Часы

Холодной сыростью наш берег затянуло.
Чужой не видно, только в белой мгле
плеснется рыба. Мы надеемся, что рыба,
прикладом с холода долдоня по земле.
 
Вот ялик показался наконец-то.
В нем враг, а может все же друг.
Один гребет, другой зажал беретку
коленями, в глазах его и ужас, и испуг.
 
Я принимаю  в руки саквояжик,
в глаза врагу стараясь не смотреть.
Выходит доктор. Я привязываю ялик.
Он отряхнулся: "Кто здесь офицер?"
 
"Вы, доктор, это… лучше помолчите.
Наступит время, будет ваш черед.
Ну, а сейчас, милейший, уж простите,
скручу вожжами руки наперед."
 
Я снова отбираю чемоданчик,
веду его к телеге, как в расход.
Потом трясемся. Старый мерин Малик
в расположенье красных нас везет.
 
Молчим дорогой. Между нами морозь,
и стынет от нагана на ветру рука.
Чу, часового слышим хрипловатый голос:
"Что, старший, снова взяли беляка?"
 
С ухмылкой парень пялится на "диво".
Тот вздрагивает и, закрыв глаза,
беззвучно мелко торопливо
молитву отправляет в небеса.
 
Я тычу ему в спину пистолетом,
толкаю доктора в наш заскорузлый штаб,
где в затхлом воздухе и перегретом
с винтовками бойцы нетрезвые сидят.
 
Он разминает руки и снимает
шинель, берет назад свой чемодан
и взором меня молча вопрошает,
мол, где больной твой, комиссар?
 
Его дрожат заметно очень руки.
В них теребит он запотевшее пенсне.
Невыразимая гримаса скорбной муки
застыла на войною выжатом лице.
 
А вот и наша милая Наташа,
тулупами накрытая, в бреду,
но узнает его и даже шепчет: "Папа…",
а тот буквально валится на стул.
 
Он знаком меня молча просит выйти.
Я выхожу, я сам уже без сил,
и мне бойцы стакан дают со спиртом.
Я выпил его залпом. Крякнул. Закусил.
 
Не в силах быть здесь, я иду на воздух.
За мною следом в след идут бойцы.
Я отправляю постовых на отдых
и из бушлата достаю часы.
 
В холодном густом августа тумане
вдруг раздается мелодичный звон.
Когда-то в детстве мне на кожаном диване
из тьмы прихожей доносился он,
 
и мягкая рука потом ложилась
на мой разгоряченный липкий лоб,
и мама богу в уголке молилась,
а может доктору. Ну, кто там разберет.
 
Сегодня ж утром мне часы доставил
лазутчик… белый… с того берега реки
и пару слов еще, и я его отправил
живым обратно. Суки, беляки!
 
"Просил ротмистр передать вот это…" -
сказал лазутчик мне и достает
часы в серебряном оплете.
Зачем-то крутит он завод…
 
Ротмистр, или в прошлом просто Сашка,
был лучшим снайпером на "мировой" в полку,
а лет за сто до этого я, он, Наташка
облазали втроем полночную Москву.
 
Мы оба были влюблены в нее безумно.
Потом он на войну Великую ушел,
а мы остались, заболев коммуной.
Потом в стране такое началось!..
 
Как все сплелось и как перемешалось
в года лихие, в злые времена.
Злой рок века преследует Россию,
разруха, голод, революции, война.
 
Со снайперской винтовкой развлекаясь,
ротмистр Александр каждый день шалил
и через реку, что нас разделяла,
он из засады в сволочь красную палил.
 
И вот вчера в прицел увидев жертву,
и прежде, чем он что сообразил,
нажал курок, пожав очередную жатву,
и понял, что он спьяну натворил.
 
И к полковому доктору с повинной
сам не в себе, в миг протрезвев, прибыл.
Рвал волосы и рвал с себя погоны,
и очень много что-то говорил.
 
Ах, как она жестоко раскидала
проклятая нелепая война
и штатских, рядовых, и генерала,
и Сашку, и Наташку, и меня.

23-24 августа 2017