Эти солнечные дни избавят тебя от дождя и грязи

В той келье темной неуютной, как будто каменной мошне,
Служившей сенями, приютом, пред тем как сгинуть в тишине
Живому телу человека, что был Помазанник России.
Он исхудал, из рук вон плохо по кельям ноне всех кормили.

И дрожь по телу ненароком под вечер часто пробегала.
Лампадка глазом одиноко надежду в сердце навевала.
Да службы глас хоров венчальный так по-мужски крепчал на время.
Дух плотью утолялся: амен? аминь... и дни былого ожерельем

Низались в памяти: как скоро прошли отпущенные сроки.
Царь - покровитель и опора народа... что же одиноки
И нескончаемы молитвы, труды подбора древних слов.
Иов в тьме теплился ликом - Ты, Царь, ты избран - ты готов?

Готов? Ты нищ ли Духом? неуютно от света скудного во келье.
Двуглавый мечется по стенам как будто тот Орел в поверье,
Что в клетке не сдюжает птица. Что от неволи околеет.
Грудь холодеет и не спится. Как будто по подвалам в щели

Бегут и прячутся всё крысы: вы покидаете корабль?
Ни ветра, ни волны - не слышно. Имерато'p, всем очень жаль,
Но низвергают и с Олимпа, тебе ль не знать коварства век. И снова дрожь.
Ночная нимфа, рассудок квёлый не тревожь.

Что в кресле вольно так расселась? Здесь схимникам лишь есть приют.
Аликс, о Пресвятая Дева, ты лишь мираж, иль ты сосуд,
Который я испил, но жажду. ТЫ иль не ты? Мой ангел Мира.
Как низок потолок сей вежи. Как ты бледна... Господь, помилуй...

Шаги неслышно подокрались. Дверь отворилась - Белый свет?
В проеме в масках совещались. Войдут... плащи как крыльев след
Темнеют в мутном коридоре. Войдут? Орел чернел двуглавым ликом,
Как траурный вороний Суд. Судить Царя? Кричала птица двуязыко

Но птица что? Задушат тут. И дева в кресле не качнулась.
Рука обвисла. Знак ошую. "Не обознались?"
"Поглядим."