Henry Kendall Выслеженный

ГЕНРИ КЕНДАЛЛ
(1839 — 1882, Австралия)

HUNTED DOWN
ВЫСЛЕЖЕННЫЙ

Два года как тигр окаянный, а, в сущности — зверь-человек,
Побег совершил темной ночью — и был всеми проклят вовек.
Пока дождь хлестал, и гремело, и сосны сгибал ураган,
Бежал он по сточным канавам — туда, где шумел океан.
Под рев и стенания бури, под грохот ликующей тьмы —
Нагой, безрассудный  и битый сумел он сбежать из тюрьмы.
Став против морского залива, вдохнув полной грудью прибой,
Он с диким, неистовым криком исчез темной ночью глухой.

Он был остановлен приливом; но буйная ночь так темна —
Сумел он уйти от погони — ему помогал Сатана,
Что дал настоящему зверю одежду и пищу и кров
В одной из пещер недоступных средь западных дальних холмов.
Потом, поднабравшись силенок, с ножом и оружьем в руках,
Искал он невинные жертвы, и всюду царил жуткий страх.
Разбой, грабежи и убийства случались почти день-деньской.
От страшных, кровавых историй земля потеряла покой.

Но горный и дикий волчара  — убийца невинных людей —
Тот, кто наводил страх в округе — дрожал сам в пещере своей.
Дыхание ветра ночного и шорох листвы в тишине
Казались посланцами смерти ему, Вельзевулу, вдвойне.
Пока шли охотники где-то — злодей, как гадюка, дрожал,
Отрекшись от Господа Бога, в берлоге средь сумрачных скал.
Да! Он проживал в склизких ямах, он в норах испытывал страх,
И — ждал, с выступающей злобой, как пена, на синих губах.

Два года, как тень, он маячил на тракте, в лесу и в полях.
Но все ж Немезида сумела напасть на его волчий шлях.
Преступники в тюрьмах стыдились того, кого проклял народ,
Кто жил жизнью дикой пантеры, о ком добрый бард не споет —
Кто ночью зарезал трех женщин, девицу и парня легко,
И горло дитю перерезал, убив мать при этом его!
Но все ж, по равнинам и кряжам, вдоль озера в чаще лесной,
Уж ехал как день и неделю — бесстрашный  Дик Блейк, зверобой.

Был нюх у него, как у гончей, а глаз как у рыси, — и след
Мог взять он легко, где казалось, совсем нет звериных примет.
Едва зверь проведал, что следом за ним Дик идёт по пятам,
Себя ощутил он в ловушке, блуждая один по горам.
Когда же презренный волчара, с клеймом как у Каина, стал
В берлогу к себе пробираться, то он еще, аспид, не знал,
Что Блейк и товарищи Блейка не спали и ждали его,
Что выслежен был он в итоге и встречен в горах далеко.

Ведь тот, кому прежде попался неистовый Терригал Билл,
Следы обнаружил волчары, где холм остроконусный был.
Их было участников трое: Дик Блейк, его брат и один
Из тех, кто сам жил на отшибе, и чей был убит младший сын.
Две ночи и день они ждали того, кто был проклят навек.
Под утро у входа в пещеру им встретился зверь-человек.
И гром грянул страшный на юге, и гулом наполнился лес.
Блейк грозно окликнул того, который был в сущности бес

Ответом ему была — пуля; и брат Дика, вскрикнув, упал,
И небо в момент потемнело; сам Бог, будто знак показал.
Вокруг стали рушиться скалы, и камни катились с холмов,
Лил дождь и кругом раздавался неистовый, дьявольский рев.
Дрожала земля, и раскаты гремели, как рык Сатаны,
И темные, мрачные тени бродили по лику Весны.
Но в шуме и в проблеске молний Дик Блейк не утратил свой пыл.
Сквозь тени он бросился к волку и тут же его задушил.
--

Hunted Down

TWO years had the tiger, whose shape was that of a sinister man,
Been out since the night of escape—two years under horror and ban.
In a time full of thunder and rain, when hurricanes hackled the tree,
He slipt through the sludge of a drain, and swam a fierce fork of the sea.
Through the roar of the storm, and the ring and the wild savage whistle of hail,
Did this naked, whipt, desperate thing break loose from the guards of the gaol.
And breasting the foam of the bay, and facing the fangs of the bight,
With a great cruel cry on his way, he dashed through the darkness of night.

But foiled was the terror of fin, and baffled the strength of the tide,
For a devil supported his chin and a fiend kept a watch at his side.
And hands of iniquity drest the hellish hyena, and gave
Him food in the hills of the west—in cells of indefinite cave.
Then, strengthened and weaponed, this peer of the brute, on the track of its prey,
Sprang out, and shed sorrow and fear through the beautiful fields of the day.
And pillage and murder, and worse, swept peace from the face of the land—
The black, bitter work of this curse with the blood on his infamous hand.

But wolf of the hills at the end—chased back to the depths of his lair—
Had horror for neighbour and friend—he supped in the dark with despair.
A whisper of leaf or a breath of the wind in the watch of the night
Was ever as message of death to this devil bent double with fright.
For now were the hunters abroad; and the fiend like an adder at bay,
Cast out of the sight of the Lord, in the folds of his fastnesses lay.
Yea, skulking in pits of the slime—in venomous dens of eclipse—
He cowered and bided his time, with the white malice set on his lips.

Two years had his shadow been cast in forest, on highway, and run;
But Nemesis tracked him at last, and swept him from under the sun.
Foul felons in chains were ashamed to speak of the bloodthirsty thing
Who lived, like a panther inflamed, the life that no singer can sing—
Who butchered one night in the wild three women, a lad, and a maid,
And cut the sweet throat of a child—its mother’s pure blood on his blade!
But over the plains and away by the range and the forested lake,
Rode hard, for a week and a day, the terrible tracker, Dick Blake.

Dick Blake had the scent of a hound, the eye of a lynx, and could track
Where never a sign on the ground or the rock could be seen by the black.
A rascal at large, when he heard that Blake was out hard at his heels,
Felt just as the wilderness bird, in the snare fettered hopelessly, feels.
And, hence, when the wolf with the brand of Cain written thrice on his face,
Knew terrible Dick was at hand, he slunk like a snake to his place—
To the depths of his kennel he crept, far back in the passages dim;
But Blake and his mates never slept; they hunted and listened for him.

The mountains were many, but he who had captured big Terrigal Bill,
The slayer of Hawkins and Lee, found tracks by a conical hill.
There were three in the party—no more: Dick Blake and his brother, and one
Who came from a far-away shore, called here by the blood of his son.
Two nights and two days did they wait on the trail of the curst of all men;
But on the third morning a fate led Dick to the door of the den;
And a thunder ran up from the south and smote all the woods into sound;
And Blake, with an oath on his mouth, called out for the fiend underground.

But the answer was blue, bitter lead, and the brother of Dick, with a cry,
Fell back, and the storm overhead set night like a seal on the sky;
And the strength of the hurricane tore asunder hill-turrets uphurled;
And a rushing of rain and a roar made wan the green widths of the world.
The flame, and the roll, and the ring, and the hiss of the thunder and hail
Set fear on the face of the Spring laid bare to the arrow of gale.
But here in the flash and the din, in the cry of the mountain and wave,
Dick Blake, through the shadow, dashed in and strangled the wolf in his cave.
==