Открытое письмо to whom it may concern

 
Отводят глаза, и лексика всё какая-то
нездешняя, несегодняшняя – как памятник
скульптора Аникушина. Поэты, ну что же вы
сидите в мирах своих внутренних, как на диванах кожаных:
удобно, приятно… А жизнь за окном, за пределами
ажурного «я» запускает в нас не стрелами,
а слезоточивым газом, фейками, блокировками,
дипломатическими уловками,
арестами бухгалтеров театральной компании,
продюсеров и режиссёров, настойчивыми копаниями
в кружевном белье балерины, истлевшей давно,
плесканьем в глаза зелёнкой, но это ведь не кино –
поэтому соответствующим органам не так интересно.
Ну недостаточно песен
о своём детстве и юности - настоящее
взрывпакеты бросает в почтовый ящик,
бухает кулаком в двери.
Каждый своим источникам верит,
но будет нам всё-таки не по вере, а по делам.
Мы попали в бедлам -
причём не сходя со стула.
На каждого направлено дуло
орудия лжи. Кто отбивается, кто принимает на грудь.
Чистую информацию видел ли кто-нибудь,
существует где-то в природе факт без трактовок?
До факта нам не добраться, от него остаётся обломок
с быстро сооружёнными нашлёпками из глины,
с декором и обильной лепниной
от создателей информационного поля.
Скажете: ты опять о политике. Но тут дело такое:
дождь, молотящий кусты сирени,
существует в одну минуту с падающими на колени
перед властью Михалковым и Кеосаяном,
с работающим на ближайшей стройке подъёмным краном,
с ребёнком, упоённо поедающим  голубику,
с фотографией солнцеликого
Сталина в автобусной кабине водителя,
с говорящим тихо и твёрдо Сокуровым,
с предложениями ввести цензуру -
всё это ткань жизни, вне тем и жанров,
чтобы долго и мощно плыть, нам не хватает жабров,
мы идём на дно и отползаем под камни,
потому что порой так страшно, что хочется к маме -
чтоб она спрятала, заслонила – и забыть, что мы сами мамы и папы.
Прошлый – век-волкодав, а этот – лиса, отгрызшая лапу
у себя самой, гиена, макака, строящая рожи?..
У меня нет ответов. Но когда поэты молчат, это больше меня тревожит.