Севастополь после войны и другие стихи

После меня на твои следы не наступит огонь,
не опустится прах,
покрывая аргентом седым неподвижность.
Все позади.
Замуровано око бойницы в скале из кремня
И маяк городской распознает лишь храбрый Синдбад,
на любовь и беду водворяясь на берег чужой.
Перевешенный мост через море
коснется песчаных краев
И сомкнется в одном сухожилии
нервом, сигналом, толчком, ударением воли живого.
**
Я уйду и вернусь, ведь иначе нельзя.
Разводные мосты разжимают ладони,
Чтобы утром соединить берега
И гармонию восстановить над землею.
Я усну и проснусь, как цветок или зверь
Замирает на время мороза,
Постучусь неожиданно в русскую дверь,
Как шедевр эмигрантский поэзией, прозой.
Я уйду незаметно и тени не дам
Просочиться позорной уликой.
Я останусь в вещах, в кипах книг и в волнах
Будет пена вздыматься широкой улыбкой.
Я уйду и вернусь, когда, руки скрестя,
Ты последний псалом прочитаешь.
Я вернусь, потому что иначе нельзя.
Ты меня у ворот золотых ожидаешь.

Пеликан

За свет, за море и за розовые крылья.
Акварельная пастораль. Это Греция.
Ну пожалуйста, научи летать!
Держись не за голову, а за сердце.
Крутые горы и старые лавки,
Велосипедное духовенство,
Православные монастыри и канавки.
Держись не за голову, а за сердце.
Эгейское море. Архипелаг Киклады
Там, под солнцем сидеть и греться,
Забрать розовое перо на счастье
И бросить монетку в море.
Держись не за голову, а за сердце.
Это твоя пеликанья воля.
На берегу ребячьи драки,
В морском гроте живет Никостратос,
Монахи репетируют сиртаки.
Скоро праздник,
И я уже чувствую его соленый привкус.

Тоска по русской культуре

Дождь шуршит, как кинолента,
Отдыхают облака.
Мне на вкус горька и терпка
Тополиная листва.
В розовом дурмане крыши,
На антеннах воронье…
Ежик! Я тебя не вижу,
Прочитай «Бородино»!
Все пройдет, земля устанет,
Только птице петь да петь.
Только том про дядю Ваню
Будет сердце людям греть.

***
Кот шагает по земле
Когда звезды светят ночью,
Когда парусник плывет,
В небе радуга хохочет,
На земле тоскует кот.
Песни спеты, денег нету,
Дом стоит, а в нем еда.
На просторах Интернета
В стразах пляшет голытьба.
Всевозможные колдуньи
Вытворяют чудеса
Силой в черном маникюре
И немытых волосах.
Все о будущем пророчат,
Словно не пришло оно.
Пипл впитывает молча
Это странное кино:
Стали девы целоваться
И квартиры завещать,
Европейцы обнажаться,
Азиаты улыбаться,
Кот продолжил крепко спать.
Русские в китайской форме
Восстановят в мире мир.
Диетологов откормы
Переполнят весь эфир.
Увеличат грудь за взносы,
Чтоб Европу покорить.
Мальчикам наклеят косы,
Девочек велят побрить…
Но в костюме полосатом
и в серебряном пенсне,
По холмам и по оврагам
Кот шагает по земле.

Вечное
Вечное, вещное в мире заоблочном
Разгоряченная бледная синь.
День ото дня по копейке, по корочке
Пересыпаешься в мудрость пустынь.
Плакала вайя не веруя в нынешних
Диких безумцев с улыбкой слепой.
Пере ослицей плясали как кришные,
Ныне - "Осанна!", после - разбой.
За воротник горы солнце закатится,
Гибелью выдохнет тлен свой земля.
Нового мира небесная матрица,
Жизнетворящая мера огня.
Вынести в день, за порог необъятное,
Свет ; впереди себя, в сердце-покой,
Мысли и чувства уже словно ватные –
серое утро над черной Невой.
Блики мгновений по крышкам колодезным,
все от мороза проснулось иным.
На звездной сетке инея грозного
В небе хрустальный висит херувим.


Память моего сердца
Светлой памяти моей бабушки Маши
I
На каждом шагу тюльпаны,
Над головою весна.
Чай с мятой, рама окна деревянная.
Меня ждут. Воскресенье. Просфоры.
Пора говорить без времени.
Мы собеседницы.
Наши яркие сны – словно фрагменты других миров.
В мае – сирень, вишня в цвету;
конфеты и вареники спутники вечеров.
Постаменты вождей, телевизор, балкон, соседи
и пионы выше меня. Здесь я и другие дети.
Это память моего сердца.

II
Вставай. Пора собирать травы.
Улицы пахнут деревьями.
Ежик в пальто из крапивы
Замер. Не трогай. Он дома. Он друг.
Он не станет бороться с тобой.
Это лето. Оно пройдет.

А чабрец в чашке –
свидетель моих приключений
спасет от простуды зимой.
Завтра день моего рождения,
и у меня единственный в своем роде
мягкий игрушечный еж.
Восторг.

Но подарки на долгую память –
это страшно. И так открыто
я плачу и не хочу представлять что будет.
Что когда-нибудь я не смогу вспоминать ни одно мгновенье
из детских буден так тяжело, как это:
«Вставай, пора собирать травы…»

III
Я усну, и мы встретимся в этом дворе
в карусели твоих поколений.
Этот красный цветок на бордовом платке
вид на грани исчезновенья.
Потому что течет вода.
Деревья срубят и Дон обмелеет.
Распадется коса, разорвется пижама с барашками,
книгой станут мои слова и картоном простенок.
Обернись! Мне глаза застилает пыль.
Я хочу говорить как всегда – долго-долго и обо всем,
но это время вдвоем – оно словно из сахарной пудры –
невесомая быль воспоминаний.
Ты опять улетаешь.
Это небо просит тебя домой,
И я снова вхожу в свою жизнь
под опекой твоих крыльев.
Тонка, легка, бледна, неуязвима.
Ей нравится безумство и покой.
На ней шелка, тяжелый запах грима,
В ней образ вечный девы молодой.

Влекома вдохновеньем кораблей
Меж солнца, тьмы, поэзии и горя
Там, в изумрудной темноте солей
Нить пилигриммов – влажный берег моря.

Художник, исходивший версты пепла,
Единожды в году его узрит.
Ветра востока крыльями окрепнут
И птица дикая навстречу полетит.

Крылом касаясь полосы песчаной,
Другим крылом хватает небеса
И сверху по тропинке домотканной
С высот божественных спускается она.

И странник бедный озарен сияньем
Ее кудрей, кифары и венца.
И льется песня рокотом гортанным
Из мира тлена в вечность без конца.
2017