Дешёвое Vino Tinto. Глава восьмая п
Я опять склонилась над столом, перекладываю фотографии, читаю выдержки из дневников Арины Яковлевны и - охи, ахи... О чём только нет в её записях. Вот, например, думы о том, как человек погружаясь в сон, теряет связь с реальностью:
" Древляне были уверены, что душа спящего человека покидает его тело и воспаряет над суетным миром. И, поскольку, хозяйская воля слабеет, то открывается доступ к духовной сути владельца. Следовательно, можно заглянуть во все потаённые места своего внутреннего "я". А во мне колобродят аж два внутренних "я".
Известно замечание Цицерона: "Если боги любят людей, они непременно раскроют им свои намерения во сне." Так, например, жена Пилата под влиянием сна уговаривала мужа не распинать Христа. Петрарке приснилась его возлюбленная Лаура в день её смерти...
Сменяются эпохи, а сны никуда не уходят и для многих они бывают вещими. Мне тоже был предсказан красивый, незабываемый, но увы, короткий роман с очень чутким, добрым и нежным финским мужчиной, по имени Пэнти.
Жаль, что до сих пор учёные не могут найти рационального объяснения вещим снам."
Прочитала и задумалась. Я тоже вижу сны, но, подобно человеку лишённому тонкого музыкального слуха, не очень-то хорошо различающему ноты, не улавливаю в своих снах ни предостережения, ни элемента предвидения.
Читаю дальше:
"Мысли о космосе часто лишают меня крепкого живительного сна. Обычно это хаос запутанных предсказаний, эротических картин, нередко сошедших с полотен талантливых художников и оживших на глазах и, не имеющих никакого отношения к современной жизни, в частности, к моей.
Во снах я та, кого ищут мужчины - символ женственности и дразнящей чувственности, объект вожделения разновозрастных рыцарей.
Да и сама я во снах способна испытывать просто фантастическое наслаждение - до исступлённо-восторженного состояния, до полного изнурения.
В своих странных дрёмах мне то и дело приходится слышать от возлюбленных: "Давай, дорогая, уплывём в мою страну, где ты забудешь всё плохое и будешь до конца своих дней счастлива со мной..." "Давай улетим куда-нибудь вместе навсегда..." "Давай убежим вдвоём в другую жизнь..." "Ты не бросишь меня?" "Не будь со мной жестокой..." " Какая у тебя гладкая кожа..." " " Я безумно тебя ревную..." "Я постараюсь стать для тебя последним мужчиной..."
А я, хоть и пребываю в любовном восторге, но ничего им не отвечаю, наверное, очень боюсь неизвестности, а главное - боюсь себя...
Сны мои невозможно яркие и остро ощутимые, так что отхожу от них довольно трудно и долго...
О том, что со мной творится, как днём и ночью борются моих два противоположных "я", Не могу поведать ни подружке Танечке-бизнесменше, ни Танечке, которая теперь от меня далеко в Дании, ни Галочке, которая в Нью-Йорке, ни Лидочке, которую , по её словам, атаковали заботы о внуке и своём здоровье так, что она вся как бы растворилась в них, ни Наташеньке, которая и добрая, и милая, но, мягко говоря, не отличается достаточными познаниями в подобных вопросах... Вышла замуж и всем довольна.
Да и стоит ли докучать кому бы то ни было своими проблемами. Сейчас людям редко удаётся собраться просто так, не для сугубо деловых разговоров или банкетно-праздной болтовни, а для того, чтобы послушать музыку, стихи, пофилософствовать, помечтать, пооткровенничать...
Голая ветка клёна настойчиво стучит в оконную раму... монотонный звук...
В лампадке, вероятно, кончилось масло. Ни зги не видно, глаза ещё не привыкли к темноте. Мрак сковывает всё моё существо холодящей душу непроницаемостью.
Таращу глаза и, наконец, вижу, как сквозь черноту космической бездны пробились обожаемая мною луна и несколько алмазных звёздочек.
Надо быть или очень счастливой, страстно влюблённой, или бесконечно злополучной, чтобы относиться к луне и звёздам так, как я. Будучи девчонкой, я интересовалась рассказами и публикациями о звёздах и судьбах человечества.
"Судьба... судьба... судьба..." - продолжает отхлёстывать раму огромная ветка.
Слова "судьба" или "рок" звучат и загадочно, и зловеще.
Человек, такой микроскопический, но кажущийся себе и некоторым окружающим важной персоной, может оказаться лицом к лицу с таинственной Вселенной. И что ему, скажите на милость делать, если всё время находятся подтверждения, что в его поток жизни влился "Дух". Например, я придаю особое значение непрерывной последовательности встреч и событий, происходящих со мной в течение многих лет и непосредственно связанных с моими снами.
Я не раз, особенно в ранней юности, вопрошала луну и звёзды о том, имеет ли человек, в частности я, какую-то значимость. Мне было интересно узнать, марширует ли моё "я" в общей шеренге системы космоса, или же плетётся в арьергарде, презираемое недосягаемыми звёздами."
Темы у нас с героиней дневников, порой, более чем откровенные, особенно, когда заходит речь о любви и о мужчинах.
- Увы, увы, так устраивает судьба, - задумываюсь я, - что у Арины Яковлевны немало дружеских и любовных связей. Но, в основном, они короткие. Она, словно Дон Жуан в юбке, всё ищет свой идеал.-
Я смотрю на Арину Яковлевну, а женщина, с грустью смотрит на свой портрет, написанный художником пастелью, к её семидесятилетнему юбилею.
Да, - продолжаю соглашаться я с автором дневников, - в "нашей буче, боевой кипучей" гармонию найти, ох, как сложно. Ну, а коли её нет, то в скором времени всё начинает раздражать в партнёре. Меня, например, хоть я и не из числа привередливых, нервируют любые, и не дай Бог, пошлые слова во время секса. И всё получается совсем не так, как ты ждёшь, и возникают разные неприятные нюансы...
Протерев замшевой салфеткой стекло на портрете, Арина Яковлевна сказала:
- Боже, сколько было поздравлений на мой юбилей, тысяча, а муж цветочка даже не подарил. Замуж за него я вышла по безумной любви. Внешне, ухаживающий за мной Лан, очень уж был похож на снившегося мне по ночам графа де Бюсси.
- Тоже с бородкой и усами?
- Да... И знаешь ни борода, ни усы не колются. Наоборот, очень даже приятно чуть щекочут твоё лицо и тело.
Помню, первый поцелуй Лана показался мне и чувственным, и трепетным, может быть, как раз, благодаря бородке и усам.
- Интересно. Надо попробовать. А то мне всё гололицые попадаются, - рассмеялась я.
Арина Яковлевна тоже лукаво усмехнулась, отвернулась от этой настенной картины, где её изобразили на фоне пирамид в русском кокошнике и посмотрела загадочно на меня.
- Продолжать?
- А как же!
- Помимо страстной влюблённости, я глубоко уважала его энциклопедические знания и то, сколько замечательных, удивительных стихотворений хранила его память. Видно было, что она у него уникальная.
Лан оказался мужчиной с сильным, скорее, очень упрямым характером, ревнивым, подозрительным, злопамятным и пьющим.
- Целый джентльменский набор! - Выпалила я.
- М... да... - женщина задумалась и призналась: - к тому же, вскоре я начала понимать, нужного сексуального порыва он во мне не вызывает. Женившись, стал меньше следить за собой и, по пьянке, лез ко мне с винным перегаром изо рта, с грубыми требовательными движениями... Мне приходилось брезгливо отстраняться и даже запираться в другой комнате, что естественно раздражало его. Моя страстная любовь стала перерастать в платоническую что ли... Я жалела гениального человека, хотела помочь ему избавиться от пагубной страсти к алкоголю. Относилась к нему то ли по-сестренски, то ли по-матерински. Короче, моя несчастная любовь к мужу не как к мужчине, а, как к талантливой нетривиальной личности, которую я пыталась сохранить для общества.
Говорят, к хорошему быстро привыкают. Вот и Лан, года два три ценил мои заботы; плакал, просил прощения за провинности, обещал бросить пить, умолял не бросать его, но получки гения я никогда не видела.
И мне приходилось тяжело. В ту пору я заканчивала Московский Институт Культуры и параллельно училась на курсах живописи и ещё, по выходным дням подрабатывала экскурсоводом. Ведь для хозяйственных нужд нужны деньги, которые просить у безумно скупого мужа мне не хотелось, дабы не услышать его язвительного: "Ты говорила, что любишь меня, а не мои деньги..."
Ревновал меня страшно, таскал на все вечера и банкеты, во все свои командировки и загранпоездки на симпозиумы. Приходила я на все мероприятия принцессой. Лан млел от фраз присутствующих, полных восхищения в мой адрес. Меня наперебой приглашали танцевать. В эти минуты я была счастлива.
Но заканчивалось всё всегда плачевно, принцессе приходилось тащить до такси пьяного Лана на себе. Особенно больно и стыдно было ловить сочувственные взгляды людей.
Теперь, случается, меня томит тоска, гложут сомнения. Зачем, зачем я всех идеализирую? Отсюда - бесконечные ошибки. У Марины Цветаевой об этом есть стихи:
Когда снежинку, что легко летает,
Как звёздочка, упавшая скользя,
Берёшь рукой - она слезинкой тает,
И возвратить воздушность ей нельзя...
Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах
Видать не грёзу, а земную быль -
Где их наряд? От них на наших пальцах
Одна зарёй раскрашенная пыль!
Оставь полёт снежинкам с мотыльками
И не губи медузу на песках!
Нельзя мечту свою хватать руками,
Нельзя мечту свою держать в руках!
Но получается, именно это я всегда и делаю, отсюда - плачевные развязки, отсюда - неизбежные разочарования.
За что, как за соломинку, хватаюсь тогда? -
- За новые чувства? - Попробовала угадать я.
Нет. - Отрезала Арина Яковлевна, - за молитву. Вера даёт душе покой и умиротворение.
Только и здесь со мной не всё просто. По рождению и по паспорту я Арина, в крещении Ирина. И эта двойственность даёт себя знать. Она, как трещина в основании фундамента, рождает сомнение в себе и какую-то не проходящую болезненную тревогу. Видимо, слишком сильно во мне "я", идущее от regens по отцовской линии - от тех предков, того корня. И, к сожалению, это гордое "я" самые близкие люди умудряются унижать. А это "я" жаждущее бесконечных праздников воли, так похоже на то, о котором писала всё та же Цветаева:
Чтобы ночь со мной боролась,
Ночь сама!
...Чтобы все враги - герои,
Чтоб войной кончался пир,
Чтобы в мире было двое:
Я и мир!
- По- моему, она выразилась жестоко, - сказала я.
- Возможно. - Взгляд женщины блуждал где-то далеко отсюда. - Если ты входишь в эту смертельную игру, выйти из неё без потерь невозможно.
Арина Яковлевна разлила по нашим бокалам остатки Vino Tinto. Мы прихлебнули и она продолжила:
- Мне всегда хотелось необычной, всепоглощающей, редкой в природе любви, хотелось вызывать восторг и поклонение. К этому я стремилась с раннего детства. Глядя в зеркало, рано начала понимать, что мне отпущено небом больше чем многим другим женщинам. Меня не интересовали тривиальные парни. Наверное, поэтому мне и был послан гений, только... пьющий.
Мечтала быть очень нужной? Вот и получай должность няни, медсестры, нарколога - психиатра, уборщицы...
Лестно было считать себя благодетельницей? Получай жизнь в постоянной внутренней настороженности, когда, моля Господа о выздоровлении мужа, не позволяешь себе слабости на людях, держишь - почти такую, как у Цветаевых, - семейную стать:
Больше балласту -
Краше осанка!
"Быть может, тебе хотелось видеть себя самой самоотверженной из всех, всех, всех, ввергнутых в трагические обстоятельства, и не только не утонувшей, но и спасшей утопающего? - звучит иронический голос внутри меня, откуда-то со дна печальной души. - Но, как видишь, ничего такого не случилось и не случится... так что приспосабливайся, если нет другого выхода..."
Три года я подстраивалась к мужу. Три года я не изменяла ему. Чего только не натерпелась, от пьющего, но так хотелось устроить нормальную семейную жизнь, всё на что-то надеялась. Отчасти, может быть, очень уж старалась и для того, чтобы доказать и родителям, и родным, что я вполне достойна носить имя целомудренной, хозяйственной и умной жены. Но потом всё разладилось: мне расхотелось обманывать себя - ясно, что я глубоко и безнадёжно несчастна. Ни любимая работа, ни восхищение мужчин ни странная привязанность к мужу не грели мне сердца так, как того хотелось. Мне думалось ночами: и зачем я заковала себя в цепи идеальной послушницы жены?
Я смотрела на эту обаятельную, хрупкую, какую-то не от мира сего женщину с грустинкой в глазах и думала, что вопреки всякой логике и тому насилию, которое над ней учиняли и учиняют, она продолжает сама решать свою судьбу.
- Как я Вас понимаю, - тяжело вздохнула я. - Эти цепи впивались, до крови, Вам в душу...
- Вот именно... впивались и до сих пор впиваются...
А тогда... мне часто стал сниться высокий, с красивым лицом, молодой человек. "Моя родина Финляндия," - говорил он мне. "Зовут меня Пэнти и я весь к Вашим услугам".
Он Светловолос, у него мечтательные синие глаза и моё сердце угадывало в нём порывистость и страстность. Моим рукам стало сильно хотеться прикоснуться к его волосам, щекам - прильнуть к его губам и очутиться в его объятиях, в объятиях моего Ангела - Спасителя. "Мэнэ рэкастан синуа", - вроде так говорил он мне во снах и почему-то всё звал уплыть с ним далеко, далеко...
В тот же год, неожиданно, подруга знакомит меня с молодым капитаном большого финского торгового судна.
- Пэнти Рэнкукаулис, - представляется он мне, целуя руку и, долго не спускает с меня глаз.
Через неделю я записываю в дневнике: "Никогда в жизни у меня ещё не было отношений с таким нежным и послушным по отношению ко мне мужчиной. Я чувствую, как сильно привлекаю его. И осознаю, что не могу сопротивляться своему влечению..."
- Я читала, как он умолял Вас бросить Лана и плыть с ним в его страну, - говорю я и прошу попонятнее и пополнее рассказать мне ту дикую, печальную историю, котора я могла произойти только в стране с вездесущим КГБ и железными занавесями...
- Да, он слетал в Финляндию и привёз мне приглашение от его родителей. Он очень хотел познакомить меня с ними.
Арина Яковлевна не может скрыть брызнувших на ресницы слёз. Она открывает новый пакет с Vino Tinto и налив понемногу в пустующие бокалы, чокается со мной.
- За настоящую любовь!
- За настоящую любовь! - Повторяю я.
- Продолжение я расскажу Вам, Рейна, в следующий раз. Хорошо?
- Хорошо. - Соглашаюсь я, - буду очень ждать.
Свидетельство о публикации №117081404939