Ни о чём сожалеть я не буду, когда

* * *
Ни о чём сожалеть я не буду, когда
на бомбоубежище придёт весна.
Ни о чём вспоминать.
Плакать глазами, которых нет,
ни о ком. Я забуду, как чувствуют боль.
Просто снег растопило, и кто-то родился в том доме,
где пелёнки висят на раскрытом балконе.
Просто лужи-ручьи под ногами чужими:
детскими, взрослыми, не моими.
Улыбаться звенящей капели – не буду
лицом, которого нет.
Из-под талого снега цветы доставать:
жёлтые, жёлтые, первые. Я не буду.
Звать никого я не буду, когда
на бомбоубежище придёт весна.
Покупать на углу эскимо, простужаться,
гореть в лихорадке, слова говорить, говорить,
птиц озябших кормить,
рисовать на асфальте – смешить
беззаботных детей.
Никого я не буду спасать, обрывать пустоту проводов,
расстёгивать платье не буду
для любви.
Это «Здравствуй!» – не мне. Остаюсь за чертой, в тишине.
Я не буду
из глины лепить темноту,
тени снов отпущу. Это просто – не быть.
Не жалеть, не любить, не хотеть
пить. Губами, которых нет.
Это весело – всех отпустить,
на волю всё отпустить,
что считалось тобой. Когда
на бомбоубежище снова придёт весна.

(февраль 2002)