Перв. Повешена за шею! Бабу жалко...

   (предыдущий фрагмент "Третий эпизод. Атос сказал: Нас Смерть не раз бодала!"
  из главы "Королевские мушкетёры". Роман "Миледи и все, все, все"
     http://www.stihi.ru/2016/05/17/2543)

..За год до этой бойни или драмы
издержками душевной чьей-то раны
в реальность воплощён был инцидент –
седеют от деталей ветераны…
Откроет ли суть тайны тот фрагмент,
что стал гвоздём мистической программы?
Об этом мы не сразу что поймём.
Возможно, речь о   дьявольском?   О нём...
                *           *           *               
…Читатель, будь ты даже краеведом,
тебе не всяким местом дебри в масть.
Но ты, не труся, в пику привередам
готов к опасным таинствам припасть…

...Мечтая о просторе и размахе,
пролёг, несимпатичный даже днём,
меж чащей и трясиною проём,
где в ночь...  будь при мушкете и при шпаге…

...Злословили бесчувственные птахи,
кроты забрались в норы, не ровён
час, рухнет что на голову – все в страхе!
Листву роняли клёны-растеряхи,
но в кронах гуще стало от ворон.

Под тяжестью не только лишь верёвки
скрипел и поддавался старый сук.
Но он не пожалеет, по головке
бедняжку не погладит – нету рук...
                .            .            .
– …Где бдительность на     службе,    дармоеды?! –
подначивал вельможа седоков.
– Колонну я по всем рядам объеду, –
откликнулся сержант и был таков.
 
– Присматривайтесь к каждой тут преграде!
   В таких местах     нимало     гибнет душ.
   Эй, бдительней там будьте в авангарде!
   Сомнительных полян, бездонных луж
    вы избегайте – ваша жизнь на карте! –
вельможа щёлкнул пальцами. – Тут глушь
    обманчива. И     жуткая     к тому ж.
    Нет в чащу троп. В трясине нету гати.
    Не     рай     для ротозеев и копуш.
    Чуть что, самих     себя     не запугайте.
    Русалок нет. Русалки – это чушь!
    Нескучно и без     них,     куда ни гляньте.
    Пройти-то мы пройдём, но без гарантий.
    На вид весь край дремуч и неуклюж,
     а живность тут     грозней,     чем ёж и уж.

На тропке не сбиваясь тесно в стадо,
сквозь чащу небольшая кавалькада
шла шагом, но едва ли наугад…

Фигурку обольстительного склада
увидел возглавлявший авангард…
Сперва, на повороте у трясины
треск ясный различая древесины
и прочь налёт сонливости гоня,
сержант дозора бросил вскачь коня
на шум по долгу службы без азарта…

Встревоженному зову крикуна
внимал весь авангард, ища  сержанта…
А он в тот миг шептал: «Что за херня!
Повешена за шею! Бабу жалко».

От зрелища сержант похолодел.
Сук треснул. Это что ж за бракодел
так вешал на сухом суку, невежда!
Сержант икнул – и в ступор, но не прежде,
чем в жертве на верёвке разглядел
красавицу в растерзанной одежде.

И бархат пострадал на ней, и шёлк –
всё в жизни существует с неким риском…
От помощи, возможно, будет толк.
Раз жертва без сознания, то визгом
не сможет помешать исполнить долг.

При шансе выживанья очень низком
сержанта не смутить ни сатанизмом,
ни зверством гугенотских партизан.
Сержант, как был в седле, облапил стан
повешенной бедняжки. Стыд и срам

тем, кто, казнь сочетая с вандализмом
и яро над казнимою глумясь,
порвал на ней наряд почти до низа!
А ведь была одета, как маркиза.
И нет чтоб подгадать к восторгу масс –

герой стал вызволять груз из лап смерти,
чтоб тело успокоилось на тверди,
совсем освободившись от петли.
Сук треснул и снаружи и внутри

и рухнул на сержанта ощутимо.
Звенело в голове секунды три.
И тут для полноты чувств и экстрима
вмешался третий лишний: – Ты смотри,
   что делается! Эй, тут не смотрины!

   Не смей вбивать в чужой порядок клинья!
   Не трогай не своё! Держу пари,
   что ты, распоряжавшийся тут смело,
    вернёшь её обратно, как висела! –
скрипел сурово голос старика.
– Она ж ещё  жива,     вахлак    вы серый!
    Ко мне спешит отряд…                – Вот непоседы!
    Служивый, ты видать издалека,

    а тут владенья    частные –   лес графа!
     Верни, не то дождёшься враз пиф-пафа! –
старик шагнул на свет, неся мушкет. –
   Один мой меткий паф и – ваших нет!

– А кто ж такой вы    сами?                – Я – лесничий!
– Всего-то лишь лесничий? Дюже злой!
– Ты мне тут не навязывай обычай
   ломать суки и стаскивать долой
   всё то, что не повешено тобой!

   Держать тебя я буду под прицелом.
– Осёл! Сейчас прискачет наш отряд!
  Ты хочешь, лес украсив мёртвым телом,
   взимать с проезжих плату за погляд?! –

сержант стал возмущаться. – Ах ты демон!
  Отстань, дед!                – Я служу тут за оклад
   и     службою     горжусь, и каждым делом.

– И кто у нас тут выглядит столь смелым?
   Кому не помешал бы впрок огляд? –
вельможа, как и весь его отряд,
подъехав, стал подмогою дозорным. –
   Ты вправе с превосходством иллюзорным
   прославить в битве с нами свой мушкет.
   Но выглядишь ты     чучелом     камзольным!
   Уж лучше бы ты  вовсе  был раздет.
   По качеству боёв я не эстет,

   но длиться будет бой одно мгновенье,
   а после прямиком уйдёшь ты в ад.
   Так     сто'ит     ли того смешное рвенье,
   с которым ты упёр в плечо приклад

   и целишься в меня, как в браконьера?!
– Да, времени ничуть бой не займёт, –
умевший хорохориться манерно,
старик был обезврежен фразой влёт.
Такая непривычная манера

полемики под дулами в упор,
упрямству старика наперекор,
ослабила в нём враз дух изувера.
Но в планах убежать он     не    был  скор.
– Грешно губить такую розу, скверно! –
вельможа обратил на даму взор. –
   Украсит,     нет     ли, чудо мой газон –
   бросать такую редкость не резон.
   Она не из болота ли? Вот диво!
   Бледна она, как, впрочем, все блондины.
   И     лик     трухой  древесной загрязнён.
   Какое совершенство! Ух, я зол
   на тех, кто посягнул на жизнь ундины!
   Такую видеть горько среди жертв.
   Ей     точно    бы не выжить, прочь     уйди    мы,
   беспечно обронив её, как жердь.
   Кому же тут с такой подборкой черт
   она себя дарила на десерт?
   Да кто же в час аффекта иль рутины
    жестоким  палачом  стал для ундины?
Дед фыркнул: – Тайна, так твою растак,
    как муха в оболочке паутины…

Улыбка у вельможи на устах…
Солдаты не казались нелюдимы –
приветливые лица, как в гостях.
На деда злы, на вид – невозмутимы.

Мушкет у деда дрогнул. Не пустяк.
Смутили дух военные мундиры,
лишив задиру инициативы?
В глазах у старика таился страх.

Но стоило вельможе сделать шаг,
как дед опять свихнулся: – Эй, не балуй!
  Своих вести ты можешь на большак,
   а мне тут предоставь разборку с бабой.
Лесничий он иль, может быть, лешак,
но съехал у смотрителя  крышак.
Глаза сверкнули яростью неслабой.

Вельможа заглянул в их глубину,
прочтя во взоре деда: щас пальну
и в заросли дам дёру по овражку.
Вельможа усмехнулся краем губ:
упёртого     послал бес старикашку

иль, может, отморозок просто туп.
– На шею глядя, вижу перетяжку
  на нежной коже… Да, пришлось ей тяжко.
  Кто жалости лишён, тот просто глуп.

  Хотя мне, безусловно, жаль бедняжку,
  повесь её, сержант, на тот же дуб! –
вельможа раздражённо дал отмашку
(дед даже растерялся). – Труп так труп!..
  Постой, сержант! Откинь на ней рубашку.
  Хочу я разглядеть её плечо.
  Пожалуй, что десерт переперчён.
  В миг беглого осмотра дал промашку

  мой зоркий глаз. Ещё один сюрприз.
  Мне кое-что становится понятно.
  Кто вешал, чудом бабу не загрыз
  и было ведь за что. Теперь всё складно.
   Нет, вешать     погодим      её обратно.

«Видали, что у женщины с плечом?
Живьём она вдвойне мне интересна…
Да, взять её нам было бы уместно…
Огласки нам не нужно нипочём! –

вельможа пошептался с адъютантом. –
Да, действовать тут нужно прямиком.
Уладьте инцидент со стариком
скорей, согласно нашим прейскурантам.

Надеюсь, дед не будет простаком,
чему монеты выступят гарантом.
Пусть он… всё вспоминает лишь тайком,
об этом не болтая языком.
Иначе жизнь он кончит арестантом.
С таким раскладом был ли он знаком»?
Окликнутый суровым адъютантом,
лесничий заюлил, запел дискантом
и броситься бы даже мог ползком

за брошенным поодаль кошельком.
Звон серебра что     сделал     с мужиком!
– Лови вот, дед! Теперь ты не в обиде?
   Тут     много.     Оцени-ка на весу!

   Ешь, пей да ковыряй себе в носу.
   А клятву     принесёшь     ли в должном виде,
    что будешь нем, как рыба?                – Принесу!
– Считай, что ничего ты тут не видел:

    ни дамы на суку, ни нас в лесу.
– Не видел и на вас не донесу.
    От денег-то отказываться – дурость.
    Покойны будьте, я не     подведу      вас...
                *            *            *

                (продолжение в http://www.stihi.ru/2017/08/09/6549)