Тризна по котику Штирлицу

Тризна по Котику Штирлицу

Он умер как и жил.
В одно мгновенье
Его потоки жил
Остановились…
Был близок мне
И вдохновенье
Не снискал….
Когда был жив.
(а мертвый стал мне ближе)
Он и варенье не воровал…
А воровал что мог (не ел варенье).
А ел бы и имел то вдохновенье
Что позволяет мне о нем писать…
Что позволяет…
Или дозволяет.
Что дозволяет смерть?
А всё.
Что может.
Может, жизнь дозволит?
Дозволит, до себя. Дозволит.
Струится стиха слабая строфа.
Не каждому дано поэтом быть великим.
Но стать певцом дозволенного смертью
Разрешено лишь мне.
Поскольку на пороге не вместно кривить душой.
Которая готова путь Котика была пройти не дрогнув.
Хотя бы если путь окончился лишь бездной
В которой гибнут все создания земные.
Ведь если все погибли и погибнут
То Котик никогда не станет вечным.
А мы все Котику подобны
Лишь прожигаем жизнь – всяк так как может
Когда Всё можно
И ничто не важно
Тогда все наше существованье покрыто
Кожею и покрыто лажей.
Тогда всё можно.
И тогда всё страшно.
Никто не хочет чтобы было страшно.
Все верят в то что все это возможно.
Но эта вера ничего не стоит.
А потому, что это
Является не боле, чем прибежищем рассудка,
Что  нам нашептывает спасительные сказки.
Чем же напутствовать вас, времнем гонимы,
Как облегчить вам смерти опознанье?
Где истина, что будет вечной?
Смерть Котика.
Она случилась.
Была она внезапной и случайной.
И пониманье, что не отличима она от нашей смерти.
Что также мы ссучим ногами.
И охлаждается забыто богом тело.
И мур-р-р-р не скажет тело - околело.
Еще никто, ведомый иль ведущий
Еще никто и даже этот ссущий
Не дал нам однозначного ответа
Кто возвратится в это гребаное лето.

 



Поверь мне, ожиданье  разгоняет кровь…
Она быстрей течет по венам и жизнь уже не кажется такой.
Как раньше.
Все ярче кажется, быстрее мысли бег,
прекрасней воздух, и снег уже не снег...
И лучик солнца проникает в сердце вновь.

когда случается любовь…