Может усталость стремиться забыться?

Может усталость стремиться забыться?
И от чего одиноко душе?
Мир наш давно бьётся, как птица,
На две тысячи семнадцатом гулком витке...

Дрожит он от войн, изранен, измучен,
И нет откровеньям в нём места и снам.
В которых живёт всё живое и лучшее,
Забытое нами – как заброшенный хлам.


Нас ненависть давит могильной плитою,
А дням - невозможно  дышать тяжело...
Нахлынет история бурной волною,
И в дебри ведёт за собой, понесло...

Мы делим, считаем, и верим  - не верим,
Скорее не верим мы слову уже..
Мы стали похожи, да нет же – мы звери,
Давно мы не люди, давно и уже...

С наружи пушисты, внутри – мы колючи,
Горды мы без меры, да только не тем,
Кичимся умом, а ум наш столь злющий,
Похож на гадюку, что жалит огнём...

Ах нам бы поддеть, унизить, ‘’облаять’’,
Ещё нахамить, так просто – убить.
Ведь мы же всегда играем без правил,
Нам вовсе ничем, никогда угодить....

Мы домыслы станем считать откровеньем,
И так далеки мы порой от души,
Что даже и ей не хватает терпенья,
Всю жизнь за собой нас убогих влачить...

Притворны, коварны, шакалы, гиены.
На падаль охочи, мы злато на трон,
Ему поклоняясь и денно и нощно,
Мы приняли это, и это - закон...

Безрадостной жизни здесь нет оправданья,
Безжалостной жизни, и вовсе пустой.
Свели мы на нет - все наши старания,
Ведь очень давно мы живём - пустотой...


Может усталость стремиться забыться?
И от чего одиноко душе?
Мир наш давно бьётся, как птица,
На две тысячи семнадцатом гулком витке...


Марина Зариня