Клен ты мой опавший...

«Клён ты мой опавший, клён заледенелый…»
Крутится пластинка средь метели белой
От черёмух майских, от цветов сирени.
От чего мне грустно в этот день весенний?
«Или что увидел? Или что услышал?...»
Праздник со слезою в каждом доме вышел…
Мамка в кухне варит. Батя снял свой китель,
Вспоминая что-то… Я средь них, как зритель.
«И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу…»
- Сядь, сынок, со мною, посиди немного.
Так уже бывало… Ничего не скажет.
Лишь обнимет крепко, а потом… запляшет,
Запоет с пластинкой: «… чтой-то стал не стойкий,
Не дойду до дома с дружеской попойки…»
Я гляжу на китель, на грудь – три дырки –
За отвагу, Прагу… полинял от стирки.
«Там вон встретил вербу, там сосну приметил…»
- Пап, а третья дырка? Снова не ответил…
Только улыбнулся и схватил гармошку:
- Мать, пойдем, помянем нашего Серёжку,
Как он пел про друга, про луну, про сени,
Как читал красиво, прямо, как Есенин…
И бежали кнопки - черным на зеленом:
«Сам себе казался я таким же кленом…»
Налили по стопке: «Не грусти, заскрёбыш,
Нам на старость – радость, маленький зазнобыш!»
Выпили беззвучно, не задев стекла,
И из глаз обоих капелька стекла…
Затянули вместе про опавший клён.
Я сидел и плакал, будто в чём винён…
«И, утратив скромность, одуревши в доску,
Как жену чужую, обнимал березку...»
Вертится пластинка… шаркает иголка…
- Эх, он жил красиво! Жалко, что не долго…