Баллада о безбожном Билле

Из сборника «Ballads of a Cheechako» (1909)

The Ballad Of Blasphemous Bill

Со мной контракт заключил похоронный безбожный тип Билл МакКай:
Когда бы, где бы, каким макаром ему не пришёл бы край –
Ночью ли умер, при свете дня, под небом ли в облаках;
На танцах, в баре, в тюрьме, в дерьме, в лаковых башмаках;
В цветущей тундре, на кручах гор, в реке, под грудой камней;
В болотной топи, в ущелья тьме, от яда, пули, когтей;
Во сне ли умер, погиб в бою, от пойла, чумы, свинца –
Поклялся на Библии я сыскать и предать земле мертвеца.

Ведь Билл же упёртый сукин сын, был в башке его, как гвоздь,
Аккуратный холмик земли в цветах, а вокруг культурный погост.
А где он помрёт, и как помрёт, не парился он о том,
Ему лишь бы факт надгробья был и «эпиграмма» на нём.
И за это он отвалил сполна мне песком золотым
(Один чёрт, в ту ночь в Тендерлойне я всё порасфукал в дым). 
«Здесь покоится Билл МакКай» потом намалевал вперёд
На доске, на гвоздь её прицепил, ну и жду, когда Билл помрёт.

Прошли года, день настал, когда принесла скво разговор
О ловушках, что бесхозны стоят сто лет за хребтом Бигхорн;
О жилье у гребня Скалистых гор, бледнолицем, что там жил,
Да мёртв лежит, один как перст – по всему выходит, что Билл.
Тут я вспомнил контракт, что с ним заключил, и стянул с лавки на пол
Шикарный гроб с серебром вверху, что он себе нашёл;
Понабил туда жратвы, бухла так, что места больше нет,
После в нарты псов своих запряг и погнал вперёд чуть свет.

Известно, какой дикий Юкон злой, когда под семьдесят жмёт;
Как на бледном насте искры горят, словно кровавый пот;
Треск любой сосны, что гром пальбы, тишину рвёт на куски,
С капюшона парки сосульки в ряд виснут будто клыки;
С дымохода вдруг сорвётся клуб, небо цвет меняет вмиг,
И случайно стали коснись – прожжёт, как раскалённый штык;
Лютый ветер, мороз, хоть волком вой, и свернулась ртуть в кружок –
А подался за Биллом я примерно в такой же денёк.

Ни один вокруг не слышен звук, накрыла меня жуть,
Когда, заплутав в том глухом краю, я найти пытался путь,
Почти сдурев посреди зимы, и под треск рвущихся жил
В беспощадном бою за жизнь свою, что знает лишь старожил!
Компасу вслед, я на север жал; горы со всех сторон
Плыли как сон; усну, проснусь – и опять мне снится он.

Грозная мощь вершин и рек – кого ж минует страх?
Вот так вот глядишь, и чумной стоишь у Господня трона в ногах.
Север, север, проклятый край, прячется даже зверь,
И вой собак, да проклятья свои – всё, что я слыхал теперь,
Пока не увидел убогий дом, что склон горы приютил,
Распахнул я дверь, а там на полу вусмерть замёрзший Билл.

Лёд, как саваном лёд укрыл весь закоптелый дом;
Лёд на печной трубе, лежаке, отблески льда кругом;
Блёстки льда на его груди, искры на волосах,
Лёд и на пальцах, и в сердце лёд, лёд в стеклянных глазах;
Твёрд как чурбан, лягушкой распят, что нога врозь, что рука;
Глазел я на гроб, что с собой припёр, и на жуткого мертвяка,
А потом сказал: «Ну Билл схохмил, так его перетак,
Собрался парень дать дуба - сперва друганов спросил бы как.

Довелось ли в стылой лачуге вам за полярным кругом стоять 
С невеликим гробом шесть на три, и тоской, что не унять?
А сидели с трупом-ледышкой, чей оскал нагоняет дрожь,
Будто вам твердит: «Да хоть лопни, в гроб ты меня не запихнёшь»?
Не тот я тип, чтоб куда сбежать, но черней не было дня,
И сидел я, пялясь на этот труп, гадая, что ждёт меня.
После встал, выпнул вон из хибары псов, по углам совавших нос,
И огонь здоровый в печке развёл, чтобы Билл ну хоть чуть отмёрз.

Таял, таял он тринадцать дней, да только не отошёл;
И руки врозь, и ноги врозь, и твёрдые, что твой кол.
Я решил тогда: «Всё это зря, хватит дрова палить;
Путём не ляжет наш парень в гроб - ну что ж, надо пилить.»
Вот руки-ноги я отпилил,  и лёг распрекрасно Билл
В чёрный гроб с пластинкой из серебра, что он сам себе купил.
Я почти что даже пустил слезу, покуда гроб забивал;
Взгромоздил на нарты, от глаз укрыл, и прочь в городок погнал.

Согласно контракту, в могиле я упокоил мёртвый груз,
Где ждёт он Великой Чистки, когда Судья откроет шлюз;
Я трубку курю, а в белой ночи размышленья текут рекой,
И даже не верю, впрямь ли я творил кошмар такой.
Обычно на ум приходит, когда священник толкует Закон,
Как тяжко было Билла пилить – такой был твёрдый он. 

Марья Иванова -Переводы
http://stihi.ru/2017/07/20/8648