целый мир стал столом под кустистым навесом,
Что отец смастерил, как големОв - слепой глиномес.
В пантеоне друзей: между Гефом хромым и Аресом, -
Забурились четой среди девственно свежих древес.

Здесь встречали закат в полупьяном сердец одичанье,
Супротив естеству монолитных читинских домов.
Двух живых голосов раздавалось синхронно звучанье,
Треск поленьев в печи, аромат покупных шашлыков.

Он помог мне с лаве, сговорились на будущий диссер.
Мы курили стихи и в стихию гляделись, ворча.
Только с Вовой вдвоём...: стал доступнее гессевский бисер.
И лишь с ним по плечу стал полтинник томов Ильича.

Бармалеев сосед, что бродил на заросшем участке,
Нам приветливо слал своё "здрасти" в малиновый куст.
Мы ж в наряде Адама боролись с рекою в острастке, -
Он был Флобером слов, я ж в соборы их брал, словно Пруст... 

Два расхожих пути, заплетающих радужны косы:
Я из вольных хлебов, Он батрачит в публичке в чинах.
Но для дружбы миров безразличны мирские вопросы.
Если вдуматься, то - нет различий: Иисус иль Аллах...
...
А пока мир тонул и тянуло Мальстрёмом на дно,
Переправщик чинил (он же Кришна) дырявые лодки.
И мы пили портвейн и смеялись под деревом Бодхи...
Да седой Гераклит на закате нам пел: "Всё-Одно"...