От корня Древа Сефирот - 1-8

1


          В том году лето выдалось известно какое: хмурое, плаксивое, неладное. Многие были очень недовольны. Однако находились и такие, коим всё ни почём: и дождь – не дождь, и тучи – не тучи, и перепады давления – не катастрофа, и политические коллизии – не конец света, и ворчание тех-иных – не в раздражение. Такое впечатление, что живут они на этой земле косвенно, временно исполняющими посильные обязанности, а основная жизнь, главный интерес бытия лежит где-то в другом мире, весьма отличном от настоящего, видимо-осязаемого. К таким людям, безусловно, принадлежит и наш герой – Роман Юрьевич Озеров, в прошлом столичный мастер слесарных работ.

           Через два месяца по выходе на пенсию, Роман Юрьевич уехал жить в деревню, где он бережно сохранил родительский дом, проводя в этом доме почти все выходные и отпуска. На юбилейном собрании семьи, в ответ на поздравления, новоиспечённый пенсионер бодро заявил, что вступает в лучшую фазу своей частной истории. Все улыбнулись на это, мол, пусть потешит себя на старости лет. Но тот действительно чувствовал себя превосходно: легко и радостно, (в любое время года) свободно расхаживая по территории имения босиком и в одних трусах. Загорелый и здоровый, он выглядел гораздо моложе своих лет. Управление домашним хозяйством доставляло ему огромное удовольствие. Верная супруга основные продукты покупала у соседей-крестьян и готовила простые, экологически чистые блюда. К примеру, утром подаст рисовой каши на молоке, омлету с помидорами, или творожку намешает со сметанкой, с ягодкой, да с медком, в обед щи с курятиной, с зеленью с собственных грядок, к ужину котлет накрутит из той же курицы или какой иной местной скотины, а то возьмёт да сходит в лес, и грибков свеженьких нажарит, в сметане, с лучком, под картошечку.

           Накроив от скромного пособия нужную сумму, Озеров заказал сыну хороший бинокль – для внука. Потом всё же признался – и для себя тоже. Люблю, говорит, созерцание, ибо без созерцания нет ни философии, ни здравого смысла. И, главное, погода стала налаживаться. Тучи, правда, гуляли по небу, периодически заслоняя собой солнце, и нет-нет да побрызгает. Но проливных-затяжных дождей, как в прошлом месяце и в начале текущего, уже не случалось. Сочный, густой травостой окружал имение Озеровых плотной, высотой в человеческий рост, цветущей волной, наполняющей воздух поистине райскими ароматами. Щебетали ласточки, щеглы, большой дятел прилетал по утрам на старую ветлу и кричал, кричал, то ли прося чего-то, то ли о чём-то сообщая, перекликались деревенские петухи, нет-нет да собаки забрешут, или гуси загогочут, или кот Озеровых начнёт выть, вызывая на свидание соседскую кошку, а вместо неё выйдет кот и случится очередная битва за любовь. Общим фоном стоял гул насекомых да звон в ушах, а так тишина и безлюдье – все заняты своими делами, никто не слоняется по улице, праздно глазея по сторонам.
 
           Набегавшись по деревне с дорогим сердцу подарком, с оптическим пристрастием поразглядев все сараи, все огороды, все бани, и прочее интересное, Миша Озеров заскучал. Полдня ходил неприкаянный, палкой сбивал крапиву на задах, бормоча что-то невнятное. Когда надоело это унылое баловство, и тусклый взгляд искал, чем бы ещё поразвлечься, на отрока вдруг нашло озарение:
- Дедушка, а давай построим смотровую площадку?..
- Зачем?
- А чтобы, не сходя с места, всю округу обозревать – с высоты-то дальше видно…
- Вышку что ли?
- Ну, да…

          Идея Роману Юрьевичу понравилась, тем более, что в этом он увидел лишний повод к обучению внука реальным ремёслам. Неделю у Озеровых выли-гудели: то бензопила, то электрорубанок, то лобзик, то шлифмашина, плюс возбуждённые творчеством голоса строителей-любителей. Наконец сооружение сочли завершённым. Вышкой, конечно, назвать трудно, скорее, небольшая беседка на столбах, не многим превосходнее заборов и малых строений: сараев, дровяников, душевых, туалетов, бань. Однако, этого оказалась вполне достаточно, чтобы получить к интересу желанный простор. Внук светился от счастья.
- Посиди тут, я за биноклем сбегаю…
- Не спеши, Мишаня, – надо оттяжку дать, чтобы творческий пыл поугас, иначе не взять глубины…
- Какой ещё глубины?
- Мироощущения… пойдём пообедаем, после обеда вздремнём полчасика-часок, а там уж и углубимся, с лёгкой душой…
- Ну, дедушка, ты же знаешь, я не могу спать днём…
- Книжку почитаешь, или бабушке поможешь… делай что хочешь, только дай слово, что без меня не полезешь, иначе не честно получится – трудились вместе, а праздновать будешь один…
- Ладно, даю…

          И вот он, момент истины: взойдя на вершину своего творения, внук и дед победно обозрели округу.
- Красота-а-а!.. – восхитился Озеров-старший, передавая бинокль младшему.
- Всё видно!.. – широко улыбался тот. – Можно приблизить, а можно и отдалить, резкость наводишь и на тебе – нужный объект, как на ладошке…
          Увидев супругу, собиравшую клубнику, Роман Юрьевич попытался привлечь её к их детской радости.
- А ты, бабуля, чего в стороне бродишь – приобщайся?
- Играйте-играйте, у меня дел – делать не переделать…
- Теперь обеды будешь сюда подавать!
- Ага, крылья только распущу…
- Зачем крылья, тут лестница есть…
- Ага, последний раз гимнастикой я занималась, когда училась в четвёртом классе…
          Внук опять озарился идеей:
- Можно сделать маленький лифт – для поднятия обедов, а для бабушки смастерим другую лестницу, как в доме – пологую, с перилами…
- Отличная идея! – отозвался дед. – Но недельку повременим, отдохнём, а то не сможем собраться с силами и лучшими мыслями - доброе дело вызреть должно…

          Слово «гимнастика», брошенное супругой на ходу, запало в сердце Роману Юрьевичу. Покрутив понятие и так и эдак, рассмотрев со всех сторон, подумал: пора внука в дисциплину вводить – хватит ему фиги околачивать.
           После ужина, когда мальчик собрался уже выходить из-за стола, дед его осадил.
- Погоди, дружок, разговор есть… серьёзный…
- Лифт начнём делать?..
- В некотором смысле, да… только не на смотровую площадку, а выше…
- Это куда же выше, на облака, что ли?
- Выше…
- На луну?
- Выше…
- На солнце?
- Выше…
- Ну, дед ты даёшь! И как же мы его будем делать? И, главное, из чего?
- Мысленно, силой духа, из веры и знаний…
- Их ты-ы-ы! – взвизгнул подросток восторженно.
- Погоди радоваться – это потруднее будет, чем молотком махать…
- Но мы же вместе?
- Вместе… и вот тебе первый гвоздь – скажи, как ты понимаешь изречение: кто рано встаёт, тому Бог подаёт?
- Ну-у-у… это… это…
          Бабушка, мывшая посуду, не выдержала.
- Да что ты его мучаешь?..
- Я его не мучаю, я его в дисциплину ввожу…
- Лето на дворе, каникулы, пусть ребёнок отдыхает… у него родители есть, в конце концов, воспитание – это их печаль-забота…
- Родителям некогда – они работают – деньги зарабатывают, а между работами сами с собой разбираются и изводят друг друга своими недоумениями… или забыла, как у нас это было?.. а парень растёт, как трава, сам по себе… а он не трава, он человек – существо разумное, должен стремиться к совершенству… вот скажи ты мне, чем отличается совершенный человек от несовершенного?
           Елизавета Викторовна поставила чистую тарелку в сушилку и повернулась к мужу.
- Совершенства достичь нельзя, можно только стремиться к нему…
- Ну, хорошо, поставим вопрос по-другому – чем отличается целеустремлённый от праздношатающегося?
- Да это и дураку понятно…
- Нет, ты ответь…
- Сам знаешь…
- Внуку ответь…
- Ответ в вопросе: один целен, другой шаток…
- Правильно – чем совершеннее человек, тем больше в нём дисциплины, точнее наоборот: чем больше в человеке дисциплины, тем совершеннее человек…
- Не рано ли ему голову ломать такими ломами? Или ты его муштровать надумал?
- Чем раньше, тем лучше… и вообще, твоё вступление не педагогично… пойдём, Михаил, на воздух…
- На вышку?
- На вышку…

          Июльское солнце садилось, по небу тянулись розовые облака, над полем поднимался туман. Миша поднёс бинокль к глазам. Роман Юрьевич взял у него бинокль.
- Сейчас не об этом…
          Внук внимательно посмотрел на деда.
- Думаю, кто рано встаёт, у того больше времени…
- Правильно… молодец… но мало иметь больше времени, надо ещё уметь организовать это время – так упорядочить его, чтобы всё успевать: и дела, и учёбу, и отдых…
- Какая учёба, дедушка – я на каникулах?
- Дисциплинированный, он же порядочный человек никогда не прекращает учиться…
- И когда болен?
- И когда болен… дисциплина – это ограничение себя в желаниях и страстях, которые мешают достижению цели…
- Например?
- Примеров много – нет ни одной сферы деятельности человека, где можно быть успешным, игнорируя дисциплину… представь себе, в армии: дневальный даёт команду «подъём», а солдаты продолжают спать, или в бою: командир поднимается из окопа, кричит: «за мной, в атаку!», а рядовой Петров говорит, нет, я не пойду, я устал, Сидоров проголодался, а Иванов вдруг сделался непримиримым пацифистом…
- А что это?
- Пацифизм – это общественное движение, направленное против военных методов противодействия… или, скажем, в спорте: тренер говорит спортсмену, надо делать то-то и то-то, а тот отвечает, не буду, у меня другое мнение на этот счёт…
- Это я понимаю, но мне-то что делать?
- Правильный вопрос… тебе надо полюбить дисциплину…
- Полюби-и-ить?.. папа говорит, что ему дисциплина в армии надоела во как…
- Эмоционально – без дисциплины он не смог бы получить хорошее образование и стать профессионалом в своей области… да-а-а, при встрече будет о чём поговорить… а с тобой нам надо составить распорядок дня… во-первых: чтобы раньше вставать, надо раньше ложиться…
- Я не могу рано уснуть – меня мысли разные одолевают…
- Это тоже вопрос дисциплины…
- И во сколько же я должен ложиться?
- В девять…
- Как малыши?
- Зато вставать будешь, как взрослый: легко и бодро…
- А вставать во сколько?
- В шесть… заодно увидишь, как выглядит мир ранним утром…
- А завтрак во сколько?
- Чем позже, тем лучше…
- В двенадцать что ли?
- В девять.
           Мальчик присвистнул.
- Что же я буду делать целых три часа?
- Сходишь в туалет, умоешься, зубы почистишь, помолишься…
- Я не умею молиться…
- Я тебя научу…
- А потом?
- Потом пробежка до речки, у речки разминка, ОФП…
- Что такое ОФП?
- Общая физическая подготовка… затем плавание, и бегом обратно… далее: заправка постели, уборка комнаты…
- Но это же час-полтора, а ещё полтора-два чем занять?
- Уборка территории, и прочие дела по хозяйству…
- Например?
- Например: воды принести, вынести помои, открыть парники, собрать на картошке жуков… да мало ли у нас тут дел, ты вполне уже можешь с ними справляться… во время войны твои сверстники стояли у станков и громили врага в составе партизанских отрядов…
- Понятно, а после завтрака что?
- Почитать, послушать хорошую музыку, познавательную передачу по телевизору посмотреть…
- И так до обеда?
- Жирновато будет – час-полтора и довольно…
- А потом?
- А потом решать текущие задачи… дрова вон подсохли, нужно перевезти на тачке и сложить в дровянике…
- А если Ванька Зыкин придёт и позовёт в футбол играть?
- Пойдёшь, поиграешь в футбол…
          Мальчик задумался. Роман Юрьевич улыбнулся.
- Я научу тебя правильно бегать, подтягиваться на турнике, отжиматься на брусьях, и…
- И что?
- Попробуем стихи сочинять… 
- Стихи согласен, а бегать я и так умею…
- Нет – не умеешь, я видел, как ты бегаешь…
- А может мне и не надо?
- Надо, Миша, надо – древние мудрецы говорили: хочешь быть здоровым – бегай, хочешь быть сильным – бегай, хочешь быть умным – бегай… а мы ещё один пункт впишем: хочешь быть счастливым – бегай с молитвой… мы с тобой сперва до речки будем бегать, потом до церкви, потом и большой круг осилим – вокруг деревни, мимо заброшенных коровников… километров пять будет…
- Нет, я, наверное, не осилю…
- Осилишь – любая цель достигается упражнением в дисциплине…

          На выходные ждали Мишиных родителей, но они опять не приехали – опять их кто-то куда-то там пригласил, а они не смогли отказаться.
           В субботу утром приходил Ванька Зыкин и увёл Мишу почти на целый день, за что последнему хорошенько влетело от деда.
           В воскресенье ходили в церковь. Бабушка причастилась. Батюшка читал проповедь в тему. Когда возвращались домой, Роман Юрьевич акцентировал на своём.
- Видишь, Михаил, и в церкви дисциплина, порядок, устав…
- А что такое смирение?
- Смирение, по сути, есть вхождение в дисциплину…
- А послушание?
- Послушание – часть смирения…
          За воскресной трапезой пожилой Озеров изъяснял юному технику бега: как правильно ставить стопу, как держать корпус, как работать руками, как дышать. Ученик с благоговейным трепетом смотрел на учителя.
- Дедушка, а ты марафоны бегал?
- Бегал…

          После завтрака Миша взял бинокль и полез на вышку. Роман Юрьевич в раздумьи прохаживался по свежескошенной траве. В калитку постучали.
- А ну, Минька, глянь в прибор, кто там?
- Цыгане из лесу идут, чернику предлагают…
- Бабушка берёт?
- Берёт…
- Эх, самим бы сходить да всё некогда – то одно, то другое… теперь вот сарай надо править, крыша прохудилась…
          Он подошёл к сараю, приставил лестницу и полез уже, как вдруг раздался визг вооружённого отличной оптикой наблюдателя.
- Их ты-ы-ы! Дедушка, смотри, у Поляковых драка!
           Моложавый пенсионер молнией метнулся от одной лестницы к другой.
- И кто с кем?
- На, сам погляди…
          Взял бинокль, навёл резкость.
- Да-а-а, хорошо мутузятся… непонятно только: отец сына или сын отца… второе, конечно, хуже… вот, внучек, запомни, теряя дисциплину, люди теряют и голову…

          Молоко, сметану, масло, творог Озеровы брали у Поляковых. В понедельник утром, после купания в реке, Роман Юрьевич сел на велосипед и поехал за молочкой. Внук остался помогать бабушке.
- Здорово, Коль?
- Привет…
- Что это у тебя?
- Корова лягнула…
- В Писании сказано: нет ничего тайного, что не стало бы явным…
- В Писании много чего сказано… например, сказано, что Бог наказал Адама и Еву за то, что они вкусили от Древа Жизни – это нормально, да?..
- Ты, как всегда, перепутал – не от Древа Жизни, а от Древа Познания добра и зла…
- Вечно ты, Роман, Бога оправдываешь…
- Я Его понимаю, потому и оправдываю…
- Надеешься, что и Он тебя оправдает на Страшном Суде?
- Надеюсь…
- Ладно, давай банки… и пошли в дом – мне с тобой поговорить надо…
          Сели за стол. Поляков не находил места рукам.
- Тут такое дело, Роман… а может чаю, или чего покрепче?
- Ты же меня знаешь…
- Извини, это я так, от волнения… понимаешь, мы с Петькой хоть и помирились, а всё равно свербит, крутится в голове, не уходит, и сердце ноет, ноет – сын, как никак… рассуди со стороны, кто из нас прав?.. я ему говорю, хватит пить – синий уже весь… а он хамит: не мешайте мне жить, папаша!..
- Нет, брат, уволь – я вам не судья… одно скажу, дисциплину надо восстанавливать и укреплять – крепкая дисциплина, и не заметишь, как сама прогонит всех чертей…
- Значит, не желаешь разговаривать… а, между прочим, в Писании сказано: носите тяготы друг друга…
- Провокатор ты, Колька… сам посуди, когда Петька твой в младенчестве возрастал, потом в отрочестве, в юности, ты чем занимался, наглядно?
- Работал я, Рома, и ты это знаешь, пахал как проклятый!
- А после работы?
- Известное дело… с устатку…
- Так чего ты хочешь от сына – каков отец, таков и образец…
- Выходит, я виноват!.. но я же уже год как в завязке, поэтому и смотреть на него противно…
- Пойду я, а то молоко скиснет…

          Внук встретил деда у ворот.
- Ну, и за что подрались?
- Древо Жизни не поделили…
- А разве его можно поделить?
- Можно и нужно, ибо человек устроен по тем же принципам… кстати, Древо Жизни, оно же Древо Сефирот – состоит из одиннадцати Сефир, то есть сфер, которые единосущно и нераздельно связаны между собой… и, кстати, произрастает это Дерево корнями вверх…
- Как это?
- Потом – слышишь, бабушка к столу зовёт…

          В конце августа родители приехали за Мишей.
- Ой, а вырос-то как!..
- А глаза-то какие умные – страшно смотреть!..
           Роман Юрьевич внёс предложение.
- Пусть остаётся…
- А как же школа?
- Обучим…
- А что, это мысль… – согласился папа. – Теперь модно образование дома давать…
- Вот уж нет! – возразила мама. – Слава Богу, не сирота…
         



2


         Стояли последние августовские дни. Тихо стояли. И в этой красочной по-летнему ещё тишине уже слышались томные возгласы ранней осени. Мысли казались более ёмкими и весомыми. Особенно, когда Озеровы после службы в храме проходили вглубь кладбища и сидели на лавочках у могилок родителей.
           Внука отняли, и Роман Юрьевич несколько заскучал, утратив предмет наблюдения роста, без которого путь к совершенству теряет творческий накал и смысловую остроту. Женой совершенствоваться не хотелось – это грозит потерей мира, обретённого в муках войн и трудов.
           Она видела и понимала настроение мужа – столько лет вместе. Как знать, возможно, то самое супружеское единство, о котором говорится в Священном Писании, ими было достигнуто, хотя и на склоне лет.
- А то за грибами сходил бы?.. люди вон с какими кошёлками из леса выходят…
- По этой части ты специалист…
- С радостью бы, да ноги не несут – или не видишь, вся перетянутая хожу…

          Сон приснился странный, страшный: будто плывут они с супругой на катере… большой такой катер, видимо, промысловый: с матросами, машинным отделением и рубкой... плывут по реке… река выходит в море, и тут, на выходе, видят, на встречу им идёт огромное судно, гигантское, типа «Титаник»… и совсем уже близко – вон как якоря нависают… – Он же нас раздавит! – кричит Роман Юрьевич, и мгновенно оказывается на берегу… видит, катер на полном ходу разворачивается, переворачивается и тонет… сердце сжалось, заплакало… – Лиза! – закричал, что есть мочи, и стал зачем-то раздеваться… зачем? – матросы ныряют в одежде, а он с носками возится – тугие носки, тугие…  а время идёт, уж и «Титаник» прошёл, и матросы сидят на берегу, отдыхают, а он всё носки снять не может. – Да, что же это такое, Господи! Лиза!! Лиза!!! – а в ответ тишина, и страшное ощущение-понимание, что она там, под водой, внутри затонувшего катера… стало невыносимо, будто он сам находится под толщей тяжёлой, тёмной воды, и не может дышать, и жить не может, и умереть не может… а она умерла… Господи помилуй, она же умерла…
- Лиза!
- Что? Что случилась?
- Уф! Подумал, ты померла… сон приснился дурацкий…
          Она улыбнулась, поцеловала его в плечо.
- Значит, ещё поживём…
          Он посмотрел на часы: без десяти пять. Встал, умылся, помолился, собрался и пошёл в лес.
          
           Места грибные Озеров знал. С детства знал. Он сразу пошёл туда. Вот первое место – ельник, кривой раскидистой сосной начинается. Идёт, смотрит – нет грибов. Вернее, были, да кто-то опередил. Причём, не ножом резал, а пальцами дёргал. Ладно, думает, пойдём в другое место. Приходит туда, и там то же самое – как сказал бы криминалист, один почерк. Стоит, смотрит на свежую лунку, рассуждает. Вдруг слышит, веточка хрустнула. Посмотрел в ту сторону. Увидел. Узнал. Подходит.
- Ай-ай-ай, Коля, не хорошо…
          Человек вздрогнул, выпрямился, положил в корзину гриб.
- А, это ты, Роман, здорово…
- Здорово… это что, мода такая пошла – грибы пальцами драть?
           Поляков рассмеялся.
- Да-нет, ножик дома забыл… слыхал, на прошлой неделе, во время грозы, к Ваньке Селезнёву шаровая молния залетала?
- Нет, до меня ещё не донесли…
- Доношу, докладываю: страшное дело, говорит, слышу, вдруг, скрежет, словно, железо об железо, смотрю и не пойму, что это и где?.. куры мечутся, на крыло встают, Тарзан скулит, к ногам жмётся… потом, голову, говорит, поднял – батюшки!, шар огненный лежит на проводе, над гаражом…
- Большой?
- Вот такой – с футбольный мяч…
- Яркий?
- Яркий, говорит, но не как сварка… если бы как сварка, он бы на него смотреть не смог…
- Белый?
- Нет, красный, говорит… стою, говорит, смотрю на него и думаю, что делать?.. в гараж залетит, пожар будет, пошёл за огнетушителем, вернулся, а его уж нет… вот какие чудеса случаются, Рома, а ты говоришь, грибы пальцами брать нельзя…
- Да это я так, пошутил…
- А-а, понял… а я вот всё про молнию эту думаю – ведь ни хрена же не знаем о природе этого явления – откуда приходит, куда уходит?.. правильно говорят, что человечество не в том направлении развивается… а взять политику – дурдом стопроцентный: санкции-шманкции, шоу-шапито…

          Озеров, предчувствуя долгий разговор, поставил на землю корзинку, снял с плеч рюкзачок.
- Я так не думаю…
- А как ты думаешь?
- Думаю, человечество развивается сразу во всех направлениях, только не все направления обывателю видны…
- Не понял?
- Да, просто всё, Коля, – людей много, одни идут в одну сторону, другие – в другую, третьи – в третью, и так долее…
- Да уж, чем дальше в лес, тем больше дров… тогда, может быть, и происхождение у всех разное: я, к примеру, от обезьяны произошёл, ты – от дельфина, а Ванька Селезнёв – от инопланетян, раз уж ему такое явление было, а нам с тобой нет…
- Может быть… но я бы иначе сформулировал…
- Сформулируй, будь добр…
- Мне видится, что Бог создал человека, мужчину и женщину, для единосущного проживания жизни, смысл которой заключается в познании Любви… но они позволили себе нарушение дисциплины Бытия, что привело к искажению сознания, в результате чего и потомство рождалось, и до сих пор рождается с изъянами – так и мы с тобой появились на свет кривомыслыми…
- Говоря по церковному, и мы зачаты во грехе, и дети наши зачаты во грехе, и поэтому мы с Петькой никак не придём к общему знаменателю мира, так?..
- Примерно…
- Не-е-ет, я не согласен с такой формулировкой… я своего сына в любви зачинал, и только ради него терпел Галькины выкрутасы, даже когда у нас с ней никакой любви уже не было…
- То есть ты хочешь сказать, браки заключаются ради детей?
- Да, и в Писании сказано: плодитесь и размножайтесь…

          Озеров огляделся.
- Смотри, какие удобные пеньки… присядем?..
- С удовольствием…
          Присели. Роман Юрьевич достал из рюкзачка термос с чаем и пакет с бутербродами.
- Надеюсь, не откажешься?
- За компанию не откажусь, хотя сам не имею привычки с обедом ходить в лес – примета плохая…
- Что-то я такой приметы не знаю…
- Это моя личная примета, частное, так сказать, замечание…

          Пьют чай, едят бутерброды. Вокруг красота. Тишина. Только кроны деревьев шумят-шевелятся слегка.
- Славный чаёк, однако… – похвалил Поляков.
- Травный: чабрец, мята, Иван-чай, листья смородины, вишни…
- Букеты любишь?
- Люблю…
          Поляков с прищуром посмотрел на Озерова.
- А ты, Рома, совсем не такой, каким раньше мне виделся…
- И какой же?
- Не знаю… как будто нездешний, из другого мира… хотя прекрасно помню, как мы с тобой детство проводили…
- Это лирика, Николай… давай предыдущую тему добьём…
- По-моему, там всё ясно…
- Значит, ты считаешь, что браки заключаются исключительно ради детей?
- Именно так. Когда Петька в армии служил я, знаешь, как переживал – редкую ночь спокойно спал, а вот когда Галька в санаторий одна ездила, не переживал…
- А я говорю, нет – мужчина и женщина становятся мужем и женой ради Любви, и только ради Неё…
- А дети?
- Дети – естественный плод этой Любви – нет нашей в этом заслуги… оглянись, мало ли на свете пар, которые не имеют детей, но Любовь имеют – так Богу угодно… и не имея Любви, как воспитаешь своё кровное чадо?.. сам посуди, если бы между тобой и Галиной была Любовь, Пётр ваш получился бы не таким, и ты бы теперь не мучился им… 
- Это ты верно сказал, мучаюсь… я ведь, Рома, к реваншу готовлюсь… мешок с песком кулаками калачу, штангу из тракторных шестерён тягаю, бегаю по ночам, чтоб люди не видели – выносливость тренирую…
- А он?
- И он тоже – у них там, в охране, спортзал и всё необходимое оборудование…
          Озеров улыбнулся.
- Вот видишь, из любой ситуации, даже самой трагической, можно извлечь пользу…
- Что ты имеешь в виду?
- ГТО… вы же в отличной физической форме – хоть на фронт, хоть на целину…
- Куда угодно, но сначала я ему рёбра переломаю – совсем охамел…
- А не поздновато ли? – в Писании сказано: чтобы сын не огорчил тебя в старости, сокруши ему рёбра в юности…
- Лучше поздно, чем никогда… у него там, видишь ли, проблемы личного плана, а я, значит, здесь отдувайся… нашёл крайнего…
- Правильно, ты и есть крайний – когда было время воспитывать его Любовью, ты воспаивал себя брагой, до потери сознания…
- Я брагу раза два только пил, когда мне было лет двенадцать – отец угощал…
- Я сказал образно, но видимо точно – и ты воспитан в хмельном угаре… цепочку прослеживаешь?
- Да прослеживаю, прослеживаю! Что мне теперь, удавиться от безысходности?
- Ну, это уже крайний радикализм…
- А ты что предлагаешь?
- Надо методику другую сочинить…
- Давай сочиним… погода хорошая, торопиться некуда…

          Озеров разлил остатки чая, вытряхнул из термоса заварку. Простучал дятел. Сосна скрипнула. Волны хвойного воздуха ласкали лицо. Хорошо.
- Хорошо… скажу я тебе три слова про Любовь, а ты сам связывай и решай… первое слово услышал я от нашего великого путешественника Фёдора Конюхова… знаешь такого?
- Ну, ты совсем-то уж меня под половицы не загоняй…
- Широчайшего дарования человек: спортсмен, философ, художник, естествоиспытатель, священник…
- Ну, и чего он сказал?
- Умею, говорит, любить природу, дело, которым занимаюсь, молитву, а вот людей любить не умею – хотя бы капельку мне от той Любви, которою любит людей Христос…
          Поляков глотнул чаю, встал, снял кепку, хлопнул ей об колено.
- Эх, как сказал!
- Слушай второе слово, оно мне досталось от святителя Тихона Задонского: Любовь – это предвкушение вечности…
- Ой-ой-ой… это запредел какой-то… помнишь, у Высоцкого: все мозги разбил на части, все извилины заплёл…
- Третье слово самое страшное – передохнёшь, или сразу сказать?
- Давай сразу, пока я в чувстве…
- Имени этого священника я не знаю – включил телевизор, передача уже шла, и он говорил: дьявол редко кому является в своём исконном образе, такую честь надо ещё заслужить, чаще всего он приходит в обличии Любви…
          Поляков сел на пенёк, обречённо положил руки на колени.
- Всё, ты меня добил…
- А как ты думал – это же Люцифер, падший ангел, когда-то первый во всём – он был первым помощником Богу при сотворении мира и человека – он отлично знает, что такое Любовь и как нарядиться в Её одежды, как сыграть Её на подмостках души человеческой, чтобы человек поверил и повлёкся за ним в преисподнюю… это он придумал алкоголизм, наркоманию и прочее такое, и внедрил в человека…
- А не Бог ли? Он же так сотворил человека, что в нём естественно вырабатывается необходимая часть алкоголя…
- Необходимая, Николай, необходимая! А всё, что сверх того, до умопомрачения, до зелёных соплей – это дьявольское ноу-хау – все измы и чрезмы от него, окаянного…

          Поляков громко выдохнул.
- Да-а, крючковато… а давай рассмотрим конкретно мой случай, так сказать, в свете этого слова?
- Совершенно очевидно, что вы с Петькой давно уже у него на крючке… он даже и помнить про вас перестал – ну пьют себе пацаны и пусть пьют – твёрдо ко мне идут… хорошо же пили – дружно?
- Пили-то хорошо…
- Ну, вот, а тут вдруг ты завязываешь и объявляешь режим трезвости и здорового образа жизни, да ещё и сына своего принуждаешь трезвиться… это же вызов, Коля!.. разве может он такое стерпеть?.. но ты не петушись – без Божьей помощи тебе его не осилить…
- Почему это? Я же пить бросил…
- Масштабы сопоставь…
           Поляков отвернулся и смотрел куда-то сквозь лес.
- Я всё понял, Рома, в воскресенье пойду, исповедаюсь и причащусь… и балбеса своего притащу…
          Озеров закрутил крышку и положил термос в рюкзак.
- Не притащишь…
- Почему это?
- Потому, что в пятницу он уже приедет, что называется, на макаронных ногах, и всю субботу будет поддавать и поддавать, а в воскресенье, когда рано утром ты станешь его тормошить, он пошлёт тебя, в лучшем случае, в баню, и ты не сможешь стерпеть, и вы опять отмордуете друга наотмашь…
          Поляков опять посмотрел на Озерова с прищуром.
- А вот и нет – предупреждён, значит, вооружён…
 
           Елизавета Викторовна косила косилкой траву. Войдя во двор, Озеров покачал головой.
- И тут неладно… Оставь – я докошу!.. посиди, отдохни…
- Не хочу отдыхать… да и сидеть не на чем – ни одной лавочки нет…
- А это что?
- Сам на этом сиди…
- Ладно, лавочками займусь…
          Она заглянула в кошёлку.
- А где же грибы?
- Колька Поляков опередил…
- Ясно, встретились, и полдня воздух колебали… то-то, гляжу, ветер поднялся…

          В воскресенье утром, после молитвы, пробежки и купания в реке, Роман Юрьевич взял бинокль и взошёл на свой рукотворный «Синай». Он приблизил прибор к глазам, навёл резкость. Поляковы дрались. Что-то пошептав и осенив ту сторону крестным знаменьем, спустился, оделся в праздничное и они с супругой отправились на службу. Погода стояла ясная, тёплая, тихая. В воздухе, в небесах, в красках растительности играли осенние нотки, отчего мысли казались более глубокими и простыми.
           Когда возвращались из храма, Роману Юрьевичу вспомнился тот жуткий, невыразимо язвительный сон. Он остановился, взял жену за руки, посмотрел в глаза. Та удивилась.
- Ты чего?
- Как ты думаешь, мы правильно воспитали нашего сына?
- А почему тебя это так разволновало?
- Ты же знаешь, какие у Поляковых серьёзные нестроения…
- Ну, если в сравнении с Поляковыми, то мы своего сына воспитали правильно – он же не кидается на тебя с кулаками…
- А есть за что?
- Было…
          Озеров обнял жену за плечи и повёл, шепча на ухо.
- Сейчас придём домой, я возьму деньги и поеду в город…
- Зачем? – удивилась она не шёпотом.
- Мотоцикл куплю…
- Велосипедов мало?
- Буду ноги твои возить…

          В понедельник, по обыкновению после завтрака, он сел на велосипед и поехал к Поляковым за молочными продуктами.
- А что не на мотоцикле?! – крикнула вдогонку Елизавета Викторовна.
- Бензину на себя жалко!..

           Поляков встретил нерадостно. Его оплывшие глаза метали шаровые молнии синего цвета. Настоял пройти в дом для продолжения разговора. Прошли, сели за стол. Воцарилась тишина. Слышно было, как мухи жужжат и бьются о стёкла. Вдруг Поляков вскочил и, опершись на кулаки, нервно зашипел, словно боясь, что его могут услышать чужие.
- Скажи мне, Роман, только просто скажи, без философии и библейских цитат – сам-то ты правильное воспитание получил?
- Нет.
- А сына своего воспитал правильно?
- Нет.
- Так какого же хрена ты мне темя расклёвываешь?!
           Озеров поднялся, взял авоську с банками и пакетами, и молча направился к выходу. Поляков ехидно ухмыльнулся.
- Что, и сказать нечего?
           Роман Юрьевич обернулся.
- Ты спросил, я ответил…
- Да не ответил ты, а накаркал… и, главное, стоит, лыбится, друг детства…
- Извини, Высоцкого вспомнил: и осталось лицо, и побои на нём, ну куда теперь выйти с побоями…




3


         Утро. Сентябрьское солнце заглядывало в окно. Жёлтых листочков на берёзе становилось всё больше. Мысли и чувства сплетались в единый томительно-рассудительный ком. Бежать не хотелось. Роман Юрьевич наблюдал за котом. Тот шёл по забору в сторону соседей, у которых жила его любовь.
- Лиза, посмотри, у Мавра опять ошейника нет…
- Уж и не знаю, что делать – каждый день дерутся, никаких ошейников не напасёшься…
- Пусть так бегает, оппонент его вообще не знает ошейника и ничего… а мы всё боимся, что нашего блохи сожрут, и нами закусят…
- Закусят, закусят…
- Ладно, побегу, а то что-то нынче лень уж больно остервенелая…
- Может, хватит тебе бегать-то, чай не юноша?..
- Эх, Лиза-Лизавета… – он не стал объясняться – время терять, надел кроссовки и побежал…

          Опыт показывает, «неохоту» надо преодолевать – Царство Небесное силой берётся. Озеров решил изменить маршрут – внести, так сказать, новые краски. Побежал колеёй, которая ведёт в лес на делянки, там, километра через два, поворот на Зубаровскую лесопилку – это ещё километра два с половиной-три, а от лесопилки до реки, непосредственно до места, где он купался, по косой тропе, через поле, рукой подать – максимум километр.

           После завтрака, испытывая сытость, томленье усталостью и радость здоровья одновременно, Роман Юрьевич взялся доделывать лавочку – вторую, а надо три. Работа спорится, когда мастер знает, что делает. Подошла Елизавета Викторовна.
- Олег звонил: в пятницу вечером будут…
- Все?
- Все.
- Хорошо… эту лавку сам добью, а третью Мишка пусть ловчит – он любит деревяшки строгать, гвозди заколачивать…
- Он, пожалуй, наловчит – мал ещё…
- Под моим чутким руководством… всё подготовлю, и буду незаметно подделывать у него между рук…
- Хитрый, да? А если он тебя раскусит?
- В огне творчества периферийное зрение плохо работает…

          Как уже говорилось, после обеда Роман Юрьевич любил вздремнуть часок-другой. Проснувшись, пил чай и опять брался за дело. А вечером, после ужина, они с Елизаветой Викторовной садились на мотоцикл и ехали кататься. Доезжали до реки, стелили на траву пенный коврик, и сидели, смотрели на воду, на поле и лес, что на том берегу, на туманы, пока не появлялись звёзды и луна. Сидели молча. Видимо, разговаривая сердцами, вобравшими весь этот непостижимый объём творения Божия. Обратно ехали при свете фары, что делало прогулку ещё романтичнее. На прямых участках дороги он поддавал газку, она прижималась к нему, и их единство казалось незыблемым – ни смерти, ни болезней, ни политики, только Любовь.

           В Пятницу утром, около десяти, пожаловал Поляков. Роман Юрьевич готовился встречать внука: подбирал материал, наносил разметку, затачивал-отлаживал инструмент.
- К тебе гость! – крикнула жена.
- Уже приехали?
- Нет – местный… наши будут к полуночи, не раньше…
          Поляков, как-то неровно подошёл, поздоровался.
- А-а, это ты, Николай… редкий случай – когда ещё увижу тебя праздношатающимся…
- Это верно – некогда нам праздно шататься – дел, что звёзд над головой – бездна…
- Значит, по делу пришёл?..
- По делу…
          Озеров посмотрел на друга детства, улыбнулся.
- Погоди, сейчас я тебя удивлю…
          Он пошёл в дом, взял бинокль, подвёл друга к вышке.
- Полезай…
- Иш ты, какую беседку сварганил – на ногах…
- Смотровая площадка…
- Вижу, что смотровая… вся деревня, как на ладони…
- На-ка, прибор, полюбуйся приближенно…
          Поляков обвёл вооружённым взором округу и повёл линзы в сторону своего дома.
- О, моя раскорячилась – стирает… а гуси в огород залезли, морковь дёргают… дура, бросай свои юбки, беги гусей отгоняй… погоди, Рома! – он отнял бинокль от глаз, и остро вперился в Озерова. – Так ты все наши побоища наблюдал?..
- Нет, только два…
- А только два и было! – он больше не приезжал, сказал, ноги его больше у нас не будет…
- Плохо…
- Да-а-а, уж куда хуже… так значит, ты про всех всё знаешь…
- Ага, делать нечего: как проснусь, сразу сюда залезу и день-деньской сижу, смотрю у кого, что происходит… и записываю – мемуары пишу… и, знаешь, так это интересно, что и про еду забываю, только когда стемнеет, спущусь, быстренько поем, и спать, чтобы завтра чуть свет и на работу…
- Я серьёзно, а он лыбится… мне твои слова про Любовь покоя не дают…
- Это не мои слова…
- Да какая разница… прав Конюхов – если бы и мне, хоть капельку от Христовой Любви, разве стал бы я с родным сыном мордобойничать… и вот ещё что я думаю, Рома. – Поляков зачем-то огляделся по сторонам.
           Озеров улыбнулся.
- Ты что, боишься?..
- Да никого я не боюсь, просто мысль страшно масштабная… представь себе, что было бы, если бы каждый человек на земле – все-все: и американцы, и китайцы, и немцы, и поляки, и русские, и узбеки… короче, все без исключения, получили бы по такой капле в сердце… ты представляешь, как мир изменился бы…
          Роман Юрьевич внимательно посмотрел на друга.
- А знаешь, Коля, я бы иначе сформулировал эту мысль…
- Ну?
-  Я так люблю нашу деревню, что мне не интересны никакие Турции, Испании, Египты, Америки и прочие… у нас тут есть всё для того, чтобы жить счастливо – у нас нет повода для зависти и злости… и пусть у них там будет такая же благодать…
          Поляков посмотрел с прищуром.
- Пенсию бы побольше…

          Роман Юрьевич не стал дожидаться приезда сына с семьёй – в 22:00 отбился, как образцовый солдат. А в 6:00 он подкрался к кровати внука, поцеловал в лоб и прошептал:
- Самый младший рядовой Озеров, подъём… нас ждут великие подвиги…
          Мальчик вскочил, сел, и уставился на деда широко раскрытыми глазами.
- Дед, я уже отвык от всего этого…
- Это плохо… на воспоминание у нас всего два утра… а сейчас: в туалет, затем чистить зубы, умывать лицо, молиться и бегом на речку… только тихо…
- Вода холодная, мамка ругаться будет… – прошептал мальчик…
- А кто ей скажет?.. – прошептал старик.
            
           «Нет ничего тайного, что не стало бы явным» – гласит Святое Писание. За завтраком, глядя на сына, мать выразила своё мнение.
- Роман Юрьевич, если Миша простудится, кто будет его лечить?
- Ты о чём, Люся?
- Я видела, как сверкнули ваши пятки в сторону реки…
- Похвально – кто рано встаёт, тому Бог подаёт…
- Ах, оставьте эти ваши вечные прибауточки… мне не до шуток…
- И я не шучу… во-первых: посмотри на него внимательно – здоровое, свежее лицо… во-вторых: даже если, что у меня лично в голове не укладывается, произойдёт то, о чём ты говоришь, оставите его здесь, а через неделю заберёте – дисциплина лечит любые болезни…
- Так я и думала!.. я предчувствовала, что не надо нам ехать сюда…
- Ну, Люси`, не пытайся выдувать пузыри из воды, в которой нет мыла… – нехотя выступил молодой муж.
           Молодая жена махнула рукой.
- Господи, ещё один баснелюб-балалаечник…
          Озеров-старший подмигнул Озерову-среднему, тот тоже улыбнулся глазами.

           Когда «главная», как назвал её Роман Юрьевич, лавка была готова, Миша обошёл её кругом, внимательно вглядываясь в детали.
- Дед, это что же за лавка такая получилась?..
- Исключительный фасон, мистико-миротворческий… это не просто лавка – это лавка-Древо Сефирот… тащи свою выжигалку…
- Какую выжигалку?
- Которую мы с тобой в Бусинове позапрошлым летом покупали…
- Которой выжигали узоры на ступеньках?..
- Именно.
- И что мы будем выжигать?
- Не выжигать, а проявлять огнём имена Сефир… посчитай, из скольких деталей состоит наше изделие?.. должно быть одиннадцать…
- Раз, два, три… но здесь двенадцать…
- Правильно – давай огласим каждую и карандашом наметим именные слова: вот здесь пиши – Венец – означает океан Бытия, Бог Отец, молитва, абсолютное первоначало всего сущего, глубинное содержание всех мировых феноменов; здесь пиши – Мудрость, и здесь пиши – Мудрость…
- Две мудрости – это правильно?
- Правильно – одна мужская – означает мужское начало, Бог Творец, другая женская – означает женское начало, Великая Мать… понимаешь?
- Не знаю… не уверен…
- Ничего страшного – это вопрос времени… идём дальше: здесь пиши – Милосердие – означает Бог Хранитель, милостивый Государь; здесь – Строгость – Бог Вседержитель, построение нового, через разрушение старого – к примеру, дом давно построили, он обветшал, крыша того и гляди обвалится, его ломают, строят новый… так появился и Новый Завет…
- Понятно…
- Молодец, на лету схватываешь… сколько уже написали?
- Пять.
- Пиши здесь – Красота – это Бог Сын, Божественное Дитя, Иисус Христос, гармония, любовь, мир духовный; так, здесь у нас будет – Победа – эстетика, сфера эмоций; здесь – Слава – ментальная сфера, интеллект; здесь – Форма – тонкий мир, сфера ментальных интересов и взаимосвязей; здесь – Царство – земля, природа, материя; а вот здесь пиши – Знание…
- Как, здесь неудобно?
- Правильно – это тайная Сфера, она сокрыта от суетных глаз… сейчас открутим эти две доски и будет удобно… вот так… обратно прикручивать пока не станем…
- Почему?
- Ещё выжигать, зачем же мы будем делать лишнюю работу – запомни раз и навсегда, лишнюю работу никогда делать не надо – это напрасная потеря времени и сил… всегда продумывай дело во всех мелочах, и давай время, чтобы вызрело…
- Как это – вызрело?
- Просто – сегодня думаешь, всё - это окончательное решение, а потерпи до завтра, и увидишь ещё одно, лучше прежнего, а послезавтра ещё одно – ещё лучшее…
- И сколько же так терпеть?
- Пока не увидишь, что пошли худшие, тогда из лучших выбираешь лучшее и вперёд…
- Ясно… ещё одна осталась… вот, спинка пустая…
- Двенадцатую добавляем по наитию, имя ей – Воскресение… так и пиши Воскресение – торжество жизни над смертью…

          В воскресенье, за завтраком, поздравляли Олега и Людмилу с годовщиной свадьбы. Первое слово сказал, естественно, глава и старшина семейства Роман Юрьевич.
- Итак, дорогие дети… не морщься, Людмила, вы всегда будете для нас с Лизой детьми… поздравляю вас с этим событием и желаю только одного – духовно-душевного здравия…
- Нам и телесного не мешало бы…
- Будет духовное, будет и телесное… духовный человек отличается от прочих тем, что в любой ситуации, даже самой нелепой, самой противоречивой, самой трагической, он умеет найти пользу и продолжить путь к совершенству…
- А просто жить нельзя?
- Можно, как, например, баклажан в парнике, но это не человеческий уровень – человек существо разумное, ему прилично движение к совершенству, к Богу, к Творцу…
- Ой, как это всё сложно…
- Напротив – проще пареной репы – всего три «Ц» и три «П»…
- Ну, вот, загадочки полетели…
- Объясняю: три «Ц» – это Целеполагание, Целеустремление и Целедостижение… а три «П» – это Постоянство, Последовательность и Постепенность…

          Время пронеслось со скоростью одного моргания. Перед отъездом, так сказать, на дорожку, молодая семья посидела на скамейке-Древе Сефирот.
- Ну, всё – пора, а то ещё пять часов езды, а завтра на работу… – сказал Олег и нправился к автомобилю.
            Миша подошёл к Роману Юрьевичу и, взяв его руку и крепко сжав двумя своими, прошептал:
- До свиданья, дед… а на мотоцикле ты меня так и не прокатил…
- Не трагедия… сейчас заведём и поедем за ними аж до самого большака…
          На лице мальчика вспыхнуло солнце радости.

           У выхода на большую дорогу остановились. Внук прижался к деду и заплакал.
- Ты крутой, дед… звони, или шли СМСки – мне без тебя никак… 




4


          Озеровы возвращались с вечерней прогулки. Свет фары выхватывал из темноты фрагменты родной местности – родины. Прохладный воздух, напоённый осенним дыханием земли, радовал душу – спокойное, рассудочное переживание, без примеси той страстной динамики, какая случается по причине молодых лет, незрелого ума или душевного расстройства от заблуждений. Чуть повернувшись назад, Роман Юрьевич кивнул супруге:
- Хорошо…
           Она промолчала, лишь улыбнулась и сильнее прижалась к мужу.

            Вдруг, луч света объял человеческую фигуру. Человек махал рукой, просил остановиться. Остановились. Мотор заглох. В ушах продолжало гудеть. Человек приблизился, протянул руку.
- Добрый вечер, Озерки...
- Здравствуй, Николай…
- А я каждый день вас наблюдаю… дай, думаю, остановлю, спрошу, может ответят…
          Озеров улыбнулся.
- Про смысл жизни, что ли?
- Да-а, а как ты догадался?
- На тебе куртка наизнанку надета…
          Поляков посмотрел на себя, ощупал куртку, рассмеялся.
- И впрямь, наизнанку… может, ко мне зайдём, я вас чаем угощу с медком – свой, последний взяток… опять же Галине моей развлечение, а то живём, как в сказке – старик со своею старухой, пустынный берег, холодные волны, разбитое корыто…
- Спасибо, Коля, поздно уже…
- Да где же поздно, Рома, время детское?
- Привычка, глаза уж слипаются – сил осталось только до дома добраться, ткнуться в подушку и поминай, как звали…
- Счастливчик… а я плохо сплю – думами мучаюсь…
- Завтра – за молоком приеду, там и поговорим…
- Ну, что ж, завтра так завтра… спокойной ночи…
- Спокойной ночи…

          Ночь для Озерова прошла не спокойно. Мучился думами, ворочался, вставал, в окно выглядывал, во двор выходил, на звёзды глядел, молитвы шептал. Предстоящий разговор мерещился. Тема.

           Однако, сон, какой-никакой, а привиделся. Снилось: бегут они с внуком, на речку, утро, лето, тепло… но вот уже речка, вот место их купальное, а они мимо пробегают, и всё бегут, и бегут… – а мы куда, дедушка? – спрашивает внук. – на Кудыкину гору… – зачем-то отвечает Роман Юрьевич, и тут же, устыдившись своих слов, поправляется: Поляковы опять дерутся – мирить их бежим… прибежали, а там ни кола, ни двора – одни руины… – Что же вы натворили? – спрашивает Роман Юрьевич. – Сам что ли не видишь? – отвечает Поляков-старший и выпускает из рук кувалду… кувалда падает и, с грохотом, проваливается сквозь землю… Миша заглядывает в дыру и говорит: дедушка, смотри, тут небо видно…

- Ну, и о чём говорили? – спросила Елизавета Викторовна, принимая авоську с молоком, маслом, сметаной, творогом и майонезной баночкой мёда.
- Как и заявлено было в анонсе: о смысле жизни…
- Подробнее можно?.. мне интересно…
- Мучает его имущественный вопрос – кому хозяйство передавать?.. с ярмарки, говорит, еду, везу много, а кому везу, не знаю…
- А чего тут знать – у них с Галиной один сын Пётр, как и у нас – Олег…
- У них с Петром война, и тот поклялся забыть о них, и о доме их…
- Да-а-а, ситуация… слава Богу у нас не так…
          Роман Юрьевич промолчал.
- Отмалчиваешься?..
- На всё время и воля Божьи…
- Вижу, уйти пытаешься от ответа, а меня интерес раздирает, что ты ему сказал?..

           Он посмотрел на жену, взял кружку, зачерпнул из ведра воды, попил, сел на стул.
- И ты присаживайся – слов будет много…
- Ой, люблю, когда много слов, а то ходишь, ходишь целыми днями сама с собой разговариваешь…
          Роман Юрьевич улыбнулся.
- Как говорит один современный проповедник, муж должен разговаривать с Богом, а жена с кастрюлями, только в таком случае их союз посещает гармония…
- Не пойму, опять в сторону, что ли уводишь?..
- Напротив – в тему ввожу… итак, будем говорить о вИдении перспектив: временнОй и пространственной… временная перспектива заключена между трёх точек: рождения, смерти, и настоящего момента… пространственная же обусловлена территорией проживания и материальным обеспечением на время жизни, для реализации таланта, или талантов – кому как ссужено…
- Витиевато… и Кольке ты так же излагал?..
- Примерно…
- И он тебя понял?..
- Не знаю – это его трудности…

          Кто не испытывает удовольствия, когда делится знанием. Роман Юрьевич очень любил это дело. В такие минуты его глаза излучали нездешнее, таинственное сияние, уголки рта чуть вздёргивались, как у Джоконды, голос наливался изумрудно-бордовым бархатом.
- Слушай дальше… рождаясь, человек ничего не приносит в этот материальный мир, а умирая ничего не может отсюда забрать в мир иной, даже тела своего… линейно-графически это выглядит так: точка настоящего момента входит в точку смерти, временная перспектива схлопывается, то есть все три точки сливаются в одну и время жизни становится вечностью бытия…
- Ой-ой-ой, как сложно… пойду я, пожалуй, кастрюлям посетую…
- Нет уж, дослушай… сама напросилась… если человек не видит и не понимает этого процесса, то его угнетает пространственная перспектива – он привязывается к материальному обеспечению, к этим бытовым средствам-пособиям так, будто они являются естественным продолжением его внутренней сущности, которая при смерти покидает бренную инвентарь-оболочку… для наглядности, сравним это с получением книги в библиотеке – рано или поздно её надо сдать, иначе «обходной» не подпишут… более того, получаешь одну книгу, а сдаёшь две…
          Елизавета Викторовна, зная характер супруга, всем своим видом давала понять, что она в тему не входит, поскольку ей интересно другое.
- А вторая какая?..
           Но и Роман Юрьевич знал свою супругу – сейчас она ёрзает от нетерпения поскорее избавиться от его «профессуры», но завтра, или даже сегодня вечером, обрушит на него поток вопросов, отвечать на которые у него уже не будет вдохновения, а когда нет вдохновения, нет и силы в речах. В данный же момент его распирало: и вдохновением, и силой. Словом, у Елизаветы Викторовны не было ни малейшего шанса на досрочное освобождение.
- Первая книга та, которую прочёл, как руководство к действию, вторая – которую написал, как отчёт о содеянном… так или иначе… иными словами, ни что: ни дом, ни приусадебный участок, ни машина, ни корова, ни телевизор, ни телефон, ни счёт в банке, ни шмотьё в гардеробе, ни посуда на кухне, ни прочее – ни что не принадлежит мне или тебе – всё это мы получили в аренду – всё это придётся вернуть и ответить за состояние, за обращение с «казённым имуществом»… ответить! – ответственность! – ты слышишь? – ответственность по совести – ответственность по статусу иерархического устроения мира, по дисциплине мироздания – ответственность по Любви, наконец… бережливее надо к данной природе, бережливее…

          Он затих. Он сосредоточенно перебирал в уме сказанное – не упустил ли чего – всё казалось важным. В наступившей тишине слышно было, как отстукивают время часы, гогочут соседские гуси, и, совсем издалека, доносится надрывный вой бензопилы.
- Надеюсь, ты поняла, почему имущество передаётся по наследству, и как важно для уходящего иметь наследника, или наследников?.. теперь-то ты осознаёшь всю глубину Колькиной озабоченности?..
           Елизавета Викторовна чувствовала – это финал, надо помочь ему завершить выступление. Она положила свою руку на его, слегка сжала. Он почувствовал тепло её сердца. Улыбнулся.
- Два в одном… едИница в двух лицах…
          Она тоже улыбнулась.
- Ты пишешь?
- Так или иначе, пишут все – судьбописание: словом, делом, помышлением…
- А у кого нет наследников или нерадивые?
- Пройдись по селу, посмотри, сколько сгнивших домов и запущенных огородов… зарытые в землю таланты… кстати, о талантах, который теперь час?..
- Да уж обедать пора…
- Я в том смысле, что Мишку из школы уже привели, или ещё нет?
           Она посмотрела на часы, висевшие над его головой.
- Привели… ты же знаешь, Наталья Сергеевна строга и пунктуальна… и, между прочим, Олег ни разу не пожаловался на свою тёщу…
- Да, в этом она заслуживает похвалы, беспокоит другое – она прививает нашему внуку свою культуру, с которой я в корне не согласен – слишком уж она щепетильна в вопросах гигиены, диеты и всевозможных профилактик – амбулаториум какой-то, в отрыве от природной действительности…
- Надо терпеть – она помогает нашему сыну воспитывать своего сына, твоего внука – у них там своя семья…
- Терплю…
- Суп разогревать?..
- Да – через полчаса – сейчас у меня СМС-переписка…

          Он взял мобильный телефон, вышел во двор, сел на лавку и стал набирать текст:
«Здравия желаю, самый младший рядовой Озеров! Как настроение, какие успехи, что нового?»

Внук:
«Привет дед! Здоровье в порядке спасибо зарядке! Про успехи ничего сказать не могу. Новости неважные.»

Дед:
«Хотелось бы знать детали»

Внук:
«Папка с мамкой ругаются почти каждый день. Папка стал чаще выпивать. В основном пиво, но бывает и коньяк. Мамка говорит, что он уже зависимый.»

Дед:
«А что папка говорит?»

Внук:
«Говорит, что это период жизни такой, все через него проходят. Говорит, и у вас с бабушкой тоже так было. Это правда?»

Дед:
«Увы. А ещё, какие новости?»

Внук:
«Папка меня отдал в самбо, чтобы я стал настоящим защитником Отечества и слабых. А я не хочу самбо, я хочу с тобой бегать на речку и плавать.»

Дед:
«Выше дисциплины только Любовь, ибо она сама есть дисциплина истины и красоты! Это понятно?»

Внук:
«Не очень.»

Дед:
«Пусть время поработает. А пока: 1) про мамку с папкой бабушке ни слова; 2) самбо заниматься добросовестно – приедешь на каникулы, будешь меня обучать – я тоже хочу быть настоящим защитником Отечества и слабых; 3) сижу на лавке-Древе Сефирот, тебе от неё привет; 4) конец связи – бабушка зовёт обедать, иду – дисциплина всему голова.»




5


          На задах, за картошкой скопилась большая куча старых досок и брёвен. Надо бы попилить на дрова да всё руки не доходили. До обеда Роман Юрьевич орудовал гвоздодёром, а после обеда заправил бензопилу, поменял свечку, завёл. Пила выла и рычала: давай ещё, давай ещё… Озеров давал и давал. Работа спорилась, и он уже мысленно видел, как колет чурбаки и обрезки толстых досок, и возит на тачке в дровяник, и там складывает в поленницы. Вдруг зубья пилы прошлись не по дереву. Гвоздь! Ё-забытьё! Заглушил мотор, осмотрел цепь – так и есть. Снял цепь, пошёл в сарай, сидит точит. Подходит жена.
- Что, на гвоздь налетел?
- Ага, просмотрел… как просмотрел не пойму – вроде тщательно всё перебрал…
          Она протянула ему бинокль.
- На, залезь на вышку, глянь, что там творится…
- Где?
- На том конце села… Поляков прибегал, сам не свой, руками машет, слова заковыристые выкрикивает: цивилизация, евродорога, ролики… я не дала тебя отвлекать, сказала, что ты по грибы ушёл…

          Роман Юрьевич взял прибор, залез на вышку, направил в ту сторону, навёл резкость. Елизавету Викторовну томило любопытство.
- Ну, и что там?
- Лезь сама погляди…
- Вот ещё, буду я по вашим жердям скакать…
- Тогда слушай: нагнали дорожной техники, КАМАЗы курсируют, асфальт возят… и виден готовый участок дороги – гладкий как зеркало… зеваки понабежали, радуются…
- Слава Тебе Господи! Теперь, глядишь, и наши почаще приезжать будут, а-то Олег постоянно жалуется, подвеска, говорит, не выдерживает таких колдобин…
- И эта туда же?!
- А ты, похоже, не рад?
- Не рад? – я категорически против!
- Вот те на…
- А ты вдумайся, всмотрись в положение…
- Да, что ты в самом-то деле – любой дурак тебе скажет, что хорошая дорога это благо для всех людей…
- Ещё бы дураку так не сказать – он главное действующее лицо в этой истории…
- Какое лицо, в какой истории?
- Испокон веков в России доминируют две беды: дураки и плохие дороги…
- Что же в том плохого, если на одну беду будет меньше?
- Дело в том, что они сбалансированы, взаимосвязаны, между ними гармония…
- Рома, прости, я уже думала, что ты для меня прочитанная книга…
- Дурак любит быструю езду и без правил – хорошая дорога его соблазняет – он выжимает из транспортного средства всё что есть: сто – сто, двести – двести, триста – триста – смотри новости и статистику ДТП… плохая же дорога дурака дисциплинирует – попробуй-ка разгонись…  и тишине конец – будут туда-сюда гонять по делу и без дела…
- Поняла, я всё поняла… за ребятишками теперь глаз да глаз…
- За всеми…

          Она поняла и другое: тему надо менять – вон как возбудился.
- На ужин, что приготовить?
- Мне всё равно…
- Ну, тогда пельменей отварю… и ты закругляйся тут: пока руки помоешь, пока переоденешься…
- Это верно, делать тут больше нечего – вон как взялись… осталось только Богу молиться…




6


          Скотину Озеровы не держали, поэтому и сено на зиму не заготавливали, поэтому и картошки сажали мало – только себе на пропитание. Дров тоже, по сравнению с другими, уходило немного – с учётом бани, кубов восемь – с этим ещё в начале августа разобрались. Крыши, какие прохудились, залатал, дымоходы почистил, воду в системе поменял, забор поправил. Поднялся на вышку, оглядел хозяйство. Подумал и осенние работы завершил генеральной уборкой территории: что-то сжёг, что-то распихал по мешкам и выставил мусоросборщикам, бугры сравнял, ямы засыпал. Красота.

           Выходные прошли, в основном, в общении с внуком. Юный показывал «приёмчики», а пожилой делал вид, что очень заинтересован. Потом внук признался.
- Дед, дай слово, что никому не скажешь и смеяться не будешь…
- Слово.
- Я оперу люблю…
- Что?
- Оперу люблю, говорю…
          Роман Юрьевич всего себя сжал, чтобы сдержать улыбку. Откашлявшись, произнёс не своим голосом:
- Опера, Миша, – особый дар и большое искусство…
- И дисциплина?
- И дисциплина…

          В воскресенье вечером, когда Олег, Люся и Миша собирались в дорогу, Роман Юрьевич держал речь:
- Итак, дорогие мои, осень – время размышления и подведения итогов. Время летних каникул, солнечной активности и безрассудных поступков миновало. То внутреннее преображение, которое длилось последние полгода, как видно теперь, проявилось и на внешнем облике нашего имения…
          Олег заёрзал. Люся поморщилась.
- Вы, Роман Юрьевич, как всегда, в своём репертуаре – вроде о здравии, а как будто за упокой…
          Роман Юрьевич улыбнулся.
- Вы, молодые живёте в трёхмерном мире, поэтому нас, пожилых, понимаете не сразу…
          Теперь и Олег улыбнулся.
- А вы, старики, в каком мире живёте?
- В четырёхмерном – мы время уже различаем – оно исполнено смерти…
          Люся открыла сумочку, достала косметичку, помадит губы.
- А как же вечность, любовь – любовь не знает времени?
- Четвёртое измерение есть измерение перехода в пространство вечности Любви…
- Ну всё, для меня это полная абракадабра… Олег, заводи машину!

           В понедельник Озеров, как проснулся и совершил свой утренний ритуал, сел на мотоцикл и поехал в Сигаевку к двоюродному брату Артёму – повидаться. Всего-то сорок вёрст, а словно за океаном – пойди-ка соберись. Вот, наконец-то, собрался.
           Артём младше на двенадцать лет, фермер. На восьми гектарах, доставшихся им с женой при разделе колхозной земли, выращивал картошку. Однако, последние два года менял агроструктуру хозяйства: долю картофеля значительно сократил, строил большую теплицу, овощехранилище, разбивал сад, виноградник, налаживал культивацию спаржи и табака.
- Ну, спаржа понятно, а табак-то зачем – кто его курить будет – у тебя одни девчонки?
- А вдруг Бог даст курящих зятьёв – так я их, вместо магазинной дряни, буду потчевать настоящим, своим табачком…
- А если не даст тебе Бог курящих зятьёв – курение выходит из моды?
- Сам скуривать буду – люблю это дело… тебе Рома трудно понять – ты никогда не курил… на-ка вот сравни ароматы…
          Фермер взял в руки коробку, где у него хранились курительные принадлежности. Посредством специального приспособления набил сигаретную гильзу табаком, закурил.
- Чуешь, какая благодать?..
- Не могу оценить, сравнить не с чем…
- Минуточку, будет тебе сравнение… Варя! – крикнул жене. – Ты не помнишь, куда я сигареты магазинные положил?!
- В буфете посмотри, на верхней полке!
- Ага, вот они… сейчас, братец,  испытаешь разницу…
          Закурил промышленное изделие, пустил струю в лицо брату, потом так же затянулся дымом своей, доморощенной.
- Ну, как, есть различие?
- На мой вкус, и то и другое противно…
- Это понятно – ты не любитель… тогда скажи, какое противнее…
- Извини, противнее твоё…
- Моё?! Нет, я отчётливо вижу, что передо мной профан, но не до такой же степени, извини… впрочем, магазинное просто привычнее… ладно, в таком случае, я тебя вином своим угощу…
- Извини, брат, я и вина не пью…
- Помнится, пил… и даже очень…
- А теперь не пью…
- Что, кисло стало?
- Стало…
- Ну, тогда извини, даже и не знаю, что тебе предложить и о чём с тобой разговаривать…
          На том и попрощались.

           Елизавета Викторовна так рано мужа не ждала.
- А я думала ты с ночёвкой…
- Оказалось, не о чем нам с ним ночевать…
- Да, в чужом монастыре со своим уставом весьма неудобно…

          Сели обедать. Звонок в калитку. Роман Юрьевич вышел на крыльцо.
- Кто там?
- Это я, Николай! Вы что же, Озерки, про молоко забыли?
- Ой, забыли… спасибо, друг… проходи в дом, мы, как раз, обедаем, и ты с нами…
- Спасибо, дел полно – побегу… скажу тебе только: Петька мой на выходные приезжал, привёз коньяк дорогущий… давай, говорит, мировую раздавим и всё – я тоже завяжу…
- Раздавили?
- Раздавили…
- А ты будто и не рад…
- Сомневаюсь, завяжет ли… и признаюсь тебе, противен мне был этот коньяк, ой как противен – ради мира себя насиловал…
- А я не смог – сохранил дисциплину…
- Не понял…
- Ничего, ничего, это я так – сам с собой…

          Вечером было прохладно. Роман Юрьевич, надев тёплую куртку, сидел на лавочке. Осень всё увлекала и увлекала в свои златозарные, рассудительные глубины. Завершив домашние дела, жена села рядом.
- О чём задумался?
- Артём обиделся… нехорошо… думаю, купить завтра бутылку коньяка, поехать опять к нему и исправить положение…
- Не надо – потом в другую сторону будешь мучиться… это бес дисциплину твою испытывает…




7


          Из СМС-переписки с внуком Роман Юрьевич видел, что сын всё больше погружается в алкоголизм и безразличие. Надо что-то делать – надо разговаривать.
           Они приехали, как всегда, в субботу утром. Жалея сердце супруги, Озеров решил перенести разговор к ним, в Москву, и, когда, в воскресенье вечером, они засобирались в обратный путь, он озвучил своё решение:
- Я с вами поеду.
- Что это ты ещё надумал? – удивилась Елизавета Викторовна.
- Развеяться хочу, заодно посмотреть, как они там без нас живут…
- Тогда и я поеду…
- Нет – вдвоём нельзя – однажды съездили, потом инструмента не досчитались…

          Люся скривилась, шёпотом обращаясь к мужу.
- Значит, маме придётся пожить у себя…
          Роман Викторович услышал.
- Ничего страшного – я всего на недельку…
- Это вам ничего страшного, а нам дискомфорт… Олег, скажи ты…
          Олег напрягся – как он мог отказать отцу, если они проживают в его квартире.
- Успокойся, Люси… разнообразие полезно: и мама от нас отдохнёт, и мы поваримся в другом соусе…
- Что я килька, вариться в вашем соусе…

          Людмила застегнула молнии сапог, одела пальто.
- И что же мы тогда стоим? Олег, заводи машину! А вы, Роман Юрьевич, кладите ваши вещи в багажник!
- Слушаюсь и повинуюсь… – Озеров улыбнулся и когда тронулись, истолковал своё веселье. – Ну, вот и я в эту сказку попал…
          Олег обернулся.
- В какую сказку?
- Пушкина…
- Руслан и Людмила! – так же весело уточнил мальчик.
           Людмила оборвала игру старого и малого.
- Только сказок нам тут ещё не хватало! Давайте уже помолчим – голова раскалывается…

          Просёлок проехали молча. Когда вывернули на большак, Роман Юрьевич шепнул внуку:
- А я ведь другую сказку имел в виду…
- Я знаю…
- И какую же?
- О рыбаке и рыбке…
          Дед крепко обнял внука и поцеловал в макушку. Людмила выглянула из-за спинки своего кресла.
- О чём это вы тут шепчетесь?
           Роман Юрьевич улыбнулся и подмигнул мальчику.
- Миша просит разрешения спеть арию Ленского из оперы «Евгений Онегин»…
- Это правда, Мишель?
- Правда, маман…
- Ты что, любишь оперу?
- Да, очень…
- Тогда тебя надо на вокал водить, а не в самбо…
          Олег ухмыльнулся.
- Это что-то новенькое… но сперва надо проверить, есть ли у него голос… и слух… а ну, давай свою арию…
          Мальчик прокашлялся и затянул:
- Куда-а-а, куда-а, куда вы удалились весны моей златые дни-и-и…
          Отец открыто расхохотался.
- Да-нет, Мишаня, Пласидо Доминго из тебя не получится, извини… а вот Фёдор Емельяненко – реально, так что, ходи в спортзал и не морочь себе голову театрами…
          Мать строго посмотрела на отца.
- А я услышала… и голос, и слух… и почему сразу Пласидо Доминго? – может он Лемешеву подражает, или Козловскому… признайся честно, Мишель, кому ты подражаешь, Лемешеву или Козловскому?..
- Отцу Фотию из «Голоса»…
- Ну, это не самый удачный пример для подражания… но всё равно, приедем домой, я попрошу маму, и она отведёт тебя к своей подруге, преподавательнице вокала… между прочим, тётя Соня в Гнесинке преподаёт…
          Отец, поняв, что его карта бита, недовольно пробубнил:
- А совмещать нельзя?
- Извини, Олег, но я не могу себе представить этого… как его?
- Фёдора Емельяненко…
- Вот именно, Емельяненко, в роли Ленского на сцене Большого Театра…
          Муж предпринял последнюю попытку достойно ответить жене.
- Я тоже не могу себе представить Лемешева в октагоне ЮэФСи…
- Вот и договорились – никаких совмещений – Миша будет заниматься вокалом!

           В наступившей тишине, дверца бардачка, казалось, с вулканическим грохотом открылась и закрылась. Олег достал ночные жёлтые очки, протёр стёкла, надел и пошёл на обгон лесовоза. По завершении манёвра, Роман Юрьевич шепнул сыну в левое ухо:
- Небось выпить хочется?..
- Не то слово…
- Вот она, причина твоего алкоголизма…
- Папа, сколько раз тебе говорить, я не алкаш!.. я просто люблю выпить… мне так удобнее справляться…
- С кем?! – возмутилась жена, вскинув брови и выпучив очи.
- Да с собой, с собой – успокойся…
- Это другое дело… а вы, Роман Юрьевич, не отвлекайте водителя!
- Слушаюсь и повинуюсь…

           Москва показалась Озерову тесной и душной. И хищной – она расхищает спокойствие человека и ввергает его в круговорот заблуждений.
           Через три дня Роман Юрьевич засобирался домой. Сын удивился, будучи не в силах скрыть радости.
- Уезжаешь?..
- Да, электричка в 8:10 утра…
- Но ты же сказал, будешь неделю у нас…
- Хватило трёх дней… к тому же, весь необходимый материал собран – обработаю дома…
- Какой материал?
- Мемуары пишу… а ты, не знал?
- Нет, ты мне не говорил…
- Теперь знаешь…
- Интересно… это что же, про нас будешь писать?
- И про вас тоже…
- Раньше за тобой такого не водилось…
- Один умный человек сказал: чтобы быть счастливым, надо уметь не только читать, но и писать…
- Это понятно – проблема занятости во время пенсионной незанятости… А нельзя ли конкретнее, что ты собираешься про нас писать?.. хотя бы в общих чертах… 
- Можно…
          Отец улыбнулся. Сын отреагировал.
- С юмором пишешь?
- И с юмором тоже… но я бы хотел, чтобы и Люся послушала…
- Тогда за ужином – Наталья Сергеевна приболела, поэтому Люся сама повезла Мишку на прослушивание…
- Нет – Мише лучше бы не присутствовать при этом – не педагогично…
- Тогда после ужина…
         
           Приехали. Мальчик радовался, мать хранила молчание. Поужинали. Мише разрешили поиграть в компьютерные игры, что в другие дни после ужина возбранялось.
           Роман Юрьевич вышел из-за стола, посмотрел в окно, развернулся к детям.
- Даже не знаю с чего начать… разница в возрасте столь велика… боюсь, не поймёте…
- Какая разница, пап, поймём или не поймём, если у тебя созрело уже, говори…
- И то верно… дело в следующем: педагогика вторая по величине дисциплина после священства – то есть вторая вершина человеческой деятельности… это чрезвычайно интересный предмет, но увлекаться им в вашем возрасте весьма затруднительно, по себе знаю…
          Сын ухмыльнулся.
- А в твоём возрасте легко?
- И в моём трудно, но не так, как в вашем – мною больше пережито, передумано, пересмотрено – я более свободен… однако, не смотря на все трудности, заниматься педагогикой вам надо, неотвратимо и глубоко, и именно теперь, когда ваш сын, как губка впитывает все ваши родительские…
          Роман Юрьевич хотел сказать «прибамбасы», но счёл это слово не подходящим сюда по стилистике, а пригодный синоним никак не выуживался из памяти. Сын подал выручку отцу.
- Хочешь сказать «прибамбасы»?.. опять намекаешь на алкоголь и прочие дурные привычки?.. но ты себя вспомни в моём возрасте, какие у тебя были…
- Не продолжай, не хочу вспоминать дурное, и видеть, как сын пытается оправдаться грехами отца не хочу – хочу остановить это безобразие… ясно вижу, как оно переходит во внука, и меня это очень тревожит…
- Ну, знаешь ли, слава Богу, Минька ещё не пробовал… и я не совсем ещё свихнулся, чтобы спаивать собственного сына…
- Ты его развращаешь!
- Чем?
- Хамством…
- Ну, это уже чересчур!
           Люся тоже не выдержала.
- Да, Роман Юрьевич, надо осторожнее в выражениях…
- Хорошо, приведу пример, один из многих: позавчера вечером, после ужина, лежу на диване, смотрю телевизор… вдруг чувствую, носками пахнет… несвежими… оборачиваюсь, и что я вижу: стоит Олег, тоже смотрит телевизор, поставив ногу на подлокотник дивана… ещё чуть и на подушку, ещё чуть и мне на голову…
- Не понимаю, что в этом предосудительного… я всегда так стою…
- Да, но потом я увидел, что и Миша так поступает… я сделал ему замечание, и раз, и два, но он, похоже, как и ты, не понимает о чём речь – ведь он действует по родительскому образцу…
- И о чём же тут речь?
-  Там, куда ты ногу поставил, изголовье, понимаешь? – голова моя там лежит, и всегда лежала, и мама отдыхала так… неужели и теперь не прояснилось?
- Нет, но если дело в диване, можешь забрать его, мы новый купим…

          Люся швырнула на стол салфетку, которую нервно теребила тёмно-фиолетовыми ногтями.
- Я давно тебе говорила, надо выбросить этот хлам и купить хороший современный диван, нет – пусть будет, он дорог мне как память, в детстве я играл на нём в самолёты… ну, вот и доигрался – выслушивай теперь этот бред…
- И правда, пап, не мог ли бы ты изъясняться попроще, подоступнее что ли?
- Да куда уж проще, куда доступнее… когда ты так стоишь надо мной, а я лежу под тобой – ты, таким образом, сознательно или несознательно, показываешь своё пренебрежение, как бы демонстрируешь превосходство, а разве оно есть?… ну, не красиво это, в конце концов, не культурно… или, скажем, Люся так же вот будет лежать, или Наталья Сергеевна...
- При Наталье Сергеевне я себе такого не позволяю…
- Ну, хорошо, сам ты будешь так лежать, а Миша наступит тебе на темечко…
- Ах, вот ты о чём! Ну, извини, никогда не думал, что ты столь щепетилен в мелочах… лично меня это не волнует – когда я смотрю телевизор, я смотрю телевизор, остальное не важно…

          Роман Юрьевич почувствовал слабость, вдохновение и сила ушли, и слова его проваливаются в пустоту. И всё же он продолжил.
- Да, но ведь я такой привычки не имею… и потом, в Ветхом Завете есть подходящий к нашему разговору эпизод: в Силомском храме служил, благоговейно служил, добросовестно, священник по имени Илия. У него было два сына, тоже священники, но священники нерадивые, бесстыдные – в своём бесстыдстве они дошли до того, что из котла с жертвенным мясом выбирали себе лучшие куски, а бывало, что и прямо из рук у людей выхватывали, брали взятки, распутничали. Илия ничего не предпринимал, толи из немощи, толи из боязни обидеть. Только делал замечания, но они не обращали внимания на отца. И вот однажды, через пророка Самуила, явился ему глас Божий: Илия, ты совершаешь грех, что не наказываешь сыновей своих…
          Олег посмотрел на отца, глазами полными недоумения. 
- Даже не знаю, что сказать… ну, да – привычка – как-то само собой получилось, оказалось комфортно, а где комфорт там и удовольствие, а где удовольствие, там…
- Там безразличие, сынок…

          Людмила стала убирать посуду со стола.
- Роман Юрьевич, это всё, или есть ещё замечания?
- Есть ещё, но они более тонкие, кончим на этом…

          Неловкой тишины плотное облако объяло этих людей. Людмила была на грани истерики. Олег остро поглядывал на полку, где стояла бутылка коньяка. Но при отце-трезвеннике пить не решался. Он первым не выдержал этого гнёта.
- Вот ты, папа, говоришь о моих дурных привычках, а разве у тебя самого их нет?
- Например…
- Наверно тебе это не заметно, но ты постоянно вмешиваешься не в свои дела…
- Ничего себе не мои дела – мой сын спивается, а мне говорят, молчи, это не твоё дело…
- Я о другом… твоё негативное отношение к Люсе – оно же совершенно очевидно… но какою бы она ни была, я люблю её… к тому же, она мать моего сына… да, признаюсь, и меня многое в ней не устраивает, и раздражаюсь, и припадаю, как ты говоришь, к бутыльку, хотя прекрасно сознаю, что алкоголь не лучшее пособие в этом деле…
          Людмила громыхнула тарелкой и повернулась к супругу.
- Ты хочешь сказать, это я виновата в твоей зависимости?

           Роман Юрьевич чувствовал, что надо как-то заканчивать этот разговор, переключиться на другую тему, хоть анекдот какой-нибудь рассказать. Но, увы, на ум ничего не шло. И вдруг он услышал подсказку: «что сказала тётя Соня?»
- Кстати, что сказала тётя Соня?
- Сказала, что Лемешев из нашего сына не получится, но на Баскова вытянуть можно…
          Озеров улыбнулся – полегчало.
- Тяните, тяните, в крайнем случае, на клирос пойдёт – всё ближе к Богу…

          Он купил билет, вышел на перрон. Посмотрел на табло – время отправления его электрички уже светилось, но ещё без указания номера пути и платформы. Народ топтался, как у стартовой черты, нетерпеливо поглядывая в ту сторону, откуда приходили поезда. Вдруг побежали. Озеров посмотрел на табло – там, по-прежнему, было только время отправления. Как, как они определяют, что электричка подаётся именно на этот путь – это всегда было загадкой для Романа Юрьевича. Он пошёл за всеми. Посмотрел вперёд, в даль, и там, в конце, где платформа изгибается и сливается с другой, он увидел голову поезда, выходящего из-за поворота. Спросил обгонявшую его женщину:
- А как вы узнали, что это ваша электричка, ведь она ещё так далеко?
- Все бегут и я бегу… и ты беги…
          Но он не побежал. Все старались занять место у окна, он не старался – нет – он любил смотреть в окно, но у окна сидеть не любил, там неудобно, тесно, ноги не вытянешь, поэтому садился всегда с краю, возле прохода, где специально никто не занимает.

           Тронулись. Застучали колёса. По вагонам пошли торговцы недорогим ширпотребом, потом контролёры, туда-сюда бегали зайцы, кто-то играл в карты, кто-то ел, кто-то разговаривал по телефону – обычная дорожная жизнь. Напротив сидела парочка студентов, они смотрели в планшеты, и весело, без умолку щебетали о своём, студенческом.
           Роман Юрьевич, насмотревшись по сторонам и наслушавшись вагонной многоголосицы, закрыл глаза и погрузился в полудрёму – это такое ватно-томительное, безвольное состояние – ни сна, ни бодрости, но сознание, при этом, работает и мысли рассматриваются. Думал о сыне и его семье, о себе думал, о жене, о друге Полякове и брате Артёме: «… война… сплошная война… очевидно, человек приходит в этот мир воевать, и ни за чем иным… и Христос говорит: Я принёс вам не мир, но меч… не хочу воевать, Господи, не хочу, подскажи, что делать, научи как жить спокойно и счастливо?.. может быть прав Олег – предаться удовольствиям и стать безразличным?.. нет – не моё – не человеческий это уровень…»

          Вагонное радио предупреждало пассажиров об остановках. Иногда он прислушивался к этим объявлениям, и, отмечая, что ещё далеко, опять погружался в раздумья.
           Вдруг голоса студентов стали выделяться из общего шума, они как бы приблизились к его слуху.
- Вчера в Интернете поймал потрясную фразочку, вдумайся: человека нужно любить не как собственность, а как радость… – страстно говорил юноша.
- А я тебя так и люблю… – мило отвечала девушка.
- И я тебя так же…
          Роман Юрьевич улыбнулся и открыл глаза. Студенты целовались.

           «Какие сильные и, в то же время, нежно-трепетные слова… – думал Озеров. – «как радость» – это же не из области материи, но из области духа, света – подобно радуге… разве можно любить радугу, как собственность, как материальную ценность: как рубашку, как телефон, как телевизор, как автомобиль, как деньги – радуга принадлежит всем и не принадлежит никому… глядя на радугу, просто радуешься и всё… похоже, войне конец… – проверяя уверенность, он подумал о сыне, о Люсе – не виделось ни малейшей враждебности и желания вмешаться не ощущалось, – пусть живут, как знают, как им удобнее…»
          Он стал оглядываться по сторонам, проверяя себя на окружающих, чужих людях. Радуга не исчезала – значит, дисциплина усвоена. Перевёл взгляд на окно, за окно. И тут увидел, что за окном, назад летят какие-то бумажки, пакетики, куски фольги – мусор. Всмотрелся, и увидел того человека, который безобразничал, и почувствовал, всё – война опять накрыла его с головой.
           Роман Юрьевич порылся в своём рюкзаке, нашёл свободный пакет, пошёл, сел напротив нарушителя радостной дисциплины.
- Извините, но вы поступаете нехорошо.
- Что? – молодой человек, спортивного телосложения, не бритый, обрюзгший, видимо в полосе неуспеха, вытащил из уха наушник.
- Вот вам, сударь, пакет, кладите в него ваш мусор, а на станции, где выйдете из вагона, бросите пакет в урну, и будет, как говорят французы, комильфо… но, если вам трудно донести пакет до урны, отдайте его мне – я донесу…
- Дед, ты чо до меня докопался – тебе чо делать нечего?..
           Молодой человек вставил наушник обратно в ушную раковину, откупорил новую банку пива, и, отвернувшись от Озерова, продолжил трапезу, как ни в чём не бывало.

- Батюшки! Кто это тебя так?! – воскликнула Елизавета Викторовна, встречая мужа.
- Очевидно, бес, ревнующий к дисциплине…
- Ложись на диван, обработаю…
          Роман Юрьевич лёг, улыбается.
- Странно, но мне понравилось драться… я совсем забыл, как это делается… последний раз дрался… сейчас скажу… кажется, с Колькой Поляковым… точно, с ним, перед самой армией… и, между прочим, из-за тебя… нет-нет, определённо хорошо... похоже на обновление...
- Действительно, странно… скажи ещё, омоложение... избиением... тебя же просто избили...
- А что, может и омоложение... вот куплю перчатки, будем боксировать по утрам, сама прочувствуешь...
- Нет уж, меня уволь... лучше скажи, как там наши поживают, без нас?
           Озеров сделал вид, что не услышал вопроса.
- А я тебе кое-что привёз… угадай, что?
- Бусы?
- Нет.
- Духи?
- Нет.
- Заколку красивую?
- Нет, нет, и ещё раз нет. Слово правильное!
- Ну, это в твоём духе…
- Ты только послушай: человека нужно любить не как собственность, а как радость… каково, а?
- Красиво звучит… а ты меня, как любишь?
- Извини, совершенства ещё не достиг – люблю, как собственность, которая радует… очень радует…



8



          Когда следы избиения на лице стали почти незаметны, Озеров взял деньги, завёл мотоцикл и поехал в город за боксёрскими перчатками.
          В торговом зале магазина он не увидел ни покупателей, ни продавцов. Он, не спеша, разглядывал товар, оценивая качество, поражаясь количеству. Наконец увидел искомое. Остановился.
- Вам помочь? – послышалось из-за спины.
          Роман Юрьевич вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял молодой человек: спортивное телосложение, трёхдневная щетина, мешки под глазами. «Он!» – мелькнуло в уме, сердце всколыхнулось, кровь застучала в висках. «Спокойно… дров уже достаточно…» – присмотрелся, выдохнул с облегчением – обознался. И в это же время почувствовал в себе перемену настроения, желания, так, словно угол мировоззрения изменился. Улыбнулся.
- Мороженого, знаете ли, захотелось… пломбиру… два стаканчика, пожалуйста… вафельных… мне и жене…
          Молодой человек тоже улыбнулся.
- Извините, мы торгуем спортивным инвентарём. Продуктовые магазины, как выйдите, вокруг и повсюду…

          Новая, ещё даже без разметки, зеркально гладкая дорога, казалось, сонливо-медленно катится назад. Озеров торопился, как никогда, выжимая из техники всё, что в ней было – боялся, мороженое растает.

          Какие чувства испытала Елизавета Викторовна получив извещение, описывать не станем – находим эту задачу непосильной.





июль-август-сентябрь 2017