Мотив пути

Раннее утро. Все маршруты составлены
из промежутков, жутко и круто опасных;
посередине бурана — странник. Раненый,
но изящный, ступает хрустящим шагом. Там
воронов ровный голос орошает осины.
Силы иссякли уж. Он в самом центре оси —
магия чисел и архитектура мысли.
Смысл? Отрёкся от рук, от друга, от грубости,
от далёких губ. Вдруг сжал в кулак серебряный
крест. Увы! Местность изменчива, как и вечность.
Меч, выкованный языческим пламенем, — лечь
под ним и обратиться в пепел — таков удел.


Но запредельно ясно, что он, странник, у дел,
хотя слеп. Господа подвиг — тлен. Перекрёсток
созвездий — музыкальная арифметика.
Сейчас и здесь, окружённый лесом, демонами,
он ледяными зеницами пищу рыщет.
Рысь осторожно что-то мурлычет — позади
над своей добычей. Всем известно, что есть цепь,
что охотника питает сам процесс. Цепко,
схвативши цель, путник не ощущает церкви.
Горячая сталь пронизывает плоть твари;
гордый и одинокий шалаш — оплот завтра.
Плотно забитая ротовая полость. Всё?


Вдалеке посёлок. На снегу — кровь. У него —
кров под наготой веток. Утоляет голод,
запивая кагором, закрывает веки.
Время — абстрактно, словно чужая смерть: у кого —
нет секунды, у другого — тысячелетий.
В Заветах — разврат и лесть, страх за своих детей.
Быть может, ещё вдох? Быть может, пора домой?
Или догнать топот? Или подохнуть робко?
Задано много вопросов. В сказке — всё просто.
Гулкий крик тетивы. Странник на бренной земле.
Стрела — внутрь — извне. Теперь — можно лететь. Точно.
Расстилается ночь. Жизнь — суть многоточие...