Дровосек

Однажды, в одном тёмном,  совершенно сыром и неприветливом лесу жил дровосек. Дровосек, как дровосек, ничем не замечательный среди других дровосеков . На нём была старая замшевая, покрывшаяся мохом от времени, шляпа с пером, неопределённого цвета и редкой, видимо, в природе птицы. Свиной кожи, прилично засаленная, потрескавшаяся во многих местах безрукавка. И рубаха из грубого серого рядна, пропитанная обильно солёным трудовым потом и скупыми мужскими слезами, которые не чужды даже дровосекам.

Ещё не разлучался ни на минуту наш герой со своим любимцем-  остро заточенным топором, в отражении лезвия которого часто заглядывался  то на своё небритое лицо, исполненное глубокомысленным взором, то на косые лучи заката по дороге домой.


 Лучи заката и топор- вот и всё, вобщем-то, что любил дровосек в этом мире!..  Да ещё песни, подслушанные на радиостанции "Маяк", да ещё свой дом и пару кружек пива после работы.


- Ать-ать!-  пел дровосек, под металлический аккомпанемент своего инструмента,-  Пять шагов назад тихо на пальцах, лети моя душа, не оставайся- притяженья больше нееет! ..


Это был очень душевный дровосек. По ночам он сочинял сказку.


"В печке, непутёво разбросанные, беспечно горели дрова! Они шипели, трескались и иногда из них брызгала смола"- было написано в ней. Но продолжения не получалось.


-Горели дрова, горели!.. И сгорели!- мрачно думал наш герой и подбрасывал в раскрытый раскрасневшийся глиняный рот ещё одно полено. В доме  Ихберга (назовём нашего героя так) всегда было сухо и тепло. Но чего-то не хватало. То ли детского смеха. То ли мышиных козней. То ли просто каких-то, пусть даже малозначительных, событий.


И вот в одну прекрасную, тёмную-претёмную,  совсем безысходную и пропащую осеннюю ночь в крепкую дубовую дверь Ихберга кто-то неумело и нервно заколотил маленькими кулачками.


-Впустите- впустите!- пищал извне настойчивый и испуганный тонкий голосок.


- Кто там?- строго спросил дровосек и приставил ухо к двери (он не любил незапланированных визитов).


- Это я! Машаимедведи!- обрадовался голосок голосу хозяина и затих, чтобы не пропустить  слов в ответ.


- С медведями?- недовольно поморщился Ихберг( он не любил впускать в дом диких животных).


-Нет-нет, одна!!!- поспешила исправиться Машаимедведи,- Впустите- впустите-впустите!!!- взмолилась она,- За мной, должно быть, скорее всего, гонятся всякие нехорошие злодеи и ещё я умираю от голода и мне как-то не по себе и страшно!..



-Что случилось,, Маша?- поинтересовался хозяин дома,  отодвигая тяжёлый засов.


-Ах!- только и смогла ответить бедная девочка, проходя в сенцы.  С её волос и платья стекали ручейки воды,  с ресниц по щекам ползла густая, неповоротливая тушь.


- Можно посидеть на вашем стуле?- робко спросила ночная гостья. И хозяин с готовностью пододвинул ей скамейку.


- Я так голодна, можно поесть из вашей тарелки?- поудобнее устроившись на скамейке, поинтересовалась Маша.


- Да,  Машаимедведи!- пробормотал Ихберг и протянул незнакомке свою тарелку. У него была сегодня вермишель с сыром, с маслом и солёными помидорами.


- А можно попить из вашей кружки?- осмелев, спросила сытая Маша и, не дождавшись ответа , сделала три огромных глотка.


-  Я провалилась на конкурсе Золушек!- сказала Маша после кружки Ихберга, щёки у неё раскраснелись , а в глазах запрыгали чёртики...


- Им не подошла моя нога!- Маша выставила свою ножку из-под стола и зашевелила пальчиками.


Дровосек так давно не видел таких красивых маленьких пальчиков и ножек, что ему перехватило дыхание.


- Сорок пятый?- мужественно спросил он,стараясь думать о цифрах.


- Тридцать девятый!- возмутилась гостья,- и нахмурила тонкие брови.


- А нужно было сорок пятый?..-  не унимался хозяин дома.


- Ты издеваешься?. На тебе!- сказала Маша и, схватив, со стола самую большую деревяную ложку стукнула Ихберга по голове.


В воздухе повисла сухая, звонкая нота.


-Баамц!- пропела Маша, стараясь скопировать звук.


Странно, но Ихбергу понравилась эта игра.


- Я так устала!-совсем.осмелев, сказала девушка,- Можно мне полежать на твоей кроватке?


Не успел Ихберг открыть даже рта, как услышал знакомый скрип пружин за занавеской, а вскоре и ровное, размеренное сопение и мурчание заснувшей разбойницы.

В доме запахло вдруг ландышем и молоком,  верёвкой, с развешанным на ней детским бельём, и круосанами с ежевикой. Всё это было так неожиданно и так странно!..

Ихберг низко наклонил голову над столом и минуту сидел неподвижно, как будто не мог решиться на что-то. Затем взял топор и встал,  будто пьяный. Он  ничего не видел, его шатало, а руки тряслись. На лбу и возле крыльев носа выступили крупные капли пота, волосы слиплись над бровями  и  встали торчком на макушке. Ихберг очень медленно, как будто преодолевая неимоверное сопротивление, проделал несколько шагов от одной стены к другой.  Он отодвинул рукой цветастую занавеску, оставшуюся в наследство ещё от бабушки, и посмотрел на девушку. Лицо его, казалось, посветлело и в нём снова можно было узнать маленького мальчика, который любил путать бабушке нитки и задавать родителям глупые вопросы.

-Ах!- только и смог произнести дровосек. Резким движением он бросился к печке, отодвинул горячую заслонку и кинул топор в огонь. По щекам его текли слёзы.  Он совершенно не стеснялся их и размазывал солёную влагу грязными пальцами по вздрагивающим от неумения сдержать плача щекам.

- Иди ко мне!- послышался вдруг из-за занавески тоненький голосок.


В печке, непутёво разбросанные, беспечно горели дрова. Они трескались, шипели и плевались иногда горячей смолой. В тёмном углу стояла кровать. Слышались странные скрипы.  Время остановилось.