Сладкая месть

  История и приключения Василия - одного из 20 миллионов лучших тружеников многострадальной деревни, подло и преступно обворованных, выгнанных из родных
домов и родных краёв в Сибирь. а и того хуже в Печорскую тундру на верную погибель. А не с того ли началась погибель русской деревни - колыбели русской
нации, Великой Русской цивилизации, дававшем при Николае 2 до 80 процентов мирового производства льна, 70 процентов мирового вывоза хлеба, половина масла и половина яиц. Горько видеть опустевшие фермы, зарастающие  мелколесье поля и луга. захламленные леса, заповедные боры превращённые в карьеры.  Деревню не добитую десятилетиями большевиками добивают либералы.
   От безысходности писал Есенин исповедь хулигана, поскольку его ближайшие друзья крестьянские поэты  во главе с самым близким другом Есенина Алексеем Ганиным подлейшим преступным судом 30 марта 1925 года были репрессированы, шестеро тут же было расстреляно палачами, семеро замучены  в концлагере на Соловках. Об этом у меня давно написано в стихотворении "Плач по русским поэтам". И сам Есенин, и Сергей Клычков, и Павел Васильев вслед за Блоком, Гумилёвым, Ганиным не могли бороться с несправедливостью, если главный после Ленина идеолог Бухарин писал "Злые заметки о Есенине" и немало у него, как и у Троцкого высказываний против всего русского народа:"Русский народ за то, что он подавлял другие народы, должен жить хуже всех и беднее всех!"
   Василий помнил, как он жал серпом с шести лет и ставил сноп к снопу в суслоны,
как рвал лён и ставил в бабки. как косил косой травы с восьми лет, вставая в четыре утра и работая до десяти часов в сутки. Только и отдыхали руки на исповеди в церкви, во время короткого сна да во время престольных праздников, когда детворе давали сладкое сусло, вытекавшего из огромного чана в громадном гумне при варке пива. Зимой надо было не только и не столько учиться в школе, сколько пилить и колоть дрова и складывать в поленницы, а всего труднее было выбрасывать тяжелейший навоз через витренку из хлева и возить на дровнях в поле. Конечно были и радости в походе за грибами и ягодами в лес, за клюквой на болото, немало радостей давала ловля рыбы. И вот то. что в десятилетиях непомерного крестьянского труда было нажито его родителями и детьми, было преступно отнято с вопиющей несправедливостью.
   Сколько проклятий слышала русская земля от своих лучших тружеников в конце двадцатых, начале тридцатых годов во время раскулачивания и расказачивания, а следом по тем же землям прошёл голод, унеся свыше 8 миллионов напрасных жертв.
   Василий видел, как конвоиры привязывались к его сестрам и другим красивым крестьянским девушкам, как вяла эта красота в неимоверно тяжёлых условиях холода и голода, кого в лесотундре, а то и в голой тундре обречены они были рыть землянки, кормиться в лучшем случае рыбой, а то и  кротами и мышами. Вот на что их обрекла бесчеловечная власть. Хотя веками сказано, что на чужом несчастье счастья не построишь.
   Семье Василия ещё повезло, что на берегу реки их прикрывал от промозглых ветров с Севера лес, иногда помощь приходила от старообрядцев, коми-зырян.  Они брали девушек едва достигших семнадцати, а то и шестнадцати лет в жёны. Родители
превозмогая себя, готовы были и пятнадцатилетних дочерей отдать, лишь бы спасти от голода и холода, было немало случаев, когда прибавив год, а то и два выдавали  четырнадцатилетних , всё-таки не погибель. Когда две сестры Василия были спасены, отец придумал, как спасти его, чтобы он ушёл в приемыши к вдове или старой деве и взял её фамилию, чтобы как-то учиться, а так детей кулаков выше пятого, а в иных местах и четвёртого класса не пускали.
   К четырнадцати годам он уже набрался сил, делал из проволоки петлю на дичь, плёл из ивовых прутьев морды для ловли рыбы.
   Его судьбу изменил случай. Однажды, полдня охотясь, полдня рыбача., он помог спастись старику-старообрядцу лодка которого дала течь. Тот взял его с собой в деревню-скит. Тут же была истоплена баня и они парились и говорили со стариком.Василий согласился перейти и в старую веру и жениться на дочери старика
Аглае, которая овдовела и была  на десяток лет его старше. Вскоре пришла в баню и невеста, которая стеснялась меньше, чем жених. Василия приодели и впервые он за долги восемь лет ссылки спал в человеческой постели в бревенчатом, как родной. доме. Он взял фамилию жены, стал заниматься с учительницей, которая была
дальней родственницей его жены. Ей он был признателен и нежен в тайне от жены.
   Пока сдавал за пятый и шестой класс, научился делать бочки, построил баню сначала для себя, а потом чуть побольше, чтобы приспособить под дом для родителей. На больших полозьях на паре лошадей довезли почти до из поселения. Отец и мать рыдали в голос, измаявшись жить в землянке. Когда он привез возом и набрал из расколотых брёвен пол, а потом потолок, а отец в это время прирубил окно и сделал двери, пришла девушка из раскулаченных, которая любила Васю и обняв его, повалилась с ним на новый пол и не хотела выпускать его из объятий. Хотя он и говорил ей, что он женат на другой, Катя твердила, что любит его и хочет от него ребёнка и будет жить с его родителями и ждать каждого его прихода.
Столько искренности было в её голосе и нежности в ласках, что отец и мать на ночь вернулись в землянку в которую перешли её родители, поскольку их была хуже. В тесноте они поплакали, но решили, что иначе их дочь от безответной любви могла бы сойти с ума.
   Так и стал Вася двоежёнцем поневоле, не считая учительницы, которая тянула его по пути знаний и тоже требовала ласки и нежности. У него уже было двое детей
от жены и дочь от подруги, года умерла мать, а вскоре и отец, недолго пережил их
 тесть. Васе удалось наведаться к одной из сестёр. которая была замужем за охотником коми. У них было  трое детей, пивших молоко от двух коз. Маленьких
козочек Василий увёз к себе на смену старой корове. Потом под предлогом, что одна коза, когда она была уже стельной, потерялась в лесу, отвёл на верёвке Кате, которая не отпускала его две ночи.
   Когда снова навещал сестру и парился в бане с её мужем, после ухода свояка пришла его сестра. После бани Васе в вино, отвлекая его подливали снадобья, что
страсть к золовке сестры возобладала над всякими сомнениями. И тут вскоре родилась дочь. Василий уже к тому времени был хорошим печником и строителем. Перед самой войной он кончил курсы трактористов и работал в лесопункте, иногда  наведываясь к жене и детям, реже к к Кате.
   Его взяли в армию на второй год войны и после учёбы на водителей танка, он участвовал в танковом сражении на Курской дуге и дошёл почти до Берлина, получив
несколько орденов.  Трижды был ранен, но не тяжело, даже в госпиталях бывали увлечения медсёстрами, когда он брал у кого нибудь гармонь и играл плясовую.
  Однажды он услышал разговор двух раненых в котором упоминались отцова и материна деревни. Постепенно он подружился с ними, Помогал медсёстрам , когда они перевязывали их и даже сам перевязывал. Одного звали Петром, а другого Павлом. Исподволь он узнавал о земляках, восстанавливал детскую и раннюю отроческую память. Петр, а чаще Павел получали письма из дома и в них рассказывалось о нелёгком житье-бытье в тылу, о том, что погибли на фронте те,
что выгнали его семью и семью дяди, брата матери из домов, остались только их дочери. Василий к тому времени был сержантом, Павел младшим сержантом, а Пётр ефрейтором. Поскольку Василий из-за ранения ноги не мог управлять танком, он оказался в одной части с Петром и Павлом последние месяцы войны. И спас сначала
Петру, а меньше чем через месяц Павлу жизнь, волок их с поля боя на себе, пока не передавал медсёстрам. Они были так ему благодарны, что всё чаще стали уговаривать  его ехать после демобилизации с ними. Как только возвращались из медсанбатов разговор снова ложился в прежнюю колею и Василий согласился с ними ехать, рассказал, что он хороший плотник и столяр, печник и бондарь. Незадолго до победы он вынес раненого майора с поля боя , подстрелил нескольких фрицев и его наградили орденом Славы, дали звание старшины, а потом и младшего лейтенанта. Павел стал старшиной, а Пётр сержантом. В родные края ехали вместе.
Василий играл на трофейном баяне и гармошке, а за время в дороге научил играть Петра и подарил ему гармонь.
      Месяца два он жил в отцовой деревне у Петра, потом у его двоюродной сестры, которая осталась вдовой. Ладил и клал печи, делал бочки, ремонтировал дома. И вскоре стал своим человеком. никто не узнавал в офицере прежнего мальчишку.
   Однажды на вечёрке он познакомился с Машей и провожал её до своего прежнего дома. Он сам не знал отчего больше билось сердце, когда он целовался с Машей, или когда входил в отцовский  дом из которого их семью с такой вопиющей несправедливостью выгнали.. Когда Маша  оставила его ночевать с собой, что было
в его душе больше, сладкой мести или жалости к девушке? Печь дымила и он не только прочистил дымоходы, но пришлось часть трубы переложить. Потом он мылся в бане с Машей ,а после бани разразилась такая сильная гроза с громом, что и сёстры жались к нему вместе с Машей от страха. В доме где-то трещало, эхо грома
прокатывалось по нему, иногда дом сотрясался, кое-где подтекала крыша. Василий взял у Петра несколько тесин, да несколько брёвен распилили маховой пилой на козлах на тёс. Василий с Петром галтелью сделали обработали новый тёс и перекрыли в трёх местах крышу. Когда Маша забеременела, Василий сказал, что будет помогать ребёнку, но не может жениться поскольку женат, но пока по важным причинам не едет к прежней жене.
   В голодном сорок шестом году он по старой памяти ставил силки из проволоки на дичь, наплёл из ивовых прутьев морды и ловил рыбу, кормил Машу и её сестер. Даже тайно вычистили они с Петром пожню в лесу от мелкого кустарника и посеяли жито, а потом смололи на ручной мельнице и так выживали. Сорок седьмой снова выдался голодным и Василий не только в своей деревне помогал семье Петра и Маше с её сёстрами, но и Павлу помог, а также двум девушкам. которые жили в материном и дядином доме в соседней деревне. И там потребовалось не только его участие, но и строительные навыки и мастерство печника. С жившей в материнском доме Зиной у него завязалась любовь. И опять он испытывал смешанные чувства, ночуя в знакомом с детства дому, где был знаком каждый сучок в потолке.
   У Василия сложился такой авторитет в колхозе, как мастера на все руки. что его назначили бригадиром, а потом послали учиться на агронома и председателя колхоза  в трёхгодичную школу. В эти годы он съездил к прежней своей семье, объяснил ситуацию и сказал о клятве, данной перед смертью отца и матери, что сделает всё, чтобы вернуть их дома. Дети его поняли, тем более, что они повзрослели раньше своих лет. Труднее был разговор с женой и с Катей. Катю он уговорил перебраться в одну из соседних деревень, где старенькая бабушка оказалась её дальней родственницей и Катя с дочерью ухаживали за ней во время  обострения ревматизма. Старушка завещала им дом. В летние каникулы Василий с Петром и Павлом отстроили срубы второй половины дома. Василий сложил печь и перевёз свою семью.
    После окончания учёбы  Василий несколько лет был председателем колхоза, потом агрономом. Петр и Павел  работали бригадирами в своих деревнях. После смерти Сталина, когда заговорили о реабилитации. Василий хотел открыть правду, но вскоре понял, что земляки и родные его к этому не готовы и не произошёл перелом в народном сознании , до сих пор доносчик и предатель родного отца Павлик Морозов. из-за которого загубили семеро невинных людей оставался героем.
А и всего-то отец Павлика дал справки двум раскулаченным семьям с Кубани. В первом доносе Павлик писал, что отец взял койку у кулака такого-то, то есть у свой собственной сестры. А вот главный доносчик и служащий ГПУ, двоюродный брат Павлика , будучи почётным пионером изнасиловал девятилетнюю пионерку. Такая вот настоящая история Морозовых, на усадьбу которых ушли 28 миллионов долларов соросовского фонда. Неужели этот не лучший друг Руси давал деньги на что-то хорошее? А невинно раскулаченных кроме Василия Белова, Александра Романова и меня кто ещё оплакал?! Не пришла ли пора воздать должное этим святым труженикам русской деревни, ведь так любить землю и работать на ней от зари до зари уже никого не  научишь и не заставишь.И правда о геноциде казачества и лучшей части крестьянства ждёт своего часа.