По справедливости...

                29 июня 1174 года,  г. Владимир


Сознание возвращалось по спирали, словно в водовороте глубокого и тяжелого сна. Сон не отпускал, хватался своими сучковатыми старческими пальцами за полы кафтана, будто говоря – останься здесь, не уходи. Кому сказал стой! Князь открыл слипшиеся, не то от простуды, не то от ночных слез веки, и все еще в полусознательном состоянии сел на ложе. Через мгновение, уже не во сне, а наяву, раздался настойчивый стук в бревенчатую дверь.
- Открывай князь! Дело есть первостепенное. До утра ждать не будет. Открывай, кому говорю!
  По голосу вроде как Петр Кучкович, родственник его самой первой жены, да вот только, что это за тон такой требовательный. - Белены объелся? Смотри  мне, а не то быстро отправишься в след за братом-разбойником, что кончил на дыбе три года назад, - пронеслось в голове.
Князь встал на ноги и подошел к двери:
- Прокопий! - обратился он к своему слуге. Ты там?
- Тут я, князь. Тут… - ответил слуга не своим голосом.
- Это кто там такой буйный? Кучкович ли младший, что ли?
- Да, боярин. Это он. Он самый. И с ним еще человек двадцать с мечами! Убивать пришли!!! - пронзительно закричал голос в ответ.
- Ах ты, шельмец! - вторил ему голос Петра Кучковича, и следом послышался хлёсткий удар. Что-то тучное глухо упало на пол. Поговори мне тут, - добавил Петр.  Открывай, князь! Пришло твое время. А не то, соберу всех твоих малолетних детей, оболью маслом и пущу факелом по двору. Но будь уверен, твои двери сгорят еще быстрее. – Эй, Федот, тащи сюда все масло с лампад. Не откроет, так огнем выжжем.
- Стой, Петр! Не бери греха на душу. Не трогай детей. Заходи один. Я тебя не трону. А поговорим челом к челу, так и сам к ним выйду.
- А верить-то тебе можно, князь?
- Знаешь сам, мое слово камня тверже.
Слышно было как голоса за дверьми что-то резко заобсуждали на взвинченных тонах. Через минуту Петр ответил:
- Ладно, открывай. Захожу один. Поговорим по-мужски, а после и сам к народу выйдешь.
   Князь подошел к стене, снял меч Святого Бориса, проведя левой рукой по лезвию, ощутил холодную крепость стали, и следом крепко сжал рукоятку.
- Заходи, Кучкович, - жестко проговорил он, снимая засов.
Дверь медленно приотворилась. Князь спрятал меч за спиной.
- Заходи, что топчешься?
- Да иду уже, иду. Помни, ты обещал!- прошипела в дверном проеме кучерявая голова здоровой детины.
- Дверь закрой на засов, чтобы никто не помешал.
- Ладно,- несколько сконфуженно ответил ночной гость, после чего опустил засов.
- Проходи. Рассказывай, что за напасть приключилась.
- А что говорить? Кончились твои дни, князь. Народ больше терпеть не станет. Братья твои: Михаил и Всеволод, а также племянники Мстислав и Ярополк Ростиславовичи, все на нашей стороне. Устал народ от твоего правления, и твоих решений дурных. Законы бесовские по-выдумал. Пора менять все. Пора начать жить по справедливости. Очиститься перед Господом, да и перед предками.
- По справедливости говоришь, не по закону?
- А что этот твой закон? Кого он счастливым сделал? Одни страдальцы вокруг. По справедливости жить станем! По-божьи.
- А ты хоть понимаешь, что такое справедливость??? Кто скажет, что есть справедливо, а что нет?
- Так, а что тут понимать. Справедливость – она завсегда сразу видна. Вот отец твой, Долгорукий, забрал Еремея Кучковича села – это справедливо? А то, что после Еремей с горя от водки сгорел – справедливо? Это ведь не Долгорукий те села давал, так и не ему отымать!
- А то, что в тех селах крестьян десятками по воскресеньям вешали, пахать поди некому стало, это было правильно? А то, что он всех девок перепортил, да болезнью позаражал – это может правильно? Рожать-то кто станет? А сейчас погляди, 30 лет спустя-то, что стало? Крестьяне какие дворы поотстроили? А душ сколько нарожали?
- Не он давал, не ему отымать!!! И потом, мы казну твою всем нуждающимся раздадим. Подати, что купцы платят, все людям пойдут. Каждому выдадим по-честному, по-справедливости.
- Вот ты заладил. Скажи мне, вот баба, одна растит шестерых детей, муж помер, голодно дома, дашь ей денег детей кормить?
- Ну так про то и говорю. Справедливо дать денег на прокорм детей.
- Хорошо, а вот вторая, те же шесть детей, мужик пьет, бьёт в синь, а голод еще пуще. А ей-то, что не дашь? Не справедливо будет на прокорм детей дать?
- Ну ей не дам. Мужик то есть.
- Мужик есть, да вот животы у детей с голода попухли. Ей-то что делать, мужа убить сперва, чтобы твоя справедливость до нее дошла?
- Ну так это…, заерзал Петр не зная, что ответить
- Как справедливость определять станешь?
- Все просто. Смотрим на человека, как он жил последний год, как работал, как старался для города, для народа, так и определять станем.
- А если он маньяк-насильник, или дом купил с разбоев на большой дороге, но об этом на своих дверях не написал. Молчит об этом, ну или время в годы прошло? Получается, что твоя справедливость твоей и останется. А на самом деле насильнику-разбойнику ты княжих денег раздашь, живи мол дальше, до следующего насилия.
- Ну, насильников всех на дыбу пристроим.
- А знать-то как станешь? Люди скажут? А как оболгать кто захочет??? Невиновного на дыбу? А если он переродился и исправился? Хороший работник и семьянин сейчас??? А если он все равно через год занасильничает?
- Ты мне зубы не заговаривай. Мы все по добру разделим. Деньги - это помощь, она должна к добру вести.
- К Добру говоришь… А ты сам-то его границы ясно видишь? Вот, Прокопий, которого ты в сенях уложил, шибко над ним издевался отец. Кожу лоскутами сдирал, пока тот не научился драться, и не дал ему сдачи. А после, Прокопий кулачными драками всю семью свою кормил. Ровно до того дня, как инквизиция его схватила и в монастырской пещере цепью приковала, так и что ж.., он там читать научился, и книги божьи наизусть выучил. Разберешь ли ты, Кучкович, где в его жизни добро, а где зло было? Вопрос простым бы был, знай ты, что после с ним будет? Как его судьба сложится? Вот оттуда-то только и видно - настоящее добро или зло, где было. Как в будущее заглядывать станешь? В отгадайку сыграешь? Или предположишь на свой лад?
- Ну да ладно, не добро человеческое, так добро божье будет во главе. Будем по божьи жить, по его заветам.
- Помнишь, когда враже племя пришло. Не созови я рать, не возьми меч, что бы та орда оставила на земле нашей? Пепел по-ветру и мертвых по-полю? Помог бы Бог? Я помог, ратники помогли, мечи решили дело. Не Господь сам, через нас, через нашу волю. Это там, на небесах, он всем по заслугам напеняет. А здесь, воля нужна своя. Сила и решимость. Бог тут не причем. Подставляя вторую щеку и первую не сбережешь.
- Да ты так говоришь, как будто и выхода нет, князь. Ополоумел ты. Бесноватый стал!
- Есть выход. Им и шел я. Законы нужно верные писать. Не самим решать, мол кому и как помочь, кому денег дать, а кому на дыбу. Кто хороший, а кто сволочь поганая. Закон должен быть, учеными людьми созданный.  Мудрыми и не алчными. Чтобы закон этот вперед смотрел, и всему народу, а не одному человеку польза была, хоть и далекая. А по-справедливости, по-божьи или по-добру, так казнить или миловать не тех и не так станешь. Нельзя чтобы те, кто казнят, на свой лад решения принимали. Не для того Богом созданы. Не по праву их деяния будут!
- Богат ты лясы точить. Все! Пришло твое время, князь Боголюбский. Пора тебя в народ вести, там всё и узреешь…
Князь горько задумался склонив голову и прошептал, – Боже, храни Владимир…
После решительно отрыл дверь и вышел в сени.
- На мечи его! - заорал Петр, заметив меч Святого Бориса за спиной князя.
- На мечи! – вторило двадцати-кратное эхо….

Через две недели волнений, когда большинство бояр были убиты крестьянами, а имения разграблены, когда лишь последнее средство - всенародный крестный ход с иконой Пресвятой Богородицы смог остановить смуту, Кузьмище Киянинину, верному слуге убиенного, удалось скрытно отнести тело князя в притвор Рождественского собора.


....

А вы говорите о справедливости… Жизнь не справедлива в основе, но абсолютно ясно, что нельзя, чтобы одни и те же люди и казнили и принимали об этом решение. 
Еще меньше справедливости в том.