Тряпка. Заключение
Мама обратила внимание на то, что её сын как-то странно ходит, и тут же спросила, обеспокоившись.
- Ты не заболел?
- Да не мам, болячка просто, нормально все, скоро пройдет, - утешительно произнес Опакуджи, зная, что забот у неё и без того хватает.
- Покажи, - произнесла мама, и он не смог разобрать повелительный это был тон или подозрительный.
- Не покажу, - ответил сын с чувством осознания того, что мужчина всегда старший в доме, прикрывая этим чувством свое стеснение.
- Хромай ходи тогда, дурак, - разозлилась мама и ушла готовить.
Опакуджи было стыдно говорить о болячке, так неудачно выбравшей место своей дислокации. Он боялся, что мама посчитает его грязнулей, болтающейся где попало. Поэтому, дождавшись момента, когда он остался "один дома", восьмилетний Опакуджи решил поиграть в доктора.
Предусмотрительно подготовив марлевую повязку, скрепленную несколькими пластырями, и пару самодельных ватных тампонов, Опакуджи отправился на кухню. Там он нагрел иглу для стерилизации, которой предстояло стать основным инструментом операции. Руки мыть он не посчитал нужным, так как летом он практически не вылазил из-под напора воды(с которым она текла с крана, в то время).
Вернувшись в комнату, Опакуджи разложил на тумбочке перед собою йод, зеленку и остальные подготовленные предметы. Задумавшись о том, что все-таки зря он не пожаловался маме, ребенок бросил взгляд на половую тряпку, выброшенную им в угол комнаты. Та как будто бы говорила всем своим видом, что она сама решает, где ей лежать. Что, если захочет, то сама себя уберет. Если уж на то пошло, она уберет и все пятна, если захочет, и никто ей для этого не нужен. А пока эта тряпка просто лежала в углу.
Прервав столь значительный мыслительный процесс на том, что потом уберет тряпку в положенное место, Опакуджи взял иглу. Расковыряв болячку он увидел что три гнойных стержня соединены в один, более широкий, от которого исходят и другие маленькие отростки, соединяющиеся с капиллярами. Кожа в диаметре нескольких сантиметров, или размером с небольшую монетку, покраснела, и прикосновения к ней не вызывали болевых ощущений. Боясь распространения заражения, Опакуджи вновь пожалел, что не пожаловался маме, и взялся аккуратно вытягивать отростки, начиная с самых неприметных.
Затянувшаяся операция вынудила его представить своё будущее, чтобы успокоить дрожащие руки и отвлечься от столь утомительного и нервного занятия.
"А что если я перейду из одной из самых лучших школ города, каковой является тринадцатая,( здание которой было военным госпиталем, в годы войны) в не менее прославленный кадетский корпус, с конкурсом в тридцать человек на место. Говорят, что лучшие его выпускники оканчивают своё обучение в Норвегии, а из гарантированного то, что каждый выпускник получает звание младшего офицерского состава. И почему там столько льгот, если никто никому ничего не должен? Может это просто реклама? А если ты такой стал лучшим и –бац! - директора сменили, и все льготы отменили? " - подумал Опакуджи, прежде чем вновь отвлекся на тряпку.
Та все еще просто лежала в углу.
"Ладно, ладно, не суть. Интересно, а чему там можно научиться. Допустим уроки, а после что? А вдруг там тренера не будет? Или будет пару месяцев настолько хороший тренер по борьбе, что позволит ему даже подвыпившим, приходя в зал, вести тренировку и говорить: "Боритесь!"... Появится ли какой-нибудь дядя Гаджимурад(кажется, так его звали, уже и не вспомнишь точно), чтобы вести кружок по акробатике и танцам, не получая за свою работу ни рубля(возможно, мелочь какую-то получал от начальства, но навряд ли)? А потом еще и друга приведет своего русского, с гармошкой, усами и немного вздернутой губой с правой стороны лица, чтобы тот учил парней, не всегда внятно говорящих по-русски, петь "Смуглянку" и "Эх дороги" и т.д.? Да нет, зачем им это? Никто никому ничего не должен."
Тряпка все еще просто лежала в углу.
Вытягивая более широкий стержень Опакуджи обнаружил "луковицу", с которой тот соединялся. Швейная игла помогла удалить эту заразу не оставив ни одного отростка. Обработав рану зеленкой, так как йод оказался чересчур жгучим, он прикрыл её заранее подготовленной повязкой. Затем, выйдя на кухню, Опакуджу нагрел чешую лука, которую после подложил под марлю, чтобы она впитала в себя все возможные остатки от заразы. Операция, о которой никто так и не узнает, была завершена. Уставший и довольный Опакуджи направился к постели. Прежде чем уснуть он услышал шум, отдаленно напоминающий крик совы, что заставило его вернуться "назад в будущее", то есть в свои представления о нем.
"Ну, соберет этот дядь Гаджимурат группу акробато-танцора-хористо-барабанщиков, ну и что? Ну, допустим, у каждого будут свои предпочтения, а он их в общак запихает, и будут - одного от другого не отличить. Не верится что-то, что во мне он найдет отдельный талант, гибкость, к примеру, а я ведь хожу, уже три месяца как, на гимнастику, что позволяет в потасовках выбираться из самых затруднительных положений. А потом, вместо того, чтобы заниматься своими детьми или заработком, он еще и разовьет этот талант во мне настолько, что лежа на животе я смогу ставить ступни перед своими плечами, перекинув ноги через мостик. Да и другого кого научит на руках лезгинку танцевать, а мы потом, каждый со своим номером будем выступать в интернатах и министерствах, и шрам там будет. Да не, никто никому ничего не должен, а уж мне тем более."
Тряпка просто лежала в углу.
"А воспитатели такие Ирина Юсуповна и Актай Багаутдинович будут водить нас к лунному берегу, что на родопском бульваре, чтобы мы на экране(который и сейчас там стоит, но уже давно не работает), всем классом смотрели кино, иногда без звука, потому что за него нужно будет платить. А учительница по русскому и литературе, Абдуллаева Патимат Касумовна, просто так заставит своих учеников посещать ее дополнительные занятия, где и решит поставить Опакуджи первую долгожданную четверку по предмету, который давался ему гораздо сложнее остальных, авансом, чтобы не портить итогового хорошиста. А сильно ли он замучает свою классную с тринадцатой школы, со своим переводом, она ведь не захочет его отпускать? Да не, быть этого не может. Никто никому ничего не должен."
Тряпка лежала в углу.
" А библиотекарша, которая посоветует ему для чтения книгу о маге, который превратится в сокола, чтобы избежать неприятностей, исходящих от него самого, но слишком долго пребудет в этом образе, что не сможет превратиться обратно в человека, пока его учитель не позовет его по имени? А фантастический Нариман, который, понимая, что не сможет удержать кадет, собравшихся на разборки из-за того, что кто-то обидел младшего брата одного из них, сам поведет их к месту встречи, строем? А Апан Османовна, которую будут бояться все, и поэтому я буду избегать встреч с нею, а она под конец одиннадцатого класса посоветует привести родителей, чтобы подтянуть меня до золотой медали, или красного диплома, и проявит большую доброжелательность, чем кто-либо другой? А многие другие, которые не отличались особым финансовым достатком? Нереальные люди. Зачем им это? Никто никому ничего не должен."
Тряпка лежала.
" А отец, который несет на руках сына, уснувшего от теплоты надетого на него свитера, когда они будут возвращаться домой от дяди, в то время как старшие брат с сестрой и мама будут идти впереди. И он никому ничего не должен. "
Внезапно появившаяся младшая сестренка, которую с легкостью можно было спутать с миомой, от её внезапности, убрала тряпку, и спросила у засыпающего Опакуджи, прежде чем заняться уборкой:
- А где папа?
- Папа просто уехал в село, я верну его... снова.
A.S.N.F.
Свидетельство о публикации №117082104184