Парижское приключение. По рассказу Г. Мопассана

Парижское приключение. По рассказу Г. Мопассана.

Первая часть.

Найдётся ли на свете чувство,
Более острое, чем то,
Как, там - женское любопытство,
О чём мечталось в жизни ей.

Узнать, увидеть и потрогать,
Чего не сделаешь уже,
Ради того. Женщине этой.
Преград к тому уже там нет.

Коль, любопытство той задето,
Она пойдёт уже тогда,
Там на безумие любое.
И на неосторожность уж.

Проявит смелость там любую,
И не отступит ни пред чем.
О женщинах, лишь настоящих,
В рассказе этом говорю.

О женщинах, где ум, которых,
Собою представляет там,
Ящик с тройным дном, где «зарыты»,
Наклонности  все там её.

С виду ум рассудителен, холодный.
Три ж отделений потайных,
Заполнены чувством различным,
Разным свойством натуры той.

То, возбуждённым беспокойством,
Первое, там, заполнено.
Второе – разным там притворством.
Притворством, свойственным ханжам.

Полным, софистики опасным.
И, наконец - последнее,
Очаровательной наглостью так же,
Прелестным так же  плутовством.

Всеми свойствами извращенья.
Которые толкают их,
Там, на самоубийства часто,
Глупо, доверчивых совсем.

Женщина ж, о чьём приключенье,
Я хочу вам тут рассказать,
Была добродетельной, скучной,
«Провинциалкою»  тогда ж.

Внешне спокойная жизнь, оной,
Там проходила, вся, в семье.
Делясь между занятым мужем,
Так же ещё ж двумя детьми.

Являясь матерью примерной,
Но сердце трепетало той.
Неудовлетворённым любопытством,
И жаждой неизвестного.

И грезила там беспрестанно.
Конечно – о Париже, та!
Великосветские журналы,
Читала с жадностью она.

От описаний разных празднеств,
О развлечениях, там, всех,
О туалетах женских разных,
Желанья разгорались в той.

Особенно ту волновали,
Причём, таинственно уже,
С намёками там «отголоски»,
Закрытой жизни знатных, всех.

Полуприкрытыми  искусно,
Фразами, за которыми,
Простор виделся наслаждений,
Преступных и губительных.

Париж, ей дома представлялся.
В апофеозе роскоши.
Великолепной и порочной,
Запретной,  для других уже.

В долгие ночи  отдаваясь,
Мечтам, под мерный  мужа, храп,
Фуляром голову, прикрывший,
Спал на спине тот рядом с ней.

О знаменитостях, той - грёзы,
Чьи имена шли из газет,
Она себе там рисовала,
Безумную тогда ж их жизнь

Полную  страстей   и разврата,
Античных оргий тех времён.
Чувственности их, утончённой,
Представить  всё то – не могла.

Парижские бульвары так же,
Казались безднами там ей,
Страстей, любой уже там масти,
В окраске «красных фонарей»

Дома же вдоль этих бульваров,
Скрывали несомненно там,
Необычайные, всех видов, 
Тайны любовные. Альков.

Чувствовала, к тому ж – стареет.
Стареет – так и не узнав,
О жизни, кроме отношений,
Однообразных, правильных.

До отвращения пошлых занятий.
Которые, там создают,
Как принято считать повсюду,
Счастье семейное людей.

Она ж была ещё красива,
В    спокойной обстановке той,
И потому что сохранилась,
Как зимний плод, что есть в шкафу.

Её ж точили и снедали,
И будоражили всегда,
Тайные страсти и мечтанья,
Себя же спрашивала, та:

«Так неужели ей придётся,
Так умереть  - то, не познав,
Всех,  не изведав упоений,
Не бросившись   с головой в «ад».

Хоть раз, один раз только, в жизни,
Броситься в тот водоворот,
В те сладострастия Парижа…»
Об  этом думы были, той.

Вторая  часть.

С большой настойчивостью  всё же.
Поездку подготовит, та.
В Париж! Предлог нашла там нужный,
Добилась приглашения.

В Париже родственники были ж,
Они её и пригласят.
А муж не мог с нею поехать,
Уехала она одна!
 
Придумает та по приезду,
Поводы – отлучаться, там.
Из дома. Дня на два, иль ночи,
Когда б понадобилось ей.

«В Париже встретила – та, скажет,
Друзей, которые живут,
В окрестностях того Парижа».
За поиски, та принялась.

Та, обегала все бульвары,
Но, ничего – не видела.
Был   лишь   порой там разрешённый,
Полицией, порок бродяг.

В кафе заглядывала так же,
Читала  что-то в «Фигаро».
В её душе, то, отдавалось,
Набатом. Как призыв к любви.

Ничто её не наводило,
На грандиозных,  оргий, след.
В мире художников, артистов,
Не было там храмов распутств.

Родственники – с буржуа мелких,
Не могли познакомить ту,
Ни с кем из знаменитых, очень,
Чьи имена у той в мозгу.

Отчаявшись, решив уехать,
И об отъезде думать став,
Как, вдруг, на помощь в этом деле,
Ей один случай подоспел.

Идя по улице однажды,
Шоссе  д Антен, встала  она.
Там у витрины магазина.
С японскими вещами в нём.

Она рассматривала вещи,
Как, вдруг, увидела внутри,
Хозяина с одним клиентом,
Показывал что-то тому.

Толстенький, маленький, и лысый,
С небритым подбородком тот,
В конце каждой фразы торговца,
Шло имя знаменитости.

А остальные все клиенты,
Благопристойно смотрят там,
С почтением. Ведь, то - писатель,
Что увлечён был вещью, той.

Вещь – из фарфоровых «уродцев»,
Писатель и уродец тот,
Были оба там безобразны,
Как два родных брата уже.

Торговец говорил клиенту:
«Лишь вам, господин, Жан Варен,
Я уступлю эту вещицу.
За тысячу франков всего!»

Писателю хвалил он вещи:
«Среди клиентов были там:
Дюма, Золя, Бюснах – другие,
Вашу же вещь купили б те!»

Но, Жан Варен всё ж колебался,
Был в нерешительности он.
Вещь эта его соблазняла,
Но он всё ж думал о цене.

И женщина в магазин входит,
И с неприличной, уж смотря,
Пристальностью,  там, на клиента,
Писателя известного.

Себя не спрашивая даже:
«Красив, молод, изящен ли,
Ведь, то – известный был писатель,
То – Жан Варен! Сам – Жан Варен!»

После борьбы и долгой думы,
Скорбной нерешительностью,
Фигурку ту – назад поставил,
Этот писатель.  Там, вздохнув:

«Нет, чересчур - дорого это!»
Торговец же удвоил тут,
Враз красноречие  на это,
И начал снова объяснять:

«Говорите, дорого это?
Господин Жан Варен? Но, ведь,
За это же отдать не жалко,
Две тысячи, как - одно су!»

Писатель, взгляд не отрывая,
Глядя на ту фигурку, там,
Печально возразил на это,
Свой довод – почему, не брал:

«Не  говорю, что вещь не стоит,
Этих денег, что просите.
Но для меня – дорого это…».
И тут вмешалась женщина.

С безумной смелостью своею,
Она выступила вперёд:
«А сколько вы с меня возьмёте,
За эту же фигурку тут?»

И с удивлением ответил,
Тот продавец, той женщине:
«Тысячу пятьсот франков всего!»
«Так, значит – я беру её?»

Писатель, словно - ту не видел,
До этого. Тут - обернулся он.
Глаза прищурив, он окинул,
Взглядом. ту, с головы до ног.

Взгляд наблюдателя сначала,
Потом уж взглядом знатока,
Оценивал  женщину эту,
Во всех подробностях уже.

Третья часть.

Та возбуждённая всем этим,
Внезапно загоревши там,
Вспыхнувшим  пламенем дремавшим,
До тех пор в ней  при жизни, той.

Очаровательной  та стала,
Щёки в страсти пылали, той.
Совсем иной она предстала,
До этого, что там была.

Ту оценил этот писатель:
«Ведь эта женщина, что тут,
Купившая, вещь - мимоходом,
Не первая,  всё ж, встречная!»

И вдруг, женщина ощутила,
Порыв совестливости там,
Но, восхитительной,  на деле,
И обернулась та к тому.

Дрожащим голосом сказала:
«Простите сударь, должно быть,
Я чересчур тут поспешила,
Последних слов не дали ж, вы?»

«Сказал его я – поклонившись:
Сударыня!» – ответил он.
Она ж взволнованно тут скажет:
«Словом сударь, сделаем так:

Если сегодня, или позже,
Захочется вам изменить,
Решение. Эта вещица,
Будет принадлежать лишь вам!

Её ж я только и купила,
Что, та – понравилась тут вам!»
Он улыбнулся ей, польщённый:
«Откуда знаете меня?»

Тогда она заговорила,
О преклонении пред ним.
Назвав его произведенья,
Красноречивой стала та.

Пронизывая острым взглядом,
Её – писатель, Жан Варен,
Понять старался он упорно:   
«Что, представляет, та, собой?»

А продавец рекламу делал,
При покупателях кричал,
С другого конца этой лавки,
При новых покупателях:

«Господин Жан Варен, взгляните,
Разве вещь не прелестна, та!»
И головы всех поднимались,
Чтоб знаменитость поглядеть.

От удовольствия дрожала,
Женщина – что видят  они,
В непринуждённой тут беседе,
Со знаменитостью, её.

На дерзость крайнюю решилась:
«Сударь – писателю сказав:
Мне удовольствие большое,
Сделайте, тут, ради меня!

Мне, поднести вам разрешите,
Вещичку эту от меня!
В память о женщине, что страстно,
Вам покланяется давно.

Хоть, с вами виделись недолго,
Всего десять минут, лишь тут»
Он - отказался! Она ж стала,
Настаивать   изо всех сил.

Но он, противился ей только,
И забавляясь, стал уже,
От всего сердца тут смеяться,
Она ж упрямо скажет тут:

«Ну, в таком случае, позвольте,
Я отвезу эту вещь к вам!
Где вы живёте?» – та спросила,
Всё  напирая на того.

Он отказался дать свой адрес,
Но, от торговца сможет та,
Узнать его. За вещь заплатит,
В фиакру бросившись скорей.

Писатель побежал вдогонку,
За этой женщиной уже.
Он не желал, чтоб все зеваки,
Подумали, что, про него.

Что принимает он подарок,
От неизвестного лица.
Настиг её, как та, садилась,
Уже в тот самый экипаж.

За ней он бросился в порыве.
Почти упал там на неё.
Тряхнуло тут его фиакром,
Расстроенный,  уселся с ней.

Сколь не, упрашивал её он,
И не настаивал – она ж,
Всё ж оставалась непреклонной.
Вот так и ехали они.

Когда ж подъехали к подъезду,
В котором тот писатель жил,
Она ему тут изложила,
Уже условия свои.

Она сказала: «Я согласна,
Не оставлять у вас, вещь ту.
Если вы будете сегодня,
Желанья мои исполнять!»

Забавным ему показалось,
Условие. И согласился он.
Она ж его тогда спросила:
«Что, делаете вы, в сей час?»

И он сказал, поколебавшись:
«Прогуливаюсь я всегда».
Тогда ж решительным, та, тоном,
Прикажет  громко: « Едем в лес!»

Она потребовала, чтобы,
Он называл по именам,
Ей всех людей очень известных,
Особенно женщин средь них.

Средь них – очень доступных женщин,
С деталями, их жизни, там.
Интимными. Их всех привычек,
И всех пороков так же, их.

И вот уже – там вечерело,
Она опять спросит его:
«Что делаете в это время?»
Смеясь, ответил: «Пью абсент!»

С полной серьёзностью сказала
Она: «Поедем пить абсент!»
В кафе известное поедут,
Где были «братья» по перу.

Её он там, им всем, представил,
От радости, та – без ума!
И в голове той раздавалось:
«Ну, наконец – то, наконец!»

Время бежало, она спросит:
«Наверное,  в этом часу,
Обедаете, вероятно?»
«Ну да, сударыня!» – сказал.

Из ресторана  когда ж вышли,
Спросит опять она его:
«Что делаете вечерами?»
Тот, пристально взглянет на ту:

«По обстоятельствам, то, будет,
В театр иногда хожу!»
«Отлично, едем мы в театр!»
Поехали те в Водевиль.

Благодаря  ему, предложат,
Бесплатные там, им, места.
«И, о верх славы! Её видят,
В креслах балкона рядом с ним!»

Закончилось, то представленье,
Поцеловал  галантно ей,
Он руку.   За день проведённый,
Отличный. Ту – благодарил.

И тут прервёт его, та, дерзко:
«Что ж ночью делаете вы?»
«Но, но – домой я возвращаюсь»
Та нервно засмеялась тут:

«Ну что ж,  сударь, поедем вместе,
Поедем в  сей час к вам домой!»
В пути они уже молчали,
Не разговаривали там.

Та, с головы до ног дрожала.
Желая от него бежать,
Или остаться. Решив твёрдо,
В душе – идти уж до конца.

На лестнице она цеплялась,
Там за перила, от того,
Как сильно выросло волненье.
А он со спичкой шёл вперёд.

Когда ж в комнате очутилась,
Быстро разделась там она.
В постель скользнула та без слова,
Ждала, к стене прижавшись там.

Она ж – неопытна в «том деле»,
(Была ж законною женой.
Нотариуса с захолустья),
Покорно возлежала там. 

Требовательнее  он будет,
Там, трёхбунчужного  паши…
Они ж - не поняли друг друга,
Не поняли себя совсем.

И он уснул! Ночь проходила.
И нарушало тишину,
Стенных часов тиканье только,
Она ж, не спав - лежала там.

Думала о ночах, там, с мужем,
С отчаянием тут смотря,
На спавшего, тут рядом с нею,
Другого человека уж.

Маленький тот, шарообразный.
И чей круглый большой живот,
Выпячивался с простынёю,
Как газом надутый баллон.

Храпел, органной, тот трубою,
С протяжным фырканьем уже,
Со смешным клокотаньем в горле,
Такое слышалось тут ей.

На голом черепе торчали,
Десятка два его волос.
Струйка слюны с угла стекала,
Полуоткрытого, там, рта.

И наконец, сквозь занавески,
Уже проглянул и рассвет.
И встав бесшумно, та оделась,
Почти что приоткрыла дверь.

Четвёртая часть.

Но тут, вдруг, скрипнула задвижка,
И он проснулся от того,
Глаза свои там протирая,
Ещё ж прийти в себя не мог.

Затем припомнив, как всё было,
Уже спросил её тогда:
«Как, вы уходите?». Смущённо,
Прошепчет та: «Да, утро уж».

И он присел там на постели,
«Послушайте, - сказал он ей:
Вы крайне меня удивили,
Хочу о чём – то вас спросить».

Он продолжал. Она ж молчала.
«Так будьте откровенны ж вы!
Зачем проделали всё это?
Я ничего не понял в том».

К нему тихонько та подходит,
Краснея - ему  говорит:
«Узнать… порок очень хотела…
И это, не забавно всё!»

И к двери резко побежала,
Спустилась с лестницы она.
На улицу бросилась бурно,
Внутренне  её всю трясло.

Метельщиков  армия, дружно,
Мела все тротуары там.
Сбрасывая сор с них в канавы,
Словно косцы в поле, они.

Улицы она проходила,
Видела она вновь и вновь,
Как те размеренным движеньем,
Мели. Как заведённые.

И ей,  тут - будто показалось,
Что и в её душе сейчас,
Вымели, нечто, в ту канаву,
Всю экзальтированность в ней.

Домой вернулась запыхавшись,
Иззябнув, и не ощутив,
В сознании ничего уже,
Кроме движенья мётел тех.

Что по утрам там подметали,
Париж. Великий, тот Париж.
В комнате лишь та оказалась,
Как зарыдала там навзрыд.