Паромщик

Вдоль переправы так тихо и пусто, солнце садилось под алый закат и рыбаки ворковавшие грустно, молча забросили сеть, наугад. - Жарко! - улова не будет наверно?!, крикнул я издали, к ним подходя, не обращая вниманья смиренно, сразу насупились, взор отводя. Вот и паром` подоспел моим мыслям, я поспешил и поправил рюкзак, путь завершался мой прямо за мысом, там сделать снимки и снова назад. Эти места исключительно редки!, от необъятной, мирской красоты, аисты вьют свои гнёзда на ветке, древние ивы стоят у воды. Я подошёл и паромщик в услуге сбросил канаты, очистив проход, трос натянулся к привычной потуге и заскрипел под лебёдками борт. Быстрым теченьем река зашумела, в ракурсе гладь и окрестность села, для объектива работа созрела, запечатлить их сумела рука. Вид изумительный, неповторимый!, русская 'пахота, сеном стога!, благополучный и так ощутимый, край бесконечности и божества! Воздухом пряным не мог надышаться, как не хватало мне этих минут!, может мне тут насовсем и остаться?!, дом мой оставлен и там, врядли ждут... Сладко мечталось об этом минутно, вскоре причал показался вдали, стало тоскливо, в душе неуютно!, переобулся, убрав сапоги. Старый паромщик, но сухенький, юркий, бодро справлялся работой своей и подпоясанный в зной телогрейкой, дым папироски пускал из ноздрей. Он оказался из жителей местных, где предложил скудный кров и ночлег, было конечно весьма интересно; больше узнать мне про дивный ковчег. Плата умеренной нам показалась, я с нетерпением в след зашагал, к новым познаниям этого края, дед разговорчивый путь указал. Шли мы недолго по краю деревни, берег обрывист и слишком крутой, дом, рядом хлев, а за ним две телеги, банька чернелась сплошной мошкарой. 'Затемно стало, решили поправить, под керосином и лампу зажгли, печку в парилке успели наладить, да из берёзки дрова принесли. Дед приспособлен  делам растаропным, жил здесь один, успевая везде, вкрадчивым взглядом, напутствием добрым, веники взял и припарил к спине. 'Паром отведанный, в мятном дурмане, на лежаке вскоре я задремал, травы лечебные мышцы размяли, сон вдруг нагрянул, а может... не спал?...    Дед, что одетым был, даже под паром!, раскрепостился совсем догола, баня наполнилась гадким угаром, что-то кадило в углу, докрасна! Синие угли сквозь искры пускались и достигали почти потолок, тени смиренно по стенам шагали, дед на карачках держал котелок. Шерстью обросшее, тощее тело, нервно дрожало, молитву прося и поднимая при этом колено, хвост поджимался в просвет обсыка'. Руки совсем не похожи и пальцы, может копытца?, с фалангами в них!, длинные, тоненькие, как у зайца!, шерстью покрытые, в клочьях седых. Узкие уши прижались под плечи, вжата горбина!, стесняя хребет, крики издались нечеловечьи!, в самом разгаре вершился обет. Вытянув морду, по-волчьи взывая он приспособился жаром вдыхать, вскоре похлёбка испилась до края и поместилась внутри, остывать. Тени внезапно сквозь стены исчезли, дым очерёдно рассеился весь, а тараканы на темень полезли, дьявольский облик утрачивал спесь. Я поскорее зажёг керосинку и осмотрел, что творилось в углу; дед под конечности смял всю простынку, голым дрожал, обливаясь в поту`.
Глаз до утра мне сомкнуть не успелось, неразбериха творилась вокруг, даже дорогу найти не сумелось, как оказалось, был замкнутым круг...