Он является в полночь

Он является в полночь, и с полной идет луной по тропе и камням, прожигая их взглядом метким, впереди теплый дом - и он дому такой родной, что под тонкой рукою чуть хрустнет грудная клетка, в миг когда все сливается - август, сентябрь, май, двадцать пять календарных без голоса, глаз и смеха.
Он является в полночь и ночь говорит сама, за меня, всем, что есть - я не верю
но он приехал.

Персеиды приходят, воск жжется, упав на грудь, и губы твердят то, что так и не прозвучало: я два года не ворожила, страшась вернуть, не топила с вине и текиле свои печали, не вставала с рассветом, не кланялась на закат, под полуденным солнцем обрядницы не плясала, никакой чародей, что словами всегда богат, у потухших костров бы не стал зажигать кресало, никому из великих бы не вознеслась хвала (и за что бы носить чашу меда к пустому храму?) над твоею тропой сюда вещий не волховал, ни зажег бы тебе ни лампадки, ни фимиама - ибо слово бессильно пред тем, что стократ сильней, леденее, спокойнее, и непоколебимей.
Что там явь, это чудом назвали бы и во сне, чтобы с губ вместе с воздухом снова сорвалось имя.

Он является в полночь - и храм освещает путь, ноги рвутся о камни, вонзая и спотыкаясь. Персеиды приходят и капает воск на грудь, и луна над полями серебряная такая, что продали бы душу, спасителя, флот и дом, лишь бы сорок секунд сжать рукою наш спутник добрый.
Но есть дар, есть реликвия, счастье мое одно - и теперь я ладонями счастью сжимаю ребра.