К-010

“я бы очень хотела тебя полюбить, целовать до разрыва галактик под кожей, чтобы губы коньячные в губы мои посылали мурашки, пьянили до дрожи, чтобы небо стекало сиропом в ладонь, оплывало на сердце малиновой дымкой, я хотела бы чувствовать в легких тепло; точно так же, как в книгах, на стертых картинках:

распивать на двоих предрассветный туман, согреваться под пологом дряхлой террасы, по июлю у моря на пирсе стоять; и по душам чужим никогда не скитаться, не делить с одиночеством зимние дни, коротать их за кофе на общей квартире, я хотела бы вечность с тобой разделить; задыхаться от слов, от вина...”

— не тошнит ли?

ты смеешься в кулак, оперевшись плечом о корявые двери сырого подъезда, приминаешь подошвой к асфальту письмо
раздраженно с “парламента” сбросивши пепел, продолжаешь минуту безмолвно стоять, чтобы после высмеивать снова и снова

“...я могла бы все время, что есть у меня, распродать ради глаз твоих мятно-зеленых”

— так противно, хоть режься, а лучше топись, — отпускаешь по воздуху с облаком пара

только эти слова не весомей, чем пыль

ты до мыслей сгоревший: холодный огарок, не успевший схватить за ладони судьбу, упустивший столь много, что вылеплен с боли; так усердно стараешься выжить из чувств

что стираешь
стираешь
бумагу в ошметки

— я бы очень хотел никогда не любить, — говоришь чуть охрипше

[искусаны губы]

а глаза застилает соленым эфир

“самолет К-010 уже не прибудет”

но зато приземлится с ошметками боль и покроет всю кожу, сжимаясь на шее, перемерзнут планеты, орбиту снесет, а под горлом застрянет с бумаги:

“до встречи”

— до встречи