О вершине горы и сентенциях

«Да, отныне для меня нет другой жизни, кроме этой. Ты должен поверить мне. Я хочу, чтобы ты вернулся домой и продолжал жить, как ты всегда жил, - заботиться о доме, об имении. А может быть, ты даже встретишь кого-нибудь, влюбишься и захочешь жениться. И будешь счастлив. Благослови тебя Бог за твою любовь, доброту и преданность, мой родной. Этого я никогда не забуду. Если бы я умерла, ты бы думал, что я успокоилась в раю. А это место для меня все равно, что рай. Я скорее брошусь в бездонную пропасть и разобьюсь о скалы, но не вернусь в мир с Монте Верита.»

Эти простые, но обогащенные удивительным энергетическим смыслом слова из рассказа Дафны Дю Морье о Преображении Анны - женской души, вечно стремящейся узнать больше, чем может позволить себе обычный мир и женский ум, узнать чтобы разрушить или подтвердить иллюзии, несмотря на осознание реальности всех несовершенных внешних форм, найти то, что на взгляд обычного непосвященного обывателя  соответствует земному, но оно и несомненно выше, чем мирское и суетное.
Каждый из нас рано или поздно отправляется в поиски своей горы – вершины или планки, которую, как нам кажется, соответствуя нашим амбициям, мы должны осилить, превозмогая усталость и бесконечные препятствия. Но потому и гора называется Монте Верита – истинная вершина, которая одна на многие тысячи гор, одна на многие мили и расстояния, дистанциируясь от всего мира и, провожая бесстрастным взглядом в уходящие в небесные дали заснеженных или оголенных временем года пиков счастливых путешественников и альпинистов в мир, где практичность давно усвоенный элемент, а реклама  - необходимый инструмент для преобладания имени.

Но на этой горе наступает момент, когда кроме Вас больше никого. И Вас самих нет. Более контролировать покорение горы Вам неподвластно. Вы не можете в злости победителя над побежденным устраивать очередную атаку, фиксируя канат или …, скользя заледенелой обувью, используемую второй сезон, по реликтовому горному камню, стараясь зацепиться, ухватиться и балансировать между собственной гордостью и изнеможением. Вы не можете больше рисковать жизнью также, как горный ветерок не может сходить с ума от того, что не в состоянии сбросить Вас со скалы и горная река не может стать грязнее от того, что Вы смываете с себя весь трудоемкий процесс, который организм осилил и превозмог за один только день. Вечер наступает быстро и Вы садитесь на холодные камни. Рядом жесткая мало хоженая трава и мириады, мириады, мириады мелькающих картинок как некогда живших на земле светлячков перед глазами.

Одно и то же? Наверное, нет. То же самое? Наверное, нет. Но в какой уже раз движение наверх, в какой уже раз движение к величию и бескрайней пустоте неба делает для Вас привычным трип. Усталость и необходимость продолжить путь дальше, обещание, данное другу, боссу, команде и…
«Я очнулся, как от удара, будто рывком меня выдернули из глубины сна в реальность, но почему-то осталось ощущение, что перед самым моим пробуждением я был не один. Кто-то стоял рядом на коленях, всматриваясь в мое спящее лицо.»

Она читала Вам этот отрывок. Просила быть внимательным. А через месяц, пакуя ваш незамысловатый багаж, чмокнув в щеку или в лоб, удалялась, исчезала, уходила в тот мир, который Вам казался лишь ее женской шалостью, лишь воспоминанием о Вашей семейной жизни перед выходом из дома и редко вспоминаемую в дороге; сидящей в кресле в своей комнате, которую Ваш друг обустроил со вкусом – она так просила – который бывает в маленьких швейцарских домиках. Окна с пробивающимся ярким солнечным светом, свежее морозное утро, на столе по утрам выпечка и кофе с молоком и неспокойное, необузданное море, оставшееся где-то там внизу.

Вы так и ни разу не захотели взять ее с собой. Она и не просила. Излучающая тепло домашнего уюта и любви, редко выдающая свои слабости, сидящая за книгами и листками бумаги, ищущая и находящая, слишком серьезная и разумная для этого безумного мира, слишком спрятавшаяся от вопросов общества и верящая, что с Вами будет все в порядке.

Поздним сентябрьским вечером укутанная в пальто, идущая неловко по дороге к морю послушать прибой, молчавший доселе, к морю темно-синему зимой и сливающемуся с небом летом (ох уж эта игра природы!), до конца которой целая жизнь, ибо дыхание смерти это только вызов внутренних страхов, которые надо спрятать, чтобы никто не догадался, иначе мир начнет жалеть, мир начнет убаюкивать инстинкт самосохранения, так необходимый в борьбе за собственное «Я», а сама Tod расскажет о себе по запаху и телесному холодку, когда вдруг, услышав новость об очередной утрате, сжавшись в комок и еле сдерживая слезы, засыпает. И никаких снов. На утро будто и не было трагедий и катаклизмов. На утро будто и не было реальности кошмарного Накануне. Вы знаете об этом, о другой стороне мира ее души.

Если бы Вы сказали ей тогда: «Твоя душа для меня больше целой Вселенной, твой талант для меня больше истинной вершины» горы бы отомстили Вам. Или будь предан или скатывайся вниз и никогда не возвращайся больше. Но она не ответила бы Вам на искреннее восхищение.

Ранним апрельским утром, когда еще не рассвело, когда свежесть солоноватого бриза врывается с очищающими нотками во все комнаты с пляжа, укутанная в теплую мягкую кофту или в шерстяной кардиган, связанный собственными руками, от которых пахнет вечной молодостью и притяжением женского счастья, а с пальцев сняты кольца и перстни, готовая выбежать по устланной свежими деревянными балками лестнице вниз, туда к морю, единственному и лучшему собеседнику детских лет, она вдруг вспомнит о Вас. И это совпадение приятных воспоминаний и переживаний друг за друга – Вы, подтягивая трос на другом конце света, неожиданно вспомните о ней – и станет обычным чудом для двоих, быстро записанным в маленьком NoteBook.

Возможно, через годы правда откроется и Вы поверите, что совпадения бывают. Но…
«И одновременно перед глазами у меня была карта мира. Я метался по ней с гор в Южной Америке до хребтов в Гималаях и в Африке. Почти совсем неисследованными остались широкие просторы в Северной Канаде, куски Гренландии. И были еще острова, бесчисленное, бесконечное множество островов, куда не ступала нога человека. Туда залетают лишь морские птицы, и волны омывают их одинокие берега. Мне было все равно, что это будет – гора или остров, поросшая кустарником пустошь или пустыня, непроходимая чащоба или арктические просторы, я слишком долго жил вдали от Анны, и теперь мне хотелось быть с ней вечно.»


       28/11/2015