Письмо из монастыря

              "Даже тень монастыря имеет вес"


О, милая, прошло уж десять зим!
Здесь высоко, но в то же время - скучно.
Глядеть на мир - великое искусство,
до той поры - пока глядишь свободно.
Я чувствую, что из последних сил
держусь за прошлое.
            Как соловьи в слободках,
не хочется бросать слова на ветер.
Монахи говорят мне: "Божий сын" -
не верь им!


Живуча наша память...
                Помнишь мы
делили всё: постельные пружины,
закаты, фонари...
                Я одержимо
стремился выбрать лучшее пространство.
Какой был год, когда мы ползимы
квартировали где-то у подстанций
на том краю земли, где вечный сумрак?
По воскресеньям спали до семи
без дум о судьбах...


А помнишь бабочек на золотом песке?
Пятидесятый год. На крымском пляже.
Поди, и по сей день там так же пляшут
их крылышки, не создавая тени.
Ты их спугнула, выронив пенсне.
Моё пенсне.
                Мы не остались теми.
Воспоминания. И я весь век несу их.
Увы, моя душа летит как снег
в Везувий.


Я не хочу сочувственно смотреть
в твои глаза.
               Из старых фотоснимков,
храню лишь два. И здесь под керосинкой
смотрю на них, прикрыв лицо мизинцем.
Мы познакомились в Сольцах. Была гроза.
Ты что-то лепетала мне: "Мы с ситцем
идёт куда-то в сторону... Там то, чем..."
И вот тогда намеченный абзац
сменился точкой.


И это стало первой из страниц
такой недолгой, но счастливой жизни.
Мой пёс так ревновал, но после вы с ним
сдружились крепче нашего.
                На даче
у старых сосен, с левой стороны,
я хоронил практически не плача
его окоченевшего.
                Декабрь
в тот год был тёплым. После из страны,
я уезжал в другую. Там день как бы


казался мне короче.
                Там мой люкс
стирал все образы и мысли до единой.
Я обещал, что вместе долетим мы
до розовых полей под Амстердамом...
Я чувствую, что я простой моллюск,
в глубокой раковине собственных страданий.
Да, ты мертва. А я теперь в Тибете.
Но знай одно: когда я здесь молюсь -
молюсь тебе лишь.