Как уходили великие поэты

    (о последних месяцах и днях жизни великих   поэтов )               
               
               Первая часть книги КАК  УХОДИЛИ  ГЕНИИ
               

                ОГЛАВЛЕНИЕ

                ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ВЕЛИКИХ  ПОЭТОВ

Анна Ахматова
Александр Блок
Андрей Белый
Роберт Бернс
Валерий Брюсов
Джордж Байрон
Константин  Бальмонт
Евгений  Баратынский
Константин  Батюшков
Иван Бунин

Максимилиан  Волошин
Франсуа  Вийон
Вергилий
Владимир Высоцкий
Всеволод  Гаршин
Генрих Гейне
Виктор Гюго
Гораций
Данте Алигьери
Антон Дельвиг

Гаврила  Державин
Сергей  Есенин
Василий  Жуковский
Николай  Заболоцкий
Джозеф  Киплинг
Василий  Кольцов
Иван  Крылов
Михаил  Лермонтов
Михайло Ломоносов
Гарсиа Лорка

Осип  Мандельштам
Владимир  Маяковский
Семён  Надсон
Николай  Некрасов
Овидий  Назон
Франческо  Петрарка
Борис  Пастернак
Александр  Пушкин
Яков  Полонский
Николай Рубцов

Кондратий  Рылеев
Саади  Ширази
Игорь Северянин
Фёдор  Тютчев
Оскар Уайльд
Афанасий  Фет
Николай  Харито
Владислав  Ходасевич
Марина Цветаева
Уильям  Шекспир

      
                Живи своей собственной жизнью,
                поскольку ты умрешь собственной смертью.
                Латинская пословица.

                ТАИНСТВО СМЕРТИ

  Когда известную болгарскую ясновидящую Вангу спросили:                «Сохраняется ли личность после смерти?" - она ответила одним         
                словом: - Да.
                Из воспоминаний о Ванге.

Во все времена смерть была непостижимой тайной, которую пытались разгадать лучшие умы человечества. Смерть имеет много масок, но, если сорвать эти маски и разгадать ее тайны, то, наверно, можно найти ключ к бессмертию.
        Когда-то великий мыслитель и философ Платон писал о смерти:
"Смерть есть разделение бесплотной части живой личности, души, от ее материальной части - тела.
Душа не подвержена времени…  Душа может встречаться и беседовать с духами, с духом-хранителем.
На пути от земли к будущей жизни души проходят суд. Высшие сущест¬ва судят людей".
Христианская религия понимает смерть, как разделение тела и души. Она не воспринимает смерть, как что-то трагическое и непоправимое.
        В Экклезиасте есть такая фраза: "И возвратится прах в землю, чем он и был, а Дух возвратится к Богу, который дал его".
        К такому же выводу постепенно приходит и современная наука. Конеч¬но, наука не может доказать бессмертие души, но она подтверждает, что пос¬ле физической смерти какая-то частица нас остается в этом мире и про¬должает сознательную жизнь. Смерть - не конец нашего существования, а переход из одного состояния в другое, из мира материального в мир ду¬ховный.
        В своей книге "Смерть и после", автор, Петр Калиновский говорит о смерти:
"Мы теперь знаем, что самый момент смерти - то, чего мы больше все¬го боимся,- неощутим. После выхода из тела душа переходит в другой мир и начинает там вторую часть своей жизни - жизнь бестелесную.
     В течение многих веков о загробной жизни души говорило христианс¬тво, а в наше время появились и объективные данные, полученные и прове¬ренные наукой. Это дает нам возможность постараться посмотреть, подтвер¬ждаются ли религиозные верования этими новыми достижениями медицинской науки.
       Допустимо ли это? Один из христианских богословов сказал,  что есть в мироздании вещи "о которых пристойнее хранить молчание". Это хорошее предостережение; конечно, лучше всего просто верить, не пытаясь проверять и не докапываясь ни до чего своим слабым человеческим разумом. Счастлив тот, кто способен на это. Но что делать тем, у кого такой веры нет? Остаться в сомнении и отказаться думать - нехорошо. Разум дан людям Гос¬подом и завеса над тайной смерти тоже приподнята тоже по воле Его. Мне кажется, что посмотреть и подумать следует; нужно только отбросить, если они были, все предвзятые мнения и подойти к вопросу со спокойной объек¬тивностью и известной долей скромности.
        У людей страх смерти существовал всегда. Смерть таинственна для нас, так как отрывает нас от тех, кого мы любим. Люди боятся смерти еще и потому, что она губит карьеру, хоронит наши стремления и желания. Страх смерти поддерживается и религиозными соображениями: перспектива попасть в Чистилище или в Ад никого не устраивает. А ведь безгрешных людей не существует!
       На протяжении многих веков люди со страхом и ужасом вглядывались в то будущее, которое ждет их после смерти. Находились упрямые "реалис¬ты", которые рассматривали краткий миг нашего пребывания под солнцем, как "паузу между двумя вечностями" небытия. Но большинство людей - где бы и когда бы они ни жили - питают, хотя и слабую, надежду на то, что наша бренная жизнь есть прелюдия, преддверие какого-то лучшего бытия.

Мы даже родимся случайно
На это не стоит пенять,
Ведь жизнь - величайшая тайна,
Которую трудно понять.
А время бесстрастно листает
Страницы веков и эпох,
Что нас впереди ожидает
То знает один только Бог.
(Стихи автора)

То, что на протяжении многих веков люди самых различных культур верят в загробную жизнь, позволяет предположить, что это убеждение обус¬ловлено явлениями, характерными для всего человечества.
       Каковы же эти переживаемые всем человечеством опыты?
Прежде всего, сам факт смерти. И дело вовсе не в том, что каждый че¬ловек испытывает, в конце концов, состояние смерти,- вполне возможно, что большинство ее и не ощущает. Но каждый переживает смерть других и ожи¬дает своей собственной. Страх смерти – вероятно, самый главный, с которым связаны почти все другие страхи. В своей великолепной книге "Отрицание смерти" Эрнест Беккер отмечает: "Мысль о смерти, страх перед ней, как ничто другое преследует человека, как биологическое существо. Эта мысль лежит в основе всей человеческой деятельности, направленной, в значительной мере, на то, чтобы преодолеть неизбежность смерти, избежать ее, отрицая каким-либо образом то, что является конечной судьбой человека".
Вера в загробную жизнь, возможно, является одним из тех компенсаци¬онных механизмов, при помощи которых люди почти повсеместно побеждают страх перед смертью.
      Всех людей характеризует следующее: человеку трудно представить свое собственное небытие. Какой ребенок не пытается выяснить, что это за ощущение - "быть мертвым"?  И если смерть - это уход в ничто, то подобный вопрос представляется бессмысленным.
      Еще одно присущее всем качество - невозможность примириться со смертью других людей. Через ассоциативные воспоминания, ушедшие из жизни как - бы продолжают жить среди других людей в событиях, местах, предметах, которые с ними связаны. Даже много лет спустя после своей смерти. Но постепенно развиваются различные ассоциативные модели, помогающие людям примириться со смертью. Некоторые примитивные народы во время ритуальных праздников чествуют своих умерших, полагая, что в это время они парят в воздухе над собравшимися. Древних китайцев, не беспокоило, например, то, что еда, которую они оставляли на могилах предков, оставалась нетронутой. Люди считали, что умершие существуют, как невидимые "духи", и, сле¬довательно, питаются они лишь невидимой, духовной пищей. Стойко сохраняю¬щиеся верования порождали соответствующие законы и ритуалы.
       Писатель М.М.Зощенко в своей философской книге "Перед восходом солнца" пишет: "Отношение к смерти - это одна из величайших проблем, с которой непременно сталкивается человек в своей жизни. Однако, эта проб-лема не только не разрешена (в литературе, в искусстве, в философии), но она даже мало продумана. Решение ее предоставлено каждому человеку в отдельности. А ум человеческий слаб, пуглив. Он откладывает этот вопрос до последних дней, когда решать уже поздно. И тем более поздно бороться, поздно сожалеть, что мысли о смерти застали врасплох...".
     "Люди страшатся смерти, как малые дети потемок,- говорил английский философ Фрэнсис Бэкон (1561-1626),- и, как у детей, этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти".
     Оригинальное отношение к смерти высказал Эпикур (отсюда - эпикурейцы). В письме к своему другу Менекею он писал: "Привыкай думать, что смерть для нас - ничто: ведь все и хорошее, и дурное заключается в ощу¬щении, а смерть есть лишение ощущений... Стало быть, самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения: когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет".
     Эти слова Эпикура много раз переигрывались и варьировали в стихах и эпиграммах поэтов эпохи Возрождения. Одной из самых известных была эпиграмма французского поэта Жан Франсуа Гишара (1731 - 1811):

Смерть совершенно не тревожит
Воображение мое,
Пока я есть - не может быть ее,
А есть она - меня уж быть не может.

С каждым поколением, с каждым новым столетием люди все более убеж¬даются в том, что физическое тело является лишь временным пристанищем для нашей души. Смерть не означает умирания нашей личности или прекра¬щение жизни нашего духа. Смерть заключается лишь в разделении основ на¬шего существа. Мы теряем физическое тело для того, чтобы лучше усвоить знания, полученные на Земле, и подготовиться к еще более значительным жизненным задачам.

                ЧАСТЬ 1
               
                ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ВЕЛИКИХ ПОЭТОВ

                АННА АХМАТОВА

                (1889-1966)
ТРИХИ БИОГРАФИИ

Анна Андреевна Ахматова (фамилия при рождении Горенко)  - русский поэт, писатель, литературовед, литератур-ный критик, переводчик; один из крупнейших русских поэтов XX века.

Кроме художественного творчества, Ахматова известна своей трагической судьбой. Хотя сама она не была в заключении или изгнании, репрессиям были подвергнуты двое близких ей людей (её муж в 1910—1918 гг. Н. С. Гумилёв расстрелян в 1921).
Николай Пунин, спутник её жизни в 1930-е годы, трижды арестовывался, погиб в лагере в 1953 году.
Единственный сын Лев Гумилёв (провёл в заключении в 1930—40-х и в  1940—50-х гг. более 10 лет). Опыт жены и матери «врагов народа» отражён в одном из наиболее известных произведений Ахматовой — поэме «Реквием».

Признанная классиком отечественной поэзии ещё в 1920-е годы, Ахматова подвергалась замалчиванию, цензуре и травле (включая «персональное» постановление ЦК КПСС 1946 года, не отменённое при её жизни), многие её произведения не были опубликованы не только при жизни автора, но и в течение более чем двух десятилетий после её смерти. При этом её имя вплоть до конца жизни окружала слава среди широких кругов почитателей поэзии, как в СССР, так и в эмиграции.

Родилась в одесском районе Большой Фонтан, в семье инженера-механика флота в отставке. В 1890 году семья переехала в Царское Село. Первое стихотворение опубликовано в 1911 году. В молодости примыкала к акмеистам (сборники «Вечер», 1912, «Чётки», 1914). Характерными чертами творчества Ахматовой можно назвать верность нравственным основам бытия, тонкое понимание психологии чувства, осмысление общенародных трагедий XX века, сопряжённое с личными переживаниями, тяготение к классическому стилю поэтического языка.

Автобиографическая поэма «Реквием» (1935-40; опубликован 1987) — одно из первых поэтических произведений, посвящённых жертвам репрессий 1930-х годов. В «Поэме без героя» (1940—1962, полностью опубликована в 1976) — Ахматова попыталась воссоздать эпоху «серебряного века» русской литературы. Кроме поэтических произведений перу Ахматовой принадлежат статьи о творчестве А. С. Пушкина, воспоминания о современниках.

Умерла в Домодедово (Подмосковье), похоронена в Комарово, под Санкт-Петербургом.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ А. АХМАТОВОЙ

*  Дело происходило вскоре после войны. В Москве, в каком-то ресторане, сидели Ольга Берггольц и Анна Ахматова. К Ольге Федоровне, бывшей тогда в зените славы, подошел блестящий полковник.
- Позвольте поблагодарить вас за ваши стихи и выпить за ваше здоровье!
Полковник попросил ее туфельку и выпил из нее вина.
Берггольц победоносно улыбалась.
Тогда Анна Андреевна скромно заметила:
- Нечто подобное случилось со мной во Франции. Мы также сидели, подошел офицер, попросил туфельку и выпил из нее. Правда, это был не полковник, а всего лейтенант, но... - тут Ахматова помедлила, - это был лейтенант Блерио. (Блерио - один из пионеров авиации, летчик и авиаконструктор, первым перелетевший через Ла-Манш, личность легендарная и мифическая в годы первой мировой войны.)

* Анна Ахматова  владела трагическим даром предвидения. Она предсказала расстрел первого мужа, гибель второго, годы заключения в лагерях единственного сына и суд, на котором ее саму распнут как поэта.

* Любимыми цветами поэтессы Анны Ахматовой были бархатные, бордовые розы. Она очень любила получать огромные букеты этих цветов, так как преданные цветы вдохновляли поэтессу на новые творения. Роза — символ смелости, гордости, любви и совершенства. Именно любовь к искусству, совершенство слога, вольность и желание идти только вперед позволили Анне Ахматовой стать великой, сильной женщиной и всемирно известной поэтессой.
     Тюльпаны - цветы счастья, всегда выбирались в качестве любимых цветов культурными деятелями отдельных стран — в частности, великим писателем и вольнодумцем Вольтером.
     Фиалку - этот чуткий цветок чтили люди искусства: Шекспир, Шелли, Гете и Тургенев. Обычно фиалку своим символом выбирают творческие личности.

* Долгое время тайнами было окутано черное кольцо Анны Ахматовой.

Словно ангел, возмутивший воду,
Ты взглянул тогда в мое лицо,
Возвратил и силу, и свободу,
И на память чуда взял кольцо.

В 1916 году началась история черного кольца. Короткие встречи, слишком долгие расставания, много нежности и света, - все это было в отношениях Анны Ахматовой с художником Борисом Анрепом.
    Во время второй мировой войны кольцо было утеряно. И вот в 1965 году возникла возможность их встречи, но Анреп уезжает в Париж. "Я оказался трусом, - пишет он, - и бежал, чтобы Анна Андреевна не спросила о кольце". И такие острые переживания спустя 50 лет, в возрасте 82 лет. Иначе и быть не может, - для романтических отношений возраста не существует.

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Последние годы жизни Ахматовой после возвращения из заключения сына были относительно     благополучными. Ахматова, никогда не имевшая собственного пристанища и все свои стихи написавшая «на краешке подоконника», наконец-то получила жилье. Появилась возможность издать большой сборник «Бег времени»,  в который вошли стихи Ахматовой за полстолетия. Она решилась доверить бумаге «Реквием», двадцать лет хранившийся в ее памяти и в памяти близких друзей. К началу 1960-х сложился «волшебный хор» учеников Ахматовой, сделавший ее последние годы счастливыми: вокруг нее читали новые стихи, говорили о поэзии. В круг учеников Ахматовой входили Е. Рейн, А. Найман, Д. Бобышев, И.Бродский.      
      Ахматова была выдвинута на Нобелевскую премию.
      В 1962 году ей была присуждена Международная поэтическая премия "Этна-Таормина" - в связи с 50-летием поэтической деятельности и выходом в Италии сборника избранных произведений Ахматовой. Процедура вручения премии проходила в старинном сицилийском городе Таормина, а в Риме в советском посольстве был дан прием в ее честь.
    В том же году Оксфордский университет принял решение присвоить Анне Андреевне Ахматовой степень почетного доктора литературы. В 1964 году Ахматова побывала в Лондоне, где состоялась торжественная церемония ее облачения в докторскую мантию. Церемония прошла особенно торжественно. Впервые в истории Оксфордского университета англичане нарушили традицию: не Анна Ахматова всходила по мраморной лестнице, а ректор спускался к ней.  За рубежом в Ахматовой видели и чествовали русскую культуру, великую Россию Пушкина, Толстого, Достоевского. В последнее десятилетие жизни Ахматову занимала тема времени – его движения, бега. «Куда девается время?» – вопрос, по-особому звучавший для поэта, пережившего почти всех своих друзей, дореволюционную Россию, Серебряный век.

Что войны, что чума? – конец им виден скорый,
 Им приговор почти произнесен.
 Но кто нас защитит от ужаса, который
 Был бегом времени когда-то наречен?

– писала Ахматова. Такая философская настроенность не понималась многими ее современниками, сосредоточен-ными на кровавых событиях недавнего прошлого.  В частности Н.Я.Мандельштам вменяла Ахматовой в вину «отказ от наших земных дел», «старческую примиренность» с прошлым. Но отнюдь не «старческой примиренно-стью» навеяны последние стихи Ахматовой – отчетливей проступило то, что было свойственно ее поэзии всегда: тайнознание, вера в приоритет неведомых сил над материальной видимостью мира, открытие небесного в земном.
    Позднее творчество Ахматовой – «шествие теней». В цикле «Шиповник цветет», «Полночных стихах», «Венке мертвых» Ахматова мысленно вызывает тени друзей – живых и умерших. Слово «тень», часто встречавшееся и в ранней лирике Ахматовой, теперь наполнялось новым смыслом: свобода от земных барьеров, перегородок времени. Свидание с «милыми тенями отдаленного прошлого», так и не встреченным на земле провиденциальным возлюбленным, постижение «тайны тайн» – основные мотивы ее «плодоносный осени».
     В течение двадцати двух лет Ахматова работала над итоговым произведением – «Поэмой без героя», которая, наконец, вышла в 1963 году.  Поэма уводила в 1913 – к истокам русской и мировой трагедии, подводила черту под катастрофами 20 столетия. В поэме Ахматова размышляет о настигшем Россию в 20 в. возмездии и ищет причину в роковом 1914, в той мистической чувственности, кабацком угаре, в который погружалась художественная интеллигенция, люди ее круга. Второй сюжет – звучание времени, то едва слышные, то тяжелые шаги Командора. Главное действующее лицо поэмы – время, оттого она и остается без героя. Но в более глубоком прочтении Поэма без героя предстает философско-этическим произведением о космических путях души, о теософском треугольнике «Бог – время – человек». Музыкальность поэмы, ее символическая образность, насыщенность культурными реминисценциями позволяют видеть в ней «исполнение мечты символистов».

      В последние  годы жизни Ахматовой ее стихи постепенно, преодолевая сопротивление партийных бюрократов, боязливость редакторов, приходят к новому поколению читателей. В 1965 издан итоговый сборник "Бег времени". Любители поэзии приняли  книгу с восторгом, впрочем, они Ахматову никогда и не забывали.
    В 1960-е годы к Ахматовой наконец пришло мировое признание. Ее стихи появились в переводах на итальян-ском, английском и французском языках, за границей стали выходить ее поэтические сборники.
     Последнее публичное выступление Анны Андреевны состоялось в Большом театре на торжественном вечере, посвященном Данте.
     Она не сетовала на возраст, и старость приняла как должное.
     Осенью 1965 года Анна Андреевна перенесла четвертый инфаркт,   5 марта — умерла в санатории в Домодедове (Подмосковье) в присутствии врачей и сестёр, пришедших в палату, чтобы осмотреть её и снять кардиограмму.

  7 марта — в 22:00 по Всесоюзному радио передали сообщение о смерти выдающейся поэтессы Анны Ахматовой. Похоронена она на кладбище в Комарове под Ленинградом. Л. Гумилёв, когда строил памятник матери вместе со своими студентами, камни для стены собирал, где мог. Стену клали сами — это символ стены, под которой стояла его мать с передачами сыну в «Кресты». Там, где сейчас барельеф Ахматовой, первоначально была ниша, похожая на тюремное окно; символично, что в дальнейшем эта амбразура была закрыта барельефом Ахматовой. Первоначально крест был деревянный, как и завещала покойная. Официальная власть планировала установить на могиле памятник в виде традиционной пирамидки.

     Кончина Ахматовой в Москве, отпевание ее в Петербурге и похороны в поселке Комарово вызвали многочис-ленные отклики в России и за рубежом. «Не только умолк неповторимый голос, до последних дней вносивший в мир тайную силу гармонии, – откликнулся на смерть Ахматовой Н.Струве, – с ним завершила свой круг неповто-римая русская культура, просуществовавшая от первых песен Пушкина до последних песен Ахматовой».

                ПОСЛЕСЛОВИЕ

      До конца жизни Анна Андреевна Ахматова оставалась Поэтом. В своей короткой автобиографии, составленной в 1965 году, перед самой смертью, она писала: "Я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных".

ИЗ СТИХОВ А. АХМАТОВОЙ

* * *
Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу...
Сосен дрогнули верхушки,
Желтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей,
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.

* * *
Как страшно изменилось тело,
Как рот измученный поблек!
Я смерти не такой хотела,
Не этот назначала срок.
Казалось мне, что туча с тучей
Сшибется где-то в вышине
И молнии огонь летучий
И голос радости могучей,
Как Ангелы, сойдут ко мне.

                АЛЕКСАНДР БЛОК

                (1880 – 1921)

ШТРИХИ   БИОГРАФИИ

Русский поэт, драматург, литературный критик.

Сын юриста и профессора Варшавского университета А.Л. Блока и переводчицы А.А. Бекетовой. Ранние годы провел в доме деда и в подмосковном имении Бекетовых —Шахматове. Окончил в 1906 г славянорусское отделение Петербургского университета. В1903 г. женился на дочери выдающегося русского химика Д. И. Менделеева Любови.

Писать стихи начал с пяти лет, серьезно занялся творчеством с 1900 г. Активно публикуется не только как поэт, но и как драматург и литературный критик 7 июля 1916 г был призван в армию, служил табельщиком.

С сентября 1917 г — член Театрально-литературной комиссии, с 1918 г — сотрудник Театрального отдела Наркомпроса, с апреля 1919 г — Большого Драматического театра. Одновременно — член редколлегии издательства «Всемирная литература» под руководством М. Горького, с 1920 г — председатель Петроградского отделения Союза поэтов.

В апреле 1921 г. нарастающая депрессия переходит в психическое расстройство, сопровождающееся болезнью сердца.

7 августа 1921 г Блок скончался.
   
                ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

  ПРИЧУДЫ  ЛЮБВИ
   
  *  В конце февраля 1897 года тетка Блока записала в своем дневнике: «Сашура росту очень большого, но дитя. Увлекается верховой ездой и театром. Возмужал, но женщинами не интересуется». Все верно, но уже через полгода…
    Через полгода Сашура с матерью и теткой поехал на курорт в Южную Германию и сразу же завязал ни к чему не обязывающее знакомство. Это была красивая темноволосая дама с точеным профилем, чистыми синими глазами и протяжным голосом. Ей было тридцать семь лет, она явно искала развлечений, звали ее Ксенией Садовской. Мать шутила, тетка злилась, а Сашура…
     Внешне все выглядело до неприличия пошло. «Ее комната, чай по вечерам, туманы под ольхой, и я полощу рот туалетной водой…» — вспоминал потом Блок. Однажды он непонятным образом остался у Садовской на ночь…
    Через месяц они расстались. Сашура бросился писать стихи, Садовская — письма. Как выяснилось позже, для нее, умудренной опытом кокетки, годившейся Блоку в матери, этот бурный роман оказался единственным сильным чувством, растянувшимся на двадцать лет. Почему на двадцать, ведь Блок написал ей последнее, невероятно холодное письмо еще в 1901 году?
…В Гражданскую войну потерявшая детей, состояние и похоронившая мужа, Ксения Садовская приехала в Одессу сумасшедшей нищей старухой и попала в больницу. Врач, пользовавший Садовскую, очень любил поэзию и сразу заметил, что посвящение «К.М.С.» в цикле Блока «Через двенадцать лет» полностью совпадает с инициалами его пациентки. Выяснилось, что неизлечимо больная, полубезумная женщина и есть та синеокая богиня, о которой писал Блок. О посвященных ей бессмертных стихах она услышала впервые…
     Спустя несколько лет она умерла. И тогда оказалось, что, потеряв решительно все, старуха сберегла единствен-ное — пачку писем, полученных больше четверти века назад от какого-то влюбленного гимназиста. В подоле юбки было зашито двенадцать писем, перевязанных крест-накрест алой лентой.

* В феврале 1919 года Блок был арестован Петроградской Чрезвычайной Комиссией. Его подозревали в участии в антисоветском заговоре. Через день, после двух долгих допросов Блока всё же освободили, так как за него вступился Луначарский.

* По некоторым данным увлечение Белым женой Блока едва не привело к дуэли между поэтами.

* В. Маяковский так передает ощущение Блока от революции: «Спрашиваю: «Нравится?» — «Хорошо», — сказал Блок, а потом прибавил: «У меня в деревне библиотеку сожгли».

* Существует версия, что истинной причиной смерти Блока стало истощение, до которого поэт довел себя сам.

* А Ахматова вспоминала: «…когда я была у Блока, я, между прочим, упомянула, что поэт Бенедикт Лившиц жалуется на то, что он, Блок, одним своим существованием мешает ему писать стихи. Блок не засмеялся, а ответил вполне серьезно: "Я понимаю это. Мне мешает писать Лев Толстой"».

 * В честь поэта назван  астероид 2540 Блок.

* Перед смертью от тяжелой сердечной болезни А. Блок, по выражению З. Н. Гиппиус, "прозревает, увидев лицо тех [большевиков], кто оскорбляет, унижает и губит его Возлюбленную - его Россию".

* Писатель Евгений Замятин вспоминает, что когда Блок в редакции «Всемирной литературы»  здоровался с присутствующими, то он так произносил имена, что отчётливо был слышен каждый слог. «Николай Степанович». «Алексей Максимович».

* В 1919 году при мимолётной встрече с Блоком Замятин сказал: «Вы очень отшли от того, кем были год назад. Вы меняетесь» И ответ Блока был: « Да, я сам чувствую, что меняюсь.» Двенадцать» теперь я едва бы написал».

* В журнале «Завтра» Блок рецензировал стихи современных поэтов. На стихи одного из поэтов он написал довольно острую рецензию, и автор попросил кого-то из членов редколлегии достать у Блока этот отзыв. Блок согласился, но наследующий день сказал в редакции: "Я не принес... Не нужно. Может ему это очень важно - писать стихи... Пусть пишет".

* В трудном и голодном 1919 году многие писатели и поэты стали лекторами – они читали лекции на
различные, но одобренные властями, темы и получали за это продовольственные пайки. Хоть Блоку и трудно жилось, но он оказался не способен продавать свое творчество за пайки. Он говорил своим знакомым: "Завидую вам всем. Вы умеете говорить, читаете где-то там. А я не умею. Я могу только по - написанному".

* Весной 1919 года по инициативе Горького в Петрограде была организована секция  исторических картин. Было решено создать цикл исторических пьес о разных временах и народах. Одну из пьес поручили написать Блоку. Он выбрал свое любимое средневековье (Франция, XII век) и зачитал план этой пьесы литературному начальству. Начальство недоуменно пожало плечами, и Блок забросил этот план. Некоторые авторы уже написали свои пьесы для Секции, и все спрашивали Блока: "Когда же вы дадите, Александр Александрович?" Но у Блока возникали дела и поважнее пьесы: "Куда там! Вот, выселяют всех из нашего дома. Все бегаю, чтоб как-нибудь остаться. Вчера ездил в Смольный с письмом Горького. Завтра идти в районный отдел". Или: "Ну, - пьеса! Вот я нынче все утро окна замазывал. И завтра еще надо в двух комнатах. Медленно, не умею..." Но вот квартиру удалось отстоять, и окна были, наконец, замазаны, и настала пора подумать и о пьесе: "Вот еще не знаю: взять ли Куликовскую битву - мне это очень близко - или другое: Тристана и Изольду". Сохранились даже планы этих пьес. И вдруг в конце 1919 года он принес на секцию законченную пьесу из египетской жизни: "Рамзес".

* В апреле 1921 года в руки Блока попала эмигрантская газета "Русская мысль", издаваемая П. Струве. Блок просмотрел ее и грязно выругался. Редко кто слышал от него такие слова. А потом сказал: "Что они смыслят, сидя там? Только лают по-собачьи".

* Конец какого-то странного разговора Блока с собеседником в трамвае: "...А вот бывает с вами так: смотришь на себя со стороны - ты совершенно определенно в стороне, в другом углу комнаты - и видишь себя - не себя, а чужое?" Блок ответил после долгой паузы: "Да, бывало. Раза три в жизни. Теперь больше не бывает... Теперь со мной ничего не бывает..."

* В том же апреле 1921 года Петербург видел Блока в последний раз на вечере в БДТ. Огромный театр был переполнен публикой. Вначале Чуковский произнес речь о Блоке, а потом сам поэт читал стихи о России. В этом последнем вечере Блока настолько чувствовалась такая печальная и неживая торжественность, что кто-то из публики произнес: "Это поминки какие-то!"

* Последние месяцы своей болезни Блок не хотел никого видеть и не желал ни с кем говорить. Он сам не соглашался на отъезд в финляндский санаторий и не желал подписывать никаких бумаг, пока сам не понял, что в этом его единственное спасение. Но и тут он не желал ничего подписывать. Письма в Москву, с просьбой о разрешении на выезд для лечения, были составлены в правлении Петроградского отделения Союза писателей. В Москве с письмами по инстанциям ходил Горький. Наконец, 23 июля разрешение на выезд было дано, но в Петроград оно пришло только 3-го или 4-го августа. А 7-го Александр Александрович скончался.

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

    В последние годы жизни Блок вёл большую литературную и общественную работу: в Государственной комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, в Союзе деятелей художественной литературы, в издательстве «Всемирная литература», в Союзе поэтов. В апреле 1919 был назначен председателем Режиссёрского управления Большого драматического театра (Петроград). Выступал с докладами, статьями, речами.
     Жизнь в голодном Петербурге, обилие мешающих творчеству заседаний,  начало нэпа как спада "революцион-ной волны" приводят к творческому кризису: после января 1918 года он почти не создает лирических стихотворе-ний. 1920-1921 годы пронизаны настроениями глубокой депрессии, неразрешимым трагизмом мироощущения, переживанием острого разлада с действительностью.
    Весной 1921 года Блок тяжело заболел.   Постоянно возрастающий объём работы подорвал силы поэта. Начала накапливаться усталость — Блок описывал своё состояние того периода словами «меня выпили». Этим же, возможно, и объясняется творческое молчание поэта — он писал в частном письме в январе 1919 г.: «Почти год как я не принадлежу себе, я разучился писать стихи и думать о стихах…». Тяжёлые нагрузки в советских учреждениях и проживание в голодном и холодном революционном Петрограде окончательно расшатали здоровье поэта — у Блока возникли серьёзная сердечно - сосудистая болезнь,  участились приступы астмы, появились психические расстройства. В довершении ко всем бедам,  зимой 1921 года  у поэта  началась  цинга.
     С.М. Алянский единственный, кто, кроме родных, навещал  больного поэта, пишет: «Александр Александрович перемогался  всю вторую половину мая и почти весь июнь. Потом он слёг и пытался работать, сидя в постели. Болезнь затягивалась, и самочувствие неизменно ухудшалось. Однако Любовь Дмитриевна,  и все, кто заходил в эти дни на Офицерскую узнать о здоровье Блока, надеялись на выздоровление, никто не думал о грозном исходе болезни». Один только Александр Александрович чувствовал приближение конца и   торопился сделать всё, что не успел сделать  раньше.
     Далее А.М. Алянский пишет: » …Спустя несколько дней  Любовь Дмитриевна, открывая мне дверь, поспешно  повернулась спиной. Я успел заметить заплаканные глаза. Она просила меня подождать, и, как всегда, я прошёл в маленькую комнату, бывшую раньше кабинетом Блока. Скоро Любовь Дмитриевна вернулась и сказала, что сегодня Саша очень нервничает, что она просит меня, если не спешу, посидеть: быть может, понадобится моя помощь сходить в аптеку.
    Но не прошло и десяти минут, вдруг слышу страшный крик Александра Александровича. Я выскочил  в переднюю, откуда дверь вела в комнату больного. В этот момент дверь раскрылась, и Любовь Дмитриевна выбежала из комнаты с заплаканными глазами…
     Немного  погодя я услышал, как Любовь Дмитриевна вернулась к больному… Пробыв там несколько минут, она вернулась ко мне и рассказала, что произошло. Она предложила Александру Александровичу принять какое-то лекарство, и тот отказался, она пыталась уговорить его. Тогда он с необыкновенной яростью схватил горсть склянок с лекарствами, которые стояли на столике, и швырнул их с силой о печку».
     Через несколько дней А. Алянский был свидетелем того, как  Блок отбирал и уничтожал  некоторые свои  записные книжки. Он делал это совершенно спокойно, и  при этом был даже весел.
   А вот как он описывает последнее свидание с поэтом:
   «Он пригласил меня сесть, спросил, как всегда, что у меня, как жена, что нового. Я начал что-то рассказывать и скоро заметил, что глаза Блока обращены к потолку, что он меня не слушает. Я прервал рассказ и спросил, как он себя чувствует и не нужно ли ему чего – нибудь.
   - Нет, благодарю вас, болей у меня сейчас нет, вот только, знаете, слышать совсем перестал, будто громадная стена выросла. Я ничего уже не слышу, - повторил он, замолчал и, будто устав от сказанного, закрыл глаза.
   Я понимал, что это не физическая глухота…
Мне показалось, что я долго сижу.
   Александр Александрович тяжело дышит, лежит с закрытыми глазами, должно быть, задремал. Наконец, решаюсь, встаю, чтобы потихоньку выйти. Вдруг он услышал шорох, открыл глаза, как-то беспомощно улыбнулся  и тихо сказал:
   - Простите меня, милый Самуил Миронович, я очень устал.
   Это были последние слова, которые я от него услышал. Больше я живого Блока не видел».
   Другой современник поэта  Георгий Иванов, пишет, что врачи, лечившие Блока, «так и не могли определить, чем он собственно был болен. Сначала они пытались подкрепить его быстро падавшие без явной причины силы, потом, когда он стал, неизвестно от чего, невыносимо страдать, ему стали впрыскивать морфий…  Но всё-таки от чего он умер? « Поэт умирает, потому что дышать ему больше нечем». Эти слова сказанные Блоком на пушкинском вечере, незадолго до смерти, быть может, единственно правильный диагноз его болезни.
   По свидетельству К. Чуковского «в начале июля стало казаться, что он поправляется… «числа с 25 наступило резкое ухудшение; думали его увезти за город, но доктор сказал, что он слишком слаб и переезда не выдержит. К началу августа он почти всё время был в забытьи, ночью бредил  и кричал страшным криком, которого во всю жизнь не забыть…».
    Весной 1921 г. Александр Блок вместе с  Фёдором Сологубом просили выдать им выездные визы. Вопрос рассматривало политбюро ЦКРКП (б). В выезде было отказано.  Луначарский отмечал: «Мы в буквальном смысле слова, не отпуская поэта и не давая ему вместе с тем необходимых удовлетворительных условий, замучили его». Ряд историков полагали, что  В. И  Ленин и  В. Р. Менжинский сыграли особо негативную роль в судьбе поэта, запретив больному выезд на лечение в санаторий в  Финляндии, о чём, по ходатайству   Максима Горького и Луначарского, шла речь на заседании политбюро ЦК РКП (б).
    12 июля 1921 года. Выхлопотанное  Л. Б. Каменевым и Луначарским на последующем заседании политбюро разрешение на выезд от 23 июля 1919 года запоздало и уже не смогло спасти поэта.   Наблюдавший поэта врач А.Г. Пекелис писал в истории болезни: «… Процесс роковым образом шёл к концу. Отёки медленно, но стойко росли, увеличивалась общая слабость, всё заметнее и резче проявлялась ненормальность  в сфере психики, главным образом в смысле угнетения… Все предпринимавшиеся меры лечебного характера не достигали цели, а в последнее время больной стал отказываться от приёма лекарств, терял аппетит, быстро худел, заметно таял и угасал и при всё нарастающих явлениях сердечной слабости тихо скончался».
    Болезнь всё больше одолевала его,  и 7 августа 1921 года  поэт умер в своей  Петроградской  квартире.

    За несколько дней до смерти по Петербургу прошёл слух, будто поэт сошёл с ума. Действительно, накануне смерти Блок долго бредил, одержимый единственной мыслью: все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены. Однако поэт умер в полном сознании, что опровергает слухи о его помешательстве. Перед смертью, после получения отрицательного ответа на запрос о выезде на лечение за границу (от 12 июля), поэт сознательно уничтожил свои записи, отказывался от приёма пищи и лекарств. В некрологах и посмертных воспоминаниях постоянно повторялись его слова из посвященной Пушкину речи об «отсутствии воздуха», убивающем поэтов.
На похороны поэта на Смоленское кладбище собрались около полутора тысяч человек – огромная толпа для голодающего Пет¬рограда 1921 года. Это были странные похороны – молча, без оркестра, открытый гроб с телом поэта шесть километров несли на руках.
Отпевание было совершено в церкви Воскресения Христова
 Его похоронили без речей, рядом с дедом и бабушкой – Андреем Николаевичем и Елизаветой Григорьевной Бекетовыми и поставили высокий белый крест. Блоку хотелось, чтобы могила была простой, усеянной клевером.
     Прах Блока был перезахоронен на  Волковском кладбище.

                ТАЙНА МОГИЛЫ А. БЛОКА

    Поэту, не имевшему покоя при жизни, не суждено было успокоиться и после смерти. Во время блокады с захоронения исчез крест, развалилась деревянная скамейка, провалился холм. «На могиле Блока мы застали почти ровное место с едва взрыхленным земляным холмиком, украшенным осенними ветками и опавшими листьями. Между листьями виднелась воткнутая в землю узкая железка с грубо написанной надписью «Блок», – писал основатель музея-некрополя Н. В. Успенский.
    К 20-й годовщине смерти Блока по инициативе Союза писателей прах поэта решили перенести на Литераторские мостки. Помешала война. Планы удалось претворить в жизнь только после снятия блокады. И тут, по версии журналиста Александра Невзорова, произошел неприятный казус. Якобы не успели привезти гроб и останки поэта завернули в обычный ватник, на котором химическим карандашом надписали: «БЛОК». А когда нужный ящик подвезли, праха на месте не оказалось. Будто бы пришлось хоронить пустой ватник, который к тому моменту уже успел стать обновкой кладбищенского сторожа.

                МОГИЛА А. БЛОКА НА СМОЛЕНСКОМ КЛАДБИЩЕ

     Однако историки уверены, что это не более чем легенда. Тем не менее, странности при перезахоронении Блока все-таки были. Это подтвердил академик Дмит¬рий Лихачев в интервью, которое было опубликовано в 1994 году: «Перезахоранивали Блока в 1944 году. При этом событии присутствовал Дмитрий Евгеньевич Максимов. И ведь перезахоронили только череп Блока. Дмит¬рий Евгеньевич нес череп Блока, потому что остальным, очевидно, было противно его нести, они боялись, а он не боялся. Он нес череп Блока в платке и по дороге пальцем из глазниц выковыривал землю. Ему показалось, что так будет лучше. И тогда его остановили и сказали: «Вы выковыриваете прах Блока. Это нельзя делать». (У него есть воспоминания об этом перезахоронении.) И «могила Александра Блока» – это чужая могила, какого-то барона (я забыл его фамилию). В эту чужую гробницу, в этот чужой склеп и поместили череп Блока. Один череп. Все остальное осталось там, на Смоленском кладбище, рядом с матерью, и было сровнено с землей».
     Действительно, простой деревянный белый крест, поставленный на могиле Блока в 1921 году, обветшал. На просьбы общественности позаботиться о месте упокоения великого поэта трест «Похоронное дело» в сентябре 1937 года установил типовую бетонную раковинку. Вид ее был так безобразен, что вдова поэта Любовь Менделеева-Блок настояла на возвращении могиле прежнего вида: холмик с деревянным крестом. Любовь Дмитриевна скончалась в 1939 году, и ее похоронили на Волковском лютеранском кладбище. Тогдашнее начальство не сочло возможным похоронить ее на Литераторских мостках рядом с отцом, а на Смоленском кладбище к этому времени захоронения были запрещены.

                Две могилы? 

Могила Александра Блока на Волковском кладбище 

    Как же все-таки проходило перезахоронение останков Александра Блока? Вот как об этом говорится в официальной хронике: «26 сентября 1944 года в одиннадцать утра на Смоленском кладбище собрались сотрудники Музея городской скульптуры, кладбищенской администрации и санэпидстанции. От писательской организации были лишь литературо¬веды B. C. Спиридонов и Д. Е. Максимов. В приготовленные деревянные ящики были сначала помещены останки А. Н., Е. Г., М. А. Бекетовых и А. А. Кублицкой - Пиотух (мать поэта). Затем наступил черед могилы Блока».
   На подводе печальный груз был доставлен на Литераторские мостки. Место для перезахоронения было выбрано на участке неких Швахгеймов. Утром 28 сентября останки были преданы земле. Никого из Союза писателей при перезахоронении не было. Через два года на могиле установили обелиск с барельефным порт¬ретом.
    Спустя тридцать лет после этих событий Дмитрий Максимов в своих воспоминаниях дал точную характеристи-ку бессмысленности и ненужности уничтожения первой блоковской могилы. «Горько было то, что с переносом могилы Блока нарушалась духовно важная для многих связь с этой знакомой, вошедшей в их жизнь могилой – скромной, зеленой, расположенной в уютном уголке кладбища, посещаемой читателями Блока... юношами и девушками, влюбленными, счастливыми, объединенными в пары или одинокими, грустящими, приходящими сюда посидеть на простой скамейке, посмотреть на деревянный некрашеный крест и травянистый могильный холмик», – писал он.
    Так у загадочного рыцаря символизма фактически появилось сразу две могилы. На Смоленку, на то место, где когда-то было фамильное захоронение Бекетовых и поэта, по-прежнему несут цветы. Неизвестно кем и когда на этом кладбище установлен памятный камень: «Здесь похоронен Александр Блок». И до сих пор в Петербурге некоторыми соблюдается традиция – в день памяти поэта посещают сразу две могилы.


ДЕВУШКА ПЕЛА В ЦЕРКОВНОМ ХОРЕ…

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою.

Так пел ее голос, летящий в купол,
И луч сиял на белом плече,
И каждый из мрака смотрел и слушал,
Как белое платье пело в луче.

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

И голос был сладок, и луч был тонок,
И только высоко, у Царских Врат,
Причастный Тайнам,- плакал ребенок
О том, что никто не придет назад.

                АНДРЕЙ  БЕЛЫЙ

                (1880-1934)

Русский поэт, прозаик, критик, мемуарист. Один из ведущих деятелей символизма.

Родился 14 октября (26 н. с.) в Москве в семье профессора Московского университета. Получил прекрасное домашнее образование. Учился в гимназии крупного педагога Л. Поливанова, где проявились его незаурядные гуманитарные дарования, проявившиеся в занятиях литературой и философией. Среди русских классиков особо ценил Н. Гоголя и Ф. Достоевского. В 1903 окончил естественное отделение математического факультета Московского университета.

Наряду с изучением трудов Ч. Дарвина и философов-позитивистов увлекался теософией и оккультизмом, религиозной философией и поэзией Вл. Соловьева и философско-поэтическим творчеством Ф. Ницше. В то же время "серьезно относился к вопросам религиозным".

Принадлежал к символистам "младшего поколения" (вместе с А. Блоком, Вячеславом  Ивановым, С. Соловьевым, Эллисом). В 1904 выходит первый сборник стихов "Золото в лазури", дополненный особым разделом "Лирические отрывки в прозе". А. Белый был одним из теоретиков русского символизма "второй волны", разработчиком нового эстетического мировидения.

Развивая тезис о музыке как о главенствующем виде искусства и необходимости подчинения ей других, он попытался создать литературное произведение по музыкальным законам: это его четыре "симфонии" - "Северная" (1901), "Драматическая", "Возврат" (1902), "Кубок метелей" (1907), воплотившие основные идеи русского религиозно-философского, теургического символизма. От "симфоний" начинается прямая линия к орнаментантной стилистике первого романа Белого "Серебряный голубь", написанного через год.

Революция 1905-07 заставила А. Белого обратиться к действительности, вызвала интерес к общественным проблемам. В 1909 выходят сборники "Пепел", затем "Урна".

Руководил издательством "Мусагет" (основано в 1910 г.).

    В 1912 вместе с женой, художницей А. Тургеневой, уезжает в Европу, где увлекается мистическим учением Р. Штейнера, основателем антропософии. В 1914 поселяется в антропософском центре в Швейцарии, вместе с другими последователями Штейнера принимает участие в строительстве Иоаннова храма. Здесь его застает война, и только в 1916 он возвращается в Россию.
    В эти годы прозаические произведения занимают главное место в его творчестве. Среди них наиболее знаменит роман "Петербург" (1913 - 14, вторая редакция - 1922). А. Белый не был враждебно настроен к Октябрьской революции, хотя и не стал ее певцом. В послереволюционные годы вел занятия по теории поэзии с молодыми писателями в Пролеткульте, издавал журнал "Записки мечтателей".
В 1920-е были написаны повести "Котик Летаев" (1922), "Крещеный китаец" (1927), историческая эпопея "Москва".
    Последние годы жизни А. Белый посвятил писанию обширных мемуаров, представляющих чрезвычайно большой интерес для истории и литературоведения . К  мемуарным работам  относятся "На рубеже двух столетий", 1930, "Начало века. Воспоминания", 1933, "Между двух революций", 1934.

8 января 1934 он скончался в Москве.   

                ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* Существует премия Андрея Белого. Это  — старейшая независимая литературная премия в современной России. Учреждена в 1978 году редакцией ленинградского самиздатского литературного журнала «Часы». В круг учредителей премии входили Борис Иванов, Борис Останин, Виктор Кривулин, Аркадий Драгомощенко и др.
    Премия получила название в честь Андрея Белого, оставившего заметный след и в русской поэзии, и в прозе, и в гуманитарных исследованиях, и присуждалась соответственно по трём номинациям. Материальное содержание премии составляло один рубль, бутылку водки (в просторечии водку, как известно, часто называли «белым») и яблоко в качестве закуски.

* А. Белый умел предсказывать будущее. В 1903 году он предсказал собственную смерть «от солнца». Так, в общем-то, и произошло: спустя три десятилетия он умер от кровоизлияния в мозг – последствия солнечного удара…

* Андрей Белый  не отличался объективностью. Его оценка себя самого, своих друзей и исторических событий, очевидцем которых он был, неоднократно менялась в разные периоды жизни. Известного публициста Н. Валентинова (Н. Вольского) просто обескураживала эта черта писателя-символиста.

*  Замятин:
«За годы встреч с Белым мне пришлось видеть у него ошеломляющие повороты. Принцип, прокламированный в понедельник, в субботу уже отрицался. Яростный „левый“ заскок сменялся таким же заскоком вправо. Оценка некоторых писателей изменялась в течение самого короткого времени. Сегодня увлечение, например, Л. Андреевым, завтра презрительный приговор: некультурный талантик. Положительная рецензия на какую-нибудь книгу, помещенная Белым в „Весах“, дней через десять заменялась в разговоре отрицательной. Впросак попадают те, кто, судя по напечатанному Белым, думают, что это в данный момент выражало его мысли и убеждения. Подобную ошибку делают все, лично его не знавшие.  Часто бывало, что рядом с тезой, напечатанной Белым, находилась антитеза словесная, и именно она, а не теза, представляла в тот момент его убеждение. Антитез могло быть несколько».

* Андрей Белый писал о своих детских годах:
«Родители вели из-за меня борьбу. Я был с уродом папой против красавицы мамы и с красавицей мамой против урода папы. Каждый тянул меня в свою сторону. Они разорвали меня пополам. Да, да. Разорвали мое детское сознание, мое детское сердце. Я с детства раздвоенный. Чувство греха. Оно меня мучило уже в четыре года. Грех – любить маму. Грех – любить папу. Что же мне, грешнику, делать, как не скрывать грех? Я был замкнут в круг семейной драмы. Я любил и ненавидел, – и шепотом и почти с ужасом: – Я с детства потенциальный отцеубийца. Да, да! Отцеубийца. Комплекс Эдипа, извращенный любовью. Мама била меня за то, что я любил папу. Она плакала, глядя на меня: „Высоколобый, башковитый. В него, весь в него. В него, а не в меня“.
     Мама была настоящей красавицей. Ах, нет. Достоевский не прав – красота не спасет мир! Какое там – спасет! Мама была очень несчастлива. Знаете, красивые женщины всегда несчастны и приносят несчастье другим. Особенно своим единственным сыновьям. А она была красавицей. Константин Маковский писал с нее и со своей тогдашней жены, тоже красавицы, картину „Свадебный обряд“.  А маме от ее красоты радости не было никакой. Одно горе. Ей и мне».

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

       Со временем в  жизни Андрея Белого появилась женщина, которой суждено было провести с ним последние годы. Клавдия Николаевна Васильева стала последней подругой Белого, к которой он не испытывал любовных чувств, однако держался за неё, словно за спасительницу. Тихая, покорная, заботливая Клодя, как называл её писатель, смогла уйти от законного мужа лишь в 1929 году и спустя несколько месяцев стала супругой Белого.
      Последние годы жизни А. Белый посвятил писанию обширных мемуаров, представляющих чрезвычайно большой интерес для истории и литературоведения. В это время им написаны книги: "На рубеже двух столетий", (1930), "Начало века. Воспоминания", (1933), "Между двух революций", (1933).
           Последние годы жизни Белого не составляют исключения, скорее даже наоборот: пробуются все новые формы, жанры, стили, писатель сочетает работу над "Москвой" с путевыми заметками "Ветер с Кавказа" и "Армения", с трудами по стиховедению, философскими этюдами и культурологическими опытами, обращается к театральным инсценировкам и даже киносценарию. Смерть писателя в 1934 году была осознана современниками как завершение целой эпохи. Но им же было очевидно, что созданная Белым проза оставила глубокий след в творчестве многих, способствовала появлению так называемой "орнаментальной прозы".
     Если представить последние два года жизни Андрея Белого  в виде хронологической канвы, то  это будет выглядеть следующим образом:
1933 год
ЯНВАРЬ
 
 В Москве. Январь. Избран в культурно-просветительную секцию групкома ГИХЛ.
Середина января. Выходят в свет «Маски. Роман» (тираж 5000 экз.).
15 января. Выступает с докладом «Гоголь и "Мертвые души" в постановке Художественного театра».
26 января. Прения по докладу Белого «Гоголь и "Мертвые души"» в постановке Художественного театра».
Конец января — 6 февраля. Работает над статьей о романе Ф. В. Гладкова «Энергия».
30 января. Посещает С. М. Эйзенштейна (беседа о кино, о Гоголе, о японской гравюре).

ФЕВРАЛЬ

10 февраля. Вечер у И. М. Гронского. Знакомится с В. В. Куйбышевым, А. И. Стецким.
11 февраля. «Вечер Андрея Белого» в Политехническом музее.
27 февраля. Повторение «вечера Андрея Белого» в Политехническом музее.

МАРТ

 Написана статья «О себе как писателе».
— Сделана киносъемка и запись голоса Белого на кинофабрике «Союзкино» .
23 марта. Закончена 1-я часть воспоминаний «Между двух революций» — «Омут».

МАЙ

Первая половина мая. Работает над словарем рифм.
17 мая. Отъезд в Коктебель с К. Н. Бугаевой.

ИЮНЬ - ИЮЛЬ.

 В Коктебеле — посещения М. С. Волошиной, знакомство с Б. В. Томашевским, общение с О. Э. Мандельштамом.
— Пишет очерк «Дом-музей М. А. Волошина».
 В июле 1933 г., отдыхая в Коктебеле, Белый получил солнечный удар; вызванные им сильные головные боли привели к тяжелой болезни и, в конце концов, послужили причиной смерти.
15 июля. Обморок, сильные головные боли.
16 июля. Врачебный диагноз: солнечное перегревание, сильный склероз.
29 июля. Отъезд из Коктебеля в Москву.

АВГУСТ

 В Москве. Продолжение болезни.

СЕНТЯБРЬ

 Начало работы над 2-й частью воспоминаний «Между двух революций» (или 4-м томом воспоминаний).

ОКТЯБРЬ - НОЯБРЬ

 Частые приступы сильных головных болей.
31 октября. Участвует в заседании научной секции Горкома писателей.
Вторая половина ноября. Выходят в свет воспоминания «Начало века» (тираж 5000 экз.).
— Предложение «Издательства Писателей в Ленинграде» напечатать книгу «Между двух революций» (вместо ненаписанного романа «Германия»).

ДЕКАБРЬ

2 декабря. Последний день работы над воспоминаниями.
4 декабря. Последняя прогулка. Приступ головных болей.
8 декабря. Переезд в клинику.
29 декабря. Диагноз болезни: кровоизлияние в мозг на почве артериосклероза.

1934

8 января. В 12 час. 30 мин. скончался от паралича дыхательных путей в присутствии жены и врачей.
9 января. Гражданская панихида в помещении Оргкомитета Союза советских писателей (ул. Воровского, 50). Некролог в «Известиях», подписанный Б. А. Пильняком, Б. Л. Пастернаком, Г. А. Санниковым.
10 января. Похороны Андрея Белого (в 16 час. — кремация).
18 января. Захоронение урны на Новодевичьем кладбище в Москве.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

С первых своих шагов в литературе Белый - символист, поклонник философа-идеалиста В. Соловьева. Он усиленно разрабатывал теорию символизма. Враждебный материализму идеалист-неокантианец в основе своих взглядов, Белый судорожно метался от одной философской доктрины к другой. В центре его исканий стояла богостроительская схоластика, окрашенная в мистические тона. "Смысл искусства,- утверждал Андрей Белый,- только религиозен". Белому принадлежит много книг по теории художественного мастерства ("Символизм", "Луг зеленый", "Арабески", "Мастерство Гоголя"). Более значительное место, чем поэзия, в творчестве Белого занимала проза - романы "Серебряный голубь" (1909), "Петербург" (1914), "Котик Летаев" (1922), "Москва" (1926-1932). Эти произведения по существу гротескно-сатирические, однако действительность дается в них в мистическом преломлении. Им свойственна разбросанность, клочковатость сюжета, смещение временных плоскостей и граней, подчеркнутая игра ритмами и звуками.

 ПОЁТ ОБЛЕТАЮЩИЙ ЛЕС…

Поёт облетающий лес
нам голосом старого барда.
У склона воздушных небес
протянута шкура гепарда.

Не веришь, что ясен так день,
что прежнее счастье возможно.
С востока приблизилась тень
тревожно.

Венок возложил я, любя,
из роз - и он вспыхнул огнями.
И вот я смотрю на тебя,
смотрю, зачарованный снами.

И мнится - я этой мечтой
всю бездну восторга измерю.
Ты скажешь - восторг тот святой?
Не верю!

Поет облегающий лес
нам голосом старого барда.
На склоне воздушных небес
сожженная шкура гепарда.

Апрель 1902
Москва

                РОБЕРТ БЕРНС
                (1759 - 1796)
 ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Роберт Бернс, известный шотландский поэт, популяризатор фольклора, появился на свет в небогатой крестьянской семье 25 января 1759 г. в графстве Эйрширв, деревушке Аллоуэй. В 1760 г. его отец стал арендатором фермы и очень рано приобщил Роберта и его брата к тяжелому физическому труду. Ему довелось узнать и что такое голод, и все это впоследствии негативно отказалось на его здоровье. В коротких перерывах между трудами юный Бернс запоем читал все, что могло попасться ему под руку в их деревушке. Часто это были дешевые брошюрки с незамысловатым содержанием, но благодаря им, а также матери и прислуге Роберт поближе познакомился с шотландским фольклором, который стал важной частью его творческой жизни.
Первые стихи вышли из-под его собственного пера в 1774 г.Переезд на ферму Лохли в 1777 г. ознаменовал начало нового этапа его биографии. Здесь он нашел себе родственных душ, стал организатором «Клуба холостяков». Однако в 1781 г. у Бернса нашлась компания посерьезнее: он стал масоном, и это обстоятельство наложило достаточно серьезный отпечаток на его творческую манеру. Известность в его родной Шотландии пришла после опубликования сатирических поэм «Два пастуха» и «Молитва святоши Вилли» (1784 и 1785 гг.). Однако по-настоящему прославился Бернс после того, как в 1786 г. увидели свет его «Стихотворения, написанные преимуще-ственно на шотландском диалекте».
В 1787 г. состоялся переезд поэта в Эдинбург, где он стал желанным гостем в высшем обществе, обрел покрови-тельство влиятельных персон, получил статус «барда Каледонии», который присвоило ему собрание шотландской Великой масонской ложи. В столице Шотландии состоялось его знакомство с Дж. Джонсоном, страстным поклонником национальной шотландской музыки. Бернс подключился к изданию сборника под названием «Шотландский музыкальный музей» и до конца своей жизни, по сути, являлся редактором. Из разных источников им скрупулезно собирались мелодии и тексты, и, если какие-то строки были потеряны или слишком фривольны, он замещал их собственными, причем дело это настолько искусно, что невозможно было отличить их от народных. Работал он и над сборником «Избранное собрание оригинальных шотландских мелодий».
На заработанные гонорары автор решил взять в аренду ферму, однако это коммерческое предприятие не увенчалось успехом. В 1789 г. он отказался от дальнейших попыток наладить бизнес, благодаря полезным связям устроился в сельском районе акцизным, в июле 1790 г. за хорошую службу был переведен в Дамфрис, и жалование превратилось в основной источник его доходов. В силу занятости Бернс не мог уделять поэзии много времени, тем не менее, в этот период его биографии были написаны такие известные произведения, как поэмы «Тэм о’Шентер» (1790), «Честная бедность» (1795); в 1793 г. в Эдинбурге были во второй раз изданы стихи в двух томах.
У Роберта Бернса были неплохие карьерные перспективы, но начались серьезные проблемы с самочувствием. 21 июля 1796 г. сердце 37-летнего мужчины остановилось. Случилось это в Дамфрисе. В день, когда знаменитого шотландского поэта хоронили, 25 июля, у них с супругой Джин Армор родился пятый ребенок. Биографы позапрошлого столетия списывали раннюю смерть на слишком вольный образ жизни, чрезмерное употребление спиртного, однако в XX в. исследователи больше склонялись к версии о роковой роли прогрессировавшего ревмокардита - следствия тяжелого детства и молодости.
Творчество поэта-барда получило высокую оценку не только на родине, где его считали выдающимся народным поэтом. Его простая, и в то же время «живая», эмоциональная, выразительная поэзия была переведена на большое количество языков, легла в основу многих песен.
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ
* Почти все  произведения Бернса были написаны на шотландском языке и обращены, в основном, к народу, к их жизни и тяготам, любви и работе. Несмотря на свою тяжелую жизнь в его стихах всегда чувствуется радость и вера в светлое будущее. Все это и явилось залогом его успеха.
* Роберт Бернс остался в памяти шотландцев также благодаря своей страсти к старым народным песням и мелодиям. Их он собирал по всей Шотландии, адаптировал, писал к ним стихи и тем самым сохранял наследие предков. Он дарил свои коллекции музыкальным музеям Шотландии.
* Произведения Роберта Бернса получили широкое распространение в Царской России. Он был интересен российской интеллигенции, как один из немногих, описывающих жизнь народа. В Советском Союзе он также оставался популярным, еще из-за своей любви к французской революции. Кстати, СССР был первой страной в мире, которая в знак почтения к его 160 летнему юбилею поместила его портрет на почтовых марках.
* В 2009 году на телевидении в программе герой времени, он был выбран самым выдающимся шотландцем во всей истории, побив даже Уильяма Уоллеса – почитаемого борца за независимость.
* Хоть день рождения Роберта Бернса не является официальным выходным, в день его памяти каждый год по всей стране проходят различные мероприятия и народные гуляния. 25 января или в ближайшие к этому дню даты проходит ужин Бернса. Эта традиция зародилась в 1801 году, когда 9 знакомых Бернса собрались в его доме, чтобы почтить память своего друга. Так как популярность Бернса росла после смерти, то и традиция прижилась и сейчас распространяется по всему миру.
 Ужин обычно либо официальный, в каких-нибудь общественных местах, ресторанах, либо неофициальный домашний. Обязательными атрибутами такого ужиная являются хаггис (шотландское национальное блюдо из требухи, не путать с подгузниками!), волынка, виски, тартан и, конечно же, стихи и песни Бернса. Существует традиция, что когда хозяева или повара выносят хаггис к столу, то зачитывается Ода хаггису, написанная на шотландском языке Робертом Бернсом. Затем хаггис режется и подается к столу с картофельным и тыквенным пюре. Далее идет череда тостов за Бернса, за хаггис, за женщин, а после начинаются танцы под национальные шотландские мотивы и пение песен на стихи Роберта Бернса.

СТИХИ БЕРНСА И МУЗЫКА

    Изначально многие произведения Бёрнса создавались как песни, были переработкой или писались на мелодию народных песен. Поэзия Бёрнса проста, ритмична и музыкальна, не случайно и в русском переводе многие стихи ложились на музыку. Созданием музыкальных произведений в своё время занимались Д. Шостакович и Г. Свиридов.
    В репертуаре А. Градского цикл композиций на стихи Бёрнса, например, «В полях под снегом и дождём…» (перевод С. Маршака).
Белорусская группа «Песняры» выступала с циклом произведений на слова Бёрнса.
Молдавская группа «Zdob Si Zdub» исполняет песню «Ты меня оставила» на слова Бёрнса.
Фолк-группа «Мельница» положила на музыку балладу «Лорд Грегори» и стихотворение «Горец». Часто песни на стихи шотландского поэта использовались в кинофильмах.
 Из наиболее популярных можно отметить романс «Любовь и бедность» из кинофильма «Здравствуйте, я ваша тётя!» в исполнении А. Калягина и песню «В моей душе покоя нет…» из кинофильма «Служебный роман».
Из менее известных — «Зелёный дол», «Городок» в исполнении ансамбля «Уленшпигель».

   ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

      В последние года   жизни Бернс был изгнан из великосветского литературного общества
из - за своих революционных взглядов. Он  стал искать утешения в компании кутил и в крепких напитках. Однако состояние его здоровья стало резко ухудшаться. Руки у него дрожали, аппетит пропал и в апреле 1796 года он писал: "Кажется, мне долго не придется снова взяться за лиру".
    4 июля он совсем ослаб, а 12 написал своему кузену, прося у него в долг 10 фунтов, чтобы спасти себя от смерти в тюрьме.
      В Национальном архиве Шотландии найдено письмо, рассказывающее о последних днях жизни поэта Роберта Бернса.
Документ датирован 14 июля 1776 г. и адресован начальнику акцизных сборов. Автор письма - Джон Митчелл, работодатель поэта, который в последние годы жизни был сборщиком податей. Автор описывает, как Бернс за неделю до смерти отправился в Дамфрис, чтобы собрать деньги себе на зарплату. Эту поездку Бернс совершил, несмотря на то, что был болен. Он чувствовал себя очень утомленным и истощенным. Но, по словам Митчелла, даже в последние дни жизни поэт не потерял своего глубокого чувства юмора.
     Кроме того, в письме цитируются слова самого поэта: "Мне всего 36, и только десять из этих лет я общаюсь с миром. Но, скажу я вам, эти годы я не сидел без дела".
Бернс, видимо, подразумевал десятилетие, прошедшее с момента издания его первой книги Стихотворения в 1786 году. Правда, поэту на момент написания письма было уже 37 лет.

    Бернс скончался 21 июля 1796 года в Дамфрисе. Ему было всего 37 лет. По мнению биографов XIX-го века — одной из причин скоропостижной смерти Бёрнса было неумеренное употребление алкоголя. Историки XX-го века склоняются к тому, что Бёрнс скончался от последствий тяжёлого физического труда в молодости и врождённого ревмокардита, который в 1796 году был усугублён перенесённой им дифтерией.
Его похоронили с почестями,  и над могилой было произведено товарищами его даже три ружейных залпа

Основные даты жизни поэта:
     * 25 января 1759 рождение Роберта Бернса
     * 1765 Роберт с братом поступают в школу
     * 1766 переезд на ферму Маунт Олифант
     * 1773 Роберт пишет первые стихи
     * 1777 переезд на ферму Лохли
     * 1784 смерть отца, переезд в Моссгил
     * 1785 Роберт знакомится с Джин, написаны «Весёлые нищие», «Полевой мыши» и многие другие стихи
     * 1786 Бёрнс передаёт права на ферму Моссгил брату; рождение близнецов; поездка в Эдинбург
     * 1787 приём поэта в Великой Ложе Шотландии; выходит первое эдинбургское издание поэм
     * 1789 работа акцизным
     * 1792 назначение в инспекцию порта
     * 1793 второе эдинбургское издание стихов в двух томах
     * декабрь 1795 тяжёлая болезнь Бернса
     * 21 июля 1796 смерть
     * 25 июля 1796 похороны, в этот же день родился пятый ребёнок Бернса  -  сын Максвелл

ПОСЛЕСЛОВИЕ

        Поэзия Роберта Бернса получила широкую популярность в СССР благодаря переводам С. Я. Маршака. Впервые Маршак обратился к Бёрнсу в 1924 г., систематические переводы начаты с середины 1930-х гг., первый сборник переводов вышел в 1947 г., а в посмертном издании Роберт Бернс. Переводы Маршака далеки от дословной передачи оригинала, но им свойственна простота и лёгкость языка, эмоциональная настроенность, близкая  строкам стихов великого шотландца.
    Изначально многие произведения Бёрнса создавались как песни, были переработкой или писались на мелодию народных песен. Поэзия Бернса  ритмична и музыкальна, не случайно и в русском переводе многие стихи ложились на музыку. Созданием музыкальных произведений в своё время занимались Д. Шостакович и  Г. Свиридов.

Из стихов  Роберта  Бернса

Пробираясь до калитки…
Пробираясь до калитки
Полем вдоль межи,
Дженни вымокла до нитки
Вечером во ржи.

Очень холодно девчонке,
 Бьёт девчонку дрожь:
Замочила все юбчонки,
Идя через рожь.

Если звал кого-то кто-то
Сквозь густую рожь,
И кого-то обнял кто-то,
Что с него возьмёшь?

И какая вам забота,
Если у межи
Целовался с кем-то кто-то
Вечером во ржи!..

                БРЮСОВ  ВАЛЕРИЙ  ЯКОВЛЕВИЧ

                (1873 – 1924)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Брюсов Валерий Яковлевич – известный русский поэт, один из основателей русского символизма, прозаик, драматург, литературовед, критик, переводчик. Московская купеческая семья, в которой он появился на свет 13 декабря (1 декабря по ст. ст.) 1873 г., не уделяла большого внимания воспитанию сына. Чаще всего Валерий был предоставлен сам себе, поэтому имел возможность читать все, что оказывалась под рукой, начиная научными статьями и заканчивая бульварными романами. Первое стихотворение было написано им в 8-летнем возрасте, а первая публикация Брюсова состоялась в журнале для детей «Задушевное слово», когда мальчику было 11 лет. Не особенно занимаясь сыном, родители все же обеспечили ему хорошее образование. С 1885 по 1893 гг. он проходил обучение в двух частных гимназиях. Будучи 13-летним подростком, Брюсов уже осознавал, что его жизненное призвание связано с поэзией.

В начале 90-х гг. Брюсов всерьез увлекся французскими символистами, которые, по его собственному признанию, открыли новый мир, сподвигли на творчество другого образца. В написанном в 1893 г. письме Верлену молодой Брюсов позиционирует себя как основоположника нового литературного течения в России, называет в качестве своей миссии его распространение. В период с 1893 по 1899 гг. он был студентом историко-филологического факультета Московского университета. За 1894-1895 г. им изданы три сборника под названием «Русские символисты», большинство стихов в которых были написаны им самим. В 1895 г. появился его дебютный «личный» сборник – «Шедевры», вызвавший на себя огонь претенциозным названием, которое критики посчитали не соответствующим содержанию.

После окончания университета в 1899 г. Брюсов получил возможность полностью отдаться творчеству. Вторая половина 90-ых отмечена в его биографии сближением с поэтами-символистами. В 1899 г. Брюсов был в числе инициаторов и руководителей нового издательства «Скорпион», сплотившего вокруг себя сторонников течения. В 1897 г. состоялась женитьба Брюсова на Иоанне Рунт, которая до самой смерти поэта была его верной подругой и помощницей.

В 1900 г. был опубликована книга «Третья стража», написанная в русле символизма, открывшая новый этап в творческой биографии Брюсова. В 1901 по 1905 г. Брюсов принимает непосредственное участие в создании альманаха «Северные цветы», с 1904 по 1909 г. он выступает редактором главного центрального печатного органа символистов - журнала «Весы». Значение деятельности Брюсова для русского модернизма и символизма в частности сложно переоценить. И возглавляемое им издание, и он сам слыли большими литературными авторите-тами, Брюсова называли мэтром, жрецом культуры.

Апогеем своего творчества Брюсов считал сборник «Венок», который писался в условиях революционных событий 1905 г. В 1909 г. выход «Весов» остановлен, а к следующему году наблюдается заметное снижение активности движения символизма. Брюсов больше не позиционирует себя как лидер этого направления, не ведет литературную борьбу за право на его существование, его позиция становится более взвешенной. Период 1910-1914 гг. литературоведы называют кризисом Брюсова - как духовным, так и творческим. Когда началась Первая мировая война, в 1914 г. он в качестве военного корреспондента «Русских ведомостей» отправляется на фронт.

С приходом большевиков к власти начался новый жизненный и творческий этап. В.Я. Брюсов развивает бурную деятельность, стремясь везде быть на передовых позициях. В 1917-1919 гг. он являлся руководителем Комитета по регистрации печати, в 1918-1919 гг. - заведующим Московским библиотечным отделом при Наркомпросе, в 1919-1921 гг. он председатель Президиума Всероссийского союза поэтов (пребыванию на этом посту поспособствовало вступление поэта 1919 г. в партию большевиков). Были в его биографии и такие эпизоды, как работа в Госиздате, заведование литературным подотделом художественного образования при Наркомпросе, членство в государственном ученом совете, профессорство в МГУ. В 1921 г. Валерий Яковлевич выступил организатором Высшего литературно-художественного института, профессором и ректором которого был до конца жизни. Брюсов являлся редактором отдела литературы искусства и языкознания в коллективе, готовящем первое издание Большой советской энциклопедии.

Активной оставалась и творческая деятельность, однако его вдохновленные революцией творческие эксперименты остались одинаково мало понятыми как сторонниками модернизма, так и широкими массами. Тем не менее к 50-летнему юбилею в 1923 г. Советское правительство вручило поэту грамоту за заслуги перед страной. Смерть настигла Брюсова 9 октября 1924 г. В качестве причины называлось крупозное воспаление легких, наверняка усугубленное долгими годами увлечения литератора наркотиками. Похоронили его на Новодевичьем кладбище.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ  ЖИЗНИ

В отрочестве Брюсов считал своим литературным кумиром Некрасова, затем он был очарован поэзией Надсона. К началу 1890-х наступила пора увлеченности Брюсова произведениями французских символистов: Бодлера, Верлена, Малларме. В 1893 году он даже написал письмо Верлену. В нем Брюсов смело заявляет о себе как об основоположнике русского символизма и говорит о своем предназначении распространять это литературное направление в своей стране. Затем Брюсов в конце 1893 года создал драму «Декаденты». В ней он рассказывает о недолгом счастье знаменитого французского поэта с Матильдой Моте, а также приоткрывает завесу тайны взаимоотношений Верлена с Артюром Рембо.

В Москве Валерий Яковлевич прожил все пятьдесят с небольшим лет своей весьма насыщенной и плодотворной жизни. Он помнил Москву начала 80-х годов ХIХ века: Москву времени мировой войны и революции. Ему довелось сменить не один адрес в столице. Родился Валерий Яковлевич Брюсов в доме №14 по Милютинскому переулку (ныне улица Мархлевского). Некоторое время семья жила на Яузском бульваре в доме №10, а уже в конце 1870-х годов Брюсовы переехали в приобретенный дедом поэта дом №22 на Цветном бульваре. С осени 1910 года и до конца своих дней Валерий Яковлевич жил и работал в доме №32 по 1-й Мещанской улице (ныне проспект Мира, 30).  В этом доме он скончался 9 октября 1924 года.

В редакцию «Скорпиона» и «Весов», фактическим руководителем которой являлся Брюсов, поэт приходил, как правило, пешком. Когда его спрашивали, почему он не нанимает извозчика, Валерий Яковлевич неизменно отвечал:

- Такая прогулка по оживленным московским улицам мне необходима. Когда я иду в редакцию, почти всегда сочиняю стихи.

Еще одной привычкой Валерия Брюсова было посещение «Кафе Грека». Оно находилось на Тверском бульваре в небольшом павильоне, напротив нынешнего здания Драматического театра имени А. С. Пушкина. Надо сказать, что заведение посещали почти все сотрудники «Скорпиона» и «Весов». Очевидцы вспоминали, что Брюсов «с улыбкой вслушивался в... разговоры, медленно смакуя маленькими глоточками ликер» и что-то записывая на листочках.

Однако были у поэта и вредные привычки, которые, кстати, изрядно мешали его необыкновенному трудолюбию.

- Еще с 1908 года он был морфинистом, - писал о друге поэт Владислав Ходасевич. - Старался от этого отделаться, но не мог. Летом 1911 года д-ру Г.А. Койранскому удалось на время отвлечь его от морфия, но в конце концов из этого ничего не вышло. Морфий сделался ему необходим. Помню, в 1917 году во время одного разговора я заметил, что Брюсов постепенно впадает в какое-то оцепенение, почти засыпает. Потом он встал, ненадолго вышел в соседнюю комнату - и вернулся помолодевшим...

Впервые любовь в творчестве Брюсова обозначилась в 1892 году, когда он повстречал в театре Елену Краскову, но через год девушка скончалась от болезни. Поэт успел посвятить ей немало лирических строк, тяжело переживая потерю любимой. Но утешенье Валерий Яковлевич вскоре нашел в объятиях другой женщины – Натальи Александровны Дарузес, роман с которой длился два года. Тема любви особенно просматривается в цикле стихотворений Брюсова «Роковой взгляд». Он посвящал стихи увлечениям юных лет – Масловой, Дарузес и Красковой, Ширяевой и Шестаркиной, а также любви зрелых лет – Вилькиной, Львовой, Адалис, Петровской. Но главной его музой была, конечно, жена Иоанна Рунт, с которой он обвенчался в 1897 году. Стоит отдельно сказать о Нине Петровской. Их отношения длились 7 лет, вся литературно-художественная общественность знала об этом бурном романе. В жизни поэта Нина сыграла большую роль, но ее судьба сложилась трагически. Нина дважды пыталась покончить с собой, пережила войну, нищету, самого поэта, и в итоге третья попытка самоубийства ей удалась. Правда, современник Брюсова Владислав Ходасевич довольно цинично отзывался об этом увлечении поэта.

- Его роман с Ниной Петровской, - писал Ходасевич, - был мучителен для обоих, но стороною, в особенности страдающей, была Нина. Закончив «Огненного Ангела», он (Брюсов) посвятил книгу Нине и в посвящении назвал ее «много любившей и от любви погибшей». Сам он, однако же, погибать не хотел. Исчерпав сюжет и в житейском, и в литературном смысле, он хотел отстраниться, вернувшись к домашнему уюту, к пухлым, румяным, заботливой рукою приготовленным пирогам с морковью, до которых был великий охотник...

Будучи еще студентом, Валерий Брюсов познакомился с поэтами Константином Бальмонтом и Александром Добролюбовым. Встречи и беседы Брюсова с Бальмонтом были в то время довольно частыми.

- Я был одним до встречи с Бальмонтом и стал другим после знакомства с ним,— вспоминал Валерий Яковлевич в автобиографической статье.— Впрочем, не без гордости

могу добавить, что, несомненно, и я оказал свое влияние на Бальмонта; он сам сознается в этом в одном из своих воспоминаний.

Однако дружба с Бальмонтом у Брюсова, который уже в те годы тяготел в своем творчестве к общественным проблемам, была недолгой. Вскоре их пути разошлись.

- Я от него отказываюсь отныне навсегда...— писал Валерий Яковлевич в 1901 году.— Довольно, я больше не рассчитываю фабриковать так дешево сверхчеловека.

В послеоктябрьские годы в наброске статьи «Что такое Бальмонт?» Брюсов дал такое определение его творчеству: «Сейчас для меня стихи Бальмонта — «остывшая зола» Тютчева, и почти не верится, что некогда они горели, и светили, и жглись».

Современники о Брюсове.

Мы знаем Валерия Брюсова как поэта, переводчика и писателя. И только высказывания современников позволяют понять, каким он был человеком.

- Он не любил людей, - вспоминал Ходасевич, - потому что, прежде всего, не уважал их. Это, во всяком случае, было так в его зрелые годы. В юности, кажется, он любил Коневского. Неплохо относился к З.Н. Гиппиус. Больше назвать некого. Его неоднократно подчеркнутая любовь к Бальмонту вряд ли может быть названа любовью. В лучшем случае это было удивление Сальери перед Моцартом. Он любил называть Бальмонта братом. М. Волошин однажды сказал, что традиция этих братских чувств восходит к глубокой древности к самому Каину.


ПОСЛЕДНИЕ  ДНИ

По настоянию своей жены Иоанны Матвеевны, летом 1924  Брюсов взял двухмесячный отпуск. Беспрерывный, в течение ряда лет, титанический труд ослабил и без того не слишком крепкий от природы организм поэта. Вместе с восьмилетним племянником Колей Брюсовым  он отправился для отдыха в Крым. Остановились в Алупке, памятной первыми, совместно проведёнными здесь счастливыми днями юности. На склоне зелёной горы высился знакомый большой дом графа Воронцова, главная достопримечательность этих мест, построенный в стиле английского замка с широкой парадной лестницей, обращённой к морю, по обеим сторонам которой лежали большие мраморные львы. К дому примыкал чудесный парк с водоёмами, хаотическим награждением каменных пород и уединёнными тропинками между экзотическими деревьями и кустарниками. Брюсов чувствует себя здесь лучше, чем в Москве.
     В Москву возвращались порознь. Иоанна Матвеевна с Колей уехали сразу, а Брюсов заехал в Коктебель к Волошину. Стояла пора сбора винограда. В доме Максимилиана Александровича собрались гости: писатели, поэты, музыканты, давние друзья хозяина. Отмечали его день рождения. Устроили шутливый карнавал с переодеваниями, с живыми картинами. Брюсов прочёл специально написанное по этому поводу стихотворение «Максимилиану Волошину», наполовину серьёзное, наполовину ироническое.
Ясные солнечные дни пролетали незаметно. Гости Волошина вели себя непринуждённо. Андрей Белый играл с молодёжью в мяч. Устраивали поэтические конкурсы. Однажды отправились в горы. Группу возглавлял Волошин в неизменном до колен хитоне. По временам он оборачивался к идущим следом и обращал внимание на какую ни будь особенность в местности. В горах их застала гроза. Полил сильный дождь. Брюсов накинул на плечи женщине свой пиджак. Вскоре все вымокли до нитки. По возвращении в дом Брюсов почувствовал себя плохо: у него был жар, усилился кашель. Кто-то чудом раздобыл аспирин. Валерий Брюсов с трудом написал письмо в Москву Иоанне Матвеевне.
      В Москве, не вполне выздоровев, Брюсов ушёл в повседневные дела и обязанности. В ВЛХИ предстоял первый выпуск студентов, и Брюсов-ректор придавал этому событию большое значение. Он инспектирует работу преподавателей, советуется с ними. В октябре он опять слёг. Врачи поставили диагноз: крупозное и ползучее воспаление лёгких, осложненное плевритом.
Когда болезнь, наконец, отступила, Брюсов и Белый вернулись в Москву, где Брюсов вновь занялся делами, несмотря на то что чувствовал себя недостаточно хорошо. Их отношения стали как никогда теплыми, но судьба не пощадила Брюсова, и осенью того же года он опять слег с высокой температурой. Ослабленный морфием организм не смог перебороть болезнь. Врачи поставили страшный диагноз: «воспаление легких».
Встревоженная жена день и ночь не отходила от постели умирающего супруга, прекрасно понимая, что теряет его. Не обманывал себя и сам Валерий Брюсов. Чувствуя приближающийся конец, он ни на минуту не выпускал руки жены.
Большую часть своего времени Брюсов проводил в постели, глядя на щели в потолке, неразборчиво бормоча что-то под нос. Иногда на его лице вспыхивала улыбка: к нему приходили воспоминания о ранней юности. Мир тогда был прекрасен, а молодой поэт – любим и беспечен. Все изменилось.
Ушли в прошлое балы и собрания поэтов, толпы поклонников и поклонниц, счастливые дни, которые он проводил в объятиях жены, дружба.

Болезнь Брюсова стала подлинной трагедией для поэтов и читателей. Долгое время он был кумиром людей творчества, непререкаемым авторитетом и судьей, и вот в один миг этот колосс пал, сраженный недугом.
Узнав о приближающейся смерти друга, Андрей Белый впал в отчаяние. Долгими часами он сидел в кресле, раз за разом перечитывая произведения Брюсова, и перелистывал в памяти страницы воспоминаний прошлого.
    Когда температуру удавалось сбить, Валерий Яковлевич просил Иоанну Матвеевну, не отходившую от него, читать ему вслух Платона, последние журналы. Лёжа он пытается писать рецензию на книгу Безыменского. Но болезнь прогрессирует, и силы оставляют поэта.   Несмотря на боль, сознание долго не покидает его. Он понимает, что происходит, и несколько раз с уст его срывается: «Конец!». Восьмого октября он взял жену за руку и с трудом сказал ей несколько утешительных слов. После мучительной паузы медленно произнёс: «Мои стихи…» - потерял сознание. Иоанна Матвеевна поняла:  «сбереги». Ночь прошла тревожно: больной метался и сильно страдал. В десять часов утра Валерий Яковлевич Брюсов умер.
    Свыше полувека тому, как Брюсов писал: «Если бы мне иметь сто жизней, они не насытили бы всей жажды познания, которая сжигает меня». Но и того, что успел сделать  Брюсов,  хватило бы на несколько жизней.

   ИЗ СТИХОВ  ВАЛЕРИЯ  БРЮСОВА

Мы встретились с нею случайно,
И робко мечтал я об ней,
Но долго заветная тайна
Таилась в печали моей.

Но раз в золотое мгновенье
Я высказал тайну свою;
Я видел румянец смущенья,
Услышал в ответ я "люблю".

И вспыхнули трепетно взоры,
И губы слилися в одно.
Вот старая сказка, которой
Быть юной всегда суждено.

                ЛОРД  ДЖОРДЖ  БАЙРОН

                (1788 – 1824)

Джордж Гордон Байрон  родился 22 января  1788 года  в Лондоне. Отпрыск древнего аристократического, но обедневшего рода. С десяти лет, унаследовав звание лорда, жил с матерью в наследственном замке. Учился в закрытой привилегированной школе, затем — в Кембриджском университете. Детство, как и вся жизнь Байрона, было омрачено хромотой, служившей ему своеобразным стимулом для самоутверждения. Байрон с юных лет гордился тем, что ничем не отличается от сверстником ни в играх, ни в драках. Первые стихи начинает писать примерно с 12 лет. Вышедшие в 1806—1809 гг. юношеские сборники (в частности, «В часы досуга») вызвали критику в печати. В ответ Байрон в 1809 г. — опубликовал сатирическую поэму «Английские барды и шотланд-ские обозреватели», в которой воздавал «по заслугам» критикам.

1809 — стал членом палаты лордов.

1809—1811 — отправляется в длительное путешествие, посещает Португалию, Испанию, остров Мальту, Албанию, Турцию, Грецию.

1811 — возвращение в Англию, смерть матери.

1812 — произносит в палате лордов пламенную речь в защиту рабочих-луддитов (наемных рабочих, ломавших машины, в которых они видели угрозу самим остаться безработными), выступает против принятия закона о смертной казни за разрушение машин.

1812 — вышли две первые песни поэмы «Паломничества Чайлъд-Гарольда», где воссозданы этапы путешествия самого Байрона по Ближнему Востоку и Южной Европе (произведение написано в форме стихотворного путевого дневника). Герой поэмы — разочарованный в жизни молодой человек, скорбящий о крахе идеалов и об отсутствии свободы. Популярность «Паломничества...» такова, что Байрон становится живой легендой. «Песни» привлекают к нему небывалое внимание читателей.

1813—1814 — поэмы «Гяур», «Абидосская невеста», «Лаpa», «Корсар», «Осада Коринфа», «Паризина».

1813 — слава Байрона выходит за пределы его страны, появляются переводы на другие языки. К этому времени относится и появление первых переводов на русский язык.

1815 — женитьба на Анне Изабелле Милбэнк, наследнице лорда Вентворта.

1816 — несмотря на рождение дочери, происходит раз-рыв о женой. Байрон покидает Англию, путешествует по Eвропе: Швейцарии и Италии. Некоторое время живет в Швейцарии на берегу Женевского озера. Знакомство и тесная дружба с поэтом-романтиком П. Б. Шелли. Создает множество лирических стихотворений, заканчивает «Паломничество...», пишет поэму «Шильонский узник».

1817 — философско-символическая поэма «Манфред», герой которой презирает власть, успех, порывает с религией, однако индивидуализм сказывается в его характере еще сильнее, чем у героев восточных поэм.

1817—1820 — жил в Венеции. Опубликовал поэмы «Жалоба Тассо*, «Мазепа», третью и четвертую песни поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда», сатирическую поэму «Беппо», политическую поэму «Пророчество Данте», в которой призывал итальянцев бороться за национальную независимость и свободу.

1820—1821 — жил в Равенне, где стал деятельным членом организации карбонариев. Написал поэтические трагедии «Марино Фальеро, дож Венеции», «Сарданапал», «Двое Фоскари», «Каин».

1822 — в Пизе создал семейно-психологическую драму «Вернер», пародийную поэму «Видение суда».

1823 — утопическая поэма «Остров», политическая сатира «Бронзовый век».

1818—1824 — работал над стихотворным романом «Дон Жуан» (16 глав, 17-я не закончена). На фоне экзотической природы и романтических приключений героя автор обличает современное ему общество. Вместо характерной для поэта прежде проблемы «человек и мир» в «Дон Жуане» возникает проблема «человек и среда», приближающая произведение Байрона к реализму.

1823 — отправляется в Грецию, чтобы принять участие в борьбе греческих патриотов против турок. Борьбе греков посвятил свои стихи «Песнь к сулиотам», «Из дневника в Кефалонии», «Последние слова о Греции» и др.

1824 — умер в результате сильной простуды в г. Миссолунги. Память Байрона почтили в Греции национальным трауром. Легкие Байрона (как вместилище духа поэта) захоронены в Греции, тогда как тело покоится в «уголке поэтов» в Вестминстерском аббатстве в Лондоне («национальная усыпальница», кладбище самых знаменитых людей Англии).

    Байрон —  знаменитый английский поэт-романтик, сыгравший выдающуюся роль в общественной и литератур-ной жизни Европы. Влияние Байрона на мировую (в т. ч. русскую) литературу огромно.
    На русский язык произведения Байрона переводились В. А. Жуковским, А. С. Пушкиным, М. Ю. Лермонтовым, А. А. Блоком, И. С. Тургеневым, В. Я. Брюсовым, И. А. Буниным, Вяч. Ивановым, и другими.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ БАЙРОНА

-  Байрону полагалось поступить в аристократическую закрытую школу. Он выбрал школу в Гарроу. Здесь он глубоко изучал историю, философию, географию, античную литературу (в подлинниках) и много занимался спортом. Несмотря на свою хромоту — вследствие перенесенного в три года полиомиелита Байрон хромал на правую ногу — он хорошо фехтовал, играл в крикет в команде школы, был великолепным пловцом. В 1809 году он переплыл устье реки Тахо, преодолев стремительное течение в момент океанского прилива. В 1810 году за один час и десять минут пересек пролив Дарданеллы из города Абидос в Сестос. Итальянцы назвали его «англичани-ном-рыбой» после того, как он победил в заплыве в Венеции в 1818 году, продержавшись на воде четыре часа двадцать минут и преодолев расстояние в несколько миль.

- У Джорджа Байрона имелась удивительная личная коллекция — пряди волос, срезанных с лобков любимых женщин.

- Великий поэт Джордж Байрон был хром, склонен к полноте и чрезвычайно любвеобилен — за год в Венеции, по некоторым сведениям, он осчастливил собой, хромым и толстым, 250 дам.

- Джордж Байрон приходил в крайнюю степень раздражения при виде солонки с солью.

- В своих юношеских стихах он бравировал во славу любви и кутежа, но издав первую книжечку из 38 стихотворе-ний, тут же ее и уничтожил по совету одного друга семьи, раскритиковавшего за нескромность, чувственность деталей.

- Настоящий Байрон начинается с любви к Мэри Энн Чаворт. С ней он познакомился в детстве, в пятнадцать лет горячо полюбил. Потом встретил ее уже замужем и убедился, что чувство к ней не угасло. Тогда и появились стихи, которые многие считают шедеврами поэтического искусства.

- В Италии поэт познакомился с карбонариями — членами тайной организации итальянских патриотов. Раскрытие их заговора и разгром организации положили предел революционной деятельности Байрона в Италии. От преследований полиции его спасли общеевропейская известность и титул лорда.

* В Афинах Байрон пустился в разгул, вступая в бесчисленные связи с женщинами. В один достопамятный день Байрон встретил группу турок, тащивших к Эгейскому морю мешок, в котором кто-то отчаянно извивался. Внутри оказалась молодая женщина, осужденная за прелюбодеяние с христианином. По турецкому обычаю губернатор Афин приказал ее утопить. Богатый молодой англичанин подкупил  стражников, выпустил женщину и тайно переправил её на свободу.
* В возрасте десяти лет Джордж Гордон стал шестым лордом Байроном. Проникнувшись сознанием собственной важности, юноша стал надменным,  своевольным учеником в подготовительной школе Хэрроу, а потом и яростным бунтарем в Кембриджском университете. Но, в то же время, он с невероятной легкостью писал стихи и в 1807 году, будучи еще студентом Кембриджа, опубликовал свой первый поэтический сборник «Часы досуга». В университете же стало ясно, что он обладает необычной способностью приобретать преданных друзей и страстных любовниц. Как и многие молодые дворяне той эпохи, Байрон ничего не делал, а проводил дни за верховой ездой, фехтованием, греблей и стрельбой, а долгие ночи - в пирушках с университетскими друзьями и привезенной из его поместья компанией привлекательных и на все готовых служанок.

     Склонный к театральности, он после ужина угощал гостей вином из черепа, оправленного в золото. Когда же все расходились спать, лорд писал до рассвета стихи. Став в 21 год членом Палаты лордов, скучающий молодой бездельник отправился в необычайное, полное приключений путешествие по странам Южной Европы с останов-ками в Португалии, Испании, на Мальте, в Греции и Албании. Он романтически изображал себя «обреченным юношей, осужденным на изгнание» и тотчас же почувствовал себя в своей стихии, ступив на землю Греции.

                ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

       С 1820 года здоровье Байрона пошатнулось. Его донимали приступы эпилепсии, терзала болезнь печени.
       В Миссолонги  он  простудился, но, несмотря на болезнь, продолжал деятельно заниматься делом освобожде-ния Греции. 19 января 1824 г. поэт  писал Ганкопу: "Мы готовимся к экспедиции", а 22 января, в день своего рождения, он вошел в комнату полковника Стенгопа, где было несколько человек гостей, и весело сказал: "Вы упрекаете меня, что я не пишу стихов, а вот я только что написал стихотворение", и  Байрон прочел: "Сегодня мне исполнилось 36 лет".
    Постоянно хворавшего  Байрона  очень тревожила болезнь его дочери Ады, но, получив письмо, где говорилось  о её выздоровлении, он захотел выехать прогуляться. Во время прогулки с графом Гамба пошел сильный дождь,  Байрон  промок  и  окончательно захворал.  Он слёг 15 февраля, и с  этого времени заметного улучшения не наступало до самой смерти. Врач Бруно, лечивший Байрона, однажды поставил ему пиявки, а потом не смог остановить кровотечение. Доктор Миллинен остановил кровь, но медики так и не установили, какая болезнь свалила с ног Байрона. В апреле появилось новое заболевание – малярия. Когда температура повысилась настолько, что поэт потерял сознание и начал бредить, ему вновь пустили кровь.
     Последними его словами были отрывочные фразы: "Сестра моя! дитя мое!.. бедная Греция!.. я отдал ей время, состояние, здоровье!.. теперь отдаю ей и жизнь!".
У постели Байрона неотлучно находился Флетчер, камердинер, ставший другом поэта.
     19 апреля 1824 года поэт скончался. Врачи сделали вскрытие, изъяли органы и поместили их в урны для бальзамирования. Лёгкие и гортань решили оставить в церкви Святого Спиридония, однако вскоре их оттуда выкрали. Тело забальзамировали и отправили в Англию, куда они прибыли в июле 1824 года. Байрон был погребён в родовом склепе в церкви Ханкелл-Торкард неподалеку от Ньюстедского аббатства в Ноттингемшире.

    В Греции после смерти Байрона   по приказу главаря повстанцев Маврокордато был объявлен национальный траур, который длился 21 день.
   Путешественник, который сейчас посещает Миссолунги, видит в парке героев колонну, на которой начертаны имена героев освободительной борьбы греческого народа. Дань высокого уважения к Байрону выражена и на этом монументе. Страна воздала должное знаменитому английскому поэту отдавшему жизнь за её освобождение.
   Иначе отнеслись к смерти великого поэта официальные круги Великобритании. Когда бриг «Флорида» доставил заспиртованное тело Байрона в его родную страну, ему не нашлось места  в усыпальнице великих писателей Англии  – Вестминстерском аббатстве, где захоронены Джон Мильтон, а после смерти Байрона – Вальтер Скотт, Чарльз Диккенс и другие классики. Настоятель собора запретил совершить погребение. В сопровождении Хобхауза, Флетчера и других близких поэту друзей  похоронная процессия двинулась в сторону замка  Ньюстед, некогда принадлежащего Байрону, а затем проданного. Невдалеке от него, в церкви Хэкнелл Торкард  было отпевание, а затем  тело поэта было погребено  в родовом склепе Байронов.  Прибыло много поклонников его поэзии, принадлежавших к различным сословиям, среди них делегация из Ноттингема во главе с мэром этого города.

   …Незадолго до кончины, в январе 1824 года Поэтом было создано стихотворение «В день, когда мне исполнится тридцать шесть лет». В нём Байрон выразил предчувствие своей смерти. Но в противовес грусти и отчаянию,  в стихотворении звучат  громовые слова, напоминающие о призыве из «Песни греческих повстанцев»:

Восстань!  (Не Греция восстань –
Уже восстал сей древний край)
Восстань мой дух! И снова дань
Борьбе отдай.

    На кончину поэта откликнулись многие известные писатели и поэты. В статье «Смерть лорда Байрона»
В. Скотт писал о невозместимости утраты, которую понесла Англия и весь цивилизованный мир. Не скрывая своих разногласий с Байроном по политическим вопросам, автор статьи пришел к выводу, что заполнить в литературе пробел, образованный смертью Байрона, не представляется возможным:
   «Опасаемся, что для этого не хватит одного нынешнего поколения: оно произвело много одарённых людей, но среди них  нет всё же никого, кто приближался бы  к нему по оригинальности, а ведь именно она является главною чертой гения».
     В. Гюго откликнулся на смерть поэта статьёй «О лорде Байроне». Французский романтик высказал мнение во многом сходное с тем, которое высказал В. Скотт. Так, Гюго отметил,  что Байрон как поэт обладал неистовым темпераментом: «Когда из глубины  сердца его возникает мысль или образ, кажется, что открылось жерло вулкана, изрыгающего пламя». С другой стороны, автор статьи  приходит  к выводу о  всеобъемлющем характере поэзии Байрона:  «Страдание человеческое, радости и страсти не имеют  для него тайн».
   Ни в одной стране творчество, борьба и смерть Байрона не вызвали  такого мощного резонанса, как в России. Романтическая программа  английского поэта, включавшая действенное свободолюбие, отвечала идейным устремлениям передовых кругов России, включая поэтов – декабристов  К. Рылеева, и В. Кюхельбекера.
   А. С. Пушкин в стихотворении «К морю» отметил не только гениальность Байрона, он подчеркнул и трагизм потери, потрясшей, прежде всего, тех, кто разделял вольномыслие поэта, который погиб «оплаканный свободой».
   К. Рылеев показал,  как смерть Байрона была воспринята народом Греции:

Рыдая, вкруг его кипит
Толпа шумящего народа;
Как будто в гробе том свобода
Воскресшей Греции лежит.

Из стихов Байрона

Стихи, написанные при расставании

О дева! Знай, я сохраню
Прощальное лобзанье
И губ моих не оскверню
До нового свиданья.

Твой лучезарный нежный взгляд
Не омрачится тенью,
И слезы щек не оросят
От горького сомненья.

Нет, уверений не тверди, -
Я не хочу в разлуке
Напрасно воскрешать в груди
Спасительные звуки.

И ни к чему водить пером,
Марая лист несмело.
Что можно выразить стихом,
Коль сердце онемело?

Но это сердце вновь и вновь
Твой образ призывает,
Лелеет тайную любовь
И по тебе страдает.

                КОНСТАНТИН ДМИТРИЕВИЧ БАЛЬМОНТ
                (1867-1942) 

…Мне открылось, что времени нет,
Что недвижны узоры планет,
Что бессмертие к смерти ведет,
Что за смертью бессмертие ждет.

К. Бальмонт

     Русский поэт Константин Бальмонт родился в деревне Гумнище, Владимирской губернии 4 июня 1867 года.
     Отец Бальмонта, из старого дворянского рода, был председателем земской управы в г. Шуе. В детстве Константин Дмитриевич отличался неуравновешенным характером, покушался на самоубийство. Учился сначала в шуйской, потом во владимирской гимназии, вспоминал о них с проклятиями. В 1886 году поступил на юридиче-ский факультет Московского университета, откуда был исключен за участие в беспорядках; занимался историей, философией, литературой и филологией.
    Молодому человеку хорошо давались иностранные языки. Он владеет не только большинством европейских, но и восточными языками. Несмотря на то, что Бальмонт, по его собственным словам, в юности больше всего интересовался общественными вопросами, интерес этот, при всей его искренности, был поверхностным. В 1890 году  после неудачного первого брака, он пытается покончить жизнь самоубийством, выбросившись из окна, после чего следует длительное лечение. Но  попытка самоубийства приводит его к прозрению, в корне изменившему мировоззрение Бальмонта. По его словам, он "научился великолепной сказке жизни, понял ее святую неприкосно-венность. И когда, наконец, встал, его душа стала вольной как ветер в поле, никто уже над ней не был властен, кроме творческой мечты, а творчество расцвело буйным цветом".
       В  этом же 1890 году в Ярославле выходит первая книга Бальмонта - "Сборник стихотворений". Второй сборник  — «Под северным небом» — в 1894 г. В  этих первых книгах молодого поэта  преобладают мотивы гражданской скорби, но  в них он одновременно  выступает как один из зачинателей символизма.
    Революция 1905 года захватила его, но скорее как эстета. На происходящие события он откликается сборниками «Стихотворения» (1906) и «Песни мстителя» (1907).  Он напечатал за границей ряд революционных стихотворений, своей бледностью свидетельствовавших, что истинная стихия его творчества — вне политики. «Красные» стихи Бальмонта   поддерживающие революционное движение   («Песни мстителя») лишили его возможности вернуться в Россию.
      Но поэт недолго увлекался политикой, скоро забыл о революции и отправился путешествовать. 
      Он  совершил несколько кругосветных путешествий, побывал в Египте, Греции, Мексике и Океании.
      Свои впечатления от путешествий Бальмонт  описал их в очерковых прозаических книгах.
   Вышедшая в 1907 году книга «Жар-птица. Свирель славянина», в которой Бальмонт развивал национальную тему, не принесла ему успеха и с этого времени начинается постепенный закат славы поэта. Однако сам Бальмонт не сознавал своего творческого спада. Он остается в стороне от ожесточенной полемики между символистами, ведущейся на страницах «Весов» и «золотого руно», расходится с Брюсовым в понимании задач, стоящих перед современным искусством, пишет по-прежнему много, легко, самозабвенно. Один за другим выходят сборники «Птицы в воздухе» (1908), «Хоровод времен» (1908), «Зеленый вертоград» (1909). О них с несвойственной ему резкостью отзывается А. Блок.
       Почти восемь лет (1905 по 1913 г) вследствие репрессий самодержавия он жил за границей и получил возможность вернуться на родину   только после  амнистии 1913 г  (в связи с 300-летием дома Романовых)  В это время он, в основном,  занимался переводами. Много переводил из поэзии Запада и Востока. Первым осуществил перевод на русский язык поэмы классика грузинской литературы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».    
            В мае  Бальмонт возвращается в Россию и на некоторое время оказывается в центре внимания литературной общественности. К этому времени он — не только известный поэт, но и автор трех книг, содержащих литературно-критические и эстетические статьи: «Горные вершины» (1904), «Белые зарницы» (1908), «Морское свечение» (1910).
      Первую мировую войну он воспринял как «злое кол¬довство», однако  в творчестве  поэта  военные события прямого отражения  не нашли.
      Перед Октябрьской революцией Бальмонт создает еще два по-настоящему интересных сборника «Ясень» (1916) и «Сонеты солнца, меда и луны» (1917).
     К Февральской революции 1917 г. поэт отнесся вос¬торженно, прославлял ее стихами. Но затем стал терять свою «революционность», Он всё больше разочаровывался   существующими  в России  порядками.  (ст. «Народная воля» 1917, стихотворение «К обезумевшей» 1917 г.).
     В статье «Революционер я или нет» 1918 г. Бальмонт выразил свое отношение к Октябрьской революции, где представил большевиков как носителей разрушительного начала, подавляющих личность и т.д.
    Бальмонт покинул Россию в июне 1920 г. Вместе с ним уехали Елена Цветковская, дочь Мирра и А.Н. Иванова, дальняя родственница Бальмонта.
    Выезд ему устроил его верный друг поэт Балтрушайтис, бывший литовским посланником в Москве, – и тем самым спас его. "Бальмонт в то время нищенствовал и голодал в Москве, на себе таскал дровишки из разобранного забора и непременно надерзил бы какой-нибудь "особе" – мало ли чем это могло кончиться".
     Обосновавшись во Франции, Бальмонт и Цветковская оказались в трудных условиях. Литературные гонорары приносили гроши; основная и постоянная поддержка исходила от других государств, создавших в 1920-е гг. фонды помощи русским писателям. Бальмонт был в числе тех, кто пользовался этими ежемесячными субсидиями. Время от времени поступали деньги от меценатов или поклонников. Тем не менее, средств не хватало. Особенно если принять во внимание, что Бальмонту приходилось заботиться еще о трех женщинах...

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

    Весной 1935 г. Бальмонт в связи с тяжелым нервным заболеванием попадает в госпиталь. «Мы в беде великой и в нищете полной, — пишет Е.К. Цветковская. —  И у Константина Дмитриевича нет ни ночной рубашки приличной, ни ночных туфель, ни пижамы. Гибнем, дорогой друг, если можете, помогите, посоветуйте.  Помогите вырвать из метельной тьмы Солнечного».
   В конце 1936 г. Бальмонт и Цветковская перебираются в Нуази-ле-Гран под Парижем в эмигрантский приют «Русский Дом», устроенный Матерью Марией).
      В 1940–1942 гг. Бальмонт совсем не покидает Нуази-ле-Гран. Здесь он и умирает 23 декабря 1942 г.
   Похоронен он был  на местном кладбище.  Ни поэтов, ни поклонников  на похоронах  не было. Шел сильный дождь. Когда гроб стали опускать в могилу, она оказалась наполненной водой, и гроб всплыл. Его пришлось придерживать шестом, пока засыпали могилу.
      Через год скончалась его гражданская жена, Елена Константиновна Цветковская, дочь генерала К. Г. Цветковского, спутница жизни Бальмонта (формально Бальмонт не был разведен со своей второй женой Е.А. Андреевой). Она похоронена здесь же. На надгробии написано: Елена Бальмонт. Так, после своей смерти, она взяла фамилию мужа.

      В 15 минутах езды от Парижа находится ничем не примечательный городишко Нуази-ле-Гран. Здесь, на чужбине, нашел свое вечное пристанище величайший поэт серебряного века русской литературы, Константин Дмитриевич Бальмонт.
Туристы, приезжающие сюда, с большим трудом могут найти могилу поэта. Во-первых, потому, что в Нуази-ле-Гран два кладбища, старое и новое. Бальмонт похоронен на старом. Во-вторых, кладбище в Нуази не такой уж и посещаемый туристами объект, поэтому здесь нет служителя, любезно раздающего план-схему с указанием захоронений великий людей (как, скажем, в Сент-Женевьев-де-Буа).
После поисков – шаг за шагом, могила за могилой,  в дальнем углу  кладбища можно увидеть могилу поэта.
В 1984 году  выглядела она  приблизительно так:
   
Крест, давно уже оторванный от своего основания, стоит прислоненный к плите... Очень символично – Бальмонт также был оторван от своих корней и умер в нищете, всеми забытый.

                ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ БАЛЬМОНТА

                42 - ЗАГАДОЧНОЕ ЧИСЛО БАЛЬМОНТА

* В  1942 году умерла его первая жена Лариса Михайловна Гарелина (1864-1942).
* Бальмонта из всех стран, намечаемых для посещения, особо интересовал Египет. К поездке он тщательно готовился, прочитал множество книг об этой стране. И вот он посещает "край Озириса", тот самый, который вспомнит у колодца в 1909 году, когда ему исполнилось 42 года.
* Через 42 года после рождения поэта  умирает его мать Вера Николаевна, урожденная Лебедева (1843-1909).
* Книга "Край Озириса", написанная Бальмонтом после путешествия, завершается очерком "Слово египетского Старца" - 42 наставления отца сыну из древнеегипетской книги на папирусе - "Книги мертвых".
* Интересно, что Бальмонт родился через 42 года после восстания декабристов. Он до конца своей жизни в душе считал себя революционером, бунтарем. И его заслуги перед революционным движением не были уж такими мнимыми, как иногда хотят представить. В 1905 году, по воспоминаниям Екатерины Алексеевны, он "все дни проводил на улице, строил баррикады, произносил речи, влезал на тумбы. На университетском дворе полиция стащила его с тумбы и хотела арестовать, но студенты отбили".
* Сотрудничая в антиправительственном журнале "Красное знамя", издаваемом в Париже, он напечатал там 42 стихотворения. Среди них были и пророческие, например, "Наш царь" и "Николаю Последнему".
*Именно на 42-м году жизни (вторая половина 1908 и первая половина 1909 г.) поэт ощутил себя в состоянии кризиса. Поэтический сборник, выпущенный в это время, - "Хоровод времени" - стал "хороводом", кружением памяти во времени и пространстве, повторением мотивов, образов предыдущих сборников: "Жар-птица", "Птицы в воздухе", "Зеленый вертоград". Что сразу было замечено критикой.
В это же время (1909 г.) издательством "Скорпион" был выпущен последний, десятый том Полного собрания стихов Бальмонта. Поэт переходит на прозу и пишет ряд автобиографических рассказов.
* Фантастическая влюбчивость поэта известна. "Последним романом" назвала Екатерина Алексеевна дружбу Бальмонта с больной юной поэтессой Таней Осиповой, жившей в Финляндии. Два года обменивался поэт с Таней письмами, стихами, цветами, поддерживая волю двадцатилетней девушки в борьбе за жизнь. Эта история любви нашла отражение в очерке поэта "Весна пришла", опубликованном в журнале "Перезвоны" за 1929 год, в 42-м номере.
* «В эмиграции в Париже Бальмонты поселились в небольшой меблированной квартире, -
вспоминала писательница Н. Тэффи. - Окно в столовой было всегда завешено толстой бурой портьерой, потому что поэт случайно разбил стекло. Вставить новое стекло не имело никакого смысла, - оно легко могло снова разбиться. Поэтому в комнате было всегда темно и холодно. «Ужасная квартира, - говорил он. - Нет стекла, и дует». В «ужасной квартире» жила с ними их молоденькая дочка Мирра (названная так в память Мирры Лохвицкой, одной из трех признаваемых Бальмонтом поэтесс), существо очень оригинальное, часто удивлявшее своими странностями. Как-то в детстве разделась она совсем голая и залезла под стол, и никакими уговорами нельзя было ее оттуда вытащить. Родители решили, что это, вероятно, какая-то болезнь и вызвали доктора. Доктор, внимательно посмотрев на Елену, спросил «Вы, очевидно, ее мать» - «Да». - Еще внимательнее на Бальмонта «А вы отец» - «М-м-м-да». Доктор развел руками «Ну, так чего же вы от нее хотите..»

ИЗ СТИХОВ К. БАЛЬМОНТА

* * *
Она отдалась без упрека,
Она целовала без слов.
- Как темное море глубоко,
Как дышат края облаков!

Она не твердила: "Не надо",
Обетов она не ждала.
- Как сладостно дышит прохлада,
Как тает вечерняя мгла!

Она не страшилась возмездья,
Она не боялась утрат.
- Как сказочно светят созвездья,
Как звезды бессмертно горят!

Осень (Поспевает брусника...)
Поспевает брусника,
Стали дни холоднее,
И от птичьего крика
В сердце стало грустнее.

Стаи птиц улетают
Прочь, за синее море.
Все деревья блистают
В разноцветном уборе.

Солнце реже смеется,
Нет в цветах благовонья.
Скоро Осень проснется
И заплачет спросонья.


                Баратынский Евгений Абрамович
               (19 февраля 1800 года - 29 июня 1844 года)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Евгений Абрамович Баратынский  - русский поэт.
Родился 19 февраля  в селе Мара Тамбовской губернии в небогатой дворянской семье. Происходил из древнего польского рода, с к. XVII в. обосновавшегося в России. Отец Баратынского был свитским генерал-лейтенантом Павла I, мать — фрейлиной императрицы Марии Федоровны.

 В 1810 умер отец Баратынского, и его воспитанием занялась мать. Из немецкого пансиона Баратынский перешел в 1812 г. в Петербургский Пажеский корпус, из которого в 1816 его исключили за не совсем безобидные мальчише-ские проделки (кража) без права поступления на какую-либо службу, кроме солдатской. Это происшествие сильно подействовало на юношу; он признавался позднее, что в ту пору «сто раз был готов лишить себя жизни». Бесспорно, позор, пережитый поэтом, оказал влияние на выработку пессимистического его миросозерцания.

В 1819 он был зачислен рядовым в петербургский лейб-гвардии егерский полк. В это время он познакомился с Дельвигом, не только нравственно поддержавшим его, но и оценившим его поэтическое дарование. Тогда же он завязал приятельские отношения с Пушкиным и Кюхельбекером.
Благодаря Дельвигу, в печати появились первые произведения Баратынского: послания "К Креницину", "Дельви-гу", "К Кюхельбекеру", элегии, мадригалы, эпиграммы.

 В 1820 выпущена поэма "Пиры", принесшая автору большой успех.

В 1820-1826 Баратынский служил в Финляндии, много писал. Видное место в его творчестве этой поры занимает элегия: "Финляндия", "Разуверение" ("Не искушай меня без нужды...), положенное на музыку М. Глинкой, "Водопад", "Две доли", "Истина", "Признание" и др. Попытки друзей добиться офицерского звания для Баратын-ского долго наталкивались на отказ императора. Причиной был независимый характер творчества и оппозицион-ные высказывания поэта.
Он не был декабристом, но и его захватили идеи, которые получили воплощение в деятельности тайных обществ. Его политическая оппозиционность проявилась в элегии "Буря" (1825), в эпиграмме на Аракчеева, а позднее в "Стансах" (1828).

В апреле 1825 г. Баратынский наконец был произведен в офицеры, что давало ему возможность распоряжаться своей судьбой. Он вышел в отставку, женился и поселился в Москве, где в 1827 вышло в свет собрание его стихотворений - итог первой половины его творчества.
После разгрома восстания декабристов круто изменилась общественная жизнь в России, что наложило отпечаток и на поэзию Баратынского. На первый план у него теперь вышло философское начало, темы великой скорби, одиночества, прославление смерти как "разрешенья всех цепей" ("Последняя смерть", "Смерть", "Недоносок", "На что вы, дни", "К чему невольнику мечтания свободы?..").   

      В 1828 г. вышла  в свет поэма «Бал», в 1831 г. — поэма «Наложница» (первоначальное название «Цыганка»), 
В 1832 начал издаваться журнал "Европеец", и Баратынский стал одним из самых активных его авторов. После закрытия журнала (вышло всего два номера) он впал в безысходную тоску.

В 1835 вышло второе издание его произведений, которое казалось тогда итогом его творческого пути.

С осени 1839 г. Баратынский со всем своим семейством — женой и девятью детьми жил в деревне, в тамбовском имении у своей матери и в Подмосковье в сельце Муранове. Поэт любил деревенскую жизнь и с удовольствием занимался хо¬зяйством, одновременно не оставляя своих творческих иска¬ний.

Последней книгой Баратынского стал сборник "Сумерки" (1842), в котором были объединены стихотворения второй половины 1830-х - начала 1840-х.

В 1843 поэт поехал за границу. Полгода он провел в Париже, встречаясь с писателями и общественными деятелями Франции. В стихотворениях Баратынского той поры ("Пироскаф", 1844) появились бодрость и вера в будущее.
Смерть помешала началу нового этапа творчества поэта. В Неаполе он заболел и скоропостижно скончался 29 июня (11 июля н.с.) 1844.
Тело Баратынского было перевезено в Петербург и предано земле.
    
                ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ БАРАТЫНСКОГО

Учёба в Пажеском корпусе
* О своих первых корпусных впечатлениях Баратынский пишет матери в феврале 1813 г.:
«Меня экзаменовали и поместили в четвертый класс, в отделение г-на Кристофовича. Ах, маменька! какой это добрый офицер, притом же знаком дяденьке. Лишь только я определился, позвал меня к себе, рассказал все, что касается до Корпуса, даже и с какими из пажей могу я быть другом. Я к нему хожу всякий вечер с другими пажами, которые хорошо себя ведут.1
В кондуитных списках пажей в это время Баратынский числился с аттестацией «Поведения хорошего, нрава хорошего, штрафован не был». Подобные аттестации повторяются до осени 1814 г. Однако, чем старше становится Баратынский, тем менее его удовлетворяют жизнь и преподавание наук в Корпусе. Весной 1814 г. он проваливается на экзамене и остается в третьем классе на второй год. Успехи Баратынского в занятиях и поведении с 1814 до 1816 г. весьма неровны. То его аттестуют: «Поведения и нрава дурного и бывшим под штрафом», то «Поведение его поправляется, а нрава он изрядного, штрафован не был», то опять «Нрава скрытого и был штрафован». У него проявляются самостоятельные интересы, он пишет матери: «Я более всего люблю поэзию». «Я очень бы хотел быть автором». «Следующий раз я вам пришлю нечто вроде маленького романа, который я кончаю. Я очень желал бы знать, что Вы о нем скажете. Если Вам покажется, что у меня есть талант, я буду изучать правила, чтобы совершенствоваться в этом».2 Одновременно Баратынский мечтает о морской службе. Он пишет матери: «Позвольте мне повторить свою просьбу относительно морской службы. Я повторяю свою просьбу согласиться на эту милость. Мои интересы, которые, как Вы говорите, Вам так дороги, требуют этого непременно». «Я вас умоляю, маменька, не противиться моей наклонности. Я не смогу служить в гвардии, — ее слишком берегут: во время войны она ничего не делает и остается в постыдной праздности... Я чувствую, что мне всегда нужно что-либо опасное, что бы меня занимало, — без этого я скучаю. Представьте, моя дорогая, меня на палубе, среди разъяренного моря, бешеную бурю, подвластную мне, доску между мною и смертью, морских чудовищ, дивящихся чудесному орудию — произведению человеческого гения, повелевающего стихиями...»3 

* В 1816 г.  происходит событие, подробно описанное Баратынским в письме к Жуковскому:

«Спустя несколько времени мы на беду мою приняли в наше общество еще одного товарища, а именно сына того камергера, который, я думаю, вам известен как по моему, так и по своему несчастью. Мы давно замечали, что у него водится что-то слишком много денег; нам казалось невероятным, чтоб родители его давали четырнадцати-летнему мальчику по 100 и по 200 рублей каждую неделю. Мы вошли к нему в доверенность и узнали, что он подобрал ключ к бюро своего отца, где большими кучами лежат казенные ассигнации, и что он всякую неделю берет оттуда по нескольку бумажек.
Овладев его тайною, разумеется, что мы стали пользоваться и его деньгами. Чердачные наши ужины стали гораздо повкуснее прежних: мы ели конфеты фунтами; но блаженная эта жизнь недолго продолжалась. Мать нашего товарища, жившая в Москве, сделалась опасно больна и желала видеть сына. Он получил отпуск и в знак своего усердия оставил несчастный ключ мне и родственнику своему Ханыкову: «Возьмите его, он вам пригодит-ся», сказал он нам с самым трогательным чувством, и в самом деле он нам слишком пригодился!»
Отъезд нашего товарища привел нас в большое уныние. Прощайте, пироги и пирожные, должно ото всего отказаться. Но это было для нас слишком трудно: мы уже приучили себя к роскоши, надобно было приняться за выдумки; думали и выдумали...
Ханыков, как родственник, часто бывал в его доме. Нам пришло на ум: что возможно одному негодяю, воз-можно и другому. Но Ханыков объявил нам, что за разные прежние проказы его уже подозревают в доме и будут за ним присматривать, что ему непременно нужен товарищ, который по крайней мере занимал бы собою домашних и отвлекал от него внимание. Я не был, но имел право быть в несчастном доме. Я решился помогать Ханыкову. Подошли святки, нас распустили к родным. Обманув, каждый по-своему, дежурных офицеров, все пятеро вышли из Корпуса и собрались у Молинари. Мне и Ханыкову положено было итти в гости к известной особе, исполнить, если можно, наше намерение и притти с ответом к нашим товарищам, обязанным нас дожидаться в лавке.
Мы выпили по рюмке ликеру для смелости и пошли очень весело негоднейшею в свете дорогою.
Нужно ли рассказывать остальное? Мы слишком удачно исполнили наше намерение; но по стечению обстоя-тельств, в которых я и сам не могу дать ясного отчета, похищение наше не осталось тайной, и нас обоих выключили из Корпуса с тем, чтоб не определять ни в какую службу, разве пожелаем вступить в военную рядовыми».
*  Е. Баратынский никогда не ставил никаких знаков препинания, кроме запятых, в своих произведениях, и, как говорят, до того был слаб в грамматике, что однажды спросил А. Дельвига в серьёзном разговоре: «Что ты называешь родительским падежом?» Баратынский присылал Дельвигу свои стихи для напечатания, и тот всегда поручал своей жене их переписывать; а когда она спрашивала, много ли ей писать, говорил: «Пиши только до точки». А точки нигде не было, и даже в конце произведения стояла запятая!
* Благодаря Анастасии Львовне, хранительнице рукописей Баратынского, мы располагаем ныне множеством произведений, автографы которых утрачены, но остались копии, сделанные ее рукой. Это тем более важно, что Баратынский зачастую беспощадно переделывал свои творения до неузнаваемости. Большинство публикаций в литературных журналах и отдельных изданий 1820-х-1830-х годов подписаны фамилией Баратынский. Однако последняя подготовленная поэтом к печати книга стихов — «Сумерки» — подписана через «о»: «Сумерки. Сочинение Евгения Боратынскаго».
* В 1836 г. Баратынский с семьей поселился в подмосковном имении Энгельгардтов Мураново, где по собственно-му проекту отстроил дом и с необыкновенной увлеченностью занялся хозяйственными делами и воспитанием детей.
*16-летний Баратынский вместе с товарищем украл 500 рублей и дорогую табакерку.
* Могила Евгения Абрамовича находится рядом с могилами Гнедича и Крылова.

                ПОСЛЕДНИЙ ГОД

      В Неаполе, из окон квартиры, где жили Баратынские, открывался прекрасный вид на Неаполитанский залив. Семья часто выезжала на прогулки в окрестности города, побывали в Помпее, Салерно, Сорренто, где родился великий итальянский поэт Торквато Тассо. «Мне эта жизнь отменна по сердцу», - пишет в июне 1844 года Баратынский Путяте, - гуляем, купаемся, потеем и ни о чём не думаем…» Баратынский возобновил знакомство с Зинаидой Волконской. Сблизился с художником Ивановым А.А, но, в общем, почти ни с кем другим не общался, словно желая продлить ощущение независимости и безмятежности, сохранить  в неприкосновенности тот удивительный мир красоты, который подарила Италия. Видимо, тогда же, в июне, из под его пера вылилось   радостное  стихотворение «Дядьке – итальянцу», посвящённое памяти Д. Боргезе., который впервые много лет назад заронил в душу любовь к прекрасной стране. Похоже, что это стихотворение почти не исправлялось поэтом – во второй половине июня оно было послано через Путяту Плетнёву, для публикации в «Современнике». На берегу моря, под  завораживающий шум прибоя Баратынскому писалось легко и искренне. Может быть, впервые в жизни. Во всяком случае, в последний раз.
   Ещё на корабле, при переезде из Марселя в Неаполь, у Анастасии Львовны обострилась прежняя болезнь. Доктор, порекомендованный Волконской, предписал ей морские ванны и  местные минеральные воды. Это задержало Баратынских в Неаполе, а ведь их ещё ждали Рим, Флоренция, Вена. Только после Вены они собирались отправиться домой, в Россию.
   Сам поэт, несмотря на весёлость,  физически тоже чувствовал себя не лучшим образом. Он страдал частыми приступами лихорадки  и головными болями, к тому же перед отъездом из Парижа он сильно простудился. Врачи не советовали  ехать в таком состоянии в Италию, опасаясь, что жаркий климат  неблагоприятно скажется на расстроенном здоровье.
    Болезнь жены очень беспокоила Баратынского. Во время одного из приступов боли, когда доктор  порекомендо-вал сделать больной кровопускание, поэт так встревожился, что сам слёг. Ночью его состояние ухудшилось, и к утру Баратынский скоропостижно скончался.  Это произошло  29 июня (11 июня по новому стилю) 1844 года. Баратынскому было 44 года. Словно предчувствуя неожиданную смерть, в последнем письме к Путяте он отдал ряд хозяйственных распоряжений и передал прощальные поклоны Плетнёву, Соболевскому, Вяземскому. Здесь же находились стихотворения «Пироскаф» и «Дядьке-итальянцу», напечатанные в «Современнике» в том же году. Так, на высокой ноте, стоя на пороге творческого обновления, Баратынский ушёл из жизни.
   Только через год тело поэта в кипарисовом гробу было перевезено из Неаполя в Петербург. Похороны состоялись  на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры  в пятницу, 31 августа 1845 года. Присутствова-ли лишь родные и близкие друзья поэта – Плетнёв, Вяземский, Одоевский…. Могила поэта расположена, как писал Плетнёв Я. К. Гроту, «близ Крылова, Гнедича и Карамзина». Через пятнадцать лет рядом с мужем похоронили Анастасию Львовну.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

 Евгений Баратынский прожил короткую и очень непростую жизнь. Познал и радости, и обиды, и горечь утрат, и счастье обретения, сладость и тяжесть поэтического вдохновения и заботы повседневного человеческого труда во имя близких. И в жизни, и в поэзии он был самобытен, самостоятелен и независим, никогда не кланялся и не заискивал, а твёрдо и честно исполнял свой долг – гражданина, художника, семьянина.
      Уже при жизни Баратынский стал признанным мастером – едва ли не первым  в отечественной литературе поэтом – философом. Никто, пожалуй, до него  так глубоко не заглядывал в тайны человеческого бытия и не обнажал в слове так бесстрашно свои раздумья. И, пожалуй, никто до него так остро не скорбел об утратах человеческой души  под ударами «железного века» и так страстно не желал человеку и миру гармонии.  Поэзия Баратынского выразила самую суть переломной эпохи, когда надежды декабристов были задавлены железной рукой власти, когда старые кумиры ушли, а новые ещё не появились. В стихах Баратынского в полной мере отразилась духовная драма его поколения.
      После шумных успехов, выпавших на долю первых подражательных опытов Баратынского в условно-элегическом роде, последующее его творчество встречало все меньше внимания и сочувствия. Суровый приговор Белинского, бесповоротно осудившего поэта за его отрицательные воззрения на "разум" и "науку", предопределил отношение к Баратынскому ближайших поколений. Глубоко-своеобразная поэзия Баратынского была забыта в течение всего столетия, и только в самом его конце символисты, нашедшие в ней столь много родственных себе элементов, возобновили интерес к творчеству Баратынского, провозгласив его одним из трех величайших русских поэтов наряду с Пушкиным и Тютчевым.
   Поэзия Баратынского  всегда была устремлена в будущее.  Скорбя от несправедливости мироустройства, страдая от невозможности его изменить, он всегда мечтал сохранить духовность бытия, сберечь в себе и в людях изначальную основу человеческой жизни. Обращаясь к нам, своим потомкам, он писал:

        Мой дар убог, и голос мой не громок,
        Но я живу, и на земле, моё,
        Кому-нибудь любезно бытиё:
        Его найдёт далёкий мой потомок.

        В моих стихах; как знать? душа моя
         Окажется с душой его в сношеньи,
       И как нашёл я друга в поколеньи,
        Читателя найду в потомстве я.

ЦИТАТЫ

- Прилежный, мирный плуг, взрывающий бразды
Почётнее меча?

- Не бойся едких осуждений,
Но упоительных похвал.

                КОНСТАНТИН  НИКОЛАЕВИЧ  БАТЮШКОВ

                (1787 -1855)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Родился 29 мая 1787 года в Вологде. Родители Батюшкова - дворяне. Мать, Александра Григорьевна умерла, когда сыну было восемь лет. Александра Григорьевна страдала психическими расстройствами. Батюшков получил домашнее образование, с 1797 года учился в пансионах Петербурга, уделяя особое внимание изучению иностранных языков.

С 1802 года Батюшков служит в министерстве народного просвещения. Самостоятельно изучает философию, иностранную литературу. Посещал литературное общество.

В 1807 году Константин Николаевич уходит из министерства народного просвещения и записывается в ополчение, отправляясь в Прусский поход. В одном из сражений был тяжело ранен (повреждён спинной мозг), но службу не оставил, участвовал в войне со Швецией, вместе с ополчением был в Финляндии. Выйдя в отставку, живёт в имении в Новгородской губернии, периодически приезжая в столицы. На протяжении этого времени Батюшков занимается литературной деятельностью.

С 1810 года Батюшков публикуется в журнале "Вестник Европы".

В 1812 году из-за болезни не смог попасть в действующую армию, выехал из осаждённой Москвы, тяжело переживал трагедию России. Пишет стихотворения о войне, проникнутые патриотизмом.

С 1814 года много путешествует по России, переживает духовный кризис. Его лирика становится психологиче-ской, он отказывается от сатиры.

В 1817 году Константин Николаевич публикует сборник "Опыты в стихах и прозе", получивший положительные отзывы критиков и читателей.

В 1819 году Батюшков едет в Италию, где работает чиновником. Уже в это время даёт о себе знать сложная наследственность Батюшкова, у него появляются первые признаки душевной болезни, которые в 1821 году вылились в манию преследования. Батюшков лечится, но безуспешно.

Умирает Константин Николаевич 19 июля 1855 года в Вологде от тифа.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ  К. Н. БАТЮШКОВА

* В конце 1821 у Батюшкова появляются симптомы наследственной душевной болезни. В 1822 он едет в Крым, где болезнь обостряется. После нескольких покушений на самоубийство его помещают в психиатрическую больницу в немецком городе Зоннештейне, откуда выписывают за полной неизлечимостью (1828). В 1828-33 он живет в Москве, потом до смерти в Вологде под надзором своего племянника Г. А. Гревенса.
* В 1807 году Батюшков  добровольцем ушёл на войну с Наполеоном. Прусский поход завершился для молодого офицера тяжёлым ранением.
    Раненого поэта перевезли в Ригу и поместили в доме немца - мясоторговца Мюгеля.  Г-н Мюгель отнёсся к благородному воину уважительно, фрау Мюгель - с чисто материнской нежностью. А их дочь...
    Семнадцатилетняя Эмилия Мюгель стала первым любовным увлечением Константина Батюшкова. Их чувство было взаимным, разлука - неизбежной. Родители влюблённых никогда бы не дали согласия на брак: их непреодо-лимо разделяли социальный барьер, религия, национальность и политика.
    Два месяца в Риге стали едва ли не самыми счастливыми в жизни поэта. Батюшков уезжал с болью в сердце. Позже он не раз жалел, что не попытался изменить судьбу.

* В 1817 году хандра сменилась приступами тяжёлой депрессии, или, как тогда говорили, "чёрной меланхолии". Явилось и застучало в дверь то, чего он в глубине души боялся всю жизнь, - дурная семейная наследственность. Умопомешательством страдали дед, рано умершая мать, сестра Александра. Недуг не пощадил и его.

                ПОСЛЕДНИЕ  ГОДЫ

    19 ноября 1818 года друзья, среди которых был и молодой Пушкин, провожали Батюшкова в Италию: он уезжал к новому месту службы – чиновником при неаполитанской миссии.
    Ему было бесконечно жаль расставаться с родиной,  но  отсутствие средств к жизни и тяжелое настроение, вызванное страшной действительностью самодержавно-крепостнического государства, явились главными причинами  его отъезда. Неопубликованное письмо к Е. Ф. Муравьевой, посланное поэтом из Вены по дороге в Неаполь, показывает, что отъезд из России был для Батюшкова трагедией.
    Дипломатическая служба в Италии принесла Батюшкову только одни огорчения. Правда, на чужбине он познакомился и сблизился с русскими художниками, жившими в Италии, в частности с замечательным русским пейзажистом Сильвестром Щедриным. Но и здесь он оказался во власти того же "страшного мира", от которого старался убежать. Как секретарь русской дипломатической миссии в Неаполе, Батюшков используется в качестве простого канцеляриста.  Два с половиной года прожил поэт в «краю Торквата», служил, помогал русским художникам, находившимся в Италии. Здесь он был представлен путешествующему по Европе великому князю Михаилу Павловичу, наблюдал за событиями Неаполитанской революции – и «скучал». В 1820 году он выехал в Рим, затем в 1821  - в Германию, лечиться  на  минеральные воды.
      Весной 1822 года он вернулся в Россию, затем, почти сразу же, выехал на Кавказ, потом в Крым. Болезнь не отпускала Батюшкова, она вылилась в манию преследования: живя в Симферополе, поэт трижды покушался на самоубийство, сжёг свою библиотеку и все рукописи…
   В 1823-24 годах Батюшков уже больной, живёт в Петербурге. Друзья – «арзамасцы» поочерёдно дежурят у него. «Батюшков…- пишет 14 июля 1823 года Д.Н. Блудов Жуковскому, - сочинил экспромтом пародию твоих стихов к нему, прибавив:

Как бешеный, ищу развязки
Своей непостижимой сказки,
Которой имя: свет!»
 
 В этих трёх, случайно сохранившихся строчках – емкая и трагическая метафора собственной жизни, которая оборачивается страшной «непостижимой сказкой».
   Стихотворение Батюшкова «Ты знаешь, что изрёк» впервые привёл А. И. Тургенев в письме  Вяземскому от 21 марта 1821 года. Опубликованное десятилетиями спустя, оно   было воспринято современниками как последнее завещание разуверившегося в жизни поэта, уходившего в духовное небытие, как одно из самых горьких открове-ний русской поэзии «Человек рождается свободным!» - заявил Жан Жак Руссо  и эти слова стали символом всей просветительской философии. «Рабом родится человек, Рабом в могилу ляжет… - столь же недвусмысленно замечает Батюшков, подводя итог собственного духовного опыта…
    Несмотря на многочисленные попытки друзей найти средства к излечению, несмотря на четырёхлетнее пребывание  (1824-1828 тт.) в лучшей немецкой клинике для душевнобольных в Зонненштейне, вернуть поэта к  нормальной жизни не удалось. Душевная болезнь вдвое сократила сознательную жизнь Батюшкова. Он потерял рассудок тридцати четырех лет и прожил еще столько же, изредка приходя в себя как бы для того, чтобы констатировать свою гибель. "Меня уже нет на свете", - писал  Батюшков,  пораженный страшным недугом.
   С 1833 года Батюшков, всеми забытый, жил у родственников в Вологде.
О последних годах его жизни рассказывают друзья, посетившие его в это время:

   В 1841 году ездил в Вологду М.П. Погодин. Он посетил Батюшкова и в своем дорожном дневнике, под 23 августа, записал о нем следующее: "Отправился к Батюшкову, по вызову священника, в чьем доме он живет. Прекрасные комнаты... Константин Николаевич провел ночь нехорошо. Священник и г. П. советовали мне встретиться с ним на прогулке, в саду над рекою, куда он сейчас должен идти. Получив сведения от них об его состоянии и несколько рисунков его работы, я отправился в сад. Через час я вижу и Батюшкова. Он совершенно здоров физически, но поседел, ходит быстро и беспрестанно делает жесты твердые и решительные; встретился с ним два раза, а более боялся, чтоб не возбудить в нем подозрения" {"Москвитянин", 1842}.
   Более счастливо было свидание с Константином Николаевичем С.П. Шевырева, посетившего Вологду в 1847 году. "Директор местной гимназии, А.В. Башинский, - рассказывает Шевырев, - повез меня к начальнику удельной конторы Г.А. Гревенсу, в доме которого живет Константин Николаевич Батюшков, окруженный нежными заботами своих родных. Болезненное состояние его перешло в более спокойное и неопасное ни для кого. Небольшого росту человек сухой комплекции, с головкой совсем седою, с глазами, ни на чем не остановленными, но беспрерывно разбегающимися, со странными движениями, особенно в плечах, с голосом раздраженным и хрипловато - тонким, предстал предо мною. Подвижное лицо его свидетельствовало о нервической его раздражи-тельности. На вид ему лет 50 или более. Так как мне сказали, что он любит итальянский язык и читает иногда на нем книги, то я начал с ним говорить по-итальянски, но проба моя была неудачна. Он ни слова не отвечал мне, рассердился и быстрыми шагами вышел из комнаты. Через полчаса, однако, успокоился, и мы вместе с ним обедали. Но кажется, все связи его с прошедшим уже разорваны. Друзей своих он не признает. За обедом в разговоре он сослался на свои "Опыты в прозе", но в такой мысли, которой там вовсе нет. Говорят, что попытка читать перед ним стихи из "Умирающего Тасса" была так же неудачна, как и моя проба говорить с ним по-итальянски. Я упомянул, что в Риме, на piazza del Popolo, русские помнят дом, в котором он жил, и указывают на его окна. Казалось, это было для него не совсем неприятно. Также прочли ему когда-то статью об нем, напечатан-ную в "Энциклопедическом Лексиконе".  Она доставила ему удовольствие. Как будто любовь к славе не совсем чужда его чувствам поэта, при его умственном расстройстве!
   "Батюшков очень набожен. В день своих именин и рожденья он всегда просит отслужить молебен, но никогда не даст попу за то денег, а подарит ему розу или апельсин. Вкус его к прекрасному сохранился в любви к цветам. Нередко смотрит он на них и улыбается. Любит детей, играет с ними, никогда ни в чем не откажет ребенку, и дети его любят. К женщинам питает особенное уважение: не сумеет отказать женской просьбе. Полное внимание имеет на него родственница его Елизавета Петровна Гревенс: для нее нет отказа ни в чем. Нередко гуляет. Охотно слушает чтение и стихи. Дома любимое его занятие - живопись. Он пишет ландшафты. Содержание ландшафта почти всегда одно и то же. Это элегия или баллада в красках; конь, привязанный к колодцу, луна, дерево, более ель, иногда могильный крест, иногда церковь. Ландшафты писаны очень грубо и нескладно. Их дарит Батюшков тем, кого особенно любит, всего более детям. Дурная погода раздражает его. Бывают иногда капризы и внезапные желания. В числе несвязных мыслей, которые выражал Батюшков в разговоре с директором гимназии, была одна, достойная человека вполне разумного, что свобода наша должна быть основана на евангельском законе".               

Умер К. Батюшков  7 июля 1855 года от тифозной горячки. Похоронен он в Прилукском монастыре, в трёх верстах от города.
    … В самом начале болезни  Батюшков набросал свой автопортрет, рядом с которым записал строки из стихотворения «Счастливец»:

Посмотрите: в двадцать лет
Бледность щёки покрывает…

И ниже приписал: «Константин Николаевич Батюшков. Приятный стихотворец и добрый человек» Последняя фраза тоже как будто стихотворная: она написана размером  «Моих пенат» - трёхстопным ямбом.
Позже это портрет попал к Пушкину, который возле фразы  «о добром человеке» записал (карандашом для памяти):  Им самим рисованный.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

     Из произведений последнего периода до нас дошли только фрагменты: основная часть была уничтожена самим поэтом в припадке болезни, некоторые остались в виде замыслов («Русалка» — поэма в «русском духе», обобщаю-щий труд по истории русской словесности и др.). Стихотворения, объединенные в два цикла «Из греческой антологии» и «Подражания древним», отличаются совер¬шенством художественной формы, Батюшков без прикрас воплощает исчезнувшую красоту античности, передает цельное мироощущение человека «идеальной» эпохи.
      Белинский заметил: «Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно». Для   А. С Пушкина Батюшков был признанным кумиром во время учебы в Царскосельском лицее. На протяжении своего творческого пути Пушкин по-разному относился к наследию своего предшественни¬ка, но постоянно использовал и развивал его художествен¬ные открытия. Пушкин продолжал по существу ту же линию развития психологической убедительности и ощу¬тимости художественного изображения, по которой шел Батюшков в своих литературных поисках.
    Кроме новых художественных форм Батюшков откры¬вал новые возможности для литературной идеологии. Так, он впервые употребил обозначение «век железный» приме¬нительно к XIX веку; ему же принадлежит и образ «черного человека» (выражение человеческого «двойничества»). Многое Батюшков и не смог выразить в законченном виде. Поэтому  Белинский сделал закономерный вывод: «Батюш¬кову немного недоставало, чтоб он мог переступить за черту, разделяющую большой талант от гениальности».

 ИЗ СТИХОВ БАТЮШКОВА

***
Есть наслаждение и в дикости лесов,
Есть радость на приморском бреге,
И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца ты всего дороже!
С тобой, владычица, привык я забывать,
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем ныне стал под холодом годов.
Тобою в чувствах оживаю:
Их выразить душа не знает стройных слов,
И как молчать об них - не знаю.

                БУНИН ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ                (1870-1953)

      ШТРИХИ БИОГРАФИИ

     Иван Бунин появился на свет 10.10.1870г. в Воронеже, в старинной дворянской семье.  В этом городе  он прожил  первые  три года своей жизни. Затем семья Буниных переехала в свое родовое имение Озерки, расположенное в Орловской губернии. Отец Ивана Алексей Николаевич был в молодости офицером и принимал участие в обороне Севастополя.
    До одиннадцатилетнего возраста Ваня воспитывался дома, в 1881г. он поступил в уездную Елецкую гимназию, где обучался до 1885 года. Возвратившись после ухода из гимназии домой, Иван продолжил образование, которым руководил его старший брат Юлий – яркий, образованный человек, отсидевший год за свои политические воззрения и сосланный на проживание в Елецкую деревню Озерки, где жили в ту пору Бунины. Иван   Бунин много сил отдавал самообразованию и был чрезвычайно увлечен чтением классической литературы. В семнадца-тилетнем возрасте Иван Бунин начал сочинять стихи.
     В 1887 году его литературные труды были впервые опубликованы в печати.
     В 1889г. Бунин переехал в Орел, где устроился в городскую газету «Орловский вестник» на должность корректора. Здесь он познакомился с Варварой Пащенко, которая также работала в «Орловском вестнике», и переехал с нею жить в Полтаву, вопреки желанию родни.
    В 1890-х Бунин путешествовал по Днепру на теплоходе «Чайка» и тогда смог побывать на могиле любимого им Тараса Шевченко, произведения которого он неоднократно переводил.
    В 1895 году Бунин познакомился с Чеховым, с которым до этого переписывался.
    В 1990-х вышло несколько литературных сборников Бунина: «Стихотворения», а также «Под открытым небом», а в 1901 году появился сборник «Листопад», за который поэт получил Пушкинскую премию.
    В 1899 Бунин женился на Анне Николаевне Цакне, но прожил с нею недолго, а единственный их ребенок в пятилетнем возрасте умер.
   С 1906 года Бунин   вступил  в гражданский брак  с Муромцевой Верой Николаевой.  Официально брак с  нею он оформил только в 1922 году.
Литературное творчество Бунина разносторонне: оно включает поэтические произведения, повести и рассказы, переводы и другие жанры.
    В 1918 году из большевистской Москвы Бунин перебрался в Одессу, занятую на тот момент австрийскими войсками. В течение двух лет Бунин находился в Одессе, занимаемой то большевиками, то добровольческой армией. В это время Бунин вел дневник, названный им «Окаянные дни», который современников писателя поражал точностью литературного языка, а также страстной ненавистью к большевистскому режиму.
      В начале  1920 года Бунин покинул Россию, эмигрировав во Францию.
      В эмиграции Иван Бунин вел довольно активную общественную жизнь: он сотрудничал с различными политическими организациями и партиями националистического, а также консервативного направления, выступал с лекциями, печатал регулярно публицистические статьи. При этом он занимался достаточно плодотворно литературной деятельностью и стал одним из главных деятелей Русского Зарубежья.
     В эмиграции Иваном Буниным были написаны лучшие его произведения: «Жизнь Арсеньева», цикл «Темные аллеи», «Солнечный удар», «Митина любовь» и пр. В конце жизни Бунин трудился над созданием литературного портрета Чехова, но книгу завершить не успел и скончался во сне в ноябре 1953г. в Париже.
     В период с 1929 и по 1954 годы в Советском Союзе произведения Бунина не издавались. Зато, начиная с 1955 года, Бунин стал наиболее издаваемым в СССР писателем 1-ой волны русской эмиграции.
     Некоторые произведения Бунина, среди которых и «Окаянные дни», напечатаны были в СССР лишь с началом перестройки.
     В своих лирических произведениях Бунин придерживался классических традиций. Его можно смело назвать последним представителем пушкинской эпохи в литературе. В русскую литературу Бунин пришел в тот момент, когда рвалась связь времен, а в жизнь и в культуру врывались новые ритмы и новые кумиры. Будучи русским аристократом, Бунин остался верен родовой культуре.
    В своих повестях и рассказах он освещал такие моральные проблемы, как забвение нравственных основ жизни, оскудение дворянских усадьб, трагичность человеческого существования и пр. Также Буниным был написан автобиографический роман «Жизнь Арсеньева», который воссоздавал прошлое России и описывал детство и юность писателя.
    Бунин трижды получал Пушкинскую премию, был избран почетным академиком Академии наук Санкт-Петербурга.
     Литературные произведения, созданные Буниным в эмиграции, стали новым словом в классической русской литературе, а также вершиной его писательского творчества. Его «Жизнь Арсеньева» Константин Паустовский считал «не только вершинным произведением отечественной литературы, но также одним из замечательнейших явлений литературы мировой».
     В 1933 году Иван Бунин удостоен был Нобелевской премии по литературе, являющейся исключительным достижением и высшей наградой для любого писателя.

Важные даты биографии Бунина

10.10.1870 – родился в городе Воронеже в дворянской старинной семье.
1881 – поступил на обучение в Елецкую гимназию.
1885 – не закончив обучения в гимназии, возвратился домой для продолжения своего образования.
1887 – впервые печатает свои стихи.
1889 – переезд в Орел, начало работы в «Орловском вестнике» корректором.
1895 – знакомство с Чеховым.
1899 – женитьба на А.Н.Цакни.
1909 – избрание Бунина почетным академиком Петербургской академии наук.
1918 – переезд в Одессу из большевистской Москвы.
Февраль 1920 – эмиграция во Францию.
1933 – Бунин получает Нобелевскую премию по литературе.
8.11.1953 – смерть Ивана Бунина.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ ЖИЗНИ  И. БУНИНА

* "Я еще мальчиком... - вспоминал Бунин, - слышал от моего отца и о Льве Толстом, с которым отец, тоже участник Крымской кампании, играл в карты в осажденном Севастополе, слышал о Тургеневе, о какой-то встрече отца с ним где-то на охоте... Я рос в средней России, в той области, откуда вышли не только Анна Бунина, Жуковский и Лермонтов... но вышли Тургенев, Толстой, Тютчев, Фет, Лесков... И все это: эти рассказы отца и наше со всеми этими писателями общее землячество, все влияло, конечно, на мое прирожденное призвание".

* Молодая писательница, ученица Бунина, она жила в их доме с 1927 по 1942 год, став последним очень сильным увлечением Ивана Алексеевича. Бесконечно преданная ему Вера Николаевна пошла на эту, может быть, самую большую жертву в ее жизни, понимая эмоциональные потребности писателя ("Поэту быть влюбленным еще важнее, чем путешествовать", - говаривал Гумилёв).

*Андрей Седых, журналист, близко общавшийся с Буниными, в своих воспоминаниях пишет: "У него (Бунина. - Л.К.) были романы, хотя свою жену Веру Николаевну он любил настоящей, даже какой-то суеверной любовью. Я глубоко убежден, что ни на кого Веру Николаевну он не променял бы. И при всем этом он любил видеть около себя молодых, талантливых женщин, ухаживал за ними, флиртовал, и эта потребность с годами только усилива-лась. Автор "Темных аллей" хотел доказать самому себе, что он еще может нравиться и завоевывать женские сердца..." Хотя и признавал, что с Галиной Кузнецовой у Бунина был "серьезный и мучительный роман". Он завершился драматически для писателя.

*  Иван Бунин происходил из дворянского старинного рода, который дал России немало видных государственных деятелей, а также людей искусства. Среди них – два поэта: Анна Бунина, а также Василий Жуковский, бывший незаконным сыном Афанасия Бунина. Отец поэта также был одаренным человеком, который тонко чувствовал художественную прозу, говорил богатым и образным языком и вполне мог стать писателем. Но этого не случилось, Алексей Николаевич Бунин, будучи человеком расточительным и барственным, оказался не способен к грамотному ведению хозяйства и растратил финансы свои, а также своей жены.

*  Образование Иван Бунин получил абсолютно бессистемное, но прекрасно подходящее поэтической натуре. Его воспитывал очень своеобразный человек, который был сыном предводителя дворянства и учился в Лазаревском институте восточных языков, но затем пристрастился к алкоголю и превратился в скитальца по российским городам и весям, периодически подрабатывающего гувернером. Воспитатель этот был человеком чрезвычайно талантливым – он рисовал, сочинял стихи, играл на скрипке, при этом знал несколько языков. К Ивану он очень привязался, рассказывал ему многочисленные истории из скитальческой своей жизни. «Странного этого человека, напоминающего Данте», Бунин описал позднее в своем рассказе «У истока дней».

* В Швецию на торжества по случаю вручения Нобелевской премии Бунина сопровождали Вера Николаевна, Галина Кузнецова и Андрей Седых в качестве личного секретаря, поскольку Бунины не справлялись с лавиной поздравительной корреспонденции со всех концов света. "Должен сказать, - пишет Седых, - что успех Буниных в Стокгольме был настоящий. Иван Алексеевич, когда хотел, умел привлекать • к себе сердца людей, знал, как очаровывать, и держал себя с большим достоинством. А Вера Николаевна сочетала в себе подлинную красоту с большой и естественной приветливостью. Десятки людей говорили мне в Стокгольме, что ни один нобелевский лауреат не пользовался таким личным и заслуженным успехом, как Бунин".
Из премиальной суммы Иван Алексеевич выделил 100 000 франков на пожертвования неимущим писателям-эмигрантам, для распределения денег был создан специальный комитет.
   
                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

      Последние годы жизни Ивана Бунина прошли в тяжёлых болезнях и нищете.
      В Париже в 1950 году Бунин выпустил книгу "Воспоминания", в которой открыто написал о своих современ-никах, ничего не приукрашивая, в ядовито - острых оценках выразил свои мысли о них. Поэтому некоторые очерки из этой книги у нас долгое время не публиковались. Бунина не раз упрекали за слишком критические отзывы о некоторых писателях (Горьком, Маяковском, Есенине и др.). Не будем здесь оправдывать или осуждать писателя, но следует сказать лишь одно: Бунин всегда был честным, справедливым и принципиальным и никогда не шел ни на какие компромиссы. И когда Бунин видел ложь, фальшь, лицемерие, подлость, обман, ханжество - от кого бы это ни исходило - он открыто говорил об этом, так как не мог терпеть этих человеческих качеств.
     Он описывал трагичность человеческой жизни и сам закончил её трагедией, в которой переплелись любовь и ненависть, победы и поражения, взлёты и падения, и ещё – любимые женщины, которым писатель посвятил свои рассказы, и свою жизнь –  жизнь гения.   
   В 1951-53 гг.   он усиленно трудился над книгой  над книгой о Чехове. Работа шла медленно  и завершить книгу писатель не успел. Неоконченную рукопись подготовила к печати  Вера Николаевна. Книга «О Чехове» вышла в  Нью-Йорке в 1955 году, она содержит ценнейшие сведения о гениальном русском писателе, друге И. Бунина – Антоне Павловиче Чехове. Бунин  собирался  написать книгу и о М. Лермонтове, но также не успел осуществить этого намерения. М. А. Алданов вспоминает о своей беседе с Буниным за три дня до кончины писателя: «Я всегда думал, что наш величайший поэт был Пушкин, - сказал Бунин, - нет, это Лермонтов! Просто представить себе нельзя, до какой высоты это человек поднялся бы, если бы не погиб в 27 лет».  Иван Алексеевич вспоминал лермонтовские стихи, сопровождая их своей оценкой: « Как необыкновенно! Ни на Пушкина, ни на кого не похоже! Изумительно, другого слова нет».

   Иван Алексеевич скончался в ночь на 8 ноября 1953 года. Он умер тихо и спокойно во сне.
В своих воспоминаниях Бунин писал: »Слишком поздно родился я. Родись я раньше, не такими были бы мои писательские воспоминания. Не пришлось бы мне пережить… ни 1905 год, потом первую мировую войну, вслед за ней 1917 год и его продолжение, Ленина, Сталина, Гитлера…  Как не позавидовать нашему праотцу Ною! Всего один потоп выпал на долю ему…»
   Похоронен И. Бунин на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем, в склепе, в цинковом гробу.

   ИЗ СТИХОВ БУНИНА

Ты мысль, ты сон. Сквозь дымную метель
Бегут кресты - раскинутые pуки.
Я слушаю задумчивую ель -
Певучий звон... Всё - только мысль и звуки!
То, что лежит в могиле, разве ты?
Разлуками, печалью был отмечен
Твой трудный путь. Теперь их нет. Кресты
Хранят лишь прах. Теперь ты мысль. Ты вечен.

* * *
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно -
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем,
Встает, сияет облако. Давно,
Слежу за ним... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.
Окно открыто. Пискнула и села,
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.
1909
               
                МАКСИМИЛИАН  ВОЛОШИН

                (1877- 1932)

Я не сам ли выбрал час рожденья,
Век и царство, область и народ,
Чтоб пройти сквозь муки и крещенье
Совести, огня и вод…               

                ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Волошин  Максимилиан Александрович, поэт, критик, эссеист, художник.
Родился 16 мая (28 н.с.) в Киеве. Воспитанием занималась мать, Елена Оттобальдовна (урожденная Глазер). Отец Волошина умер, когда Максимилиану было четыре года.
Учится  в  московской  гимназии, затем  в учебных заведениях  Феодосии.
С 1890 начинает писать стихи, переводит Г. Гейне.
В 1897 поступает на юридический факультет Московского университета, но через три года его исключают за участие в студенческих волнениях. Решает целиком посвятить себя литературе и искусству.
В 1901 едет в Париж, слушает лекции в Сорбонне, в Лувре, много занимается в библиотеках, путешествует - Испания, Италия. Посещает  Балеарские острова. Пишет стихи.
В 1903 возвращается в Россию, знакомится с В.Брюсовым, А.Блоком, А.Белым и другими представителями русской культуры. Публикует свои стихи в разных изданиях. Летом того же года недалеко от Феодосии, в поселке Коктебель, покупает землю и строит дом, который очень скоро становится своеобразным "летним клубом", "летняя семья" которого была многолюдна и разнообразна: поэты, художники, ученые, люди всевозможных профессий, наклонностей и возрастов.
Большое влияние на Волошина оказала его первая жена - художница М.Сабашникова, страстно увлекавшаяся оккультизмом и теософией (это влияние нашло отражение в его стихах "Кровь", "Сатурн", цикл "Руанский собор"). Помимо литературы Волошин серьезно занимался живописью (известны его крымские акварели).
Бывая зимой во Франции, в качестве корреспондента журнала "Becы"пишет статьи о современном искусстве, отчеты о парижских выставках, рецензии на новые книги, публикуясь в различных газетах и журналах. Одним из первых он поддерживает творчество молодых М.Цветаевой, С.Городецкого, М.Кузмина и др.
В 1910 критика отметила как событие в литературной жизни новую книгу Волошина "Стихотворения. 1900 - 1910".
Перед первой мировой войной Волошин издает несколько книг: переводы, сборник статей; продолжает увлеченно заниматься живописью. Перед самым началом войны едет в Швейцарию, затем в Париж. Его новые стихи показывают "ужас разъявшихся времен", он выражает протест против мировой бойни в цикле статей "Париж и война".
В 1916 возвращается в Коктебель, читает лекции о литературе и искусстве в Феодосии и Керчи.
Во время Февральской революции, которая не вызвала у него "большого энтузиазма", Волошин находился в Москве и выступал на вечерах и литературных концертах. Октябрьскую революцию принял как суровую неизбежность, как испытание, ниспосланное России. Во время гражданской войны стремился занять позицию "над схваткой", призывая "быть человеком, а не гражданином". Живя в Крыму, в Коктебеле, где особенно часто менялась "власть", Волошин спасал от смерти и "красных", и "белых", понимая, что спасает просто человека.
После революции создает цикл философских поэм "Путями Каина" (1921 - 23), поэму "Россия" (1924), стихи "Дом поэта" (1927), "Владимирская Богоматерь" (1929). Много работает как художник, участвуя в выставках в Феодосии, Одессе, Харькове, Москве, Ленинграде. Свой дом в Коктебеле Волошин превратил в бесплатный приют для писателей и художников, в чем ему помогала его вторая жена М.Заболоцкая. В 1931 он завещал свой дом Союзу писателей.
Волошин умер от воспаления легких 11 августа 1932 в Коктебеле. Похоронен, как он завещал, на вершине крымской горы  Кучук-Янычар.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ  ВОЛОШИНА

* Сам Волошин так вспоминал о гимназическом периоде своей жизни: «Когда отзывы о моих московских успехах были моей матерью представлены в феодосийскую гимназию, то директор, гуманный и престарелый Василий Ксенофонтович Виноградов, развел руками и сказал: „Сударыня, мы, конечно, вашего сына примем, но должен вас предупредить, что идиотов мы исправить не можем“».

* Волошин никогда не искал ни славы, ни лидерства. Литературные связи тоже не казались ему чем-то значитель-ным, ему просто нравилось находиться в кругу людей, понимающих искусство. Это привело его в журнал «Апполон», весьма далекий от академизма. Здесь в 1909 году разыгралась история с таинственной красавицей Черубиной де Габриак, придуманной Волошиным и его другом - поэтессой Е.И. Дмитриевой. История эта привела к дуэли между Волошиным и Николаем Гумилевым. Скандал оказался столь громким, что Волошину пришлось отойти от дел журнала.

* Известен и ещё один скандал, связанный с  выступлением  Волошина на публичном диспуте 12 февраля 1913 года - в Москве в Политехническом музее. В январе того года душевнобольной А. Балашов изрезал ножом знаменитую картину Репина «Иван Грозный и его сын Иван», выставленную в Третьяковке. Выступая в Политех-ническом, Волошин пытался доказать, что главной причиной случившегося стала сама картина - некая разруши-тельная сила, таящаяся в ее сюжете. Это оскорбило не понявшую Волошина публику, - яростная брань обрушилась на поэта, его объявили чуть ли не Геростратом; редакции многих газет закрылись для его стихов и статей, а книжные магазины бойкотировали его книги.

* За год до революции  Волошин вернулся в Россию. Призванный в действующую армию, он написал военному министру «Я отказываюсь быть солдатом, как Европеец, как художник, как поэт. Как Европеец, несущий в себе сознание единства и неразделимости христианской культуры, я не могу принять участия в братоубийственной и междоусобной войне. Как художник, работа которого есть созидание форм, я не могу принять участия в деле разрушения форм, и в том числе самой совершенной - храма человеческого тела. Как поэт, я не имею права поднимать меч, раз мне дано Слово, и принимать участие в раздоре, раз мой долг - понимание. Тот, кто убежден, что лучше быть убитым, чем убивать, и что лучше быть побежденным, чем победителем, т.к. поражение на физическом плане есть победа на духовном - не может быть солдатом...».

*Писатель В. В. Вересаев, долго живший в Крыму и давно знакомый с Волошиным и его творчеством, справедливо заметил: "Революция ударила по его творчеству, как огниво по кремню, и из него посыпались яркие, великолепные искры. Как будто совсем другой поэт явился, мужественный, сильный, с простым и мудрым словом..."

*"С поэтом-модернистом Максимилианом Волошиным приключилась маленькая обывательская история.
      На берегу моря нередко можно видеть целые группы голых мужчин бронзового цвета, в одних древнегреческих хитонах и венках на головах -- то идет Волошин с друзьями.
   Исправник потребовал отделить места купаний мужчин и женщин и предложил тамошнему курортному обществу установить столбы с соответствующими надписями. Столб был установлен как раз против дачи М. Волошина. Тот, не вытерпев нововведения, замазал соответствующие места. Вмешались власти, и в результате Волошин привлечен теперь к ответственности за уничтожение знаков, установленных властью. Дело передано мировому судье, а пока Волошин прислал объяснение исправнику:
   "Против моей Коктебельской дачи, на берегу моря, во время моего отсутствия, обществом курортного благоуст-ройства самовольно поставлен столб с надписью: "для мужчин" и "для женщин". Самовольно потому, что приморская полоса принадлежит не обществу, а гг. Юнге, на это разрешения не дававшим. С другой стороны, распоряжения общества, членом которого я не состою, не могут распространяться на ту часть берега, которая находится в сфере пользования моей дачи. Не трогая самого столба, я счел необходимым замазать ту неприличную надпись, которой он был украшен, так как, я думаю, вам известно, что данная формула имеет определенное недвусмысленное значение и пишется только на известных местах. Поступая так, я действовал точно так же, как если бы на заборе, хотя бы и чужом, но находящемся против моих окон, были написаны неприличные слова.
   Кроме того, считаю нужным обратить внимание г. исправника, что зовут меня Максимилианом Волошиным-Кириенко, а имя Макс является именем ласкательным и уменьшительным, и употреблять его в официальных документах и отношениях не подобает".

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

С гордостью и не без горечи писал Волошин в «Доме поэта» (1926) о том, что его стихам  ныне суждено «списываться тайно и украдкой», и «при жизни быть не книгой, а тетрадкой».
  Во второй половине двадцатых годов Волошин писал мало, но то немногое, что им было тогда  написано и завершено, - это подлинные шедевры зрелого мастера, у которых находились свои ценители. Один из них – поэт, критик и библиограф  Е. Я. Архипов  вспоминает, как читал Волошин свои стихи в марте 1928 года: «Это было пение набата о земной беде, о возмущении земли, пропитанной кровью. Но гудение густое, ровное, не кличащее, а торжественное, сопровождающее беду, развёртываемое, как текст библейского, пророческого повеления».
      Новая власть, впрочем, все жестче закручивала гайки. «На душе нерадостно, - сообщал Волошин К. Добраниц-кому. - То, что нам, лично, хорошо, - не радует, потому что столько горя и несправедливости кругом, что это не только не радует, но скорее обессиливает в творческой работе...» Реже стали приезжать друзья. Местные власти пытались реквизировать дом. А 9 декабря 1929 года поэт перенес тяжелый инсульт, от последствий которого уже не оправился.
     «Приехав в Коктебель (в 1932 году), - вспоминал Чуковский, - я сразу узнал, что он (Волошин) очень болен. Я поспешил к нему. Макс, необычайно толстый, расползшийся, сидел в соломенном кресле. Дышал он громко. Он заговорил со мной, но слов его я не понял, - после удара он стал говорить невнятно. Одна только Марья Степанов-на понимала его и в течение всей нашей беседы служила нам как бы переводчиком. При всем том он был в полном сознании. Когда я сказал ему, что стихи его пойдут в «Новом мире» (они там не появились), лицо его порозовело от радости. Снова и снова почти нечленораздельными звуками просил он меня повторить привезенную мною новость.
         Через несколько дней (11 августа 1932 года) у него был второй удар, и он умер.
Он лежал в саду перед своим домом в раскрытом гробу. Гроб казался почти квадратным - так широк и толст был Макс. Лицо у него было спокойное и доброе, - седая борода покрывала грудь. Мы узнали, что он завещал похоронить себя на высоком холме над морем, откуда открывался вид на всю коктебельскую долину. Гроб поставили на телегу, возница стегнул лошадь, и маленькая процессия потянулась через накаленную солнцем степь. До подножия холма было километра три, но мы сделали гораздо больший путь, так как обогнули холм кругом, - с той стороны подъем на холм был легче. И все же лошадь на холм подняться не могла, и метров двести вверх нам пришлось нести гроб на руках. Это оказалось очень трудным делом. Макс в гробу был удивительно тяжел, а мужчин среди провожающих оказалось только пятеро - Габричевский, чтец Артболевский, писатель Георгий Петрович Шторм и я. Кто был пятый - я забыл. Солнце жгло нестерпимо, и, добравшись до вершины, мы были еле живы от усталости. Зато отсюда мы увидели голубовато-лиловые горы и мысы, окаймленные белой пеной прибоя, и всю просторную, налитую воздухом впадину коктебельской долины, и далекий дом Волошиных с деревянной башенкой, и даже дельфинов, движущихся цепочкой через бухту. Знойный воздух звенел от треска цикад в сухой траве. Могильщики уже вырыли яму, гроб закрыли крышкой и опустили в светло-рыжую сухую глину. Чтец Артболевский, высокий, худой, в черном городском пиджачном костюме, прочел над могилой стихотворение Баратынского «На смерть Гёте». И мы поплелись вниз с холма...».   

ИЗ СТИХОВ ВОЛОШИНА    
               
* * *
И будут огоньками роз
Цвести шиповники, алея,
И под ногами млеть откос
Лиловым запахом шалфея,
А в глубине мерцать залив
Чешуйным блеском хлябей сонных,
В седой оправе пенных грив
И в рыжей раме гор сожженных.
И ты с приподнятой рукой,
Не отрывая взгляд от взморья,
Пойдешь вечернею тропой
С молитвенного плоскогорья...
Минуешь овчий кошт, овраг...
Тебя проводят до ограды
Коров задумчивые взгляды
И грустные глаза собак.
Крылом зубчатым вырастая,
Коснется моря тень вершин,
И ты возникнешь, млея, тая,
В полынном сумраке долин.
14 июня 1913
                ФРАНСУА ВИЙОН

                (1431 или 1432 – после 1463)

ШТРИХИ  БИОГРАФИИ

Где Вийон родился, неизвестно. Его усыновил капеллан одной из церквей в Париже. Учился будущий поэт на факультете искусств в Сорбонне. Здесь он получил звание бакалавра, затем магистра искусств (1452). Поступил в Сорбонну не столько из любви к знаниям, сколько потому, что школяры по тем временам были неподсудны королевскому суду. Но Вийон вовсе не был прилежным студентом: «О господи, если бы я учился в дни моей безрассудной юности и посвятил себя добрым нравам — я получил бы дом и мягкую постель. Но что говорить! Я бежал из школы, как лукавый мальчишка: когда я пишу эти слова — сердце мое обливается кровью». Его больше привлекали пирушки, столкновения студентов с властями, уличные драки.
    Например, очень популярным развлечением студентов Сорбонны были похищения самых известных вывесок с парижского рынка. Но, пожалуй, наиболее известна история о трехлетнем противостоянии студентов Латинского квартала и властей — борьба за межевой камень, который школяры называли la Vesse и неоднократно похищали из владений мадам Брюйер. Однажды, отвоевав камень, студенты втащили его на гору святой Женевьевы и прикрепили железными обручами. На круглый межевой камень установили продолговатый, которому и дали ему не совсем приличное название — Pet au Diable. Разъяренная хозяйка камня подала в суд, и прево Парижа потребовал от начальства Сорбонны примерного наказания виновных. Вийон, который никогда не упускал случая принять участие в подобных развлечениях, вместе с участниками выходки вынужден был на коленях просить прощения у ректора.
   В 1455 году после случайного убийства священника Шермуа Вийон бежал из Парижа в Шеврез и Бур-ля-Рен, где весело проводил время в объятиях нестрогой аббатисы монастыря Пор-Рояль. Перед смертью священник простил поэта, и Вийон подает два прошения о помиловании, которое через полгода было ему высочайше даровано
В 1456  поэт смог вернуться в Париж. Но  жить  в ладах с законом   Вийон не мог. После совершения очередной кражи был  задержан, но сбежал в Анжер, где жил его дядя – богатый монах. Там Вийон сошёлся с шайкой разбойников  и принял участие в ограблении теологического факультета в Наваррском коллеже. Было украдено 500 золотых экю — сумма по тем временам немалая. И хотя Франсуа во время ограбления всего лишь стоял на страже, он предусмотрительно решил снова скрыться из столицы — надолго. Тогда же он написал и небольшую поэму «Малое завещание, или Лэ», в которой отписал свое несуществующее имущество друзьям и знакомым. В этой поэме Вийон представляет дело так, будто бы бежит из Парижа из-за неразделенной любви, а на самом деле, чтобы подготовить ограбление своего богатого родственника, которое, скорее всего,  не состоялось. Профессио-нальным преступником Вийон не был и участвовал в ограблении коллежа, чтобы разжиться деньгами для путешествия в Анжер, где хотел стать придворным поэтом «короля Сицилии и Иерусалима» Рене Анжуйского. Но эта попытка окончилась неудачей — Вийон не ужился при дворе герцога.

Жизнь без приключений казалась Франсуа пресной, и в Анжере он снова отличился. За какие грехи — неизвестно (говорили, что даже ради хорошего ужина Франсуа был способен на что угодно), но он был приговорен к повешению. В ожидании казни в тюрьме Вийон написал знаменитую «Балладу повешенного». Но  благодаря заступничеству именитых друзей приговор  отменили, и поэт снова  оказался на свободе.
    С 1457 по 1460 годы о жизни Франсуа Вийона ничего точно не известно. Существуют предположения, что он был главарем шайки кокийяров, именно потому, что некоторые произведения поэта написаны на их жаргоне. Но этот язык прекрасно знали и школяры, и бродячие комедианты, и священники — в их компании Вийон мог странствовать все эти годы.
    В 1460 году Вийон за очередную из своих «проделок» вновь оказывается в заключении, но уже в тюрьме Орлеана. Амнистия в честь приезда малолетней дочери Карла Орлеанского Марии спасла его от смерти — в который раз!
    Достоверно известно, что Вийон некоторое время служил при дворе герцога Карла Орлеанского, а затем при дворе герцога Жана Бурбонского, который даже пожаловал поэту шесть экю. Но дворцовая жизнь вскоре наскучила Вийону, и весной 1461 года он снова оказывается в родных пенатах — в тюрьме, на этот раз в городке Мен-сюр-Луар. О причине заключения поэта в тюрьму ходят самые невероятные предположения. Согласно одному из них, во время поэтического турнира при дворе Карла Орлеанского Вийон похитил таинственный манускрипт с рецептом шартреза — «эликсира долголетия». Рецепт этого ликера знали только три монаха монастыря Гранд-Шартрез, которые давали обет неразглашения, и которым разрешалось общаться только друг с другом и то, не чаще трех раз в неделю. Вийон же не только одержал победу в турнире, но и сумел выкрасть рецепт, что и стало причиной его ареста по приказу епископа Тибо д’Оссиньи. Что случилось с рецептом дальше, неизвестно. Но, как бы то ни было, и эта история для Вийона закончилась благополучно: недавно взошедший на престол Людовик XI, проезжая через городок, по традиции помиловал всех преступников, а вместе с ними был освобожден и Франсуа Вийон. Это было 2 октября 1461 года...
    Но его жизнь на свободе оказалась не намного лучше, чем в тюрьме — дело об ограблении Наваррского коллежа не  было забыто, и Вийону приходится прятаться в окрестностях Парижа. Здесь, скрываясь от правосудия, он и написал свое, пожалуй, самое значительное произведение — «Большое завещание».

Я душу смутную мою,
Мою тоску, мою тревогу
По завещанию даю
Отныне и навеки Богу
И призываю на подмогу
Всех ангелов – они придут,
Сквозь облака найдут дорогу
И душу Богу отнесут.

    Проделки поэта переполнили  даже чашу терпения его друзей, но, тем не менее, они постарались добиться для него условного помилования, и после нескольких дней, которые ему все-таки пришлось провести в тюрьме (3—7 ноября), он был освобожден, дав обязательство возместить свою долю от украденных 500 экю. В одном из писем прокурору после получения помилования он пишет: «Не правда ли, Гарнье, я хорошо сделал, что апеллировал, не каждый зверь сумел бы так выкрутиться». Создается впечатление, что Вийон играл в очень опасную игру с жизнью и смертью, что ему доставляли определенное удовольствие опасность и риск, наполняли жизнь остротой…
    Через некоторое время любовь к приключениям опять заставила Вийона забыть, что он находится в черном списке полиции. И снова тюрьма. На этот раз — Шатле. На этот раз — уличная драка, в которой был смертельно ранен папский нотариус. Вины Вийона в этом не было никакой — он просто присутствовал при потасовке. Но, учитывая прежние грехи, его подвергли пыткам и приговорили к повешению.
Прошение о помиловании, поданное им, было, скорее, жестом отчаяния — надеяться на то, что его выпустят из тюрьмы, было смешно. Но 5 января 1463 года безумные надежды Вийона оправдались: смертную казнь заменили десятилетним изгнанием из столицы, «принимая в соображение дурную жизнь поименованного Вийона». Он, обращаясь к суду, пишет «Балладу суду» с просьбой предоставить ему отсрочку исполнения приговора на три дня. Он ее получает и 8 января 1463 года покидает Париж. Больше о нем никто ничего не слышал. Достоверно известно одно: в 1489 году, когда Пьер Леве издал первый сборник его стихов, Вийона уже не было в живых…

Господь простит – мы знали много бед.
А ты запомни – слишком много судей.
Ты можешь жить – перед тобою свет,
Взглянул и помолись, а Бог рассудит…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

   Скупость сведений о реальной жизни Франсуа Вийона восполняется яркостью и полнотой его поэтического образа. В  многочисленных  балладах, рондо, катренах - традиционных жанрах средневековой  поэзии - лирический двойник поэта разыгрывает такое большое количество поэтических тем, ситуаций, масок, что перед нами предстает по существу вся художественная система поэзии Средневековья, воссозданная одновременно в концентрированном и пародийном виде. Притворно вживаясь в образы своих героев и даже героинь (монаха, сутенера, школяра, вора, гулящей девицы, набожной старухи, и т.д.), Вийон демонстрирует виртуозное владение различными языками и голосами эпохи. Он  не изобретает ни новых форм, ни нового стиля, но, обращаясь к мотивам и образам средневековой поэтической традиции,  никогда  не воспроизводит ее буквально, внося в свои стихотворения определенную внутреннюю дистанцию по отношению к тому, что в них изображает. Эту дистанцию поэт соблюдает даже тогда, когда  обращается к самым печальным темам, как тема собственных страданий и смерти. Об этом ярко свидетельствует, например, знаменитое его четверостишие:
 
Я Франсуа - чему не рад!-
Увы, ждет смерть злодея,
И сколько весит этот зад,
Узнает скоро шея.
                (пер. И.Г.Эренбурга)

Так же Вийон   пишет и о  любви,  описывая  свои воображаемые, а не действительные события:

Он умер, от любви страдая!
В том гульфиком поклялся он,
Юдоль земную покидая.
                (“Баллада последняя”, пер. Ф.Л.Мендельсона). 

    Под именем Вийона сохранилось несколько баллад, написанных на жаргоне воровского братства Кокийаров. Они почти не поддаются расшифровке. Впервые стихи Вийона были напечатаны в 1489 году парижским издателем Пьером Леве.
    Во всех своих произведениях поэт стремился  запечатлеть  не только личный опыт, но и детали реальной жизни, конкретных людей. Это становится главным новаторским завоеванием его главного сочинения - “Большого Завещания”. Вот почему поэта причисляют к тем, кто не только подводит литературный итог Средневековья, но и к зачинателям новой, ренессансной поэзии, к поэтам, уже стоящим на пороге эпохи Возрождения.

ИЗ  СТИХОВ  ВИЙОНА

От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя,
Куда бы ни пошел, везде мой дом,
Чужбина мне – страна моя родная.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышнее всех господ,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Я скуп и расточителен во всем,
Я жду и ничего не ожидаю,
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз – я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер – и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
И для меня презрение – почет,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не вижу я , кто бродит под окном,
Но звезды в небе ясно различаю.
Я ночью бодр и засыпаю днем.
Я по земле с опаскою ступаю,
Не вехам, а туману доверяю.
Глухой меня услышит и поймет.
И для меня полыни горше мед.
Но как понять, где правда, где причуда?
И сколько истин? Потерял им счет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
Не знаю, что длиннее – час иль год,
Ручей иль море переходят вброд?
Из рая я уйду, в аду побуду.
Отчаянье мне веру придает.
Я всеми принят, изгнан отовсюду.
               
                ВЕРГИЛИЙ МИРОН  ПУБЛИЙ

                (15 октября 70 года - 21 сентября 19 года до н.э).
 
     Вергилий — самый знаменитый поэт Августовского века. Родился  Вергилий  в небогатой семье в 70 году до н. э. близ Мантуи.
 Консулами  в это время были  Гней Помпей Великий, Марк Лициний Красс. Предание гласит, что ветка тополя, по традиции посаженная в честь родившегося ребенка, быстро разрослась и вскоре сравнялась с другими тополями; это предвещало младенцу особое покровительство богов, удачу и счастье.  Впоследствии "дерево Вергилия" почиталось как священное.
      Первое воспитание получил в Неаполе  и Милане, затем в Риме, в риторической школе Эпидия. В школе обучались  юноши из знатных фамилий, в том числе и будущий император Октавиан Август; дружеские связи, сложившиеся в юности, обеспечили Вергилию доступ в высшие круги римского общества. Здесь же он изучал греческую литературу и философию. Несмотря на интерес к эпикуреизму и на глубокое преклонение перед Лукрецием, Вергилий не примкнул к эпикурейскому учению.  Его больше привлекали Платон и стоики.
     В 45 году до н. э. Вергилий переехал в окрестности Неаполя, где стал слушателем философской школы эпикурейца Сирона. Он увлекался медициной, математикой и мечтал целиком посвятить себя занятиям философи-ей. В согласии с учением Эпикура он прожил жизнь уединенно, окруженный друзьями в небольшом поместье неподалеку от Неаполитанского залива. Юные годы Вергилия проходили в трагический период гражданских войн последних лет существования республиканского Рима.
Долгожданный мир, установился  только  к концу 30-х годов 1-го века до н. э. и  современники связывали с именем императора Октавиана Августа.
       Два первых крупных произведения Вергилия "Буколики"  - "Пастушеские стихотворения" (42-39 г до н. э.) и "Георгики" - "Земледельческие стихи" (38-30 до  н. э.), воспевают мирную жизнь на лоне природы. "Буколики" состоят из десяти эклог ("избранных стихов") и близки по форме "Идиллиям" Феокрита, знаменитого в Риме древнегреческого поэта Александрийской школы. Замечательная поэтическая техника Вергилия сказалась уже в этой первой книге поэта. В них попадаются еще выражения шаблонные, но нет ни одного небрежного стиха, все обработано с тщательностью и мастерством. В «эклогах» определилось искусство Вергилия писать афоризмами, которые потом, в течение тысячелетий повторял весь мир. Афоризмы щедро рассеянные в «Энеиде», так полно соответствовали миросозерцанию народа завоевателя, что быстро обратились в пословицы. Вергилий как бы запечатлевал в сжатой, меткой, красивой формуле то, что сам Рим выразил своей историей. И ни у одного историка нельзя найти более верной характеристики римлян, чем слова, вложенные Вергилием в уста одного из своих героев:

Выкуют пусть другие из дышащей меди нежнее
(Я допускаю), живей из мрамора выведут лики,
Лучше в судах защитят дела, движения неба
Циркулем изобразят, исходящие звезды опишут, -
Ты над народами править властию, римлянин, помни,
Вот в чем искусства твои: налагать условия мира,
Побежденных щадить и войной низвергать горделивых.»

Пастушеские  песни Вергилия полны мягкого лиризма. В них есть и сетования пастухов, покидающих родину, и песни о неразделённой любви, и тема народных состязаний в песенном творчестве.

     Центральная часть произведения, навеянная сицилийским мифом о пастухе Дафнисе, вносит в "Буколики" тему круговорота времен, смерти и воскресения.
    Светоний так описывал Вергилия: "Большого роста, крупного телосложения, лицом смуглый, походил на крестьянина.  Когда он приезжал изредка в Рим, показывался там на улице и люди начинали ходить за ним по пятам и показывать на него, он укрывался  от них в ближайшем доме». В Неаполе, где Вергилий обычно жил, его звали "Недотрогой" и «Девицей».  Он лишь иногда наведывался в Рим и слыл человеком очень образованным. Римляне почитали его как великого поэта, мастера слова. Правитель Октавиан Август считал его лучшим пропагандистом государственной политики. И сам Вергилий понимал свое творчество как общественное служение, очень ответственно к этому относился, был большим тружеником, славы не искал и жил затворником. Но его заметили. Меценат и Октавиан Август ввели его в круг государственных мужей, помогли взрасти славе поэта
     Женат Вергилий не был,  биографы говорят о его страстной привязанности к двум юношам, воспетым им, под вымышленными именами, в «Буколиках». Здоровья Вергилий был слабого, жил затворником, с друзьями встречался редко. Увлекался науками - медициной и особенно математикой. Всю жизнь мечтал бросить поэзию и целиком отдаться философии, об этом он говорил друзьям даже за считанные месяцы до смерти. Разговаривал поэт тяжело и несвязно, выступать публично не умел. Но стихи читал замечательно, и профессиональные ораторы завидовали тонкости и выразительности его интонаций.
   Ко времени учёбы в Риме относятся его мелкие стихотворения, из которых самое достоверное — Culet.  Над стихами Вергилий работал самоотверженно. Юношей он учился писать у молодых поэтов-новаторов, чьим правилом было: каждая строка должна быть обдуманной, каждое слово неожиданным, лучше меньше, да лучше. Этим заветам он остался верен на всю свою жизнь. Маленькие "Буколики" Вергилий писал три года, "Георгики" семь лет, "Энеиду" одиннадцать лет. Если посчитать, то окажется, что в "Буколиках" и «Георгиках" он сочинял меньше чем по стиху в день. А работа была ежедневной: поутру на свежую голову поэт слагал и диктовал  писцу сразу  большое количество стихов, а потом в течение дня их отделывал, оттачивал и сокращал - часто до нуля. 
     Хотя Вергилий и выглядел мужиком среди горожан  хотя и  родился в деревне в часе пути от Мантуи (еще век спустя там показывали тополь, по обычаю посаженный в день его рождения), хотя он и прославил в "Георгиках" сельский труд, но человеком "от земли" он не был и землю любил не как крестьянин, а как дачник. Неаполь и окрестная Кампания, где он жил, были излюбленными местами отдыха для изящного римского общества. На родину, в северную Италию, он возвращался лишь однажды, когда во время гражданской войны было конфиско-вано имение его отца. Вергилий два раза подвергался опасности потерять свои владения в Мантуе; но каждый раз его спасало личное вмешательство Октавиана, которому благодарный поэт посвятил вскоре две хвалебные эклоги.
    В Риме, куда Вергилий часто приезжал хлопотать по своим владениям, он сошелся с Меценатом и окружавшими его поэтами; впоследствии он ввёл в этот круг Горация, и оба поэта совершили вместе с своим покровителем воспетое ими обоими путешествие в Брундузий.
ПОСЛЕДНИЙ ГОД
Последнюю свою вещь, "Энеиду", Вергилий  писал неуверенно, как начинающий, вначале сочинил все двенадцать книг в прозе, потом частями, по настроению, перекладывал их в стихи. Вергилий боялся, что мастерство спугнет у него вдохновение; поэтому то, что не давалось ему сразу, он оставлял вчерне или откладывал на будущее. В "Энеиде" у него несколько десятков строк в разных местах так и остались дописанными  лишь до половины. До последних дней Вергилий считал поэму недоработанной и неудачной: даже императору Августу, настойчиво требовавшему показать хоть что-нибудь из этого неведомого чуда, он согласился прочесть лишь три книги - вторую, четвертую и шестую. Умирая, поэт попросил друзей подать ему рукопись; они отказались, понимая, что он бросит ее в огонь. Тогда он попросил, по крайней мере, не издавать ничего, что не издал бы он сам; и "Энеида" появилась в свет лишь после его смерти, бережно подготовленная друзьями-поэтами по распоряжению самого римского императора.
    Вергилий был верным проводником правительственных идей. Но он не стал бы великим поэтом, если бы только это и отображал своим творчеством.  Работая над  «Энеидой»,  он решил соперничать в жанре дидактической поэмы с греческим поэтом Гесиодом. В этой поэме он выразил, хоть и пространно, свои пристрастия в философии, свои представления о смысле жизни, о счастье. Все ждали новую поэму как величайшее событие. Другой замечательный поэт, Проперций, писал тогда:

Сдайтесь писатели Рима, сдайтесь Эллады:
Большее нечто растет и «Илиады» самой!»

Вергилий  не любил  путешествий,  но  всё- таки  отправился в Грецию, считая, что  для завершения «Энеиды» ему необходимо своими глазами увидеть Грецию и Трою.

В Греции он тяжело заболел и на корабле Августа, которого встретил в Афинах, направился обратно на родину. Однако  морская качка и жара подорвали его здоровье. С полпути   он вынужден был вернуться,  так как в Греции занемог от солнечного удара, а, высадившись в Италии, через несколько дней умер.
     Похоронили   его  в Калабрии, близ Неаполя.
     Говорят, умирая, он оставил два распоряжения - сжечь "Энеиду" и на его могильной плите выбить эпитафию:  «Мантуей был я рожден, Калабрией отнят. Покоюсь в Партинопее. Воспел пастбища, села, вождей».
   А "Энеиду" он завещал сжечь потому, что не успел ее закончить, боялся, что незаконченное произведение может получить ложное толкование.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

«Бойтесь данайцев, дары приносящих», - эта фраза, ставшая крылатой во всех языках мира, принадлежит великому римскому поэту Вергилию. В его изложении Троя пала не в честном бою, а от хитрости и коварства данайцев, не будь этого, "Троя не пала б досель и стояла твердыня Приама». Хитрость и коварство, по Вергилию, исходили от злокозненного Одиссея.
  "Энеида» Вергилия - это римский эпос. Вергилий, по сути, стал римским Гомером. Римлянин, читая "Энеиду ощущал живую связь своего народа с великой Троей, с древними италийскими племенами. Это наполняло его сердце гордостью за себя, за свой народ. Гомер не рассказал о падении Трои, Вергилий же нарисовал яркую картину падения города.
      Произведения Вергилия стали классикой, потому что они давали людям то, для чего существует литература: взаимопонимание. В них каждый находил то, что было ему доступно и близко, и все это не исключало, а дополняло друг друга. Неискушенный читатель мог увлекаться нежными чувствами "Буколик", важными наставлениями "Георгик", драматическими событиями "Энеиды". Искушенный читатель мог наслаждаться утонченной словесной тканью произведения, где каждый оборот фразы, каждое слово, каждый звук были одновременно и предельно естественны, и  предельно необычны. Знаток словесности мог любоваться, как Вергилий вставляет в свои стихи целые пересказанные отрывки и переведенные строки из Гомера и Феокрита, но так, что они органично входят в новый текст и служат новому смыслу, обогащая его древнейшими литературными слоями. Практический политик мог оценить, как издали и исподволь  подводит Вергилий читателя к приятию той программы возрождения древних римских доблестей, которую  в эти же годы декларировал император Август. И, наконец, всякий с несомненностью чувствовал, что стихи Вергилия как-то откликаются на его собственный жизненный опыт, а также на опыт каждого современника и, может быть, каждого человека вообще, - хотя, вероятно, и не смог бы сказать, в чем этот опыт состоит.
      Бывает, что от поэта в веках остается одна строка или одно стихотворение, но такие, что делают его имя бессмертным, а от Вергилия остались три его больших главных сочинений: "Буколики ", «Георгики»,  "Энеида».
     Поклонение, которым имя Вергилия было окружено при жизни, продолжалось и после смерти поэта; уже начиная с Августовского века, сочинения его изучались в школах, комментировались учёными и служили для предсказаний судьбы, как оракулы Сибилл. Имя Вергилия окружалось таинственной легендой, превратившейся в Средние века в веру в него как в волшебника. Основанием многочисленных легенд о его чудодейственной силе послужили некоторые непонятые места его сочинений.

                ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
                (1938 -1980)
ШТРИХИ БИОГРАФИИ
Родился 25 января 1938 г. в Москве в семье военного связиста.
 В 1947—1949 гг. жил с отцом и его второй женой в городе Эберсвальде-Финов (Германия), затем вернулся в Москву.  Во время учёбы в школе Высоцкий занимался в драмкружке и хотел поступать в театральный институт, но по настоянию родителей сдал экзамены в Московский строительный институт имени В. В. Куйбышева, откуда вскоре ушёл. Летом 1956 г. поступил в Школу-студию имени В. И. Немировича-Данченко при МХАТе. По окончании студии (1960 г.) работал в Московском драматическом театре имени А. С. Пушкина и в Московском театре миниатюр. Тогда же начал сниматься в кино.
В 1960 году в центральной печати проскакивает первое упоминание о Владимире Высоцком – в статье «Девятна-дцать из МХАТ» Л. Сергеева («Советская культура», 28 июня 1960 года).

С 1960 по 1964 годы, правда, с перерывами Владимир Высоцкий работает в Московском драматическом театре имени А.С. Пушкина. Он сыграл роль Лешего в спектакле «Аленький цветочек» по сказке С. Аксакова, и еще более десяти эпизодических ролей.

    1961 год – съёмки кинофильма «713-й просит посадку». Здесь он знакомится с Людмилой Абрамовой, которая впоследствии стала его второй женой. В этом же году он начинает писать песни. Самой первой песней считается написанная в Ленинграде «Татуировка». С этого момента песенное творчество становится наряду с актёрством главным делом всей жизни Высоцкого. Первые песни Высоцкого  были написаны  в стиле "дворовой романтики" и не воспринимались всерьез ни Высоцким, ни теми, кто был их первыми слушателями. Спустя несколько лет, в 1965-м, он напишет знаменитую "Подводную лодку", о которой Игорь Кохановский впоследствии скажет: "Подводная лодка - это было уже всерьез. И я думаю, что именно эта песня заявила о том, что пора его творческой юности кончилась".

     1964 год.  Высоцкий создает свои первые песни к кинофильмам, а также поступает на работу в Московский театр драмы и комедии, который находится на Таганке.
Владимир Высоцкий приходит в Театр на Таганке, который по выражению самого Высоцкого, стал для него "своим театром". "Ко мне в театр пришел наниматься молодой человек. Когда я спросил его, что он хочет прочитать, он ответил: "Я несколько своих песен написал, послушаете?" Я согласился послушать одну песню, то есть, фактически, наша встреча должна была продлиться не более пяти минут. Но я слушал, не отрываясь, полтора часа", - вспоминает Юрий Любимов. Так начался творческий путь Высоцкого в Театре на Таганке. Гамлет, Галилей, Пугачев,  - целая палитра образов, созданных вместе с Юрием Любимовым. Любимов поставит и последний спектакль с Высоцким - прощание Владимира Семеновича со зрителями...
       В театре на Таганке он проработал до конца  жизни

 Июль 1967 год – знакомство с Мариной Влади (Мариной Владимировной Поляковой), французской актрисой.   Высоцкий влюбился в нее после просмотра кинофильма "Колдунья". Он смотрел фильм по нескольку раз в день, мечтал о встрече многие годы. И вот, наконец, она состоялась. Первое знакомство произошло в ресторане ВТО - Высоцкий пришел туда после спектакля. "Краешком глаза я замечаю, что к нам направляется невысокий, плохо одетый молодой человек. Я мельком смотрю на него, и только светло-серые глаза на миг привлекают мое внимание. Но возгласы в зале заставляют меня прервать рассказ, и я поворачиваюсь к нему. Он подходит, молча берет мою руку и долго не выпускает, потом целует ее, садится напротив и уже больше не сводит с меня глаз. Его молчание не стесняет меня, мы смотрим друг на друга, как будто всегда были знакомы. Я знаю, что это - ты", - так описывает свое первое знакомство с Высоцким Марина Влади. Через несколько лет они поженились. Марина Влади была с ним рядом двенадцать лет. "Я жив, двенадцать лет тобой храним..." - успеет написать он на обратной стороне телеграфного бланка. И все эти годы Марина Влади пыталась замедлить бешеный ритм жизни Высоцкого.

В 1968 году его песни начинают критиковать во всех центральных газетах. Из-за чего Высоцкий пишет письмо в ЦК КПСС. В этом же году выходит его первая авторская грампластинка под названием «Песни из кинофильма «Вертикаль».

Летом 1969 года у Владимира Высоцкого произошла клиническая смерть. Как он потом вспоминал – тогда он выжил только благодаря тому, что Марина Влади в это время находилась в Москве.

Ноябрь 1971 года в театре на Таганке постановка спектакля «Гамлет», где у Высоцкого главная роль. Режиссер спектакля – Ю. Любимов.

15 июня 1972 года в 22:50 по эстонскому телевидению выходит первая передача о Высоцком «Парень с Таганки».

1975 год – Владимир Высоцкий селится в кооперативную квартиру в доме № 28 на ул. Малой Грузинской. В этом же году в первый и в последний раз при жизни Высоцкого публикуется его стихотворение в советском литератур-но-художественном сборнике «День поэзии».

1978 год – пишется на телевидении Чечено-Ингушской АССР.

1979 год – участвует в издании нового альманаха «Метрополь».

 22 января 1980 года – на центральном телевидении записывается программа «Кинопанорама». Ее фрагменты первый раз зрители увидят в январе 1981 года, ну а целиком передачу, хронометраж которой один час три минуты зрители увидят лишь в 1987 году.

25 июля 1980 года В. С.  Высоцкий умер.
В 1987 г. за роль капитана МУРа Глеба Жеглова в пятисерийной телевизионной ленте режиссёра С. С. Говорухина «Место встречи изменить нельзя» ему была посмертно присуждена Государственная премия СССР.
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* Владимир Высоцкий прожил сорок два с половиной года ровно — день в день. Кто-то из его поклонников подсчитал: это составило 15520 дней.

* Ровно за год до смерти, 25 июля 1979 года, Владимир Высоцкий, будучи на гастролях по Средней Азии, пережил клиническую смерть.

* Некоторые гитары Высоцкого имели необычную и длинную историю, а некоторые были сделаны специально для него.

* Владимир Высоцкий любил хорошие автомобили и быструю езду, он был одним из немногих, кто мог позволить себе в 70-ые и 80-ые годы автомобили иностранного производства. Это были не просто автомобили, а лучшие в своих классах Mercedes и BMW.

В честь Высоцкого:

• назван астероид «Владвысоцкий».
 • на всей территории бывшего СССР установлены более 20 памятников (и столько же памятных досок), ещё 4 памятника поэту есть за рубежом;

• имя Высоцкого носят более 30 улиц (в том числе в Болгарии и Германии);
• почти 20 скал и пиков, перевалов и речных порогов, каньонов и ледников названы в честь Высоцкого. Его имя присвоено даже горному плато на архипелаге Огненная Земля;
• именем Высоцкого названы театры, корабли, самолёт, кафе, сорта цветов;
• его памяти посвящены несколько спортивных турниров;
• существует, как минимум, 6 музеев Высоцкого (из них наиболее известен «Дом Высоцкого на Таганке»).

                ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

    14 сентября 1979 года Высоцкий выступал  в г. Пятигорске на телестудии.  «Какой вопрос вы хотели бы задать самому себе?» - спросил его телеведущий. Высоцкий ответил: « Я вам скажу… Может быть, я ошибусь… Сколько мне ещё осталось лет месяцев, недель, дней и часов творчества? Вот такой я бы хотел задать себе вопрос. Вернее, знать на него ответ».
   А  жить ему  оставалось  всего девять месяцев.
   К сожалению, последние пять лет своей жизни  Высоцкий злоупотреблял алкоголем и наркотиками. Как считал сам поэт,  этот уход от жизни был своего рода разрядкой от  той сумасшедшей жизни, которую он вёл последнее время. Но наркотики и алкоголь подтачивали организм поэта и, в конце концов, стали причиной его гибели. Врач Анатолий Федотов, который не раз спасал Высоцкого от смерти, вспоминает:
   - «18 июля 1980 года я с сыном был на «Гамлете» - меня нашёл Валера Янклович.
- Володе очень плохо.
Я – за кулисы. Вызвали скорую. Сделали укол – он еле доиграл. А на следующий день ушёл в такое «пике»! Таким я его никогда не видел. Что-то хотел заглушить? От чего-то уйти? Или ему надоело быть в лекарственной зависимости? Хотели положить его в больницу, уговаривали. Бесполезно! Теперь – то понятно, что надо было силой увезти.
   23 июля при мне приезжала бригада реаниматологов из Склифосовского. Они хотели провести его на искусст-венном аппаратном  дыхании, чтобы перебить  дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезли к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире – решили забрать через день, когда освобождался  отдельный бокс. Я остался с Володей один – он уже спал. Потом меня сменил Валера Янклович.
   24  июля я работал…. Часов в восемь вечера заскочил на Малую Грузинскую к Володе. Ему было очень плохо, он метался по комнатам. Стонал, хватался за сердце. Вот тогда при мне он сказал Нине Максимовне:
   - Мама, я сегодня умру…
   Я уехал по неотложным делам на некоторое время. Где-то около двенадцати звонит Валера:
   - Толя, приезжай, побудь с Володей. Мне надо побриться, отдохнуть.
 Я приехал. Он метался по квартире. Стонал. Эта ночь была для него очень тяжёлой. Я сделал укол снотворного. Он всё маялся.  Потом затих.  Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате.
   А я был со смены. Уставший, измотанный. Прилёг и уснул – наверное, часа в три.
 Проснулся от какой-то  зловещей тишины -  как - будто меня кто-то дёрнул. И к Володе! Зрачки расширены, реакции на свет нет. Я давай дышать, а губы уже холодные, поздно.
   Между тремя и тремя с половиной  пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике -  был острый  инфаркт  миокарда. А когда точно остановилось сердце – трудно сказать… Вызвал реанимацию, хотя было ясно, что ничего сделать уже нельзя. Вызвал для успокоения совести. Позвонил в милицию, чтобы потом не было слухов о насильственной смерти.
   Смог бы я ему помочь? Трудно сказать, но я бы постарался сделать всё. До сих пор не могу простить себе, что заснул тогда… Прозевал, наверно, минут сорок».

Официального объявления о смерти Высоцкого не было.  Только над окошком театральной кассы  на Таганке было вывешено скромное объявление: «Умер актёр Владимир Высоцкий». Всем, купившим билеты на спектакль, предлагалось получить деньги в кассе. Но не один человек билеты на несостоявшийся спектакль не сдал – каждый хранил его как  ценную реликвию.

Хлопоты по похоронам В.Высоцкого взяли на  себя Марина Влади  и Иосиф Кобзон. Вот что пишет  об этом М. Влади  в своей книге  «Прерванный полёт»:
«Мы направляемся целой делегацией к директору Ваганьковского кладбища. Оно находится в нескольких шагах от нашего дома.   Приезжает Иосиф Кобзон. Как только директор впускает его к себе в кабинет, он говорит: «Нужно место для Высоцкого» — и протягивает ему пачку сторублевок, целое состояние. Срывающимся от рыданий голосом директор кладбища говорит: — Как вы могли подумать, что я возьму деньги? Ведь я любил его!..
   Он уже выбрал   лучшее  место, как раз  в середине площадки, у входа, чтобы сюда могли приходить люди поклониться праху великого артиста».
  Власти не простили директору кладбища такого «самоуправства», и он потерял своё место.
Кобзон несколько иначе рассказывал о происшедших событиях. «Никаких денег директору кладбища я  предложить даже не успел. Директор отвёл мою руку со словами: Не надо, Иосиф Давыдович! Я любил Высоцкого не меньше вашего..»  А вот свидетельство   о подробностях похорон  В. Высоцкого  бывшего кладбищенского кассира Ирины Кретовой:
 — Нам, кладбищенским работникам было известно, что место под могилу Высоцкого отвели в захудалом углу кладбища. Там и начали могилу копать. Но потом, смотрим, почти у самого входа тоже стали землю рыть. Для кого — непонятно? Где именно будут хоронить  Высоцкого, стало известно только перед тем, как гроб с телом на кладбище привезли.
Во время самих похорон вокруг кладбища творилось что-то невообразимое: люди залезали на деревья, ограды могил. Их оттуда стаскивали, запихивали в «воронки» и увозили в неизвестном направлении.
 
 — У места этого, ну, то есть, где похоронен Высоцкий, на самом деле жутковатая история. Когда-то там находилась полузаброшенная могила. Кладбищенские об этом знали. Потом вдруг обнаружилось, что в ней захоронен сын одной старушки. В 1979 году старушка эта уезжала из Москвы в свою деревню, куда-то под Калугу. И попросила дирекцию кладбища провести изъятие тела. Захотела забрать останки сына с собой. Эксгумацией занимался кладбищенский смотритель Юрий Бояров. Все ж на моих глазах происходило: старый гроб вырыли, косточки собрали, переложили в маленький такой гробик и увезли.
Так освободилось место. Но занимать его не стали. Каким-то образом тогдашнему директору удалось огородить участок от посторонних. Он там оградки с соседних могил чуть-чуть подвинул. Вроде место свободное появилось, а посмотреть его практически нельзя было. Это сейчас там просторно. А в 80-м году все было по-другому. Именно там Высоцкого и захоронили.
                ГАРШИН ВСЕВОЛОД ИВАНОВИЧ
                (1855 –1888)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

      Гаршин Всеволод Михайлович - Гаршин, Всеволод Михайлович - один из наиболее выдающихся писателей литературного поколения семидесятых годов  девятнадцатого  века. Родился 2 февраля 1855 г. в Бахмутском уезде, в старой дворянской семье. Детство его было небогато отрадными впечатлениями; в его восприимчивой душе, на почве наследственности, очень рано стал развиваться безнадежно-мрачный взгляд на жизнь. Немало этому содействовало и необыкновенно раннее умственное развитие. Семи лет он прочел "Собор Парижской Богоматери" Виктора Гюго и, перечитав его 20 лет спустя, не нашел в нем ничего для себя нового. 8 и 9 лет он зачитывался "Современником". В 1864 г. Гаршин поступил в 7 петербургскую гимназию (теперь первое реальное училище) и по окончании в ней курса, в 1874 г., поступил в горный институт.
    В 1876 г. он совсем уже собрался отправиться добровольцем в Сербию, но его не пустили, потому что он был призывного возраста. 12 апреля 1877 г. Гаршин вместе с товарищем готовился к экзамену по химии, когда принесли манифест о войне. В ту же минуту записки были брошены, Гаршин побежал в институт подавать просьбу об увольнении, а через несколько недель он уже был в Кишиневе вольноопределяющимся Болховского полка. В сражении 11 августа под Аясларом, как гласила официальная реляция, "рядовой из вольноопределяющихся  В. Гаршин примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу". Рана была неопасная, но в дальнейших военных действиях Гаршин уже участия не принимал.
         Произведенный в офицеры, он вскоре вышел в отставку, с полгода пробыл вольнослушателем филологиче-ского факультета Петербургского университета, а затем всецело отдался литературной деятельности, которую, незадолго до того, начал с блестящим успехом. Еще до ранения он написал  рассказ о военных действиях  "Четыре дня", напечатанный в октябрьской книжке "Отечественных Записок" 1877 г. и сразу обративший на себя всеобщее внимание.  Последовавшие за "Четырьмя днями" небольшие рассказы: "Происшествие", ""Трус"", "Встреча", "Художники"  укрепили известность молодого писателя и сулили ему  большую  будущность. Душа его, однако, все более и более омрачалась, и в начале 1880 г. появились серьезные признаки психического расстройства, которому он подвергался еще до окончания гимназического курса.  В первое время расстройство  было не очень заметно  и  трудно было определить, где кончается высокий строй души, и где начинается безумие. Так, тотчас после назначения графа Лорис - Меликова начальником верховной распорядительной комиссии, Гаршин отправился к нему поздно вечером и не без труда добился свидания с ним. Во время разговора, продолжавшегося более часа, Гаршин делал весьма опасные признания и давал весьма смелые советы всех помиловать и простить. Лорис - Меликов отнесся к нему чрезвычайно ласково. С такими же проектами всепрощения Гаршин поехал в Москву к обер - полицеймейстеру Козлову, затем отправился в Тулу и пешком пошел в Ясную Поляну к Льву Толстому, с которым провел целую ночь в восторженных мечтаниях о том, как устроить счастье всего человечест-ва. Но затем душевное его расстройство приняло такие формы, что родным пришлось поместить его в харьковскую психиатрическую клинику. Пробыв в ней некоторое время, Гаршин поехал в херсонскую деревню дяди по матери, оставался там до 1882 года, и, совершенно выздоровев, в конце 1882 г. приехал в Петербург. Чтобы иметь определенный нелитературный заработок, он поступил в контору Аноловской бумажной фабрики, а затем получил место в общем съезде русских железных дорог. Тогда же он женился и чувствовал себя вообще хорошо, хотя по временам у него и бывали периоды глубокой, беспричинной тоски.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ БИОГРАФИИ

* В 1880 году было совершено покушение на главу Верховной распорядительной комиссии Лорис- Меликова, исполнителя – молодого революционера Млодецкого – приговорили к смерти, и Гаршин, добившись аудиенции у Лорис -Меликова, просил о помиловании осужденного, говорил о том, что эта смерть повлечет за собой множество других смертей – и чиновников, и террористов. Однако к его словам не прислушались, и Млодецкий был казнен.

*Друг Гаршина, писатель Г. Успенский, после смерти  писал, что Гаршина погубили «впечатления действительной жизни», которые описал так: «Один и тот же ежедневный «слух» – и всегда мрачный и тревожный; один и тот же удар по одному и тому же больному месту, и непременно притом по больному, и непременно по такому месту, которому надобно «зажить», поправиться, отдохнуть от страдания; удар по сердцу, которое просит доброго ощущения, удар по мысли, жаждущей права жить, удар по совести, которая хочет ощущать себя».

* В.М. Гаршина называли «современным Гамлетом», «Гамлетом сердца». По свидетельству современников, с этим шекспировским героем писателя сближало болезненно обостренное неприятие любой несправедливости, несовершенства человеческих взаимоотношений, которое вызывало у него постоянные, почти физические муки совести и сострадания. Сам Гаршин незадолго до своей трагической кончины признавался «Хорошо или нехорошо выходило написанное — это вопрос посторонний; но что писал я в самом деле одними своими нервами и что каждая буква стоила мне капли крови, то это, право, не будет преувеличением».

В 2012 году знаменитой сказке Всеволода Михайловича Гаршина исполняется 125 лет. Впервые «Лягушка-путешественница» была издана в детском журнале «Родник» в номере 7. Иными словами, знаменитая сказка В.М.Гаршина «Лягушка — путешественница» справляет свой юбилей в достойном ряду с другими книгами-юбилярами этого года!

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

    В начале 1887 г. показались угрожающие симптомы; болезнь развилась быстро.   «Он плакал, - по словам     В. А Фаусека, - жаловался на свои страдания и приходил всё в большее и большее отчаяние. По ночам его мучила бессонница, и засыпал он часто не раньше пяти часов утра; проснувшись, он не имел силы встать с постели и лежал иногда до трёх – четырёх часов дня. Никакого занятия он не мог переносить: его переплётный станок всю зиму простоял без употребления. Общество людей несколько развлекало его, но не на долго. Иногда, когда к нему собиралось вечером несколько друзей, и завязывался живой разговор о всяких вещах – о литературе, политике, о природе, он сначала вялый, молчаливый и грустный, постепенно оживлялся, голос его становился громче и сильнее, он стряхивал с себя тоску свою и делался  на некоторое время тем же умным и  живым собеседником, каким был обыкновенно. Но как только он оставался один, минутное искусственное оживление исчезало мгновенно, и душой его опять овладевал мрак отчаяния».
    Друзья его советовали ему уехать; но он ни за что не хотел, боялся безлюдья и зимней дурной погоды где-нибудь на юге, куда он бы мог  он  поехать. Н. А Ярошенко предлагала ему поехать в Кисловодск  и жить там у них на даче. Всеволоду Михайловичу стало хуже, он решил воспользоваться этим предложением и начал собираться в дорогу. Но после короткого перерыва болезнь  стала развиваться быстрыми темпами; он стал бояться за себя, поехал к доктору Фрею и советовался с ним. Доктор ещё надеялся на улучшение и уговаривал его немедленно уехать. У него стали, по-видимому, проскальзывать безумные идеи, так как в последние дни у него вырывались замечания и слова, непонятные для слушателей. Он чувствовал, вероятно,  приближение безумия, не выдержал страшного ожидания, и 19 – го марта, накануне назначенного отъезда, когда всё уже было готово и вещи уложены, после мучительной бессонной ночи в припадке безумной тоски, вышел он из своей квартиры, спустился этажом ниже и бросился с лестницы в пролёт. 
   Как пишут очевидцы, - «Его подняли разбитого, с поломанной ногой, и перенесли в квартиру. Те несколько часов, которые он оставался ещё в сознании, он глубоко страдал нравственно, не переставал упрекать себя за свой поступок; в близости конца он, кажется, был вполне уверен.  «Неужели? неужели?» сказал он, глядя на свои изувеченные ноги; были ли это радость, что прекратятся его страдания, или ужас при мысли, что всё кончено. Это оставалось непонятным. Доктору, который пообещал, что через месяц он встанет, он ответил усмешкой. Когда А.Я. Герд приехал к нему, он застал Гаршина лежащим на кровати и целующим руки жены. На вопрос, больно ли ему, страдает ли он,  он ответил : «Что значит эта боль  в сравнении с тем, что здесь! -  и указал на сердце. Когда физическое страдание усиливалось, Всеволод Михайлович говорил: «Так мне и нужно, так мне и нужно».
    Из маленькой квартиры в Поварском переулке, где было неудобно оставлять больного в тесноте помещении, и по недостатку воздуха он был перевезён  в лечебницу Красного Креста (на Бронницкой улице). Там он вскоре по прибытии впал в бессознательное состояние и уже не выходил из этого состояния до смерти. « Я увидел его, - рассказывал В. А.  Фаусек, - уже в больнице, в бессознательном состоянии. Около него находились  жена и  В. М. Латкин. Он казался спящим крепким и спокойным сном здорового, но очень утомлённого человека. Дыхание его было сильное и громкое. Он не шевелил ни рукой, ни ногой, и жена его ( бывшая при нём неотлучно) время от времени меняла положение его головы и тела, чтобы не отекали члены. К голове его прикладывали лёд. Красивый  южный тип его смуглого лица, его густые чёрные волосы как – то особенно резко выделялись на белизне подушки, белом одеяле и белом платке, прикрывавшем его голову. Выражение лица было спокойное и не выражало страдания».
    В четверг, 24 марта он тихо скончался. Похороны Всеволода Михайловича были назначены на субботу, 26 марта. Проходили они в торжественной обстановке. Собралось несколько тысяч человек, пожелавших проводить его   к месту последнего упокоения. На гроб было положено более 20 венков, из которых особенно выделялись венки  от высших заведений Петербурга, а также от разных женских «курсов»  высших, фельдшерских, акушер-ских. На могиле были произнесены обычные речи. Печать единодушно оплакала безвременную утрату лучшего из молодых писателей, а друзья не могли утешиться, потеряв в лице его человека, который своей цельностью и чистотой пробуждал в  них силы к самосовершенствованию.
   Память его в этом же году была увековечена двумя сборниками.  Один был издан друзьями Гаршина и назывался «Памяти Гаршина», другой  сборник  - «Красный цветок», был издан несколькими молодыми беллетристами, сверстниками Гаршина. Оба сборника разошлись в течение года.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В чрезвычайно субъективном творчестве Гаршина с необыкновенной яркостью отразился тот глубокий душевный разлад, который составляет самую характерную черту литературного поколения 70-х годов и отличает его как от прямолинейного поколения 60-х годов, так и от поколения позднейшего, мало заботившегося об идеалах и руководящих принципах жизни. По основному складу своей души Гаршин был натура необыкновенно гуманная; первое же его художественное создание - "Четыре дня" - отразило именно эту сторону его духовного существа.
      Все, что писал Гаршин, было как бы отрывками из его собственного дневника; он не хотел пожертвовать в угоду чему бы то ни было ни одним чувством, которое свободно возникло в его душе. Рядом с всепроникающим чувством гуманности в творчестве Гаршина, как и в нем самом, жила и глубокая потребность в деятельной борьбе со злом. На этом фоне создался один из наиболее известных его рассказов: "Художники».  Но безнадежный меланхолик по всему складу своего духовного и физического существа, Гаршин не верил ни в торжество добра, ни в то, что победа над злом может доставить душевное равновесие, а тем более счастье. 
       Художественные силы Гаршина, его умение живописать ярко и выразительно, очень значительны. Немного он написал - около десятка небольших рассказов, но они дают ему место в ряду мастеров русской прозы. Лучшие его страницы в одно и то же время полны щемящей поэзии и такого глубокого реализма, что, например, в психиатрии ""Красный Цветок"" считается клинической картиной, до мельчайших подробностей соответствующей действи-тельности.    

- : -

Нет, не дана мне власть над вами,
Вы звуки милые поэзии святой;
Не должен я несмелыми руками
Касаться лиры золой.

Но если сердце злобой разгорится,
И мстить захочет слабая рука –
Я не могу рассудку покориться,
Одолевает злобная тоска,

И я спешу в больных и буйных звуках
Всю желчь  души истерзанной излить,
Чтоб хоть на миг один забыть о муках,
И язвы сердца утолить.

Январь 1886 г.

                ГЕНРИХ  ГЕЙНЕ
                (1797 – 1856)               

   ШТРИХИ БИОГРАФИИ

                Как часовой на рубеже свободы
                Лицом к врагу стоял я тридцать лет,
                Я знал, что здесь мои промчатся годы,
                И я не ждал ни славы, ни побед.

                Свободен  пост! Моё слабеет тело…
                Один упал – другой сменил бойца!
                Я не сдаюсь! Ещё оружье цело,                И только жизнь иссякла до конца

     Родился Генрих Гейне 13 декабря 1797 в Дюссельдорфе в еврейской семье. Французская оккупация внесла в атмосферу раздробленной Германии прогрессивные идеи, в т.ч. новые принципы гражданского и религиозного равенства, которые на всю жизнь сделали Гейне «либералом» в традициях Французской революции. Полученное им смешанное образование несомненно способствовало формированию его в целом космополитического мировоззрения. После частной еврейской школы он учился в лицее, где уроки велись на французском языке и даже католическими патерами.
      Безуспешными оказались попытки Гейне заняться коммерцией, сначала во Франкфурте-на-Майне (1815), затем в Гамбурге (1816-1819). Он учился в Бонне (1819), Геттингене (1820) и Берлине (1821-1823), где испытал сильное влияние Гегеля. В итоге, вернувшись в Геттинген, в 1825 получил звание доктора права. После того как Пруссия в 1823 отняла у евреев гражданские права, Гейне сделался заклятым врагом прусского режима, хотя, по примеру многих современников, принял лютеранство (1825). Официальная перемена вероисповедания не дала ему никаких преимуществ, ибо его сочинения раздражали власти куда больше, чем его религия. Сложности с объединенной австро-прусской цензурой начались очень скоро и преследовали его всю жизнь.
       В сфере интересов Гейне главное место всегда занимала литература. В Бонне он познакомился с А.В.Шлегелем и посещал его лекции. Первые свои стихи Гейне опубликовал в 1817; первый сборник, «Стихотво-рения»  вышел в свет в 1821, а первый стихотворный цикл «Лирическое интермеццо» - в 1823. Пробовал  свои силы  он и в политической публицистике.
      После университета Гейне предполагал заняться в Гамбурге юридической практикой, но, в конечном счете, предпочел литературную деятельность и весьма быстро укрепил свои позиции как в прозе, так и в поэзии. Первый из четырех томов его   Путевых картин «Путешествие по Гарцу» (1826 г)  принес ему широкую известность, и впредь он зарабатывал на жизнь литературным трудом. Путевые картины ознаменовали также начало его многолетнего сотрудничества с гамбургским издателем Ю. Кампе. В эти годы Гейне много разъезжает, проводит 3-4 месяца в Англии (1827), затем в Италии (1828), где задерживается чуть дольше; эти поездки послужили материалом для следующих томов Путевых картин (1829, 1831). Одновременно он перерабатывает свои стихи и составляет  «Книгу песен» (1827), снискавшую широкое признание не в последнюю очередь потому, что многие стихи были положены на музыку Ф. Шубертом и Р.Шуманом.
     Отныне Гейне был профессиональным литератором. Июльская революция 1830 дала ему ответ на вопрос, что делать дальше: в мае 1831 он уезжает из Германии и навсегда поселяется в Париже. Париж круто изменил его жизнь, он поднялся на новую ступень как прозаик и публицист. Его репортажи о Франции были посвящены общественной жизни, политике, искусству и театру; репортажи о Германии - литературе и философии. Статьи Гейне о Германии выходили на двух языках и включают работы  «Романтическая школа» (1833) и  «К истории религии и философии в Германии» (1834).
     В 1834 Гейне познакомился с молоденькой продавщицей Кресанс Эжени Мира, которую увековечит в стихах под именем Матильды. В 1841 они поженились.
    В 1835 в Пруссии рейхстаг запретил произведения ряда политически прогрессивных авторов  «Молодой Германии». Имя Гейне стояло в списке рядом с именами К. Гуцкова, Г. Лаубе, Т. Мундта и Л. Винбарга. Не сумев снискать благосклонность официальной Пруссии, Гейне не ладил и с немецкими революционерами-реформаторами, которых в Париже объединил вокруг себя Л.Берне. Берне резко обрушился на Гейне в своих Письмах из Парижа, и Гейне был вынужден ответить. Сделал он это уже после смерти Берне в работе «Людвиг Берне» (1840 г).  В том же 1840 Гейне возобновил во «Всеобщей газете» разносторонние публикации о жизни Парижа, в 1854 вышедшие отдельной книгой под названием Лютеция . Это были его последние опыты в области журналистики; он начал писать стихи, которые вновь заняли доминирующее положение в его творчестве, о чем свидетельствуют вышедшие одна за другой книги «Атта Тролль» (1843) и  «Новые стихотворения» (1844) .  Книга «Зимняя сказка» (1844), итог состоявшейся годом раньше поездки на родину - одно из самых сильных его произведений.
     К тому времени здоровье поэта было сильно подорвано; семейные ссоры, последовавшие за смертью дяди в 1844, обострили болезнь, которая в 1848 приковала Гейне к постели. Это несчастье, однако, не положило конец его литературной деятельности.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ  ЖИЗНИ

* Для творца всегда невыносимо видеть, как гибнут его творения, Гейне пережил такое дважды. Во время пожара, произошедшего в родительском доме, погибла часть его рукописей, которые он доверил матери. Второй случай был еще страшнее. Родственники, узнав, что поэт пишет воспоминания, перепугались: не поведает ли он миру что-нибудь неподобающее об их семействе. Воспользовавшись тяжелым материальным положением Гейне, они выкупили у него за мизерную сумму единственный экземпляр четырехтомной рукописи — плод напряженного семилетнего труда. И сожгли!

* …С юности Гейне страдал головными болями, позже появились нервные при¬падки, а в зрелом возрасте его настигла тяжелая неизлечимая болезнь — про¬грессирующий паралич. В 1848 году по¬луслепой, хромой, он в последний раз выйдет из дома, чтобы посетить Лувр и еще раз взглянуть на божественную кра¬соту Венеры Милосской. С тех пор до са¬мой смерти — восемь лет! — он оставался прикованным к своей «матрацной могиле» — тем 12 матрацам, на которых лежал. Но из этих восьми лет, несмотря на ужасные страдания, Гейне не упустит ни одного дня: сохраняя удивительную мощь духа, необычайную ясность и крепость мышления, он будет продолжать творить!

*…А еще в жизни Гейне были женщины — непохожие друг на друга, умницы-кра¬савицы (и не очень), любившие его (и не очень), — они украшали и калечили жизнь поэта, но, может быть, именно им мы обязаны его высокими и вдохновенными, страстными и трагическими ше¬деврами.
Однако «главная» женщина его жизни, вместе с которой он был почти тридцать лет — не была его Музой…

Любовь с псевдонимом

В истории литературы эта женщина осталась как Матильда Гейне. Но инте¬ресно то, что на самом деле ее звали Крессенсия - Эжени Мира, а поэт упорно называл ее Матильдой: в то время это женское имя было излюбленным у рома¬нистов…
Кто же была эта женщина, которую лю¬бимый человек называл не иначе как псевдонимом?
Матильда, точнее Эжени Мира, была простой крестьянкой, до пятнадцати лет жила в деревне, а потом приехала в Париж к тетке-башмачнице — там-то ее и встре¬тил Гейне. Случилось это в 1830 году.
Высокая шатенка с прелестным личи¬ком, на котором блестели большие и вы¬разительные глаза, а за полуоткрыты-ми Ярко-красными губами виднелись зубы ослепительной белизны; Эжени, с первой же минуты знакомства заинтересовала поэта. Да и она не оставила без внимания молодого и привлекательного Гейне: красивый, с каштаново-золотистыми кудрями, в элегантной светло-бе¬жевой тройке, под распахнутым кремовым воротом свободно повязан шелковистый бело-голубой шарф…
Их знакомство очень быстро переросло в увлечение, а увлечение — в любовь, оставшуюся с ними до последних дней жизни.
Они прожили вместе невенчанными шесть лет, и даже не все друзья знали об их романе. Они нередко ссорились, и, как ни странно, одна из ссор, происшедшая летом 1836 года, привела к тому, что они… официально стали мужем и женой!
«Пигмалион» и «Галатея»
    Матильда ко времени их знакомства была необразованна, даже не умела чи¬тать. Гейне посчитал такое положение дел неправильным и активно взялся «лепить» из своей подруги женщину, достойную просвещенного XIX века! Матильда стала для поэта Галатеей, которую он образовывал и воспитывал. Обучение в пансионе, домашние уроки за несколько лет сделали свое дело.
    В середине 1840-х годов молодая жена Гейне (конечно же, с его помощью и бла¬годаря его имени) сумела устроить в их доме модный литературный салон, где собирался чуть ли не весь тогдашний цвет европейской литературы. Нередкими гостями здесь были датский сказочник Ганс Христиан Андерсен и Аврора Дюдеван, более известная под псевдони¬мом Жорж Санд, вальяжный седовласый красавец Александр Дюма, знаменитый французский песенник Пьер-Жан Бе¬ранже и знаток человеческих трагедий Оноре де Бальзак…
Хотя, надо признать честно, поэзии Матильда не любила, не понимала, и произведения своего великого мужа прочесть, судя по всему, так и не удосужилась!..

Холодным февральским днем…
    Генрих Гейне умер 17 февраля 1856 года, без пятнадцати четыре утра.
С присущей ему самоиронией он предсказывал: «Монмартр будет моей квартирой с видом на вечность…» И именно туда, на высокий холм, с которого открывается вид на Париж, двигалась траурная процессия — близкие и друзья поэта, жена Матильда, Камилла Сельден, поэт Теофиль Готье, Александр Дюма, немецкие и французские литераторы, несколько политических эмигрантов. Среди провожающих не было ни бывших возлюбленных, ни любимой сестры, ни родных братьев: то ли им не сообщили, то ли они не посчитали нужным проститься.
Над могилой поэта Матильда поставила скромный памятник: плиту, на которой вырезано всего два слова — «Генрих Гейне».
…После смерти любимого человека Матильда была верна его памяти так же, как верна была ему при жизни. Она боль¬ше не вышла замуж: хотя ей не раз предлагали руку, она отказывала всем, не желая забывать мужа и носить другое имя.
Жизнь она вела скромную, размерен¬ную, иногда позволяя себе развлечения вроде посещения цирка или народного театра, когда там ставились веселые пьесы.
Если кто-нибудь был у нее в гостях, Матильда непременно подавала на стол какое-либо блюдо, которое особенно любил ее «дорогой Анри», веря, что этим обнаруживает уважение к памяти поэта.
     Почитателям творчества поэта она с удовольствием рассказывала о покойном муже, и эти ее рассказы — простые и безыскусные — были очень трогательны.
…Они расстались на холме Монмартра холодным февральским днем 1856 года, и воссоединились на небесах через 27 лет: Матильда умерла холодным февралем, в тот же день, что и великий Гейне— ее «милый Анри»…

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ

    Революционный 1848 год Гейне встретил  смертельно больным. Несколько месяцев он провёл в больнице, но  улучшения не наступало. Прогрессировал паралич,  передвигаться с каждым днём становилось всё трудней и трудней. Постоянные головные боли не давали покоя ни днём, ни ночью. Время от времени они сменялись   обмороками и  нервными припадками.   По собственному признанию, поэт вышел  из дома последний раз в мае 1948 года.
      «Лишь с трудом мне удалось доплестись до Лувра, я чуть не упал от слабости, войдя в благородный зал, где стоит на своём постаменте  вечно благословенная богиня красоты, наша Матерь Божья из Милоса. Я долго лежал у её ног и плакал так горестно, что слезами моими тронулся бы даже камень. И богиня глядела на меня с высоты сочувственно, но так безнадежно, как будто хотела сказать: «Разве ты не видишь, что у меня нет рук и я не могу тебе помочь».       В это время болезнь вступила в такую стадию, когда стало  мучительно любое движение, болезненным было даже прикосновение к измученному телу. Поэту грозила полная неподвижность. Родные  даже соорудили ему специальную постель, которую Гейне с горькой иронией называл  «матрацной могилой».
     К середине 1948 года  болезнь достигла такой степени, что поэт не мог даже собственноручно написать письмо. Дни шли за днями. Прошёл один год, второй. Улучшения не наступало. Одному из своих друзей (Лаубе) Гейне сообщал:  «Двадцать месяцев я лежу в постели с параличом всех членов, днём и ночью извиваясь в ужасных болях. Постоянные конвульсии, чудовищные судороги, почти полная слепота – бедствия, редко встречающиеся в анналах человеческого страдания, неслыханное, страшное, безумное бедствие!»
    Но, несмотря на постоянные боли и ужасные страдания, поэт не собирался сдаваться.  В 1850 году он с твёрдой убеждённостью говорил одному из своих  собеседников:  « Самое жалкое земное существование кажется мне куда завиднее и предпочтительнее  небесных радостей».
    И хотя  около «матрацной могилы»  поэта постоянно находились друзья, родственники, знакомые, его не покидало  чувство одиночества и  оторванности от активной жизни. Несколько раз навестили Гейне Карл Маркс и Ф. Энгельс. Около его постели можно было встретить и композиторов, и издателей, и  поэты.  И всегда рядом были верные друзья – книги.
В первые годы болезни Гейне почти ничего не публиковал.  Но творческие замыслы его не иссякали. Он постоянно напоминал своему издателю Кампе о том, что пора, наконец, издать полное собрание его сочинений. «Вы, кажется, хотите дождаться моей смерти, чтобы использовать её  в качестве рекламы  для собрания сочинений, - иначе я не могу объяснить вашу равнодушную медлительность. Не беспокойтесь, этой рекламы долго ждать не придётся», - писал он  издателю.  Поэт оказался прав.  Кампе  приступил к изданию сочинений Гейне в 1861-1863 гг.
    Несмотря на болезнь, Гейне продолжал работать.  В недолгие часы и минуты, когда боль  ненадолго отступала  поэт продолжал писать книгу, которой суждено было  умножить его поэтическую славу. Называлась книга – «Романсеро».  Так в далёком средневековье назывались сборники   испанских народных песен, воспевавших борьбу народа за свою свободу. Главная мысль книги Гейне  тот же – не оставлять борьбу, не сдаваться, до последнего вздоха отстаивать правое дело. И своим примером поэт доказывал эту мысль. Обречённый на полную неподвижность, полуслепой, в промежутках между страшными приступами боли,  поэт создавал одну их самых замечательных книг своего времени. Секретарь поэта вспоминал: « Слух поэта был уже ослаблен, гдаза – закрыты, и с трудом мог он тощим пальцем приподнять отяжелевшие веки, чтобы разглядеть что-нибудь… Он не мог выносить не малейшего шума. Его страдания были так сильны, что для того, чтобы добиться хоть небольшой передышки, хотя бы четырёхчасового сна, ему приходилось принимать морфий в трёх различных видах. В эти бессонные ночи он создал свои чудесные песни. Он мне продиктовал весь «Романсеро». Когда секретаря не было, он писал сам, выводя мягким карандашом крупные буквы на больших листах бумаги.  Поэт каждую строчку проверял на слух, внимательно вчитывался в каждое слово, следил  за корректурой. А потом, когда книга наконец вышла в свет, признался:
       « Мне непонятно, как мог я, находясь в таком тяжёлом положении, написать «Романсеро».
Книга включает в себя три цикла. В первом цикле «История» преобладает повествовательная лирика – баллада и стихотворная новелла. Здесь показана история всех стран и народов – Испании, Палестины, Древнего Египта, средневекового Ирана, Мексики, Англии, Италии.
      Во втором цикле «Ламентации»  звучит лирический голос поэта. Он возвращается к  темам прежних стихотво-рений, вспоминает о прошлом, пытается разобраться в личной духовной драме.
     Последний цикл – «Еврейские мелодии» возвращает всё повествование в эпическое русло.
В мире торжествуют худшие – этот горький итог книги  хорошо выражен в «Валькириях».

Власти спорят, люди страждут,
Короли господства жаждут,
Власть – как высшее из благ,
Добродетель  - в звоне шпаг.

Гей, несчастные, поверьте,
Не спасёт броня от смерти;
Пал герой, глаза смежив,
Лучший мёртв, а худший жив..

    В  книге очень много говорится о несправедливости этого мира. Мельчают люди, погружаясь в трясину быта, в изгнании находятся музы и величайший поэт, обманутый владыкой, получает вознаграждение только после смерти («Поэт Фирдуси»). Царь, наделённый неограниченной властью, остаётся мстительным и жестоким даже  в свой предсмертный час («Царь Давид»).  Прошлое в стихах «Романсеро» не отделено от настоящего. Древняя история передаёт боль и тревоги дня сегодняшнего.
    Новая книга Г. Гейне  имела неслыханный успех. Только за четыре месяца 1851 года вышло три издания книги. Имя поэта опять было в центре внимания всей Европы. Но это уже мало отражалось на  его судьбе.
    Измученный  болезнью он продолжал бороться с недугом, почти забытый в своей  парижской квартире.
   Прежние друзья редко появлялись  в его доме.  Среди немногих, кто ещё не совсем забыл его была  английская писательница Люси –Дуфф - Гордон. В своих воспоминаниях она писала: «Он лежал на груде матрацев, тело его так высохло, что под одеялом он казался маленьким ребёнком; глаза его были закрыты, а лицо было таким болезненным, таким изнурённым, каким можно увидеть лишь в изображениях какого-нибудь старонемецкого художника. Голос его звучал совсем тихо, но меня удивила живость, с которой он говорил, - видимо, дух его полностью торжествовал над телом».
    Другая большая работа Гейне последних лет его жизни  трёхтомник прозы и поэзии, который появился в конце 1854 года под названием «Разные сочинения Генриха Гейне».
В первом томе рядом с прозой соседствует  поэтический цикл  «Стихотворения 1853-54 гг». Второй и третий том – публицистическая  книга «Лютеция» (болотистое место). Содержанием «Лютеции»  стали корреспонденции, которые Гейне публиковал в  во «Всеобщей газете» в период с 1843 по 1845 гг. Эти статьи, собранные воедино, должны были составить публицистическое  повествование о Франции 40-ых годов. В книге говорилось не о самой революции, а о моментах, способствующих её возникновению. Во вступлении он писал: « Я описал не грозу, но грозовые тучи, которые носили её в своём лоне и надвигались пугающе - мрачные». «Лютеция» - панорамное полотно  о жизни Франции, это «отчёты об искусстве, театре, музыкальных салонах, балах, народной жизни, вперемежку с множеством портретов». Там же Гейне подчёркивает: «Герой моей книги – это социальное движение…Я с полным правом мог бы назвать мою книгу  введением в революцию».
     Лёжа в своей «матрацной могиле» Гейне продолжает работать. Камилла Зельден вспоминает: «Бесчисленное количество раз заставала я  Гейне  с лежащими перед ним листами белой бумаги, которые он покрывал тем характерным почерком, один вид которого   уже свидетельствовал о смелости и ясности его мыслей». Гейне сочинял стихи, добавлял всё новые страницы к «Мемуарам» и целыми днями был занят редактурой своих сочинений, которые  одно за другим выходили  в Париже. Только в  1855 году были изданы  на французском языке, «Лютеция», книга поэзии «Поэмы и легенды», двухтомник «О Германии».

Гейне был дальним родственником Карла Маркса по материнской линии. Примечательно, что, познакомившись в 1843 году в Париже, они не подозревали о своём родстве. Поэт был очарован умом этого молодого философа и почти ежедневно приходил на улицу Вано поговорить о политике и литературе. Оба они разделяли пристрастие к французским утопистам. Карл призывал Гейне поставить свой поэтический гений на службу свободе: «Оставьте эти вечные любовные серенады и покажите поэтам, как орудовать хлыстом»
По воспоминаниям Франциски Кугельман, очень часто, когда кто-нибудь проявлял излишнюю сентиментальность, Маркс цитировал четверостишие Гейне:

Раз барышня стояла
Над морем в поздний час
И горестно вздыхала,
Что солнца луч погас.

Маркс навещал поэта вплоть до последних его дней, и Ф. Кугельман сохранила для истории начало их последнего диалога:
    Гейне как раз перестилали постель, когда вошёл Маркс; он был так болен, что к нему едва можно было прикасаться, сиделки поэтому несли его в кровать на простыне. Гейне, которого даже в этот момент не оставил его юмор, совсем слабым голосом приветствовал Маркса:
— Видите, дорогой Маркс, дамы всё ещё носят меня на руках…
     Болезнь прогрессировала, физические муки становились невыносимыми  и состояние поэта всё более ухудшалось. Но ум его оставался ясным, дух – твёрдым, воля – не сломленной. Как и прежде он с радостью принимал друзей:  княгиню  Бельджойозо, писателя Теофиля Готье, Камиллу Зельген. За месяц до смерти он собственноручно пишет письмо  матери и утешает её: « Здоровье моё не ухудшается». Он даже продолжает строить планы на будущее и спрашивает  заболевшего  секретаря  когда тот сможет снова приступить к своим обязанностям.
    Вечером 16 февраля болезнь начала одолевать поэта. Но и в эти мгновения он сохранял присутствие духа и продолжал борьбу. Говорят, что его предсмертными словами были: « Писать! Бумаги, карандаш!»
    Умер Генрих Гейне 17 февраля 1856 года.  Похоронили его на парижском кладбище Монмартр. Траурная процессия была скромной. За гробом поэта шло едва ли больше ста человек. Как и просил Гейне, не совершалось религиозных обрядов, не произносилось речей. В скорбном безмолвии, холодным и ненастным февральским  утром приняла французская земля немецкого поэта.

Цитаты

Умница всех замечает, дурак всем делает замечания.
До последнего мгновения мы играем для себя самих какую-то комедию.
Умники выдумывают новые мысли, дураки распространяют их.
Человек - аристократ среди животных.
Больше всего пороха боятся те, кто его не выдумает.
Я завещаю все свое имущество жене при условии, что она снова выйдет замуж. Пусть  хоть один человек вспоминает меня с благодарностью.
Немного глупости всегда свойственно поэзии.
Бог простит меня, ведь это его профессия.
Прощаясь навсегда, не пишут длинных писем.
Принцип гомеопатии, по которому от женщины нас излечивают женщиной, может быть, самый доказанный опытом.
Лишь пережив любовь, человек начинает по-настоящему дружить.

ИЗ СТИХОВ. Г. ГЕЙНЕ

Гонец
 
      Гонец, скачи во весь опор
      Через леса, поля,
      Пока не въедешь ты во двор
      Дункана-короля.
      Спроси в конюшне у людей,
      Кого король-отец
      Из двух прекрасных дочерей
      Готовит под венец.
      Коль темный локон под фатой,
      Ко мне стрелой лети.
      А если локон золотой,
      Не торопись в пути.

      В канатной лавке раздобудь
      Веревку для меня,
      И поезжай в обратный путь,
      Не горяча коня.
 
 
                ВИКТОР ГЮГО

                (1802-1885)

    ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Гюго Виктор Мари - французский писатель, поэт, яркий представитель романтического литературного направле-ния - родился в Безансоне 26 февраля 1802 г. Его отцом был высокопоставленный военнослужащий, поэтому, будучи ребенком, Гюго успел побывать на Корсике, Эльбе, в Марселе, Мадриде, что впоследствии сыграло определенную роль в его формировании как писателя-романтика. Заметный отпечаток на формирование его личности сыграли монархистские и вольтеровские взгляды матери. После развода она забрала Виктора, и в 1813 г. они поселились в Париже. В столице продолжилось его образование: в 1814 г. Гюго стал воспитанником частного пансиона Кордье, с 1814 по 1818 г. являлся учеником лицея Людовика Великого.
   Заниматься сочинительством Гюго начал в 14-летнем возрасте.

1821 год - первые публикации – дебютные стихи и роман «Бюг Жаргаль».

 1822  год  - стихотворный сборник «Оды и разные стихотворения» . Сборник  приглянулся Людовику XVIII и принес автору ежегодную ренту. В этом же году состоялась женитьба Гюго на Адели Фуше, в браке с которой он стал отцом пятерых детей.

1827 год.  Предисловие к драме «Кромвель»  привлекло к Гюго всеобщее внимание, поскольку стало настоящим манифестом нового - романтического - направления во французской драматургии.

1829 год. Повесть «Последний день осужденного»  и стихотворный сборник «Восточные мотивы». После  издания этих произведений автор приобрёл широкую известность. Начинается крайне плодотворный период его биографии, который длился до 1843 года.

В 1829 г. Гюго пишет еще одно ставшее резонансным произведение - драму «Эрнани», которое поставило точку в литературных спорах, ознаменовав окончательную победу демократического романтизма. Драматургические опыты сделали Гюго не только прославленным, но и состоятельным автором. Кроме того, активное сотрудничест-во с театрами подарило еще одно приобретение: в его жизни появилась актриса Жюльетта Друэ, которая являлась его музой и любовницей более трех десятков лет.

В 1831 г. был опубликован один из самых популярных романов Гюго - «Собор Парижской Богоматери».

В 1841 г. писатель становится членом Французской Академии, что означало официальное признание его заслуг в области литературы. Трагическая гибель дочери и зятя в 1843 г. заставила отказаться от активной общественной жизни в пользу занятий творчеством: именно в то время возник замысел масштабного социального романа, который Гюго условно назвал «Невзгоды». Однако революция 1848 г. вернула писателя в лоно общественно-политической деятельности; в этом же году его избрали в Национальное собрание.

В декабре 1851 г., после государственного переворота, Виктор Гюго, выступивший против самопровозглашенного императора Луи Наполеона III Бонапарта, вынужден был бежать из страны. Он провел на чужбине почти два десятка лет, живя на британских островах, где им были написаны получившие огромную известность произведе-ния, в частности, лирический сборник «Созерцания» (1856), романы «Отверженные» (1862, переработанные «Невзгоды»), «Труженики моря» (1866), «Человек, который смеется» (1869).

В 1870 г. после свержения Наполеона III состоялось триумфальное возращение Гюго, в течение долгих лет служившего олицетворением оппозиции, в Париж.

1871 год.  Избрание В. Гюго  в Национальную Ассамблею.  Однако консервативная политика большинства привела писателя к отказу от депутатского поста. В этот период Гюго продолжал литературную деятельность, однако им не было создано ничего, что приумножило бы его славу.

1833 год. Смерть  Жюльетты Друэ. Писатель с трудом пережил это потрясение.

 22 мая 1885 г.  смерть  83-летнего Виктора Гюго.  Похороны  его  стали событием национального масштаба; прах великого писателя покоится в Пантеоне – там же, где упокоены останки Руссо и Вольтера.

                ПОСЛЕДНИЕ  ГОДЫ

И в преклонном возрасте  Виктор Гюго продолжал вести слишком интенсивную, даже для молодого человека,
Жизнь. Седобородый поэт не отказывался ни от обильных обедов, ни от политических выступлений или приёмов.
Звонок в его доме звонил непрестанно: литераторов сменяли политики, политиков – светские дамы. Среди посетителей были и  весьма необычные люди. Однажды утром поэту доложили, что с визитом пришёл император Бразилии дон Педро, путешествовавший в то время во Франции.
    Неуёмный старик продолжал изнурять себя общественной деятельностью. Природа, казалось, не хотела распространять на него свои  неумолимые законы. Увы, так лишь казалось.
    Первым грозным предостережением стала странная двухчасовая потеря памяти, которую он отметил в записной книжке. А 28 июня 1878 года после обильного обеда и яростного спора с Луи Бланом движения и речь старого поэта необычно  замедлились. Диагноз – лёгкое кровоизлияние в мозг. Отныне нужно было отказаться от безумной парижской жизни и хотя бы временно пожить  где-нибудь в тиши и спокойствии.
     Литературный мир с завистью дивился его поразительной творческой плодовитости. Ведь почти каждый год выходили прекрасные сборники его стихов: в 1879 году – «Высшее милосердие», в 1880 году – «Религии и религия», «Осёл», в 1881 году – «Четыре ветра духа», в 1882 году – «Торквемада», в 1883 году  - последний цикл «Легенды веков». Почти никто не знал, что большая часть его творений была написана до болезни. Заботами  близких и  друзей их объединяли в сборники и издавали.
     В 1881 году Виктору Гюго пошёл 80 год.  Приближение дня рождения приобрело масштабы национального праздника. Специальный комитет во главе Луи Бланом призвал парижан поздравить своего поэта манифестацией.
   В доме поэта на авеню Виктора Гюго каждое воскресенье проходили традиционные приёмы, а по четвергам давались обеды. Как правило, во главе стола восседала признанная, наконец, подруга жизни Жюльетта Друэ. Гости и друзья с грустью замечали, что бедная старая женщина сильно похудела за последнее время. В самом деле, облик её – совсем недавно весьма пышный – изменился до неузнаваемости, руки часто непроизвольно прижимались к животу, а улыбка едва скрывала гримасу боли.  Её пожирала неизлечимая болезнь – рак желудка.
   В феврале исполнилось пятьдесят лет со дня их первого знакомства – «золотая свадьба» неугасимой привязанно-сти.
   11 мая 1883 года Жюльетта Друэ скончалась. Давно ожидаемый, но от этого не менее чудовищный удар на сей раз сломил Виктора Гюго. Его прямая спина от горя впервые тяжело ссутулилась. Не хватило даже сил участвовать в похоронах.  Красными от слёз глазами седой старик следил из окна, как уносили в гробу ту, чью  беспримерную преданность и самоотверженность смогла уничтожить только смерть.
    В порыве отчаяния он заперся в кабинете  и написал свои последние стихи. С тех пор он больше ничего не писал…
   В 1984  году на авеню Эйлау  вновь  возобновились  воскресные приёмы и обеды по четвергам. Внешне Виктор Гюго оставался прежним, но что – то в нём надломилось; внутренний мотор, двигатель, побуждавший раньше к непрестанному труду, как – будто сломался, не выдержав испытаний временем и судьбой. Он стал молчаливым, много думал о смерти.
   Очередная весна, весна 1885 года, как всегда, внесла оживление в деловую и общественную жизнь  Парижа.  14 мая, как обычно -  в четверг, Гюго дал званый обед. Он с живостью включился в  беседу и разговорился так, что остальные умолкли в восхищении перед старым гением, возрождавшимся к радостям жизни.
    Едва гости ушли, как он слёг.  Вначале прихватило сердце, потом началось воспаление лёгких. Его крепкий организм энергично сопротивлялся болезни. Это давало близким надежду на выздоровление. Страхи за его жизнь отступали, когда на его губах начинала играть лёгкая улыбка. Но он улыбался совсем другому – неведомому. В первый же день он сказал Алисе то, что знал наверняка:
   - Это конец…
Когда началась горячка, неистово сотрясавшая могучее тело, больной мозг ещё рождал совершенные александрийские стихи. Сквозь хрип, похожий на скрежет гальки, можно было разобрать бормотание:
   - Идёт борьба меж светом дня и мраком ночи…
   Слухи о болезни Гюго встревожили весь Париж. Газеты перепечатывали бюллетени о  состоянии   здоровья  писателя, их вывешивали над дверью его дома.
   А болезнь наступала. Много раз Гюго, приходя в себя, звал внуков. Напуганных происходящим детей втолкнули в его комнату. Он повернул к ним голову:
   - Дети мои возлюбленные! – лицо было спокойным, а глаза лучились добротой, - будьте счастливы, думайте обо мне, любите меня.
Последний поцелуй  его горячечных губ. Последняя добрая улыбка на вечное прощание. Последняя воля - раздать  50 тысяч франков бедным. Последние слова:
   - Я вижу черный свет…
Затем начался последний бой его могучего организма. Молчаливая огромная толпа возле его дома днём и ночью с тревогой и надеждой ждала его исхода. 22 мая 1885 года в середине дня она издала единый стон – Виктор Гюго скончался.
   В стране был объявлен национальный траур. На площади Согласия статуи городов Франции облачили в чёрный  креп. Траурный шарф окутал и изваяние, символизирующее Страсбург, с лицом и фигурой юной Джульетты Друэ – именно она более пяти десятков лет назад служила ему моделью для статуи в мастерской скульптора Прадье.
   Тело Гюго было выставлено 31 мая для прощания с народом под Триумфальной аркой на площади Звезды. Весь Париж день и ночь бодрствовал возле усопшего.  Повсюду разливалось безбрежное людское море, полнящееся гулом восклицаний и  шелестом его стихов, произносимых вполголоса сразу тысячами людей. Женщины, отцы с детьми на плечах, старики, подростки – два миллиона человек – пришли проститься с тем, кто ещё при жизни шагнул в бессмертие.
   Кончина Виктора Гюго побудила Национальное собрание принять решение о возвращении Пантеону первона-чального назначения – усыпальницы праха великих французов, - и похоронить его именно там.
   Перенос тела начался  почти в полдень 1 июня. Процессию открыл эскадрон кирасиров во главе с губернатором Парижа. Каски всадников и вынутые из ножен сабли множили ослепительными бликами солнце. За ними следовали со скорбной дробью барабанщики, потом одиннадцать повозок, увенчанных цветами. Среди этого пышного великолепия последней антитезой Гюго, завещавшего отвезти его на кладбище в катафалке для бедных, выглядели простенькие, нищенские дроги с гробом писателя и двумя веночками  из роз. Во след ему шли многочисленные родственники, друзья, представитель дома президента республики, генералы, политики, академики, сотни делегаций,  и среди них – многочисленная группа русских эмигрантов с народовольцами во главе. Все несли цветы. По подсчётам парижских газет, цветов в этот день пронесли на миллион франков!  Когда погребальный ковчег достиг Пантеона, началось последнее прощание,  выступления, речи, шествие народа. Церемония длилась до половины седьмого вечера. После этого прах защитника отверженных возложили  в склеп Пантеона, в его последнее вечное пристанище… 
               
ПОСЛЕСЛОВИЕ
 
Многие писатели и художники сравнивают  Гюго со стихией:  с  бурей, с безбрежным океаном, с бесконечным материком, с огнедышащим вулканом.  Что ж, размышления о жизни и творчестве великого романтика располага-ют ум к фантазии, к чрезмерным образам и сравнениям.
   - В то час, когда старый бог расставался с жизнью, - говорил о нём Ромен Роллан, - в Париже бушевала буря, гремел гром и падал град…
   Так Виктор Гюго уходил в бессмертие, которое он создал своими книгами и всей  своей жизнью.  В масштабах тысячелетий, на фоне долгого движения человечества вперёд, его появление кажется вспышкой, как – будто густая мгла серых облаков разорвалась ослепительно – розовой молнией.

  ЗИМНЯЯ СТУЖА

Зима. Дороги замело.
Шумит метель. Тебя печалит
Людская ненависть и зло,
И резкий ветер пальцы жалит.

“Поля под снежной пеленой,
Туманней дни, темнее ночи…”
Захлопни дверь, окно закрой, -
К тебе ворваться стужа хочет!

Но сердце настежь распахни;
Оно как светлое оконце:
Пускай темны и хмуры дни,
В него любви заглянет солнце.

Не верь о счастии словам,
Не верь попам и их святыне,
Не верь завистливым глупцам,
Одной любви поверь отныне,

Одной любви, что на земле
Сквозь мрак, не угасая, рдеет,
Звездой горит в полночной мгле,
Под мирным кровом пламенеет.

Люби. Надежду затаи.
В душе своей, простой и милой,
Где шелестят стихи мои,
Всё сбереги, что прежде было,

И верность сохранить умей,
К высоким помыслам стремленье.
Не торопись судить людей
За их грехи и заблужденья,

Не отступай, не трепещи
Пред злобой и враждой людскою,
Горящим факелом в ночи
Любовь да будет над тобою.

Пусть демоны вражды и зла
Тебе грозят, а ты их встретишь
Чиста, спокойна и светла
И на вражду добром ответишь.

Ведь злоба сердце леденит.
Что толку в гордой укоризне?
Пускай, как радуга, горит
Твоя улыбка в этой жизни.

Зима сурова и страшна,
Но не потушит солнца мглою!
И вечной быть любовь должна,
Как вечны звёзды над землёю.

                АФОРИЗМЫ

- Начала, заложенные в детстве человека, похожи на вырезанные на коре молодого дерева буквы, растущие вместе с ним, составляющие неотъемлемую часть его.

- Величие народа не измеряется его численностью, как величие человека не измеряется его ростом; единственной мерой служит его умственное развитие и его нравственный уровень.

- Иллюзия - главное основание грез; отнимите у любви иллюзию, и вы отнимете у нее пищу.

- Любви всего мало. Она обладает счастьем, а хочет рая, обладает раем - хочет неба. О любящие! Все это есть в вашей любви. Сумейте только найти.

- Есть два способа живо заинтересовать публику в театре: при помощи великого или правдивого. Великое захватывает массы, правдивое подкупает отдельных лиц.

- Идеи - редкая дичь в лесу слов.

- Больше всего походят на нас наши фантазии. Каждому мечта рисуется соответственно его натуре.

- Вы созерцаете звезду по двум причинам: потому, что она сверкает, и потому, что она непостижима. Но рядом с вами - сияние более нежное и тайна более глубокая: женщина.

- Поэзия не в форме мыслей, а в самих мыслях.

- У каждого человека три характера: тот, который ему приписывают, тот, который он сам себе приписывает, и, наконец, тот, который есть в действительности.

- Смех - это солнце: оно прогоняет зиму с человеческого лица.

- Истинная любовь не знает пресыщения. Будучи всецело духовной, она не может охладиться.               

                ГОРАЦИЙ ФЛАКК КВИНТ
             (65 - 8 гг. до н. э.)
 
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

   ГОРАЦИЙ Квинт Флакк - крупнейший римский поэт века императора Августа. Родился 8 декабря 65 года до  н.э., в небольшом южном городе Венузии  в семье  торговца солёной рыбой. Отец Горация - мелкий землевладелец, вольноотпущенник, сумел дать сыну солидное образование в школах Рима, откуда будущий поэт поехал для  дальнейшей учёбы  в Афины.
    После убийства Цезаря (44 год до новой эры)  на Аппенинском полуострове началась гражданская война между Брутом и  преемниками  Цезаря – Антонием и Октавианом. В этой войне Гораций примкнул к Бруту. После поражения Брута при Филиппах (42 г. до н. э.) Гораций вернулся в Рим. Отца в живых он не застал, а его небольшое имение было конфисковано в пользу ветеранов. Через год последовала всеобщая амнистия, и Гораций получил должность писца в казначействе. Впоследствии он жалел о том, что в юности ввязался в ненужную для него войну, едва не погубившую его – при возвращении на родину он чудом спасся при кораблекрушении. Конечно,  бросить щит в бою считалось позором, но, тем не менее, надо отдать Горацию должное, что в одной из од он признался, что выжил только «бросив щит,  и бежав с поля боя».
     Работая писцом, Гораций имел возможность жить в Риме и заниматься литературой. В 39-38 гг. до н. э.  им были написаны гекзаметрические стихотворения («Сатиры») и ямбические («Эподы»). Литературные поиски Горация были близки к поэтическим направлениям  его современников - Вергилия и Вария. Оба поэта подружились с ним  и представили молодого  человека Меценату, который сделался его другом и покровителем  на долгие годы. Он представил Горация  Октавиану и даже подарил ему новое поместье (близ теперешнего Тиволи). Из республиканца Гораций  превратился в приверженца нового режима монархии,  стал певцом Августа, в лице которого романтически настроенная интеллигенция, лелеявшая республиканский идеал, видела "восстановителя республики".
     Враги Горация силились подорвать его литературное значение, используя по большей части политические мотивы. Противники Августа не могли простить Горацию того, что, служа в войске оппозиции, он подружился с самым близким Августу человеком и тем как бы изменил своим республиканским убеждениям. Твердым спокойным тоном отвечает врагам поэт, говоря о неизбежной смене времен. Заключение первой книги сатир исполнено такого спокойного и уравновешенного голоса, что невольно чувствуется писатель, который знает себе цену и занимает твердое, выдающееся положение в литературном мире.  Он продолжает еще писать сатиры, но уже в них нет и следа той едкости былого времени, а все дышит спокойствием и благодушием. Это спокойствие  приправлено такой приятной шутливостью, что вторая книга сатир, изданная пять лет спустя первой, скорее напоминает собой дружескую беседу в письмах, принадлежащих уже к позднейшей эпохи его литературной деятельности. В ней речь идет об умеренности в жизни, как залога счастья, или о приятности уединения в подаренном Меценатом имении сравнительно с шумной жизнью Рима.
     Октавиан всегда старался приблизить Горация к себе как поэта-выходца из среды вольноотпущенников, - из той социальной группы, которая, богатея от торговли и вытесняя родовую аристократию, была надежной опорой нового режима и скоро приспособилась к нему. Вместе с современной романтически настроенной интеллигенцией Гораций приходит к стоико-эпикурейской философии, проповедующей презрение к богатству и роскоши,  умеренность во всем, довольство малым на лоне природы, наслаждение за бокалом вина. Это учение послужило той призмой, через которую Гораций начал рассматривать явления жизни.
    В своих стихах Гораций не раз восхвалял деяния Августа, но придворным льстецом он не стал. Всю жизнь он оставался искренним человеком и вместе с большинством граждан испытывал к Октавиану чувство благодарности за долгожданный мир, восстановленный в Италии после века гражданских войн. Когда Август позднее предложил Горацию должность личного секретаря, поэт, отказался, так как личную независимость ценил больше всего. Тактичный отказ поэта не испортил отношений между ним и императором.
    В 38 году до н. э. Гораций в обществе Мецената, Вергилия, Вария и других видных общественных деятелей Рима совершил путешествие в Брундизий. Зимой 36-35 гг. до н. э. вышел первый сборник его стихотворений, посвящённый Меценату («Сатиры»).
   
    Гораций был не чужд увлечению женщинами, он, тем не менее, проповедовал «золотую середину» не только в стихах, но и в жизни. Это позволило ему, присоединившись к партии покровителя, не открещиваться от друзей-республиканцев. Гораций внёс немалый вклад в проводившуюся Октавианом компанию по политическому и нравственному возрождению Рима. Октавиан приблизил поэта к себе.
В 30 г до н. э. вышла вторя книга «Сатир» и «Эподы» Начиная с 30 г до н. э. Гораций с перерывами писал лирические стихотворения  первый сборник которых под названием «Песни»  вышел в 23 году до н. э. Сборник заканчивался знаменитым стихотворением, в котором поэт высказывал сознание своего великого значения в латинской литературе.  Позднее это стихотворение вольно перевел Державин, а под пером Пушкина обрело вид всем известного "Памятника»
    В 19 году до н. э. вышли «Послания» Горация. В первую книгу вошло 20 стихотворений философского содержания. Затем вышли вторая  («Послание к Пизонам» или «Наука поэзии») и третья книги, посвящённые вопросам литературы.

ПОСЛЕДНИЕ  ГОДЫ

    Но не всегда всё  в жизни Горация было благополучно. В 23 году г. до н. э. Меценат попал в опалу; в 19 году до н. э. умер Вергилий. Всё чаще поэт писал о смерти, преодолевая, таким образом, свой страх перед ней.
   В 17 году до н. э.  Август поручил Горацию сочинение гимна в честь великих Столетних игр. Торжественный «Юбилейный гимн» был исполнен в храме Аполлона хором из 27 юношей и 27 девушек. После этого Гораций вернулся к лирике. В одно из последних своих книг («Посланий») он собрал 15 од, в которых выражал своё восхищение императором.
  Слава Горация гремела по всей империи. Когда он приезжал в Рим, на улицах показывали пальцем на седого, толстенького, подслеповатого человека.
   В конце жизни Гораций, как и Вергилий, хотел уйти из поэзии в философию, но не успел этого сделать. В 8 году до н. э. умер Меценат, последними его словами Августу были: «О Горации Флакке помни, как обо мне!»  Гораций умер, лишь на два месяца пережив своего друга и покровителя, Мецената, чем исполнил данное прежде обещание не пережить "часть души своей". Смерть наступила 27 ноября 8 года до н. э . Не в силах подписать таблички завещания, он сказал, что наследником завещает Августа.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

      Слава Горация  прокатилась по всей Европе и вышла за её пределы. После изобретения книгопечатания ни один автор не издавался столько раз, сколько он.
      В течение двух тысяч лет лучшие писатели прославляли его как лучшего лирика, умеющего владеть сложней-шей поэтической техникой античного искусства. В Риме Горация учили и читали в школах, ему подражали и почитали за выдающегося моралиста. Как лирик от стал любимым поэтом эпохи Возрождения.    Даже такие великие писатели последующих столетий как Байрон, Гёте, Буало  восторгались Горацием и подражали ему.
   В России стихи  Горация переводили Ломоносов, Державин, Пушкин, Майков, Фет и другие известные поэты.

КРЫЛАТЫЕ ВЫРАЖЕНИЯ ГОРАЦИЯ

* Великаны-сосны вырываются бурей чаще, высокие башни обрушиваются тяжелее, а молнии [всегда] уда-ряют в вершины гор.
* В беде не забывай хранить спокойствие духа.
* Что в лачуги нищих, что во дворцы царей бледная Смерть ломится одной и той же ногой.
* Избегай пытать то, что будет завтра.
* То, что нельзя изменить, легче отдать смирению (т.е перенести с покорностью).
* Дорогу к смерти проходят только однажды.
* Сладка и достойна смерть за отечество (лозунг, популярный в России во время Первой мировой войны).
* Горе тем, кто не может дать воли [истинному] чувству.
* Растущее богатство преследует забота (т.е. рост богатства влечет рост хлопот).
* Царит Юпитер на небе или черной тучей, или ясным солнцем, все же и он бессилен вернуть то, что про-шло.
* Безвестный талант близок к зарытой в землю бездарности.

ОДА К ЛИДИИ

                Гораций.
Доколе милым я еще тебе казался.
И белых плеч твоих, любовию горя,
Никто из юношей рукою не касался,
Я жил блаженнее персидского царя.
                Лидия.
Доколь любовь твоя к другой не обратилась,
И Хлои Лидия милей тебе была,
Счастливым именем я Лидии гордилась
И римской Илии прославленней жила.
                Гораций.
Я Хлое уж теперь фракийской покорился,
Ее искусна песнь и сладок цитры звон;
Для ней и умереть бы я не устрашился,
Лишь был бы юный век судьбами пощажен.
                Лидия.
Горю я пламенем взаимности к Калаю,
Тому, что Орнитом турийским порожден;
И дважды за него я умереть желаю,
Лишь был бы юноша судьбами пощажен.
                Гораций.
Что если бы любовь. Как в счастливое время,
Ярмом незыблемым связала нас теперь?
И русой Хлои я с себя низвергнув бремя,
Забытой Лидии отверз бы снова дверь?
                Лидия.
Хоть красотою он полночных звезд светлее,
Ты ж споришь в легкости с древесною корой,
И злого Адрия причудливей и злее –
С тобой хотела б жить и умереть с тобой».

(перевод Фета)               
                ДАНТЕ АЛИГЬЕРИ
                (1265 – 1321)

        ШТРИХИ БИОГРАФИИ

    Родился Данте на улице Санта - Маргерита, во Флоренции, а умер вдали от родины, в изгнании, в городе Равенне. В те времена родиной человека была не страна, как сегодня, а город, то, что теперь называют "малой родиной". И потому для Данте итальянский город Равенна вполне мог назваться чужбиной. Данте родился во Флоренции, и во Флоренции произошли самые значительные события его личной жизни.
    В церкви Санта - Маргерита Данте впервые увидел прекрасную Беатриче, которая стала его вечной платониче-ской любовью. Беатриче была женой другого, и потому Данте мог лишь восхищенно издали поклоняться ей. Она умерла молодой, что в Средние века было не редкостью, а скорее правилом. И именно поэтому Беатриче в "Божественной комедии" - главном творении Данте - может вести поэта по Раю и показывать ему все чудеса небес.
     Любовь Данте к Беатриче была столь возвышенной и столь далекой от плотских желаний, что не могла помешать его браку. Всего в двух шагах от места встречи со своей небесной возлюбленной, в церкви Сан - Мартино - де- Весковио, Данте венчался с земной спутницей жизни - Джеммой Донати. Ее он, впрочем, вскоре вынужден был оставить навсегда. Причем, не по своей воле. Дело в том, что Данте в своей жизни не только предавался небесным восторгам платонической любви. Он весьма активно участвовал в политической жизни города, которая была в те времена очень запутанной. Флоренцию раздирала на части борьба между двумя партиями - гвельфами и гибеллинами. Легенда гласит, что вражда началась по весьма романтическому поводу. Некий знатный юноша из семейства, принадлежавшего партии гибеллинов, расторг помолвку с девушкой из гвельфского рода Адимари. Снести такое оскорбление было, конечно, невозможно. И потому братья опозоренной девушки подстерегли обидчика, который спокойно ехал себе на коне по Понте-Веккьо - Старому мосту, и закололи его. Ну а потом пошло-поехало. На самом же деле вражда гвельфов с гибеллинами носила вполне обычный характер и была прежде всего борьбой за власть, а не вендеттой. Гвельфы были сторонниками Римского Папы, а гибеллины поддерживали императора Священной империи.
    Данте Алигьери принадлежал к партии гвельфов, которые в конце концов победили, изгнали из города своих противников и построили правительственное здание, которое так и назвали - Палаццо-ди-парте-гвельфа - Дворец партии гвельфов. Казалось бы, для Данте все складывалось неплохо. Он даже участвовал какое-то время в управлении городом, был приором - чем-то вроде члена городской думы - и заседал с другими приорами в башне Кастанья. Но гвельфы, придя к власти, тут же разделились на две партии и принялись враждовать между собой. Черные гвельфы продолжают поддерживать Папу, а белые, к которым принадлежал Данте, стоят за независимость Флоренции и примирение с остатками гибеллинов.
     В 1301 г. черные гвельфы окончательно победили белых. И в начале следующего года Данте Алигьери, как белый гвельф, был приговорен к сожжению и конфискации имущества. К счастью для него, в это время он был в отъезде. Но приговор означал для него вечное изгнание, разлуку с родным городом, женой и детьми. И главный свой труд - "Божественную комедию" - Данте создал вдали от Флоренции. Но он мечтал вернуться сюда, причем вернуться со славой.

     "Смирится гнев, пресекший доступ мой
     К родной овчарне, где я спал ягненком,
     Не мил волкам, смутившим в ней покой,
     В ином руне, в ином величьи звонком .

    Вернусь, поэт, и осенюсь венцом
    Там, где крещенье принимал ребенком..."

То есть в Баптистерии Сан-Джованни, где Данте крестили, и с которым связана один знаменательный случай его жизни. Об этом случае Данте вспоминает в Девятнадцатой песни Ада:

"Я увидал неисчислимый ряд Округлых скважин в камне сероватом. Они совсем такие же на взгляд, Как те, в моем прекрасном Сан-Джованни, Где таинство крещения творят. Я, отрока спасая от страданий, В недавний год одну из них разбил..."

Строки эти довольно темны, если не знать, в чем дело. Однажды Данте присутствовал при крещении в Сан-Джованни. Нерадивый священник уронил младенца в огромную купель и его никак не могли выловить оттуда. Тогда Данте разбил купель, и спас ребенка. Поступок этот требовал не только находчивости, но и мужества. Ведь это могли счесть святотатством.
  В 1315 г. флорентийские власти поняли, что Данте может послужить вящей славе города. Ему предложили вернуться при условии, что он признает себя политическим преступником, публично покается, пройдет по городу со свечой до баптистерия Сан-Джованни, станет на колени и попросит прощения у народа Флоренции. Но Данте отказался.

 "Разве я не могу смотреть на солнце и звезды с любого места на земле? Разве я не могу размышлять о великих вопросах в любом месте под небом? Зачем же мне подвергаться постыдной и унизительной процедуре перед народом Флоренции?"

Интересные факты из жизни

* Изначально свое главное сочинение Данте назвал просто «Комедия». Такое название соответствовало средневековой традиции именовании поэтических сочинений. Эпитет «божественная» к названию прибавил Джованни Боккаччо.

* «Божественная комедия» полна аллегорий и без их анализа значительная часть смысла теряется. Также поэма обладает продуманной структурой: количество песен в каждой части (и в целом в произведении), количество строк в каждой песне, выбор терцина в качестве размера – все это имеет значение.

* Портрет Данте работы Рафаэля, вынесенный в заголовок биографии, считается «каноническим» — именно это изображение присутствует на монете номиналом в 2 евро. Этот портрет Рафаэль писал через 200 лет после смерти Данте, основываясь на описании Джованни Боккаччо. Самому же Боккаччо в год смерти Данте исполнилось 8 лет и скорее всего его словесный портрет был записан со слов других людей. В 1921 году могила Данте в Равенне была вскрыта, и ученые сделали замеры костей черепа поэта. На основании этих обмеров в 2007 году был реконструирован предполагаемый облик Данте (приведен выше).

ДАНТЕ И БЕАТРИЧЕ

* У меня не было другого учителя в поэзии,— сообщает он в «Vita nuova»,— кроме себя и самой могучей наставницы — любви».

* Наиболее выдающимся, первенствующим событием молодости Данте была его любовь к Беатриче. Впервые увидел он ее, когда оба они еще были детьми: ему было 9, ей — 8 лет. «Юный ангел», как выражается поэт, предстал перед его глазами в наряде, не приличествующему ее детскому возрасту: Беатриче была одета в «благородный» красный цвет, на ней был пояс, и она, по словам Данте, сразу стала «владычицей его духа». «Она показалась мне,— говорит поэт,— скорее дочерью Бога, нежели простого смертного», «С той самой минуты, как я ее увидел, любовь овладела моим сердцем до такой степени, что я не имел силы противиться ей и, дрожа от волнения, услышал тайный голос: Вот божество, которое сильнее тебя и будет владеть тобою».
    Десять лет спустя Беатриче является ему снова, на этот раз вся в белом. Она идет по улице в сопровождении двух других женщин, поднимает на него взор свой и, благодаря «неизреченной своей милости», кланяется ему так скромно - прелестно, что ему кажется, что он узрел «высшую степень блаженства». Опьяненный восторгом, поэт бежит шума людского, уединяется в своей комнате, чтобы мечтать о возлюбленной, засыпает и видит сон. Проснувшись, он излагает его в стихах. Это — аллегория в форме видения: любовь с сердцем Данте в руках несет в тоже время в объятиях «уснувшую и укутанную вуалем даму». Амур будит ее, дает ей сердце Данте и потом убегает, плача. Этот сонет 18-летнего Данте, в котором он адресуется к поэтам, -спрашивая у них объяснения своего сна, обратил на него внимание многих, между прочим, Гвидо Кавальканти, который от души поздравил нового поэта. Таким образом, было положено начало их дружбе, никогда не ослабевавшей с тех пор. В первых своих поэтических произведениях, в сонетах и канцонах, окружающих ярким сиянием и поэтическим ореолом образ Беатриче, Данте превосходит уже всех своих современников силой поэтического дарования, умением владеть языком, а также искренностью, серьезностью и глубиной чувства. Хотя он тоже еще придерживается той же условности формы, но зато содержание новое: оно пережито, оно вдет из сердца. Данте скоро отказался от переданной ему формы и манеры и пошел по новому пути. Традиционному чувству поклонения Мадонне трубадуров он противопоставил реальную, но духовную, святую, чистую любовь. Сам он считает «могучим рычагом» своей поэзии правду и искренность своего чувства.

БЕАТРИЧЕ ПОРТИНАРИ

   История любви поэта очень проста. Все события — самые незначительные. Беатриче проходит мимо него по улице и кланяется ему; он встречает ее неожиданно на свадебном торжестве и приходит в такое неописуемое волнение и смущение, что присутствующие, и даже сама Беатриче, трунят над ним, и друг его должен увести его оттуда. Одна из подруг Беатриче умирает, и Данте сочиняет по этому поводу два сонета; он слышит от других женщин, как сильно Беатриче горюет о смерти отца... Вот каковы события; но для такого высокого культа, для такой любви, на которую было способно чуткое сердце гениального поэта, это целая внутренняя повесть, трогательная по своей чистоте, искренности и глубокой религиозности.,
Эта столь чистая любовь робка, поэт скрывает ее от посторонних глаз, и чувство его долгое время остается тайной. Чтобы не дать чужим взорам проникнуть в святилище души, он делает вид, будто влюблен в другую, пишет ей стихи. Начинаются пересуды, и, по-видимому, Беатриче ревнует и не отвечает на его поклон.

* Вторая  встреча Данте и Беатриче  состоялась на торжестве, посвящённом венчанию общих знакомых, однако этот день не принёс влюблённому поэту ничего, кроме горьких страданий и слёз. Всегда уверенный в себе, Алигьери вдруг смутился, когда увидел среди знакомых свою возлюбленную. Он не мог произнести ни слова, а когда немного пришёл в себя, то говорил нечто несвязное и нелепое. Видя смущение молодого человека, не сводящего с неё глаз, прелестная девушка стала потешаться над неуверенным гостем и высмеивать его вместе со своими подругами. В тот вечер безутешный юноша окончательно решил никогда не искать свиданий с прекрасной Беатриче и посвятить жизнь только воспеванию своей любви к синьорине Портинари. С ней поэт больше никогда не виделся.

*  Беатриче для Данте олицетворение идеала, нечто «божественное, явившееся с неба, чтобы уделить земле луч райского блаженства»,— «царица добродетели». «Облеченная в скромность,— говорит поэт,— сияя красотой, шествует она среди похвал, будто ангел, сошедший на землю, чтобы явить миру зрелище своих совершенств. Ее присутствие дает блаженство, разливает отраду в сердцах. Кто ее не видал, не может понять всей сладости ее присутствия».

  Правдоподобная гипотеза гласит, что ранняя смерть Беатриче связана с родами. Традиционно считается, что могила ее находится в церкви Санта Маргарита де Черчи, неподалеку от домов Алигьери и Портинаре, там же, где похоронен ее отец и его семья. Именно здесь находится мемориальная доска. Однако эта версия сомнительна, так как по обычаю ее должны были похоронить в гробнице мужа (базилика Санта-Кроче, рядом с капеллой Пацци).

* По данным некоторых историков при вскрытии захоронения Беатриче на груди у неё был найден томик со стихами Данте.

* Данте Алигьери тяжело переживал смерть Беатриче. В годовщину её смерти он сидит и рисует на дощечке: выходит фигура ангела.
 Его горе настолько улеглось, что, когда одна молодая красивая дама взглянула на него с участьем, соболезнуя ему, в нём проснулось какое-то новое, неясное чувство, полное компромиссов, со старым, ещё не забытым. Он начинает уверять себя, что в той красавице пребывает та же любовь, которая заставляет его лить слезы. Всякий раз, когда она встречалась с ним, она глядела на него так же, бледнея, как бы под влиянием любви; это напоминало ему Беатриче: ведь она была такая же бледная. Он чувствует, что начинает заглядываться на незнакомку и что, тогда как прежде её сострадание вызывало в нём слезы, теперь он не плачет. И он спохватывается, корит себя за неверность сердца; ему больно и совестно.

* Если серьёзно разобраться, то Данте не так уж хорошо знал свою возлюбленную – Беатриче. Данте Алигьери  впервые увидел    её  на празднике, который устраивали его родители. Ему тогда было девять лет, а девушке – восемь. Буквально через девять лет он снова встретил ее – мельком, на улице, Беатриче была уже замужней дамой.
Но именно эти две встречи оставили в душе Данте такой неизгладимый след, что Беатриче навсегда стала его музой. После раннего ухода девушки из жизни (1290 год) он воспел свою любовь к ней в «Новой жизни». Вскоре Данте сам женился, но в «Божественной комедии» – своем зрелом сочинении, нам опять является Беатриче в образе проводницы по Раю.

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

     На склоне жизни Данте нашёл тихую пристань в Равенне, где вдалеке от суеты, в кругу своих детей (Дженни осталась во Флоренции) и друзей – поэтов завершил своё творение из трёх частей  ста песен.
    Летом 1321 года Данте был направлен послом в Венецию  для заключения  мира с республикой Святого Марка. Возвращаясь дорогой между берегами  Адрии и болотами  По, Данте заболел  малярией и умер  в Равенне в ночь с 13  на   14 сентября 1321 года.
    Через пятьдесят лет вся Италия звала его божественным поэтом. Власти Флоренции неоднократно просили Равенну вернуть его прах на родину. Но Равенна отвечала отказом. Ведь Данте не хотел возвращаться на родину даже в виде праха. Однако во Флоренции в соборе Санта-Кроче ему все-таки поставили пышное надгробие. Надгробие это - чистая условность, поскольку тело Данте по-прежнему покоится в Равенне. Надгробие - дань тщеславию Флоренции и напоминание о том, что поэт страстно любил родной город и так же страстно его ненавидел.
"Он из ада ей послал проклятье. И в раю не мог ее забыть, - Но босой, в рубахе покаянной, Со свечой зажженной не прошел По своей Флоренции желанной, Вероломной, низкой, долгожданной..."

ИЗ СТИХОВ ДАНТЕ

     Однажды появляется Тоска:
     "Побыть с тобой намеренье имею".
     Казалось, Боль и Гнев явились с нею,
      Что выступала в роли вожака.
     "Уйди!"- прошу, но смотрит свысока
     Она гречанкой - как я, дескать, смею --
     И говорит свое, и я немею,
     Немудрено, и вдруг издалека
     Амора в неожиданном уборе
     Я вижу -- в черном с головы до пят --
      И со слезами в непритворном взоре.
     Я удивляюсь: "Что за маскарад?"
     И он в ответ: "У нас большое горе.
     Плачь, наша дама умирает, брат".


                ДЕЛЬВИГ АНТОН АНТОНОВИЧ
                (6 августа 1798 – 14 января 1831)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Дельвиг, Антон Антонович, барон - поэт. Родился 6 августа 1798 г., воспитание получил в Царскосельском лицее, где сблизился с А.С. Пушкиным. О Пушкине  ещё в 1815 году он говорил:
     "Пушкин! Он и в лесах не укроется -  лира выдаст его громким пением, и от смертных восхитит бессмертного Аполлон на Олимпе торжествующий".
    В 1814 г. Дельвиг  напечатал оду "На взятие Парижа" в "Вестнике Европы". По окончании в 1817 г. лицейского курса  он служил сначала в министерстве финансов, потом в публичной библиотеке, где его ближайшим начальником был И.А. Крылов.
    С  1825 г. он  чиновник особых поручений при министерстве внутренних дел. Стихотворения свои Дельвиг печатал в различных журналах ("Российский Музеум", "Новости литературы", "Благонамеренный", "Невский Зритель", "Труды Общества любителей российской словесности").  Печатался он также в альманахе  "Полярная Звезда", а с 1825 г. сам стал издавать альманах "Северные Цветы", быстро сделавшийся популярным, так как в нем участвовали лучшие литературные силы того времени, с Пушкиным во главе. В том же году Дельвиг женился, и его дом стал одним из литературных центров; его посещали Пушкин, Жуковский, Баратынский, Мицкевич, Языков, Плетнев, князь Вяземский.
    Поначалу девятнадцатилетняя жена Софья восхищалась своим мужем, называла его очень умным, добрым, скромным. Очень скоро она завела литературные вечера. Главный салон Санкт-Петербурга, в котором некогда царила Пономарёва, уже не существовал – его хозяйка скоропостижно скончалась. На смену ей пришли другие, которые стремились копировать ее образ жизни. Не была исключением и молодая баронесса Дельвиг. А сам Дельвиг неожиданно оказался в том же положении, что и муж Пономарёвой в свое время. Софья Михайловна была окружена поклонниками, которые восхищались ею, посвящали ей стихи. Она стала уделять мужу все меньше времени, перестала находить его добрым и интересным.
   От неурядиц семейной жизни   Дельвиг пытался уйти, загружая себя работой.
    В 1829 и 1830 годы  Дельвиг выпустил две книжки альманаха "Подснежник". Литературные круги, к которым принадлежал Дельвиг, мечтали об органе литературы и литературной критики, который вместе с тем ослабил бы пагубное влияние "Сына Отечества" и "Северной Пчелы", т. е. журнальных монополистов Греча и Булгарина. Дельвигу, работавшему в министерстве внутренних дел, удалось добиться разрешения на издание еженедельника, с довольно узкой программой, не выходившей за пределы литературы и искусства, и с января 1830 г. Дельвиг стал издавать "Литературную Газету", главной силой и душой которой стал Пушкин.     "Литературная Газета" сразу повела полемику с Булгариным и его партией; это были первые серьезные удары, нанесенные угодникам тогдашнего правительства, которое, придравшись к ничтожному и невинному поводу, в конце того же года запретило Дельвигу издавать газету.

    ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

Пушкин о Дельвиге
* “Никто на свете не был мне ближе Дельвига“, - писал Пушкин. Дельвиг был не только другом души, но и большим поэтом, при жизни недооцененным едва ли не всеми, кроме его великого друга.
 *Антон Дельвиг носил баронский титул,  а по отцу он происходил из прибалтийских Немцов, но не слова по-немецки он не знал, что и было с прискорбием замечено на вступительном экзамене в лицее и по-французски он получил – “преслабо“ но по прошению московского главнокомандующего и спрошенному отцом он поступил в лицей. В лицее Дельвиг отличался только познаниями в российской словесности, да и те не склонен был проявлять в классе. Все остальные лекции проходили как в тумане, он дремал. Тогда и родилась пулулегенда – полу -быль о небывалой лености барона Дельвига.

«Дай руку, Дельвиг,  что ты спишь?
Проснись ленивец сонный!
Ты не под кафедрой сидишь,
Латынью усыпленный.»
Едва ли он был ленив, скорее, это манера поведения, некий темп жизни, усвоенный в детстве и перешедший в привычку. Дельвиг не боялся общества, он любил пошалить, да и силой мог помериться с любым силачом.

* Однажды у Пушкина собрались его близкие, друзья и знакомые. Выпито было изрядно. Разговор коснулся любовных похождений Пушкина, и Дельвиг, между прочим, сообщил вслух якобы правду, что Александр Сергеевич был в слишком интимных отношениях с одной молодой графиней, тогда как поэт относился к ней только с уважением. «Мой девиз – резать правду!», – громко закончил Дельвиг. Пушкин становится в позу и произносит следующее: «Бедная, несчастная правда! Скоро совершенно ее не будет существовать: ее окончательно зарежет Дельвиг».

* Дельвиг был одним из 30 «счастливчиков», попавших в первый выпуск Лицея.
Одна из самых известных традиций в Лицее – после выпускных экзаменов разбивать лицейский колокол, который в течение шести лет собирал учеников на занятия. Каждый выпускник брал себе на память осколок, чтобы на всю жизнь сохранить частичку любви, тепла, заботы, которыми они были окружены в стенах Лицея, ставшего для многих вторым домом. Для самого первого выпуска из осколков колокола Энгельгардт распорядился изготовить памятные кольца с надписью. Чугунное кольцо в виде переплетенных в дружеском рукопожатии рук стало для Пушкина, Дельвига  и их лицейских товарищей бесценной реликвией и священным талисманом.

* Стихотворение «Соловей»  Дельвиг написал после того, как услышал о ссылке одного из самых близких своих друзей в Бессарабию. Этим другом был А. С. Пушкин.
    Вскоре появилась и музыка к этим печальным строкам, от которых веяло такой безнадежностью. Их написал довольно известный в то время композитор А. Алябьев. Музыкант сочинил мелодию, находясь в тюрьме. В жизни он был вспыльчивым человеком, часто выходил из себя и мог наговорить лишнего. Но в этот раз он перешел все границы: во время карточной игры с друзьями ему показалось, что сосед старается подсмотреть его карты. Он не сдержался, начал кричать, завязалась ссора… В гневе Алябьев ударил обидчика по голове тяжелым подсвечником. Мог ли он подумать, что этот удар будет роковым? Молодой человек упал, его лицо было залито кровью. Через пять минут он умер. Алябьева посадили в тюрьму. Он написал свое лучшее произведение, однако раскаянием дела не поправишь и мертвого не воскресишь.
Такова печальная предыстория этого известного романса, который стал своеобразным реквиемом для автора стихов – Антона Дельвига.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

    "Литературная газета", которую редактировал Дельвиг,  почти постоянно выдерживала нападки булгаринской "Северной пчелы".  Дельвигу сильно  доставалось за критику и яростное неприятие романа Булгарина "Иван Выжигин", принятого на ура невзыскательной публикой. Мелодраматический, пусто - слезливый роман о похождениях любвеобильного героя не мог начать положительного отзыва у человека и литератора, тот, что славился своим тонким взыскательным вкусом и профессиональным взглядом на литературу!
    Дельвиг не мог кривить душой. Он писал:  " Литературная газета" - беспристрастна, издатель ее давнехонько уже желает, чтобы г. Ф. Б. Булгарин  написал хороший роман;  хвалить же "И. Выжигина" и "Дмитрия Самозван-ца" - нет сил!"
    Также Дельвиг в своей газете часто  публиковал произведения Пушкина, который в это время находился в опале    и  опального Кюхельбекера. Ему приходилось выдерживать шумные нападки и недовольства Цензурного комитета. Письменные и устные объяснения с цензурой и с самим шефом жандармов, графом Бенкендорфом, затягивались, порой, до бесконечности.
    Жесткая литературно - журнальная баталия и заботы о семье - в мае 1830 года у Дельвига родилась дочка Елизавета, -  изматывали поэта. Он все реже мог спокойно усесться к письменному столу для того, чтобы черкнуть немного поэтических строк. Сырой климат Петербурга не  подходил Дельвигу, он часто застуживался  и болел, но отбыть куда - то передохнуть не имел возможности - мешали издательские заботы, и нехватка средств. Очень тяжко Антон Антонович переживал разлуку с друзьями, принадлежащими сейчас к "декабристскому племени":  Пушкиным, Кюхельбекером, Бестужевым, Якушкиным. Он  старался прийти  к ним на выручку  письмами, посылками, всем, чем мог. Это также вызывало тихое недовольство власти.
     Официальной причиной внезапной смерти Дельвига считается до сих пор нелегкий разговор с графом Банкендорфом, состоявшийся в ноябре 1830 года. Банкендорф обвинил Дельвига в неподчинении властям, печатании не дозволенного в "Литературной газете" и пригрозил ссылкой в Сибирь... Дельвиг вел себя до того достойно и хладнокровно, что в конце разговора граф, вспомнив о дворянском достоинстве, вынужден был извиниться: Дельвиг безмятежно вышел из кабинета.
Дельвиг медленно шел по улице, не замечая обжигающе холодного ветра. Снег падал ему на голову, за воротник. Его руки и лицо покраснели от мороза, но он даже не замечал этого. Сел на покрытую снегом и льдом лавочку. Задумался.
Как уже неоднократно упоминалось выше, Дельвиг был чрезвычайно впечатлителен и обладал богатым воображением. И вот теперь воображение рисовало ему различные картины, одну страшнее другой. Тучи в душе поэта постепенно сгущались, казалось, помощи ждать неоткуда.
Наконец поэт вспомнил о своей жене. Вот кто поддержит его, кто поедет за ним даже в Сибирь. Ведь жена должна всегда быть рядом с мужем… Ведь многие жены декабристов последовали за своими мужьями в ссылку… Такие мысли одолевали поэта, а сам он быстрым шагом шел к дому.
    Необходимо заметить, что, несмотря на прохладные отношения с женой, несмотря на множество поклонников, окружавших Софью, Дельвиг не допускал мысли о том, что она может предпочесть ему другого. Тем неожиданнее было для него то, что произошло дальше. Придя домой, он застал жену в объятиях очередного поклонника – С. А. Баратынского, брата Е. А. Баратынского, прекрасного поэта и одного из его лучших друзей.
Дельвиг не поверил своим глазам. Потом потребовал объяснений. Он еще не верил в то, что только что увидел своими глазами, пытался убедить себя, что это случайность, которую Софья объяснит. Однако жена и не думала скрывать измену. Наоборот, начала кричать, что Антон сам виноват во всем: почти не уделяет ей внимания, у них нет денег, они почти нигде не бывают, в конце концов, ей с ним скучно, она его больше не любит.
Этого Дельвиг никак не ожидал. Его же еще называют виноватым! Желая прекратить упреки жены, он закричал: «Замолчи!», – и выбежал из комнаты.
…Дельвиг вернулся домой через 2 дня, рано утром, и сразу же повалился на постель прямо в одежде. Софья боялась подойти к нему. Вскоре стало ясно, что Антон Антонович серьезно болен. Пригласили врача, который осмотрел поэта и поставил диагноз – «нервная лихорадка».
Между тем Дельвигу становилось все хуже. У него поднялась температура, начался сильный кашель. Стало ясно, что лихорадка перешла в воспаление легких. Поэт все чаще терял сознание. Рассказывали, что в бреду он все время твердил: «Соня, зачем же ты это сделала?» Болезнь продолжалась больше месяца. Поэт ослабел настолько, что не мог самостоятельно повернуть голову. Он лежал на подушках и тяжело дышал.
     Одна спокойная ночь облегчения сменялась двумя ночами приступов кашля, озноба и бреда.  Врачи пытались облегчить страдания больного, но безуспешно. Вскоре стало понятно, что ему не выжить.
   Было раннее утро, едва начинало светать, но в доме никто не спал. Слуги, стараясь двигаться как можно тише, занавешивали черным полотном зеркала и снимали украшения с елки.
   В спальне у кровати сидела молодая женщина. Было видно, что ей пришлось просидеть в кресле всю ночь: она была одета, причесана, и прическа даже не помялась. В открытую дверь комнаты то и дело заглядывали слуги и бросали на женщину неодобрительные взгляды. Но она, не обращая на них никакого внимания, не сводя взгляда с того, кто лежал в постели, облизывая пересохшие губы, тихонько пела песню на стихи, написанные ее мужем:

Ты лети, мой соловей,
Хоть за тридевять земель,
Хоть за синие моря,
На чужие берега;

Но муж уже не отвечал ей, и, как бы крепко она ни сжимала его руку, та была холодной: перед рассветом муж умер, оставив ее вдовой.  Это случилось 14 января 1831 года. Поэт умер, не приходя в сознание, шепча в горячечном бреду одно и то же: "Сонечка, на что ты сделала это?!" В доме торопливо разобрали нарядно украшенную елку. Завесили черным кружевом зеркала. Зажгли свечи. Кто - то в суматохе открыл створку окна. Порывом ледяного ветра свечу задуло. На секунду все погасло во мраке. И тут послышалось пение: София Михайловна не отходившая последние дни от постели мужа, заливаясь слезами и гладя его похолодевшие руки, бархатным контральто пыталась вывести первые строки романса:

"Соловей мой, соловей!
Ты куда, куда летишь?
Где ж всю ночку пропоешь?.."

  Голос сорвался на самой высокой ноте. Смолк. Ответом скорбному пению была только пронзительная безмятеж-ность. Соловей уже не мог откликаться. Его трель звучала в другом мире.

P. S. Спустя несколько месяцев после  смерти Дельвига, баронесса София Михайловна Дельвиг вышла замуж за брата поэта Боратынского - Сергея Абрамовича. Он и был тем поклонником, которого застал в своем доме в запоздалый час барон Дельвиг.  Всю свою существование София Михайловна не могла сдержать слез, слыша первые такты "Соловья". В доме Боратынских - в усадьбе Мураново,  тот самый романс никогда не исполнялся. София Михайловна считала, что незачем   ворошить  призрак прошлой жизни  и смешивать с настоящей. Возможно, она была права....

Смерть Дельвига была воспринята его многочисленными друзьями как тяжёлая утрата. Особенно глубоко переживал ее Пушкин. "Вот первая смерть, мною оплаканная. Карамзин под конец был мне чужд, я глубоко сожалел о нем как русский, но никто на свете не был мне ближе Дельвига, - писал он под впечатлением понесённой потери. - Без него мы точно осиротели. Смерть Дельвига нагоняет на меня тоску. Помимо прекрасного таланта, то была отлично устроенная голова и душа незаурядного закала. Он был лучшим из нас". Пушкин не разбрасывал слов понапрасну. И если сказал: "Он был лучшим из нас", то это истинно так. Похоронили Дельвига на Волковском православном кладбище. Через сто лет, когда на территории Волковского кладбища стали создавать мемориальный некрополь Литераторские мостки, памятник Дельвигу был разрушен. По словам основателя музея-некрополя Н.В. Успенского, в 1934 году "памятник преступно был сломан по почину рабочих, производящих уборку бесхозных памятников и заинтересованных в скорости и мерности укладки материала в кубометры, по количеству которых оплачивается их наряд". В том же году, к 135-летию со дня рождения А.С. Пушкина, прах его лицейского товарища был перенесен в Некрополь мастеров искусств (Тихвинское кладбище Александро-Невской лавры). Захоронение находится   рядом с могилами  Н.М. Карамзина и В.А. Жуковского. 

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В поэзии Дельвиг является одним из лучших представителей "пушкинской плеяды". Талант его невелик, и писал он мало, хотя в весьма разнообразных родах  оды, элегии, песни, идиллии, послания, личная лирика. Он был едва ли не первым насадителем в русской поэзии трудной формы сонета. По натуре Дельвиг был безмятежный созерцатель; Пушкин любил его за "детскую ясность" души и трунил над его спокойствием и солидностью, говоря, что он "родился женатым". Основной тон его поэзии - идиллический; его любимые темы - лень, покой, тишина; его занимали антологические мотивы, дальше которых не шел его чисто внешний "эллинизм". Немец по происхожде-нию, Дельвиг, однако, за свои симпатии к народной русской поэзии и талантливые подражания народной песне может быть назван одним из первых русских поэтов-народников, правда, не без примеси немецкой сентименталь-ности и романтической меланхолии. "Идиллии Дельвига для меня удивительны, - писал Пушкин, - какую силу воображения должно иметь, чтобы так совершенно перенестись из XIX столетия в золотой век, и какое необыкно-венное чутье изящного, чтобы так угадать греческую поэзию сквозь латинские подражания и немецкие переводы". Этот отзыв не лишен дружеского преувеличения, но идиллии - действительно лучшая часть поэтического наследия Дельвига.

СОЛОВЕЙ

Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!

Кто-то, бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!

Побывай во всех странах,
В деревнях и городах:
Не найти тебе нигде
Горемычнее меня.
Соловей мой, соловей,
Голосистый соловей!
                ГАВРИЛА ДЕРЖАВИН
                (1743-1816)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Гавриил Романович Державин – русский поэт и драматург эпохи Просвещения. Он также являлся государствен-ным деятелем, сенатором и тайным советником. Писатель родился 3 (14) июля 1743 года в Казанской губернии в обедневшей дворянской семье. Детство провел в родовом имении в селе Сокуры под Казанью. В 1759 году был отправлен на обучение в одну из казанских гимназий. За успехи в области геометрии был зачислен в Инженерный корпус в Петербурге. Однако по случайно ошибке в 1762 году был вынужден пойти служить солдатом в Преображенский полк. Особых успехов на новом поприще не имел. Лишь в 1772 году был произведен в прапор-щики, а в 1777 году был отправлен в отставку.

После ухода в отставку по протекции Вяземского, писатель поступил на службу в Сенат. А через год женился на 16-летней Екатерина Бастадион. Первые серьезные работы Державина относятся именно к этому периоду, хотя заниматься сочинительством он начал ещё в гимназии. Широкая известность пришла в 1783 году с появлением оды «Фелица». В своих произведениях писатель старался придерживаться классицизма. Позже появились произведения «Бог», «Вельможа», «Осень во время осады Очакова», «Водопад» и другие. Державин первым в русской литературе стал использовать прием «образной звукозаписи», то есть создание определенных художест-венных образов при слушании или чтении произведения.

После ошеломительного успеха в литературной сфере, у писателя стремительно пошла в гору и статская карьера. Его назначали губернатором Олонецкой губернии, затем Тамбовской. В 1791 году был секретарем, а позже и тайным советником императрицы Екатерины II. С 1802 года по 1803 был назначен Министром юстиции страны. В октябре 1803 года был освобождено от всех государственных постов и отправлен в отставку. В последние годы жизни писатель жил в своем имении в Новгородской губернии и занимался литературной деятельностью. Умер поэт в июле 1816 года.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ   ИЗ ЖИЗНИ

* Державин был потомком золотоордынского мурзы Багрима, который перешел на службу русскому престолу еще в XV веке, был крещен, служил Василию Темному. Прозвище имел «Держава» – отсюда и фамилия.

* Гавриил Державин служил трем царям. Был обласкан властью и гоним ею. Знал, что такое бедность и что такое богатство. Александр Сергеевич Пушкин писал о нем так: «Державин, бич вельмож, при звуке грозной лиры, их горделивые разоблачал кумиры».

* Слава и августейшая милость свалились на голову Державина, когда в 1783 г. новый журнал «Собеседник любителей российского слова» открылся его одой «Фелица». Императрица Екатерина несколько раз перечитывала оду. «Как дура, плачу», – сказала она своей подруге Дашковой. Автору оды были посланы золотая табакерка и 500 червонцев в ней.
…А друзья Державина боялись, что Екатерина прогневается на некоторые вольности. Однако она не заметила, что в оде никакой иронии. Державин соединил в ней два жанра. Явление это было поистине революционным для литературы эпохи классицизма, ведь ода и сатира принадлежали к разным «штилям».

* Стихи не раз ставили карьеру Державина под удар. Так, однажды императрица лично запретила печатать его оду «Властителям и Судиям».

* Служба Державина в Сенате была непродолжительна. По одним данным, у него очень скоро осложнились отношения с генерал-прокурором Вяземским, который очень хотел, чтобы Державин женился на его родственнице. Евгений Евтушенко, автор рубрики «В начале было слово» в «Российской газете», называет еще одну причину. Екатерина хотела, чтобы Державин всю жизнь писал вариации оды «Фелица», но у него это не получалось. Есть версия, что виной всему – неуживчивый характер Державина. В большой статье, которую мы нашли в Интернете, подробно рассказывается еще об одной причине – чисто служебной.
    В Сенате нужно было составлять роспись доходов и расходов на новый, 1784 год. Вяземскому хотелось, «чтобы нового расписания и табели не сочинять», а довольствоваться расписанием и табелью прошлого года. Между тем только что оконченная сенаторская ревизия (проверка деятельности госаппарата) показала, что доходы государства значительно возросли сравнительно с предыдущим годом. Державин указал на незаконность желания генерал-прокурора. Опираясь на букву закона, настоял на составлении новой росписи. Это был первый случай открытой борьбы Державина «за правду», приведший поэта к горькому убеждению, что «нельзя там ему ужиться, где не любят правды». В это время им были написаны стихи - эпиграмма:

Осёл останется ослом,
Хоть ты осыпь его звездами,
Где должно действовать умом,
Он только хлопает ушами.

После этого случая  в феврале 1784 г. он должен был выйти в отставку.

* Имя Г. Р. Державина присвоено Тамбовскому государственному университету.

*Одна из улиц Тамбова носит название Державинской в честь Г. Р. Державина.

*В честь Державина назван кратер на Меркурии.

*В Великом Новгороде на Памятнике «1000-летие России» среди 129 фигур самых выдающихся личностей в российской истории (на 1862 год) есть фигура Г. Р. Державина. 

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

При Александре первом, в 1802 году, его назначили министром юстиции, но, не поладив с царём, он вышел в отставку.
       Последние годы Державин жил на покое – зимой в Петербурге, в собственном особняке на Фонтанке, летом в имении Званка, на Волхове, вблизи столицы. Теперь всё свободное время Державин посвящал   поэзии и любимым друзьям.
   Незадолго до смерти Державину  суждено было услышать  стихи юного Пушкина. Случилось это 8 января 1815 года. На публичный экзамен в Царскосельский лицей в качестве самого дорогого гостя был приглашён Державин. Лицеист Пушкин читал «Воспоминания в Царском Селе». Державин будто помолодел на глазах у всех, так был он взволнован талантливыми стихами. Растроганный, он хотел обнять юношу, в котором почувствовал истинного поэта, но Пушкин, потрясённый встречей, убежал. Судьба подарила Державину случай благословить своего наследника. Пушкин это помнил всегда: в лирическом отступлении восьмой главы «Евгения Онегина»  он писал: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил».
     Скончался   Державин   в ночь на 21 июля 1816  года в деревне Званка. Его смерть, основываясь на биографиче-ских разысканиях  Я. К.  Грота,  описал  русский поэт Владислав Ходасевич:
   «Ночью на 5 июля случились  у него лёгкие спазмы в груди, после которых сделался жар и пульс участился. День прошёл как обычно. Только уже под вечер, раскладывая пасьянс, Державин вдруг изменился в лице, лёг на спину и стал тереть себе грудь. От боли он громко стонал, но затем успокоился и уснул. Вечером за бостоном его стали уговаривать ехать в Петербург, к известному доктору Роману Ивановичу Симпсону. Но он наотрез объявил, что ни в коем случае не поедет, а пошлёт только подробное описание болезни с запросом, как поступать и что делать.
   Он, однако ж, не написал и письма, потому что два дня чувствовал себя отменно, гулял, работал и в кабинете слушал Парашино чтение, жаловался, что понапрасну  его морят голодом.
   8 –го числа заказал он себе  к ужину уху, ждал её с нетерпением и съел две тарелки. Немного спустя ему сделалось дурно. Побежали за Максимом Фомичём. Державин прошёл в кабинет, разделся и лёг на диван. Призвав Аврамова, стал ему диктовать письмо в Петербург, к молодому Капнисту. Далее  собственной  рукой  приписал он: «Кланяйся всем. Покорнейший  ваш Державин». И ещё велел сделать приписку: «Пожалуй,  доставь немедленно приложенную записочку Петру Ивановичу Соколову».
   После диктовки начались у него сильные боли. Он стонал и по временам приговаривал:
   - Ох, тяжело! ох тошно!... Господи, помоги мне грешному… Не знал, что будет так тяжело; так надо! Господи,  помилуй меня, прости меня!.. Так надо, так надо!
   Так он долго стонал и  жаловался, порой с укоризною прибавляя ещё одно слово, которое относилось, должно быть, к съеденной ухе:
   - Не послушался!
 Однако и эта боль миновалась, он перестал стонать, приободрился
   - Вы отужинали? – спросил он, - больно мне, что всех вас так взбудоражил; без меня давно бы спали.
   Тут опять поднялся разговор о поездке в Петербург. Державин противился, но потом уступил и часов в одиннадцать приказал Аврамову сделать второй постскриптум: « После сего часу в десятом вечера я почувствовал настоящую лихорадку а в постелю ложившись напьюсь бузины; завтра же тятенька думает, коль скоро лучше того не будет, то ехать в Петербург».
  В самом деле, напился он бузины и перешёл из кабинета в спальню. Там вскоре страдания возобновились, и через несколько времени Аврамов уже продолжал письмо от своего имени:
   « В постели после бузины сделался жар и бред Наконец, Дарья Алексеевна приказала вам написать, что они решились завтрашний день ехать в Петербург; если же Бог даст дяденьке облегчение и они во вторник в Петербург не будут, то тятенька просит  прислать нарочного сюда на Званку с подробным наставлением  Романа Ивановича Симпсона. Ваш покорнейший слуга Евстафий Аврамов».
   Но странному письму  и на этом не суждено было кончиться. Державин лежал без памяти, Дарья Алексеевна велела сделать ещё одну приписку:
   «Р.S. Тётенька ещё приказала вам написать, что дяденьке не лучше, и просят вас, чтобы вы или  из братцев ваших, по получении сего письма, поспешили приехать на Званку как можно скорее».
   В исходе второго часа когда Дарья Алексеевна удалилась на время  и в спальне остались только Параша с доктором (который совсем растерялся и не знал, что делать). Державин вдруг захрипел, перестал стонать, и всё смолкло. Параша долго прислушивалась, не издаст ли он ещё вздоха. Действительно, вскоре он приподнялся и   глубоко протяжно вздохнул. Опять наступила тишина, и Параша спросила:
   - Дышит ли он ещё?
   - Посмотрите сами, - ответил Максим Фомич и протянул ей руку Державина. Пульса не было. Параша приблизи-ла губы к губам  его и уже не почувствовала дыхания».
    Державин скончался в 1816 году в своём доме в имении «Званка». Гроб с телом покойного на барже по Волхову отправился в своё последнее пристанище. Во время Великой Отечественной войны монастырь был разрушен. Пострадала и могила Державина. В 1959 году состоялось перезахоронение останков поэта и его жены в Новгородском Детинце. В 1993 году, в связи с 250-летием поэта, его останки были возвращены в  Хутынский монастырь.
(в семи верстах от Новгорода).
Детей  у Державина не было ни от первого, ни от второго брака.
В июле 2004 г. Варлаамо - Хутынский монастырь посетил президент России Владимир Путин. Он ос-мотрел церковь, а затем посетил могилу Гавриила Романовича Державина. Глава государства поставил свечку к могиле поэта.
               
ПАМЯТНИК

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так!— весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род  Вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.

О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.

                СЕРГЕЙ ЕСЕНИН
                (1895-1925)

ШТРИХИ   БИОГРАФИИ

      Русский советский поэт Сергей Александрович Есенин родился 3 октября (21 сентября) 1895 г в селе Константинове, Рязанской губернии (ныне Есенино Рязанской области) в зажиточной крестьянской семье. Его отец, Александр Никитич, вышел из крестьянского сословия, перебрался в Москву и стал приказчиком купца. Мать, Татьяна Федоровна  Титова, также уходила в город на заработки. С малолетства воспитывался у деда по матери, человека предприимчивого и зажиточного, знатока церковных книг. Окончил четырехклассное сельское училище, затем церковно-учительскую школу в Спас-Клепиках. После окончания школы в 1912 году поэт переехал в Москву, где служил у купца его отец. Работал в книжном магазине, затем поступил в типографию товарищества И. Сытина — это давало будущему поэту возможность читать различные  книги.
     В Москве Есенин посещал Суриковский литературно-музыкальный кружок, опекавший талантливых выходцев из народа, на собраниях которого читал свои стихи.
     В  1913 г.  поступает учиться  на историко – философское  отделение Московского городского народного университета.  В этом же году Есенин вступил в гражданский брак с Анной Изрядновой, которая в конце 1914 г. родила сына  Юрия.
     Впервые стихи Есенина появились в московских журналах в 1914 году. В 1915 году он едет в Петроград, знакомится там с А. Блоком, С. Городецким, Н. Клюевым   и другими поэтами. Восторженно принятый литератур-ной средой тогдашней столицы как посланец русской деревни, русских полей, Есенин быстро приобрел громкую славу. В 1916 году вышел первый сборник его стихов — «Радуница».
     Это была пора стремительного духовного роста и совершенствования мастерства поэта. Короткое время Есенин служил в царской армии. Сотрудничал в эсеровских изданиях, напечатав в них поэмы «Преображение», «Октоих», «Инония».
    В марте 1918 года поэт снова поселился в Москве, где выступал как один из основателей группы имажинистов. Меньше чем через год, в апреле 1918 г Есенин  перебирается в Москву, ставшую литературным центром  России. В мае выходит в свет второй поэтический сборник Есенина «Голубень» со стихами 1915-1916 гг. В декабре поэт становится членом московского профессионального Союза писателей. В Москве же он знакомится с А. Мариенго-фом и В. Шершеневичем. Результатом этого явилось создание «Ордена имажинистов», в который вошли также  Рюрик Ивнев, Г. Якулов и Б. Эрдман. Есенин активно участвует в издаваемых «Орденом» коллективных сборниках, в организации имажинистского издательства.   В этот период   вышло несколько сборников стихов поэта — «Трерядница», «Исповедь хулигана» (1921), «Стихи скандалиста» (1923), «Москва кабацкая» (1924), поэма «Пугачев». Не только Есенин имажинизму, но и имажинизм Есенину дал немало — как в образном плане, так и в отношении рифм и ритма.
     Осенью 1921 г. в мастерской  Г. Якулова Есенин познакомился с известной американской танцовщицей Айседорой Дункан, которая в мае следующего года стала его женой.
     После свадьбы Есенин с Дункан уехали в Европу, а осенью прибыли в Америку. Возвратился поэт в Россию только в августе 1923 г. В газете «Известия» были опубликованы очерки Есенина об Америке «Железный Миргород».
      В августе 1924 г. творческие разногласия и личностные мотивы (ссора с Мариенгофом) побудили Есенина порвать с имажинизмом.
     Осенью поэт вновь отправляется в путешествие — в Закавказье. Впечатления от этой поездки отражены в сборнике стихов «Персидские мотивы» (1925). Последний год жизни Есенина (была еще одна неудачная женитьба — на внучке Л. Толстого Софье) прошел в болезнях, метаниях, пьянстве.
23 декабря 1925 г. он «сбежал» из Москвы в Ленинград, где остановился в № 5 гостиницы «Англетер».

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ С. ЕСЕНИНА

* «С бухты-барахты не след идти в русскую литературу, — поучал он своего друга и соратника по имажинизму Анатолия Мариенгофа. — Искусную надо вести игру и тончайшую политику. Трудно тебе будет, Толя, в лаковых ботиночках и с проборчиком волосок к волоску. Как можно без поэтической рассеянности? Разве витают под облаками в брючках из-под утюга? Кто этому поверит? Вот смотри – Белый. И волос уже седой, и лысина величиной с Вольфовского однотомного Пушкина, а перед кухаркой своей, что исподники ему стирает, и то вдохновенным ходит. А еще очень не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят… Каждому надо доставить свое удовольствие. Знаешь, как я на Парнас восходил?.. Тут, брат, дело надо было вести хитро. Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать. Городецкий ввел? Ввел. Клюев ввел? Ввел… Знаешь, и сапог-то я никогда в жизни рыжих таких не носил, и поддевки такой задрипанной, в какой перед ними предстал. Говорил им, что еду бочки в Ригу катать. Жрать, мол, нечего. А в Петербург – на денек, на два, пока партия моя грузчиков подберется. А какие там бочки – за мировой славой в Санкт-Петербург приехал, за бронзовым монументом… Ну, а потом таскали меня недели три по салонам – похабные частушки распевать под тальянку. Для виду спервоначалу стишки попросят. Прочту два-три – в кулак прячут позевотину, а вот похабщину хоть всю ночь зажаривай…»

* «Сходство Есенина с кустарной игрушкой производило на присутствующих неуместно-маскарадное впечатле-ние…» – вспоминали современники, но ко времени, когда он уже достиг небольшой локальной известности и признания, маскарадом можно было пренебречь. Поэт одевался по последней американской моде, а вскоре вообще приобрел себе самый что ни на есть буржуазный цилиндр. В пролетарской России это так поражало умы обывателей, что милиционеры на улице все время требовали предъявить документы.

* Неудивительно, что Есенин очень стеснялся визитов своих деревенских родственников. Денег в деревню посылал мало, скупо, всегда при этом злясь и ворча. Никогда – по своему желанию, а только после настойчивых писем, жалоб и уговоров. Иногда из деревни приезжал отец. Робко говорил про нужду, недороды, про плохую картошку и сгнившее сено. Крутил реденькую конопляную бороденку и вытирал грязной тряпицей слезящиеся красные глаза. Есенин слушал речи отца недоверчиво, сердился: «Знать вы там ничего не желаете, а я вам, что мошна: сдохну – поплачете о мошне, а не по мне». В конце концов, Есенин все же давал денег, чтобы только поскорей выпроводить старика из Москвы: вдруг увидит кто! Долго не мог решить, как быть с сестрами – брать в Москву учиться или нет. Потом решил, что не стоит: к его цилиндру, смокингу и черной крылатке никак не шли зипуны и ситцевые платки сестер.

* Однажды поэту представился очень удобный случай, чтобы мгновенно завоевать популярность. К счастью, он им не воспользовался. Судьба свела его с молодой дочерью
прославленного в ту пору Шаляпина. «Слушай, Толя, — говорил он после Мариенгофу, — а ведь как бы здорово получилось: Есенин и Шаляпина… А? Жениться, что ли?..»

* Первой женой Есенина стала Зинаида Райх. У них сразу родилась дочь, но чем дальше – тем больше ширилось непонимание. В конце концов, поэт заявил, что снова влюблен, и жене с дочерью пришлось уехать в провинцию. От Райх у Есенина родился и второй ребенок – сын. Но поэт отказался даже взглянуть на него: «Не пойду. Не желаю. Нечего и незачем мне смотреть».
— Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдет, взглянет. Если не хочет со мной встречать-ся, могу выйти из купе.
После долгих уговоров Есенин согласился посмотреть на сына. Увидев, тут же брезгливо поморщился: «Фу! Черный!.. Есенины черные не бывают…» Больше они не встречались.

* Однажды театральный режиссер Мейерхольд сказал Есенину:
— Знаешь, Сережа, я ведь в твою жену влюблен… В Зинаиду Николаевну… Если поженимся, сердиться на меня не будешь?..
Есенин шутливо поклонился Мейерхольду в ноги:
— Возьми ее, сделай милость… По гроб тебе благодарен буду.
На том и порешили.

* Пресловутое есенинское хулиганство – главным образом изобретение литературной критики, а затем уже читателей и толпы. Поэт впоследствии просто вынужден был следовать придуманному образу, поскольку чувствовал его притягательность. Критика надоумила Есенина создать свою хулиганскую биографию, пронести себя хулиганом в поэзии и в жизни. Однажды кто-то написал оскорбительную заметку, назвав его стихи «литера-турным хулиганством», но поэт не обиделся, а тут же сочинил: «Плюйся, ветер, охапками листьев, я такой же, как ты, хулиган». Стихотворение пользовалось огромным успехом у публики, и Есенин совершенно трезво и холодно решил, что это очень удачный  рекламный ход. Маска становилась для него лицом, а лицо – маской. Вскоре появилась поэма «Исповедь хулигана», за нею книга того же названия и вслед, через некоторые промежутки – «Москва кабацкая», «Любовь хулигана» и т. д. во всевозможных вариациях.

* Позже Есенин настолько вжился в роль, что уже не мог вести себя прилично. Часто его экзотическое поведение вызывало восторг, как в случае с его возлюбленной Айседорой Дункан. «Ruska lubow!» — воскликнула она, когда Есенин оттолкнул ее неожиданно грубо. Впоследствии он стал ее господином, ее повелителем. Она, как собака, целовала руку, которую он заносил для удара, и глаза, в которых чаще, чем любовь, горела ненависть к ней.

* Но бывали и крайне неприятные эпизоды. Однажды он, не дочитав стихотворения, схватил со стола тяжелую пивную кружку и опустил ее на голову своего приятеля. Повод был такой ничтожный, что его никто не помнит. Обливающегося кровью, с рассеченной головой этого человека увезли в больницу. У кого-то вырвалось:
— А вдруг умрет?
Есенин сказал:
— Меньше будет одной собакой!

* Художник Юрий Анненков вспоминает, как встретил Есенина в ресторане «Альгамбра».
— В горы! Хочу в горы! – кричал ему пьяный поэт. – Вершин! Грузиночек! Курочек! Цыплят!.. Айда, сволочь, в горы?!
    Притерпевшийся Анненков не обижался, и друзья заказывали «пробку»: так они называли бутылку вина, потому что, как только она пустела – тут же билась вдребезги, а «в живых» оставалась лишь пробка. «Я памятник себе воздвиг из пробок, из пробок вылаканных вин!» — тут же написал Есенин.

* В самый разгар застолья поэт принялся ругать без запинки так называемый «Малый матерный загиб» Петра Великого (37 слов), с его диковинным «ежом косматым, против шерсти волосатым», а затем – «Большой загиб», состоящий из 260 слов, который, кроме Есенина, знал только «советский граф» и крупнейший специалист по петровской эпохе Алексей Толстой. «Настоящее художественное творчество начинается тогда, когда художник приступает к битью стекол, — писал Анненков в оправдание Есенина. — Вийона, Микеланджело, Челлини, Шекспира, Мольера, Рембрандта, Пушкина, Верлена, Бодлера, Достоевского и всех подобных – можно ли причислить к людям, соответствующим правилам хорошего тона?»

* Есенин обладал прекрасным вкусом. Многие стремились прочесть ему свои стихи. Вспоминают историю о приват-доценте Московского университета Шварце, человеке больших знаний, тонкой культуры и своеобразной мысли. Двенадцать лет он писал свое «Евангелие от Иуды» и, наконец, рассчитывая на громкий успех, решил прочесть его имажинистам. После чтения Есенин дружески положил Шварцу руку на колено:
     — А знаете, Шварц, ерунда-а-а!.. Такой вы смелый человек, а перед Иисусом словно институтка. Помните, как у апостола сказано: «Вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам»? Вот бы и валяли. Образ - то какой можно было закатить! А то развел патоку… да еще «от Иуды».
      Той же ночью Шварц отравился.

*Мариенгоф вспоминает свою последнюю встречу с Есениным в психиатрической больнице.

— Мне здесь очень хорошо… — говорил поэт. — Только немного раздражает, что день и ночь горит синенькая лампочка… Знаешь, заворачиваюсь по уши в одеяло… лезу головой под подушку… и еще – не позволяют закрывать дверь… все боятся, что покончу самоубийством.
     По коридору шла очень красивая девушка. Голубые, большие глаза и необычайные волосы, золотые, как мед.
— Здесь все хотят умереть… эта Офелия вешалась на своих волосах.
Потом Есенин повел в приемный зал. Показывал цепи и кандалы, в которые некогда заковывали больных, рисунки, вышивки и крашеную скульптуру из воска и хлебного мякиша.
— Смотри, картина Врубеля… он тоже был здесь…
Есенин улыбнулся.
— Только ты не думай – это не сумасшедший дом… сумасшедший дом у нас по соседству. Вон то здание!
Сквозь белую снежную листву декабрьского парка весело смотрели освещенные стекла гостеприимного помещичьего дома.

* 31 декабря 1925 года на Ваганьковском кладбище в Москве вырос маленький есенинский холмик.

«Поэт погиб потому, что был несроден революции, — писал в «Правде» Лев Троцкий. — Но во имя будущего она навсегда усыновит его…» Ну, что же, у каждого свои взгляды на поэзию. К счастью, время всех рассудило, и все поставило на свои места.

                ПОСЛЕДНИЕ  ДНИ

Днём  накануне смерти Есенин написал прощальное стихотворение:

До свиданья, друг мой, до свиданья,
Милый мой, ты у меня в груди,
Предназначенное расставанье
 Обещает встречу впереди.

 До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей,
В этой жизни умереть не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

Есенин передал это стихотворение своему ленинградскому другу, поэту Вольфу Эрлиху, который вспоминал:
   «Есенин  нагибается к столу, вырывает из блокнота листок, показывает издали: стихи. Говорит, складывая листок вчетвером и кладя его в карман моего пиджака:  «Тебе». Устинова (приятельница Эрлиха) хочет прочесть. «Нет, ты подожди, останется один – прочитает…»  Простились.  С Невского я вернулся вторично: забыл портфель. Есенин сидел  спокойный, без пиджака, накинув шубу, и просматривал старые стихи. На столе была развёрнута папка. Простились вторично».
     Стихотворение осталось в кармане у Эрлиха, но прочитал он его только на следующий день, когда Есенина уже не было в живых.
     Утром 28 декабря 1925 года поэта нашли повесившимся в номере ленинградской гостиницы «Англетер». Был вызван участковый, и на свет появился первый документ, связанный со смертью Есенина.

                АКТ

28 декабря 1925 года составлен настоящий акт мною, уч. надзирателем  2-ого  от. Л.Г.М. Н. Горбовым в присутствии управляющего гостиницей  Интернационал тов. Назарова В. Мих. о повесившимся  гражданине в номере гостиницы.  Прибыв на место  мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде, шея затянута была не мёртвой петлёй, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1, 5 м около места, где обнаружен повесившийся. Лежала опрокинутая тумба, и канделябр стоящий на ней лежал на полу. При снятии трупа с верёвки и  при осмотре его  было обнаружено на правой руке повыше локтя с ладонной стороны поре на левой руке на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, чёрные носки и чёрные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившимся оказался  Есенин Сергей Александро-вич, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».
   За понятых под этим «Актом» расписались Всеволод Рождественский, П. Медведев, М. Фроман и В. Эрлих  (все  - литераторы).
   Друг Есенина поэт Иван Грузинов пишет о том, что в той же гостинице жил  видный партиец, литературный функционер Георгий Устинов, который «Есенина просто обожал и как поэта, и как  друга. Сергей стучался к нему перед тем, как повеситься. Георгия Устинова не оказалось дома. Если бы завязалась беседа, не завязалась бы петля,  и не написалось бы  несколько провинциальное предсмертное стихотворение».   
   Смерть поэта потрясла современников.   «Сотни людей спрашивали меня: « Почему он сделал это?» - пишет друг Есенина  Анатолий Мариенгоф и в своих мемуарах пытается  найти ответ на этот  вопрос.
    « Где-то, когда-то мне довелось  прочесть биографию шотландской принцессы 15 века. Если память не изменяет, её звали Маргаритой.
   Умирая, принцесса сказала:
   - Плевать на жизнь!
Ей было девятнадцать лет. Никто не слышал последних слов Есенина. Да и вряд ли в унылом номере петербург-ской гостиницы «Англетер» в последнюю минуту он разговаривал с собой. Этой дурной театральной привычки я никогда не замечал за ним. Но с 1923 года, то есть  после возвращения из свадебного заграничного путешествия (с Айседорой Дункан), весь смысл его существования был тот же, что и у шотландской принцессы:
    - Плевать на жизнь!..»
    «В  последние месяцы своего трагического существования, - продолжает Мариенгоф, -  Есенин бывал человеком не больше одного часа в сутки.
     От первой, утренней рюмки  уже темнело  его сознание. А за первой, как железное правило, шли – вторая, третья, четвёртая, пятая…
   Время от времени Есенина  клали в больницу, где самые знаменитые врачи лечили его самыми новейшими способами. Они помогали так же мало, как и самые старейшие способы, которыми тоже пытались его лечить
    …К концу 1925 года решение «уйти» стало у него маниакальным. Он ложился под колёса дачного поезда, пытался выброситься из окна, перерезать вену обломком стекла, заколоть себя кухонным ножом.
    А накануне Есенин был в гостях у Николая Клюева.
  Среди теплящихся лампадок читал стихи  своему «старшему брату»  в поэзии. Клюев сидел на некрашеной дубовой лавке под иконой Миколы Чудотворца.
   - Ну, как? – тихо спросил Есенин. – Стихи – то?
   Старший брат троекратно облобызал его:
   - Чувствительные, Серёженька, Чувствительные стишки. Их бы на веленевой  бумаге напечатать, с виньеточками: амурчики, голубки, лиры. И в сафьян переплесть. Или в парчу, И чтоб  с золотым обрезом, Для замоскворецких барышень… Помнишь, как Надсона-то переплетали? А потом Северянина Игоря, короля поэтов. Вот бы, Серёженька, и твои стихи переплесть так же.
   После этих слов Есенин заплакал.
   Это была его последняя встреча…»

А выводы Мариенгофа таковы:
   «Есенинская трагедия чрезвычайно проста. Врачи это называли «клиникой» Он и сам в «Чёрном человеке» сказал откровенно:
     Осыпает мозги алкоголь.
     Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, осыпал жизнь».
В 1990 году вокруг смерти Есенина развернулась очередная дискуссия. На этот раз на основе посмертных фотографий поэта, снятых в  гостинице, во время судебно-медицинской экспертизы. На похоронах была поставлена под сомнение добровольность ухода его из жизни. На этих фотографиях, утверждает сторонница версии о насильственной смерти,  видна « чёрная круглая  пробоина, помимо раны на лбу. Иногда меня пытались уверить, что это просто гематома. Специалисты по судебно-медицинской экспертизе, к которым я обратилась, полагают, что это похоже на след от пули или удара».
    Другой адепт этой версии   также ссылается на  найденные в архивах фотографии, в частности, на такую, где  «Есенин лежит на диване… волосы взлохмачены, верхняя губа опухшая, правая рука в окоченении повисла в воздухе. На ней следы пореза. И сколько я не всматривался в фотокарточку, признаков наступления смерти от удушения не видел. Не было высунутого изо рта языка, придающего лицу висельника страшное выражение  Да,  и удивлял сам факт, что труп положили на диван, ведь у повешенных ослабевают мышцы мочевого пузыря и другие мышцы».
   Вышеуказанные доводы опираются лишь на фотографии, которые, как известно, могли быть отретушированы. Пока не найдены негативы, доводы эти будут оставаться достаточно сомнительными.
Кроме того, есть свидетельства людей, видевших Есенина после смерти. Так Иван Грузинов писал о похоронах поэта: « В гробу лежало чужое лицо. Всегда пышные кудри были зачёсаны гладко назад. Это делало лицо чужим и парикмахерским.  Исчезло всё озарявшее выражение. А лицо мы помним не по его чертам, а по выражению  глаз и губ.
   Я стоял в голове: были видны плохо замазанные ссадины на лице. Это Серёжа бился о паровое отопление, уже вися».
   Впрочем, сторонники версии о насильственной смерти выискивают и иные доказательства.
   Итак, спор продолжается.

Литература

 Мой век, мои друзья и  подруги. Воспоминания Мариенгофа, Шершеневича, Грузинова. М. , 1990.
Россия молодая. 1990. № 8 
 Московский литератор. 1990.  13 апреля. С.2.
Хроники Харона. Александр Лаврин. Московский рабочий. 1993 г.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Да, спор продолжается. В газетах и журналах периодически появляются всё новые и новые   статьи  о предпола-гаемой насильственной смерти Сергея Есенина. Вот одна   из таких статей. 

                Убийство Сергея Есенина

“Мир новостей” продолжает публикацию сенсационных подробностей гибели Сергея Есенина. До сих пор официального расследования в рамках уголовного дела по факту смерти поэта не проводилось. Есть ли доказательства убийства? Попробуем ответить на этот вопрос. Однако окончательное слово за Генпрокуратурой РФ. Россия имеет право узнать подлинные обстоятельства гибели ее величайшего поэта.
 
      В момент гибели Есенина в Москве шел XIV съезд ВКП(б). Не только судьба страны, но и судьба поэта решалась на этом драматическом съезде. Есенин попал в политический треугольник: Троцкий-Киров-Зиновьев. Троцкий имел все основания не любить поэта и как человека, дерзко отказавшегося сотрудничать с ним, и как автора поэмы “Страна негодяев”. Достаточный ли это мотив для приказа о физическом устранении поэта? Положение самого Троцкого было непрочным: у страны победившей революции не могло быть двух лидеров. Есенину покровительствовал не менее могущественный Киров, за которым стоял набиравший силу Сталин. На съезде Зиновьев и Каменев дали бой Сталину и потерпели поражение. На их место был назначен Киров. Именно в расчете на его покровительство и прибыл Есенин 24 декабря в Ленинград, где поэт ждал приезда Кирова. Но сторонники Зиновьева и Каменева, в частности, из числа пролетарских писателей, не собирались сдавать позиции.
     27 декабря 1925 года Сергей Есенин погиб. Съезд закончился 31 декабря. Потом Киров будет с горечью сожалеть о том, что не задержал на несколько месяцев Есенина в Баку. Но в те дни ему было не до Есенина. В стране делили власть. И борьба была жесткой. Одной из жертв которой и стал величайший поэт России. С Есениным расправились так быстро потому, что надо было успеть до приезда Кирова. На вопрос: “Как вы относитесь к версии, что именно Троцкий “заказал” Есенина?” - режиссер фильма “Дорогие мои! Хорошие!” Владимир Паршиков отвечает: “У Троцкого самого под ногами горело - Сталин шел во всю мощь. Гораздо сильнее можно воспринимать Зиновьева. Все происходило на XIV съезде”. “Троцкий мог санкционировать убийство?” - уточняю я. Паршиков: “Мог. Но в физическом устранении больше были задействованы пролетарские литераторы, большинство из которых сотрудничали с “органами”. Есенин представлял для них угрозу как литератор и общественный деятель”.
    20 января 1925 года заведующий столом дознания Вергей на основании двух непрофессионально составленных актов Н. Горбова и  А. Г. Гиляревского принял решение об отказе в возбуждении уголовного дела по пункту 5 статьи 4 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР - за отсутствием состава преступления. Один из них - акт Горбова - основан на лжесвидетельстве. Свидетели не видели погибшего в петле, однако подписали документ, в котором говорится о повешении. Акт составлен тоже с нарушениями законодательства, о которых сказано выше, к тому же должен был быть составлен не акт, а протокол. Другой - акт Гиляревского - составлен тоже с нарушением законодательства. Судмедэксперт должен был присутствовать на месте происшествия по вызову следователя. Он должен был произвести описание места происшествия в своем акте. В присутствии ассистентов зарегистрировать акт в специальном журнале, присвоив ему номер. Таким образом, отказ Вергея в возбуждении уголовного дела в рамках УК РСФСР 1923 года являлся незаконным. Никаких следственных действий в рамках законодательства не проведено до сих пор.
    В 90-х годах бывший старший следователь Эдуард Хлысталов провел частное расследование. По его данным, было составлено два акта, подписанных Гиляревским. Существует выписка о смерти С. А. Есенина, выданная 29 декабря 1925 года в столе ЗАГСа Московско-Нарвского совета. 29 декабря туда для получения свидетельства о смерти было представлено медицинское заключение Гиляревского под номером 1017. А не тот широко известный акт без номера, подписанный Гиляревским, но составленный не им, на основании которого было принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела. Однако само - подлинное - заключение Гиляревского не найдено. Оно бы могло прояснить многое. Возможно, Гиляревский специально составил столь непрофессиональный акт, чтобы дать понять потомкам, что все дело сфальсифицировано. Поразительно, и то свидетельство о смерти Есенина № 1017 в ЗАГСе Ленинграда на руки выдали не родным поэта, а Вольфу Эрлиху.
    В 1927 году Сварог писал: “Мне кажется, этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну... может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он “забыл” свой портфель в номере Есенина. И домой он “спать” не ходил - с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шел съезд, в “Англетере” всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому все было так неуклюже и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нес дрова и не вошел в номер, услышал, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову. А где теперь этот дворник? Сначала была “удавка” - правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открывалась достаточно широко, оставили труп у балкона, на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась... Почему я думаю, что закатали в ковер? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок на брюках и несколько в волосах... пытались выпрямить руку и полоснули бритвой “Жилетт” по сухожилию правой руки, эти порезы были видны... Сняли пиджак, помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и все потом унесли... Очень спешили... “Вешали” второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве...”. Свидетельства Сварога в нарушении законодательства к делу не приобщили.
   К числу открытых врагов Есенина относится и Лев Сосновский, возглавивший травлю поэта в московских изданиях.

    В 1992 году была создана комиссия Всероссийского писательского Есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти поэта под председательством Ю. Л. Прокушева. Прокушевская комиссия обратилась за помощью в бюро Главной судебно-медицинской экспертизы Минздрава России и привлекла судмедэкспертов для работы. Несмотря на массу нарушений и неувязок официальной версии, по итогам работы прокушевской комиссии в 1993 году представители Генпрокуратуры РФ неофициально сделали вывод о соответствии дознания по смерти поэта С. А. Есенина действовавшему уголовно-процессуальному законодательству от 1923-го. Отметив все-таки “неполноту и низкое качество документов”. И, признав отсутствие оснований для вывода об убийстве поэта и эксгумации его останков для проведения судебно-медицинского исследовании, дала заключение: “Постановление народного следователя 2-го отделения милиции г. Ленинграда от 23.01.26 о прекращении производства дознания по факту самоубийства С. А. Есенина является законным”.
     На вопросы: “Как вы относитесь к компетентности комиссии Прокушева? Имели ли право сотрудники Генпрокуратуры, не возбуждая уголовного дела, давать подобное заключение?” - Владимир Паршиков отвечает: “В соответствии с выводами адвоката Виктора Фомина, ни один из экспертов этой комиссии не давал подписку о даче ложных заключений. То есть эти специалисты свою деятельность исполняли не как судмедэксперты в рамках официально заведенного уголовного дела. Соответствующей закону процедурой было бы заведение уголовного дела в рамках УК РФ и работа следователей и судмедэкспертов в соответствии с законодательством РФ. С признанием родных поэта потерпевшими”.
      В конце 90-х  С.П. Есенина, Э.А. Хлысталов и А.С. Прокопенко обратились в Генпрокуратуру с просьбой о возбуждении уголовного дела и были приняты А.В. Белоусовым - помощником Генпрокурора РФ Юрия Скуратова. Светлана Есенина говорит, что нашла у Белоусова понимание, и уголовное дело по факту гибели Сергея Есенина могло быть заведено. Пока этот вопрос решался, в апреле 1999 года сам Юрий Скуратов был отстранен от должности Генпрокурора, а в апреле 2000 года Советом Федерации был снят с нее.
      Светлана Есенина и другие заявители обратились в Генеральную прокуратуру. На их жалобу 28 января 2008 года последовал ответ, что “каких-либо вновь открывшихся обстоятельств, подлежащих проверке следственным путем, не обнаружено”. Таким образом, Генпрокуратура в очередной раз показала нежелание заниматься этим делом.
      Однако за почти десять лет, прошедших с момента обращения к Юрию Скуратову, появились новые факты, ставящие под сомнение как законность выводов официальной версии, так и ее юридическое основание. Они собраны в резюме, подготовленном адвокатом Виктором Фоминым. В том числе удалось определить, что фотография с места преступления является зеркальной копией оригинала, а две идущие на расстоянии не более диаметра трубы отопления в номере располагались слева. Доказано, что при таком расположении глубокая впадина на лбу погибшего поэта не может быть объяснена соприкосновением с трубами. Она могла быть следствием удара тяжелым предметом. Свидетели, первыми попавшие в номер после гибели поэта, не упоминают о том, что в номере горел свет. Но Есенин не мог совершить самоубийство в темноте. Список фактов и нарушений законодательства в действиях официальных лиц в момент гибели Есенина - несколько десятков пунктов.
     В январе 2008 года будущий президент России Дмитрий Медведев назвал Россию “страной правового нигилизма”.
     Светлана Есенина: “Я обращаюсь к президенту России с просьбой указать Генпрокуратуре РФ на необходи-мость соблюдения ею законности в установлении истины по делу гибели Есенина. Давно пора снять с него клеймо самоубийцы”.
     Миллионы россиян считают, что пора, наконец, рассекретить связанные с гибелью Есенина документы из архивов ЦК КПСС И КГБ. Народ России имеет право узнать обстоятельства этой  национальной
трагедии.          
                Виолетта

Гори, звезда моя, не падай…
Гори, звезда моя, не падай.
Роняй холодные лучи.
Ведь за кладбищенской оградой
Живое сердце не стучит.

Ты светишь августом и рожью
И наполняешь тишь полей
Такой рыдалистою дрожью
Неотлетевших журавлей.

И, голову вздымая выше,
Не то за рощей - за холмом
Я снова чью-то песню слышу
Про отчий край и отчий дом.

И золотеющая осень,
В березах убавляя сок,
За всех, кого любил и бросил,
Листвою плачет на песок.

Я знаю, знаю. Скоро, скоро
Ни по моей, ни чьей вине
Под низким траурным забором
Лежать придется так же мне.

Погаснет ласковое пламя,
И сердце превратится в прах.
Друзья поставят серый камень
С веселой надписью в стихах.

Но, погребальной грусти внемля,
Я для себя сложил бы так:
Любил он родину и землю,
Как любит пьяница кабак.

                ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ ЖУКОВСКИЙ
                (1783-1852)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Василий Андреевич Жуковский  -  русский поэт, основоположник романтизма в русской поэзии, переводчик, критик. Член Российской академии (1818), почётный член (1827) и впоследствии академик (1841) Петербургской Академии Наук, тайный советник (1841).

Родился 29 января (9 февраля) 1783года в селе Мишенском Тульской губернии. Незаконнорождённый сын помещика Афанасия Ивановича Бунина  и пленной турчанки Сальхи (в крещении — Елизаветы Дементьевны Турчаниновой), привезённой в 1770 крепостными Бунина, участниками русско-турецкой войны, из-под крепости Бендеры.

Фамилию свою ребенок получил от жившего в имении бедного дворянина Андрея Ивановича Жуковско-го (ум. 1817), который по просьбе Бунина стал крёстным отцом ребёнка и затем его усыновил. Перед рождением будущего поэта семью Бунина постигло горе: из одиннадцати человек детей в короткое время умерло шестеро.

Убитая горем Мария Григорьевна Бунина решила взять в свою семью новорождённого и воспитать его как родного сына. Усыновление не давало право на передачу дворянства, кроме того, по завещанию от отца сыну не досталось ничего.

Для получения дворянства ребёнок был фиктивно зачислен на службу в Астраханский гусарский полк; получив звание прапорщика, которое давало право на личное дворянство, в 1789 шестилетний Жуковский был внесён в дворянскую родословную книгу Тульской губернии и получил грамоту на дворянское достоинство, которая позволила ему впоследствии получить образование в частном пансионе, затем в Тульском народном училище.

В 1797 году 14-летний Жуковский поступил в московский благородный университетский пансион и учился в нём четыре года. На втором году пребывания Жуковского в пансионе среди товарищей его, в числе которых были Дмитрий Блудов, Дмитрий Дашков, Сергей Уваров, Александр и Андрей Тургеневы, возникло особое литературное общество — Собрание, с официально утверждённым уставом.

Первым председателем его стал Жуковский. Там же он познакомился с директором пансиона Тургене-вым Иваном Петровичем.

Дебютом  Жуковского в печати стали «Мысли при гробнице» (1797), написанные под впечатлением известия о смерти В. А. Юшковой. «Живо почувствовал я, — говорит 14-летний автор, — ничтожность всего подлунного; вселенная представилась мне гробом. Смерть! Лютая смерть! Когда утомится рука твоя, когда притупится лезвие страшной косы твоей?..».

В 1802 Жуковский познакомился с Карамзиным, увлекшись сентиментализмом. В «Вестнике Европы» было напечатано его «Сельское кладбище» — вольный перевод элегии английского сентименталиста Грея. Стихотворение обратило на себя всеобщее внимание. В следующем году появилась повесть «Вадим Новгородский», написанная в подражание историческим повестям Карамзина.

Начиная  с 1805 поэтическая слава Жуковского быстро растет, достигая своего высшего расцвета в 1808–1812. Все это время Жуковский работал в «Вестнике Европы», а 1808–09 был его редактором.

В 1808  появилась его «Людмила», переделка «Леноры» Г. А. Бюргера. С этой балладой в русскую литературу входило новое, совершенно особое содержание — романтизм. Жуковского захватило стремление   уйти  в даль средних веков, в давно исчезнувший мир сказаний и преданий. Успех «Людмилы» воодушевил Жуковского.

В 1812 Жуковский поступил в ополчение. В лагере под Тарутином он написал «Певца во стане русских воинов», сразу доставившего ему несравненно большую известность, чем вся предшествовавшая его поэтическая деятельность. В тысяче списков  произведение  разошлось в армии и в России.

В 1815 Жуковский стал одним из главных участников литературного общества «Арзамас», в шуточной форме ведшего упорную борьбу с консерватизмом классической поэзии.

С 1816 Жуковский становится автором первого официального гимна России «Молитва русских». Это был перевод (правда, сильно измененный) текста английского гимна «God save the King». Музыка была также позаимствована у английского гимна (что в своё время сделали более 20 государств).

В 1816 Жуковский стал чтецом при вдовствующей императрице Марии Фёдоровне.

В 1817 он стал учителем русского языка принцессы Шарлотты — будущей императрицы Александры Фёдоровны, а осенью 1826 был назначен на должность «наставника» наследника престола, будущего императора Александра II.

Жуковский был хорошо знаком с А. С. Пушкиным. После смертельного ранения, которое получил  поэт   27 января (8 февраля) 1837 года, Жуковский неотлучно находился при умирающем.
Эту обязанность разделил с ним врач Пушкина, лейб-медик императора Н. Ф. Арендт.

Начиная с 1837 года Жуковский  с наследником   объездил  центральную Россию и часть Сибири.  В 1838–1839 годах  он путешествовал с  цесаревичем по Западной Европе. В Риме поэт особенно сблизился с Гоголем.

В 1841, в связи с совершеннолетием наследника, Жуковский ушёл в отставку. В этом же году в Дюссельдорфе состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 20-летней Елизаветой Евграфовной Рейтерн (1821–1856), дочерью его давнишнего приятеля, живописца Е. Р. Рейтерна.

Последние 12 лет жизни провёл в Германии, в кругу своих новых родных — сначала в Дюссельдорфе, позднее во Франкфурте-на-Майне, чуть не ежегодно собираясь побывать в России. Однако из-за  болезненного состояния своей жены  он  так и не успел осуществить  своего желания.

В начале 1842  года поэт  приступает к переводу «Одиссеи». В печати первый том «Одиссеи» вышел в 1848, второй — в 1849.

Умер В. А Жуковский 12 (24) апреля  1852 года  в  Баден - Бадене. Тело поэта было перевезено в Россию и погребено   в Петербурге на кладбище Александро-Невской лавры.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ ЖИЗНИ

* В 1817 Жуковский стал учителем русского языка принцессы Шарлотты — будущей императрицы Александры Фёдоровны, а осенью 1826 был назначен на должность «наставника» наследника престола, будущего
Императора  Александра   Второго.

* В 1837 году Жуковский объездил с наследником  Россию и часть Сибири.

*  В 1838–1839 годах Жуковский путешествовал с  цесаревичем  по Западной Европе.

* Многие произведения Жуковского явились переводами и вольными переложениями, в том числе из И. В. Гёте, Ф. Шиллера, Дж. Байрона, В. Скотта
  * С Крыловым, известным баснописцем, однажды произошла история, над которой хохотала вся компания. В.А.Жуковский не удержался и поведал её друзьям: «…Императрица всегда желала познакомиться с Иваном Андреевичем, и Жуковский повёл его в полной форме библиотекаря императорской  библиотеки в белых штанах и шёлковых чулках. Они вошли в приёмную. Дежурный камердинер уже доложил о них, как вдруг Крылов с ужасом сказал, что он пустил в штаны. Белые шёлковые чулки окрасились жёлтыми ручьями. Жуковский повёл его на чёрный дворик для окончания несвоевременной… «Ты, брат, вчера за ужином верно нажрался всякой дряни». Он повёл его в свою квартиру в Шепелевский дворец, там его вымыли, кое-как одели и повезли  домой».
* Благодаря учителю Василию Жуковскому у императора Николая Павловича с юмором всё было в порядке. Прибыв однажды в село где его встретили все жители, император остановился пред сельским старостой, держащим в руках хлеб-соль. Староста начал говорить приветственную речь: «Царь, ты столп!», и от волнения запнулся. С полминуты староста переминался с ноги на ногу, а затем опять громко воскликнул: «Царь, ты столп!», и опять замолчал, застыв в оцепенении. Нарушая затянувшуюся паузу, император громко ответил старосте: «А ты, дубина!», и долгий смех разрядил обстановку. Впоследствии император Александр Николае-вич всегда с теплотой вспоминал своего весёлого первого учителя.
* А. Россет, одна из немногих женщин того времени, с которой искренне дружили В.А.Жуковский, А.С.Пушкин, А.И.Тургенев, И.П. Мятлев и др. Воспоминания Россет: «Я хорошо рассказываю, Жуковский, Пушкин, Тургенев всегда просили меня рассказывать… Жуковский  и я, мы всегда ужинали за маленьким столом…Я не знаю как мне пришло в голову сказать, что я вулкан и под ледяным покровом и, торопясь, клянусь, не понимая, что говорю, я сказала: «Я, как Mont-Ros, на которую никто не всходил». Тут раздался безумный смех, я глупо спросила, отчего все рассмеялись?…Карамзина погрозила Пушкину пальцем…Жуковский и Пушкин взяли в привычку ходить ко мне по вечерам,…по утрам, когда Жуковский, будучи воспитателем наследника престола, бывал занят, забегала к Пушкиным, вызывая тем самым периодические приступы ипохондрии у Натальи Николаевны: «Ты ведь к мужу пришла, ну, иди к нему…Вот какая ты счастливая, я тебе завидую! Когда ты приходишь к моему мужу, он весел и смеётся, а при мне зевает»».
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

  В 1841 году отношения  Жуковского с царским двором ухудшились настолько, что, получив почетную отставку, Жуковский принял решение переселиться в Германию. Здесь он прожил последние 12 лет своей жизни,  сначала в Дюссельдорфе, позднее во Франкфурте-на-Майне.
    21 апреля 1841 г., в Дюссельдорфе, состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 18-летней дочерью его давнишнего приятеля, живописца Рейтерна.   К первому году брачной жизни Жуковского относятся сказки: "Об Иване-Царевиче и Сером волке", "Кот в сапогах" и "Тюльпанное дерево". В начале 1842 г. он заканчивает перевод поэмы "Нал и Дамаянти" и приступает к переводу "Одиссеи. Почти одновременно был окончен Жуковским и другой обширный труд - перевод "Рустема и Зораба" (1848).  Оторванный от родины, от друзей и родной литературы, он попадает под религиозное влияние семейства своей жены. Теперь его внимание привлекают, прежде всего, религиозные сочинения. Он предаётся размышлениям о  благодетельности молитв и спасительности смерти. К этому времени относятся его многочисленные философские стихи.
     Несмотря на болезни и резкое ухудшение зрения  творческая деятельность Жуковского не ослабевала в последний период жизни: закончил начатый еще в России перевод  поэмы "Рустем и Зораб" и "Одиссею" Гомера. В 1845 пишет "Сказку об Иване-царевиче и Сером Волке". Смерть прервала его работу над переводом "Илиады".
   До самых последних  дней  жизни Жуковский  мечтал  снова уехать  в Россию.
Все было готово, и отъезд назначен на 14 июля 1852 года. Но роковым образом переезд не осуществился - поэта настигла полная слепота. Он не оставил свой литературный труд и даже изобрел собственную “машинку”, чтобы иметь возможность продолжать писать. Остаток своей жизни Жуковский предполагал посвятить “Агасферу”, “Илиаде”, а также обработке и изданию сказок разных народов мира. Это не осуществилось.
     Уже давно начата была им поэма, к созданию которой он подготовлял себя продолжительным и усердным чтением. Она называлась "Странствующий Жид". Первая мысль о ней относится еще к 1831 г.; в конце 40-х гг. Жуковский написал первые 30 стихов и снова принялся за поэму лишь за год до своей смерти. Окончить поэму почти совершенно ослепшему поэту не пришлось. Он умер в Баден - Бадене 7 апреля 1852 г., оставив жену, сына и дочь. Тело его было перевезено в Петербург и с большими почестями предано земле на кладбище Александро-Невской лавры, подле Карамзина.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Деятельность  Жуковского открыла новую эпоху в истории русской поэзии начала XIX в. Боль¬шая и важнейшая часть его творческого наследия не только сохранила живое значение, но и оказала значительное и бла¬готворное воздействие на всю русскую поэзию. Он пришёл в поэзию  в переломный момент ее развития, на рубеже XVIII и XIX вв.  и   стал одним из первых  и  наиболее крупных поэтов нового времени — поэтом, открывшим новую страницу в русской поэзии.  Он первый  осуществил то, что намечалось, но еще не могло быть осуществлено его предшественниками и сверстниками: открыл для поэзии внутренний мир человека, чувствами и настроениями создал глубоко субъективную психологическую лирику. По определению Белинского, он «дал возможность содержания для русской поэзии» и «действовал на нравственную сторону общества посредством искусства». Его «великое историческое значение для русской поэзии вообще» заклю¬чается в том, что, «одухотворив русскую поэзию романтическими элементами, он сделал ее доступною для общества, дал ей возможность развития, и без Жуковского мы не имели бы Пушкина, который так сказал о Жуковском:

Его стихов пленительная сладость
Пройдёт веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнёт о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.

    В 1833 году Жуковский написал стихотворение, которое сам он назвал "Молитва русского народа", но потомкам оно стало известно как российский гимн.
    В 1883 г. повсеместно в России праздновался столетний юбилей его рождения, а в 1887 г. в Петербурге, в Александровском саду, поставлен городской думой небольшой памятник - бюст его из бронзы.

Лесной царь

Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.

"Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?"
"Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в темной короне, с густой бородой".
"О нет, то белеет туман над водой".

"Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне;
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои".

"Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит".
"О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы".

"Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять".

"Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей".
"О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне".

"Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой".
"Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать".

Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок подгоняет, ездок доскакал...
В руках его мертвый младенец лежал.


                ЗАБОЛОЦКИЙ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ
                (1903-1958)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Николай Алексеевич Заболоцкий  родился в восьми километрах от Казани, где его отец служил агрономом, а мать — сельской учительницей.

С 1913 года по 1920-й учился в реальном училище в селе Сернур, вблизи маленького провинциального города Уржума, Вятской губернии, увлекался историей, химией, рисованием…

В ранних стихах поэта смешивались воспоминания и переживания мальчика из деревни, органически связанного с крестьянским трудом и родной природой, впечатления ученической жизни и пестрые книжные влияния, в том числе господствующей предреволюционной поэзии – символизма, акмеизма: в то время Заболоцкий выделял для себя творчество Блока, Ахматовой.

В 1920 году, окончив реальное училище в Уржуме, он едет в Москву и поступает  на медицинское отделение университета. Очень скоро, однако, оказывается в Петрограде, где обучается на отделении языка и литературы Пединститута имени Герцена, которое и заканчивает в 1925 году, имея за душой, по собственному признанию, "объемистую тетрадь плохих стихов".

В  1926 году его призывают на военную службу.
Служит он в Ленинграде, на Выборгской стороне, и уже в 1927 году увольняется в запас. Несмотря на краткосроч-ность и едва ли не факультативность армейской службы, столкновение с «вывернутым наизнанку» миром казармы сыграло в судьбе Заболоцкого роль своеобразного творческого катализатора: именно в 1926-27 годах он пишет первые свои настоящие поэтические произведения, обретает собственный, ни на кого не похожий голос. Заболоцкий увлекался живописью Филонова, Шагала, Брейгеля Умение видеть мир глазами художника осталось у поэта на всю жизнь.

 В 1927 г. основал литературную группу ОБЭРИУ продолжившую традиции русского футуризма. В том же году принял участие в первом публичном выступлении обэриутов («Три левых часа») и начал печататься.

В 1929 году в Ленинграде выходит в свет первая поэтическая книга Заболоцкого "Столбцы", вызвавшая литературный скандал и издевательские отзывы в прессе. Оцененная как «враждебная вылазка», она, однако прямых распоряжений в отношении автора не вызвала и ему (при посредстве Н.Тихонова) удалось завязать особые отношения с журналом «Звезда», где было напечатано около десяти стихотворений, пополнивших Столбцы во второй (неопубликованной) редакции сборника.

В начале 1932 года Николай познакомился с работами Циолковского, которые произвели на него неизгладимое впечатление. «Нет бога-творца, но есть космос, производящий солнца, планеты и живых существ: нет всемогущего бога, но есть вселенная, которая распоряжается судьбой всех небесных тел и их жителей. Нет сынов божьих, но есть зрелые и потому разумные и совершенные сыны космоса. Нет личных богов, но есть избранные правители: планет, солнечных систем, звёздных групп, млечных путей, эфирных островов и всего космоса», – писал Константин Эдуардович. «Атом есть мельчайший Дух, который спит в камне, дремлет в животном, просыпается в растении и бодрствует в человеке», – продолжал он. Циолковский отстаивал идею разнообразия форм жизни во Вселенной, явился первым теоретиком и пропагандистом освоения человеком космического пространства. В письме к ученому и великому мечтателю Заболоцкий писал: "...Ваши мысли о будущем Земли, человечества, животных и растений глубоко волнуют меня, и они очень близки мне. В моих ненапечатанных поэмах и стихах я, как мог, разрешал их".

1933 год. Написана поэма  «Торжество земледелия»    в которой дано  философское осмысление темы преобразо-вания природы  и имеет место  размышление о месте человека в мироздании.

1936 год.  Перевод и  пересказ  для детей "Гаргантюа и Пантагрюэля" Ф.Рабле.

19 марта 1938 г. Заболоцкий был арестован и затем осуждён по сфабрикованному делу за антисоветскую пропаганду. От смертной казни его спасло то, что, несмотря на тяжелейшие физические испытания на допросах, он не признал обвинения в создании контрреволюционной организации, куда якобы должны были входить Н. Тихонов, Б. Корнилов и др.

С  февраля 1939 г. до мая 1943 г. Заболоцкий  отбывал срок в  районе Комсомольска-на-Амуре, затем в  Кулундин-ских степях.

В  марте 1944 г.  поэт был освобождён от стражи  и жил под наблюдением в Караганде. Частичное представление о его лагерной жизни даёт подготовленная им подборка «Сто писем 1938-1944 годов» – выдержки из писем к жене и детям. В таких условиях Заболоцкий совершил творческий подвиг: закончил переложение «Слова о полку Игореве» (начатое в 1937 г.), ставшее лучшим в ряду опытов многих русских поэтов. Это помогло ему добиться освобождения и в 1946 г. переехать в Москву.

В 1946 году Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей и получил разрешение жить в столице. Возобновив поэтическую работу, вынужденно стал одним из крупнейших советских переводчиков поэзии.

1957 год – последняя редакция перевода «Витязя в тигровой шкуре»  и  произведений многих грузинских поэтов.
Умер Николай Заболоцкий в 1958 году.   Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

 ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ  Н. ЗАБОЛОЦКОГО

*  Взяли за пропаганду.
«Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически. Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом — сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали…»
   "Наконец меня вытолкнули в другую комнату. Оглушённый ударом сзади, я упал, стал подниматься, но последовал второй удар - в лицо. Я потерял сознание. Очнулся я, захлёбываясь от воды, которую кто-то лил на меня. Меня подняли за руки и, мне показалось, начали срывать  одежду. Я снова потерял сознание. Едва я пришёл в себя, как какие-то неизвестные парни поволокли меня по каменным коридорам тюрьмы, избивая меня и издеваясь над моей беззащитностью».
Это строки Заболоцкого из мемуаров «История моего заключения» (опубликованы за рубежом на англий-ском языке в 1981, в России в 1988).

*  Вот как он описывает карагандинский быт семьи:
"...Родители занялись благоустройством помещения и борьбой с клопами. Где-то удалось достать две широченные доски, которые были положены на чурбаки и стали кроватью. Появились ящики и другая подобного рода мебель. Несмотря на трудности, появилось ощущение своего дома и семьи".
   Здесь Николай Заболоцкий работал сначала техником-чертежником в управлении саранского лагеря НКВД. А с августа 45-го даже начальником канцелярии и начальником АХО в управлении строительства Особсаранстроя.

* Николай Заболоцкий является крупнейшим переводчиком грузинских поэтов: Д. Гурамишвили, Гр. Орбелиани, И. Чавчавадзе, А. Церетели, В. Пшавелы. Перу Заболоцкого принадлежит перевод поэмы Ш. Руставели «Витязь в тигровой шкуре» (1957 — последняя редакция перевода).

*     О семейной  жизни Н. Заболоцкого  рассказывает К. Чуковский:

«Жена его Катерина Васильевна была готова ради него на любые лишения, на любой подвиг. По крайней мере, такова была ее репутация в нашем кругу, и в течение многих-многих лет она подтверждала эту репутацию всеми своими поступками. В первые годы их совместной жизни он был не только беден, а просто нищ; и ей, с двумя крошечными детьми, пришлось хлебнуть немало лишений. К середине тридцатых годов Николай Алексеевич стал несколько лучше зарабатывать, у них появилось жилье в Ленинграде, наладился быт; но после двух-трех лет относительно благополучной жизни все рухнуло - его арестовали. Положение Катерины Васильевны стало отчаянным, катастрофическим. Жена арестованного «врага народа», она была лишена всех прав, даже права на милосердие. Ее вскоре выслали из Ленинграда, предоставив возможность жить только в самой глухой провинции. И она выбрала город Уржум Кировской области - потому что городок этот был родиной ее мужа. Она жила там в страшной нищете, растя детей, пока, наконец, в 1944 году, не пришла весть, что Николай Алексеевич освобожден из лагеря и получил разрешение жить в Караганде. Она сразу, взяв детей, переехала в Караганду к мужу. Вместе с ним мыкалась она в Караганде, потом, вслед за ним, переехала под Москву, в Переделкино, чтобы здесь мыкаться не меньше. Мучительная жизнь их стала входить в нормальную колею только в самом конце сороковых годов, когда они получили двухкомнатную квартиру в Москве на Хорошевском шоссе,  и он начал зарабатывать стихотворными переводами.
    В эти годы я близко наблюдал их семейную жизнь.
Я сказал бы, что в преданности и покорности Катерины Васильевны было даже что-то чрезмерное. Николай Алексеевич всегда оставался абсолютным хозяином и господином у себя в доме. Все вопросы, связанные с жизнью семьи, кроме мельчайших, решались им единолично. У него была прирожденная склонность к хозяйственным заботам, особенно развившаяся благодаря испытанной им крайней нужде. В лагере у него одно время не было даже брюк, и самый тяжелый час его жизни был тот, когда их, заключенных, перегоняли через какой-то город и он шел по городской улице в одних кальсонах. Вот почему он с таким вниманием следил за тем, чтобы в доме у него было все необходимое. Он единолично распоряжался деньгами и сам покупал одеяла, простыни, одежду, мебель. Катерина Васильевна никогда не протестовала и, вероятно, даже не давала советов. Когда ее спрашивали о чем-нибудь, заведенном в ее хозяйстве, она отвечала тихим голосом, опустив глаза «Так желает Коленька» или «Так сказал Николай Алексеевич». Она никогда не спорила с ним, не упрекала его - даже когда он выпивал лишнее, что с ним порой случалось. Спорить с ним было нелегко, - я, постоянно с ним споривший, знал это по собственному опыту. Он до всего доходил своим умом и за все, до чего дошел, держался крепко. И она не спорила...
     И вдруг она ушла от него к другому.
     Нельзя передать его удивления, обиды и горя.
Эти три душевных состояния обрушились на него не сразу, а по очереди, именно в таком порядке. Сначала он был только удивлен - до остолбенения - и не верил даже очевидности. Он был ошарашен тем, что так мало знал ее, прожив с ней три десятилетия в такой близости. Он не верил, потому что она вдруг выскочила из своего собствен-ного образа, в реальности которого он никогда не сомневался. Он знал все поступки, которые она могла совершить, и вдруг в сорок девять лет она совершила поступок, абсолютно им непредвиденный. Он удивился бы меньше, если бы она проглотила автобус или стала изрыгать пламя, как дракон. Но когда очевидность сделалась несомненной, удивление сменилось обидой. Впрочем, обида - слишком слабое слово.   Он был предан, оскорблен и унижен. А человек он был самолюбивый и гордый. Бедствия, которые он претерпевал до тех пор, - нищета, заключение, не задевали его гордости, потому что были проявлением сил, совершенно ему посторонних. Но то, что жена, с которой он прожил тридцать лет, могла предпочесть ему другого, унизило его, а унижения он вынести не мог. Ему нужно было немедленно доказать всем и самому себе, что он не унижен, что он не может быть несчастен оттого, что его бросила жена, что есть много женщин, которые были бы рады его полюбить. Нужно жениться. Немедленно. И так, чтобы об этом узнали все. Он позвонил одной женщине, одинокой, которую знал мало и поверхностно, и по телефону предложил ей выйти за него замуж. Она сразу согласилась. Для начала супружеской жизни он решил поехать с ней в Малеевку в Дом творчества. В Малеевке жило много литераторов, и поэтому нельзя было выдумать лучшего средства, чтобы о новом его браке стало известно всем. Подавая в Литфонд заявление с просьбой выдать ему две путевки, он вдруг забыл фамилию своей новой жены и написал ее неправильно. Я не хочу утверждать, что с этим новым его браком не было связано никакого увлечения. Сохранилось от того времени одно его стихотворение, посвященное новой жене, полное восторга и страсти «Зацелована, околдована, с ветром в поле когда-то обвенчана, вся ты словно в оковы закована, драгоценная моя женщина...» Но стихотворение это осталось единственным, больше ничего он новой своей жене не написал. Их совместная жизнь не задалась с самого начала. Через полтора месяца они вернулись из Малеевки в Москву и поселились на квартире у Николая Алексеевича. В этот период совместной их жизни я был у них всего один раз. Николай Алексеевич позвонил мне и очень просил прийти. Я понял, что он чувствует необходимость как-то связать новую жену с прежними знакомыми, и вечером пришел.
      В квартире все было как при Екатерине Васильевне, ни одна вещь не сдвинулась с места, стало только неряшливее. Печать запустения лежала на этом доме. Новая хозяйка показалась мне удрученной и растерянной. Да она вовсе и не чувствовала себя хозяйкой, - когда пришло время накрывать на стол, выяснилось, что она не знает, где лежат вилки и ложки.    Николай Алексеевич тоже был весь вечер напряженным, нервным, неестественным. По-видимому, вся эта демонстрация своей новой жизни была ему крайне тяжела. Я высидел у него необходимое время и поспешил уйти. Через несколько дней его новая подруга уехала от него в свою прежнюю комнату, и больше они не встречались.
    И удивление, и обида - все прошло, осталось только горе. Он никого не любил, кроме Катерины Васильевны, и никого больше не мог полюбить. Оставшись один, в тоске и в несчастье, он никому не жаловался. Он продолжал так же упорно и систематично работать над переводами. Он тосковал по Катерине Васильевне и с самого начала мучительно беспокоился о ней. Он думал о ней постоянно. Шло время, он продолжал жить один - с взрослым сыном и почти взрослой дочерью, - очень много работал, казался спокойным. Он пережил уход Катерины Васильевны. Но пережить ее возвращения он не мог. Около первого сентября из Тарусы переехали в город Гидаш и Агнесса Кун. Агнесса зашла к нам и рассказала, что Заболоцкий решил остаться в Тарусе на весь сентябрь; он с увлечением переводит сербский эпос, здоров, весел и хочет вернуться в город как можно позже. После этого сообщения я не ожидал что-нибудь услышать о Заболоцком раньше октября, и вдруг, через неделю, я узнал, что Заболоцкий в городе, у себя на квартире, и к нему вернулась Катерина Васильевна. Трудно сказать, как он поступил бы дальше, если бы был в состоянии распоряжаться собой. Мы этого не знаем и никогда не узнаем, потому что сердце его не выдержало, и его свалил инфаркт».

    ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

    После инфаркта он прожил еще полтора месяца. Состояние его было тяжелым, но не казалось безнадежным. По-видимому, только он один и понимал, что скоро умрет. Все свои усилия после инфаркта - а он не позволял душе лениться! - он направил на то, чтобы привести свои дела в окончательный порядок. Со свойственной ему аккуратностью он составил полный список своих стихотворений, которые считал достойными печати. Он написал завещание, в котором запретил печатать стихотворения, не попавшие в этот список. Завещание это подписано 8 октября 1958 года, за несколько дней до смерти. Ему нужно было лежать, а он пошел в ванную комнату, чтобы почистить зубы. Не дойдя до ванной, он упал и умер...»

    Заболоцкий прожил всего 55 лет. В его преждевременной смерти во многом виновата многолетняя ссылка, из которой он вернулся в 1948 году. В 1955 году у него случился первый инфаркт, а 14 октября 1958 года его сердце остановилось.
   Сын Николая Заболоцкого, Никита, вспоминает:
   « К смерти отец был внутренне подготовлен, он лучше врачей знал, что жить ему осталось немного, и в последний год жизни постоянно ожидал внезапной смерти, свойственной сердечным больным. Бумаги и рукописи его были всегда аккуратно собраны, всё лишнее, ненужное  уничтожено. И если он не  успел собственноручно собрать и переплести  последний вариант своего полного собрания  стихотворений, то за несколько дней до смерти записал точные указания, как это следует сделать. К смерти отец пришёл успокоенным, как в отношении благополучия в семье, наступившего после временных семейных неурядиц, так и в отношении своей неизменной веры в социальный прогресс и лучшее будущее всего человечества…
   Натурфилософские представления отца  в известной мере защищали  его от страха личного уничтожения. Идею бессмертия он развивал, исходя из ощущения целостности всего организма природы и постоянных метаморфоз, которым подвергается материя этого организма. Он считал, что человек – орган мышления природы, следователь-но – её часть. И пока существует природа, он как один из её органов бессмертен. Растворившись в природе,  он предполагал возникнуть в любой её части – в листе, птице, камне, которые приобретают при этом  хотя бы в небольшой степени его собственные свойства.  Так же, как они уже вобрали в себя свойства  других, раннее живших. Человек как будто проходит через ряд материальных форм, оставаясь самим собой. Но и оставленные материальные формы – не шелуха, не сброшенная змеиная кожа, а он же, но воплощённый в иные объекты природы. Таким образом, рассуждая о жизни и смерти, отец воссоздавал в воображении мир, в котором часть в той  или иной степени обладает свойствами целого.  И в ином смысле все части (люди, животные, растения, минералы) родственны друг другу и как – бы взаимопроникают друг в друга…».

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В течение всей жизни Н. Заболоцкий очень  требовательно относился к своим произведениям и к их подбору, считая, что нужно писать не отдельные стихотворения, а целую книгу. На протяжении жизни несколько раз составлял идеальные своды, со временем пополняя их новыми стихотворениями, прежде написанные - редактиро-вал и в ряде случаев заменял другими вариантами. За несколько дней до смерти Николай Алексеевич написал литературное завещание, в котором точно указал, что должно войти в его итоговое собрание, структуру и название книги. В едином томе объединил он смелые, гротескные стихотворения 20-х годов и классически ясные, гармоничные произведения более позднего периода, тем самым признав цельность своего пути. Итоговый свод стихотворений и поэм следовало заключить авторским примечанием:

"Эта рукопись включает в себя полное собрание моих стихотворений и поэм, установленное мной в 1958 году. Все другие стихотворения, когда-либо написанные и напечатанные мной, я считаю или случайными, или неудачными. Включать их в мою книгу не нужно. Тексты настоящей рукописи проверены, исправлены и установлены окончательно; прежде публиковавшиеся варианты многих стихов следует заменять текстами, приведенными здесь".

ПРИЗНАНИЕ

Зацелована, околдована,
С ветром в поле когда-то обвенчана,
Вся ты словно в оковы закована,
Драгоценная моя женщина!

Не веселая, не печальная,
Словно с темного неба сошедшая,
Ты и песнь моя обручальная,
И звезда моя сумашедшая.

Я склонюсь над твоими коленями,
Обниму их с неистовой силою,
И слезами и стихотвореньями
Обожгу тебя, горькую, милую.

Отвори мне лицо полуночное,
Дай войти в эти очи тяжелые,
В эти черные брови восточные,
В эти руки твои полуголые.

Что прибавится — не убавится,
Что не сбудется — позабудется...
Отчего же ты плачешь, красавица?
Или это мне только чудится?

ИСТОРИЯ ЖИЗНИ

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!
Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому,
Через сугроб, через ухаб!
Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

                ДЖОЗЕФ  РЕДЬЯРД  КИПЛИНГ

                (30 декабря 1865 – 18 января 1936)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Джозеф Редьярд Киплинг (1865-1936) - английский писатель, поэт и новеллист.
Родился 30 декабря 1865 года в Бомбее (Индия). Отец, крупный специалист по истории индийского искусства, был директором музея. Мать происходила из известной лондонской семьи. Оба деда были методистскими священника-ми.
В 6 лет мальчика отправили в Англию. В 1882 году 16-летний Редьярд вернулся в Индию и устроился помощником редактора в лахорской газете. Не по летам развитый юноша удивлял местное общество проницательными суждениями о тайных пружинах колониального правления и знанием Индии, почерпнутым в основном в разговорах с энциклопедически образованным отцом.
Ежегодные отпуска в гималайском городе Симле стали источником многих работ писателя. С 1889 года Киплинг путешествовал по всему миру, писал дорожные заметки. В октябре он приехал в Лондон и почти сразу сделался знаменитостью. Начав с «Баллады о Востоке и Западе», он шел к новой манере английского стихосложения, создав «Песни казармы».
Вскоре из-за переутомления здоровье писателя пошатнулось, и большую часть 1891 года он провел в путешестви-ях по Америке и британским доминионам. Вернувшись в январе 1892 года, женился на сестре американского издателя У. Балестьера.
За четыре года, прожитых в Америке, Киплинг написал лучшие свои произведения. Это рассказы, вошедшие в сборники «Масса выдумок» (1893) и «Труды дня» (1898), а также стихи о кораблях, о море и моряках-первопроходцах, собранные в книге «Семь морей» и две «Книги джунглей» (1894–1895). В 1896 году он написал книгу «Отважные мореплаватели».
На вершине славы и богатства Киплинг избегал публичности, отказался от звания поэта-лауреата и почестей. В 1902 году он поселился в глухой деревне в графстве Сассекс. В 1901 году выпустил роман «Ким», свое прощаль-ное слово к Индии, в 1902 – восхитительную детскую книгу «Сказки просто так».
Он писал до начала 1930-х годов, но самыми известными так и остались его произведения конца 19 века.
Умер Киплинг в Лондоне 18 января 1936 года. Похоронен в Уголке поэтов в Вестминстерском аббатстве.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Следует отметить, что в течение многих лет своей жизни Киплинг принимал участие в работе Масонской ложи. По данным английского журнала «Масонские Иллюстрации», Киплинг стал масоном примерно в 1885 году, за шесть месяцев до обычного минимального возраста (21 год). Он был инициирован в № 782 «Надежда и Настойчивость», расположенную в Лахоре. Позже он написал в лондонской «Таймс»:
      «Я был  секретарём ложи несколько лет…,  той ложи, в которую вошли братья по крайней мере четырёх вероисповеданий. Я был введён [в Ученики] членом Брахмо Сомай, индусом, повышен [в степень Подмастерья] мусульманином, и возведён [в степень Мастера] англичанином. Наш  Привратник был индийским евреем.
      Киплинг так любил свой масонский опыт, что запечатлел его как свои идеалы в стихотворении «Материнская Ложа».
    Входил в  Ложу «Строители Совершенного Города» № 12, Сан - Омер, Франция.

В двадцатые годы благодаря стараниям врагов и недоброжелателей  популярность Киплинга резко снизилась. И хотя он выпустил несколько книг, в том числе  исследование « Ирландские гвардейцы в Великой войне», посвящённое полку, где служил его сын, они уже не имели прежнего успеха.
      Последний сборник Киплинга «Ограничение и обновление» был издан в  1932 году.
С 1915 года писатель страдал от гастрита  и язвенного колита. Умер он от кишечного кровотечения 18 января 1936 года в Лондоне.
   Похоронили писателя в уголке поэтов Вестминстерского аббатства. Гроб, накрытый британским флагом, несли премьер-министр  С. Болдуин и Б.Л. Монтгомери. Телеграммы соболезнования пришли от короля, королевы и членов королевской семьи, на похоронах присутствовали послы Франции, Бразилии, Италии, Бельгии.
      В некрологе Джордж Оруэлл написал: «В 13 лет я боготворил Киплинга, в 17 - ненавидел, в 20 - восхищался им, в 25 - презирал, а теперь снова нахожусь под его влиянием, не в силах освободиться от его чар».
Киплинг всегда писал о таких же людях, каким был сам, - о тех, кто хорошо делает свою работу и ценит порядок.  Он читал семье вслух свои рассказы и всегда умел посмеяться над собой. Он любил жену и был нежен с детьми. Вопреки всем пересудам «железный Редьярд» на самом деле был обычным человеком, «маленьким Пилигримом», как  он  называл себя в рассказах.
      Однако, не все в Англии относились к Киплингу благосклонно.  Британские писатели и поэты  проигнорирова-ли смерть и похороны Киплинга. Никто из них не присутствовал на похоронах великого поэта.
   После смерти Киплинга были опубликованы его автобиографические заметки «Кое-что о себе».

Интересные факты из жизни

* Свое имя Редьярд Киплинг получил, как полагают, в честь английского озера Редьярд, где познакомились его родители.

* Обращение с детьми в пансионе, в котором Киплинг провел 6 лет (1872–1878) было очень суровым, если не сказать жестоким. Позже Киплинг говорил, что с удовольствием бы сжег дом Холлоуэев (хозяева пансиона) и посыпал пепелище солью.

* Редьярд Киплинг мог писать только черными чернилами.

* Политическая позиция Киплинга, последовательно проводимая им в своем позднем творчестве, послужила причиной его отторжения от литературных кругов. Его называли "поэтом казармы", "бардом империализма" и "литературным хулиганом".

* Гроб Киплинга, накрытый британским флагом, несли премьер-министр Стенли Болдуин и Бернард Лоу Монтгомери (впоследствии фельдмаршал).

 ПОСЛЕСЛОВИЕ

Всю жизнь душу писателя разъедали противоречия.  Они проступали в его произведениях как швы и раны. Воспевание мужества и отваги простых людей сочетались  с прославлением культа силы, а «бремя белого человека» с искренней симпатией к индийцам. На вершине славы  и богатства Киплинг избегал публичности, игнорировал критику, отказался от звания лауреата и многих почестей.
Тем не менее, Киплинг стал первым  в  истории Англии лауреатом Нобелевской премии «за мужественность стиля… за наблюдательность, яркую фантазию, зрелость идей и выдающийся талант повествователя»

БАЛЛАДА  О "БОЛИВАРЕ"  Перевод А. Долинина

Снова мы вернулись в порт - семь морских волков.
Пей, гуляй, на Рэдклиф-стрит хватит кабаков.
Краток срок на берегу - девки, не зевай!
Протащили "Боливар" мы через Бискай!
Погрузились в Сандерленде, фрахт - стальные балки,
Только вышли - и назад: скачет груз козлом.
Починились в Сандерленде и поплыли валко:
Холодрыга, злые ветры, бури - как назло.
    Корпус, гад, трещал по швам, сплевывал заклепки,
    Уголь свален на корме, грузы - возле топки,
    Днище  будто решето, трубы - пропадай.
    Вывели мы "Боливар", вывели в Бискай!
Маяки нам подмигнули: "Проходи, ребята!"
Маловат  угля запас, кубрик тоже мал.
Вдруг удар - и переборка вся в гармошку смята,
Дали крен на левый борт, но ушли от скал.
    Мы плелись подбитой уткой, напрягая душу,
    Лязг как в кузнице и стук - заложило уши,
    Трюмы залиты водой - хоть ведром черпай.
    Так потрюхал "Боливар" в путь через Бискай!
Нас трепало, нас швыряло, нас бросало море,
Пьяной вцепится рукой, воет и трясет.
Сколько жить осталось нам, драли глотки в споре,
Уповая, что господь поршень подтолкнет.
    Душит угольная пыль, в кровь разбиты рожи,
    На сердце тоска и муть, ноги обморожены.
    Проклинали целый свет - дьявол, забирай!
    Мы послали "Боливар" к черту и в Бискай!
Нас вздымало к небесам, мучило и гнуло,
Вверх, и вниз, и снова вверх - ну не продохнуть,
А хозяйская страховка нас ко дну тянула,
Звезды в пляске смерти освещали путь.
    Не присесть и не прилечь - ничего болтанка!
    Волны рвут обшивку в хлам - ржавая, поганка!
    Бешеным котом компас скачет, разбирай,
    Где тут север, где тут юг, - так мы шли в Бискай!
Раз взлетели на волну, сверху замечаем.
Мчит плавучий гранд-отель, весь в огнях кают
"Эй, на лайнере! - кричим. - Мы тут загораем,
Вам, салаги, бы сюда хоть на пять минут!"
   Тут проветрило мозги нам порывом  шквала
   "Ну-ка, парни, навались, румпель оторвало!"
   Старый  шкипер заорал: "Ворот закрепляй!"
   Без руля, на тросах, мы прошли Бискай!
Связка сгнивших планок, залитых смолой,
Приплелась в Бильбао, каждый чуть живой.
Хоть не полагалось нам достичь земли,
Мы надули Божий Шторм, Море провели.
    Снова мы вернулись в порт, семь лихих ребят
    Миновали сто смертей, нам сам черт не брат
    Что ж, хозяин, ты не рад, старый скупердяй,
    Оттого что "Боливар" обманул Бискай?

                КОЛЬЦОВ  ВАСИЛИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ
                (3 октября 1809 – 29 октября 1842)

Родился 15 октября 1809 г. в Воронеже в семье торговца скотом. Начальное образование получил дома, под руководством учителя-семинариста.
 В 1820 г. поступил в Воронежское уездное училище, но через год отец забрал мальчика домой, чтобы приучить к торговой деятельности. Кольцов чтением восполнял недостаток образования.
1825 год. Первое стихотворение «Три видения»  (1825 г.), написанное в подражание И. И. Дмитриеву, поэт впоследствии уничтожил. В юности Кольцов пережил любовную драму (он был разлучён с крепостной девушкой, на которой хотел жениться), и это в дальнейшем сказалось в его стихах: особое место среди песен поэта занимает любовная лирика.
1830 год. Первая стихотворная публикация (была анонимной)
В 1831 г. во время деловой поездки в Москву Кольцов с помощью издателя и критика Н. В. Станкевича вошёл в литературный круг. В том же году в «Литературной газете» было опубликовано стихотворение Кольцова «Перстень» (более позднее название «Кольцо»).
В 1835 г. на собранные по подписке деньги Станкевич издал книгу «Стихотворения Алексея Кольцова» — единственный прижизненный сборник поэта. Критики отмечали связь стихов Кольцова с народными песнями, ощутимую на образном, тематическом и языковом уровнях.
1836 год стал переломным в творческом развитии поэта. Его стихи печатались в журналах «Телескоп», «Сын Отечества», «Московский наблюдатель» и др. Одно из стихотворений опубликовал в «Современнике» А. С. Пушкин.
1837 год. На смерть Пушкина Кольцов откликнулся стихотворением «Лес».
В 1840 г. после поездки в столицу, завершившейся неудачей в торговых делах, поэт заболел чахоткой, которая и свела его в могилу.
10 ноября  1842 г.  поэт умер  в Воронеже.
В 1846 г. вышло в свет подготовленное В. Г. Белинским посмертное собрание сочинений Кольцова.
ОТДЕЛЬНЫЕ  ЭПИЗОДЫ  ИЗ  ЖИЗНИ А. КОЛЬЦОВА

  *  Катков в своих воспоминаниях о Кольцове сообщает, что поэт даже щеголял практичностью и с некоторым ухарством рассказывал о своих торговых проделках, о том, как он "надувал" неопытных покупателей и продавцов.
   - уж если торгуешь, все норовишь похитрее дело обделать: руки чешутся! - говорил прасол.
   - Ну, а если бы вы, Алексей Васильевич, с нами имели дело,- спросил Белинский,- и нас бы надули?
   - И вас,- отвечал Кольцов,- ей Богу, надул бы... Может быть, и вдвое потом бы назад отдал, а не утерпел бы: надул!

   * Кольцов впервые свиделся со своим божеством, Пушкиным, на квартире последнего, куда он пошел по приглашению хозяина. С особенным чувством вспоминал всегда поэт о теплом и ласковом приеме, оказанном ему солнцем русской поэзии, которое он со священным трепетом собирался встретить. Со слезами на глазах рассказывал он Белинскому об этой торжественной в своей жизни минуте - встрече с Пушкиным. Подробностей о помянутом свидании не нашлось в бумагах Кольцова (у него, по всем данным, не имелось ни дневника, ни записок), но рассказ прасола в отрывочных чертах сохранился в памяти некоторых современников.
   Кольцов пришел на квартиру Пушкина почти за год до смерти последнего и объявил имя; Пушкин схватил его за руки и сказал:
   - Здравствуй, любезный друг! Я давно желал видеть тебя!
   Кольцов пробыл долго, приходил и еще несколько раз, но никому не передавал, о чем беседовал с Пушкиным.

   *Время с 1835 по 1838 год было временем самой большой известности Кольцова в Воронеже: все его знали и наперерыв приглашали к себе. А в 1837 году случилось событие, которое заставило и "кремня" - старика Кольцова - смотреть на "баловство" сына серьезно и даже основать на этом "баловстве" тонкие расчеты и ожидания, в значительной степени осуществившиеся. В июле 1837 года в Воронеже был проездом наследник, которого между другими сопровождал и Жуковский.
   Семейство Кольцовых мирно заседало за трапезой, когда вдруг неожиданно явился от губернатора жандарм за поэтом. Тот, испуганный, отправляется к начальнику губернии, и его там ласково встречает сам Василий Андреевич Жуковский. Знаменитый поэт и приближенное к наследнику лицо, Жуковский все свободное время в Воронеже проводил с Кольцовым: был у него в доме, познакомился с семьей и пил там чай... Весь город был свидетелем того, как прасол Кольцов гулял и ездил со знаменитым поэтом и вельможею. Это, конечно, еще больше подняло фонды Кольцова в городе. Мало того, Жуковский, посетив гимназию и собрав учителей, много и красноречиво говорил им о большом таланте Кольцова и приглашал их знакомиться с поэтом. Обо всем этом Кольцов с восторгом рассказывает в письмах к Краевскому. Впоследствии отец Кольцова и родные, сообщая о посещении их дома "вельможею", обставляли это свидание совершенно невероятными и легендарными подробно-стями...

Оригинальным было отношение  старика  к дарованию сына. Он стал смотреть на это дарование как на доходную статью и хвастался им. Он хвалился связями сына с «генералами» и  пускал таким образом  при случае пыль в глаза своим родственникам и знакомым. Когда в 1839 году сын снова задумался об издании своих стихов, отец явился горячим сторонником этого мероприятия, но не потому что оно являлось общественным делом, вкладом в сокровищницу искусства, а потому, что из этого «большой барыш» выйдет. Старик рассказывал в торговых рядах, что сын написал «такой важный песенник, что ему обещают царскую награду и вызывают в Питер… В Питер ехать – много денег надо, но это дело даст большой капитал…»

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

     Последние пять-шесть лет жизни Кольцова представляют настоящую драматическую борьбу правды и поэзии, домашних мелочей и прасольства с высшими умственными и художественными запросами богато одаренной натуры.
    Многим мечтаниям Кольцова не суждено было осуществиться. Его здоровье было подорвано непосильной работой на семью, постоянной погруженностью в прасольские заботы, отрывавшие поэта от его мечты, призвания, главного дела жизни. Запутанные торги и долги отца - самодура он вынужден был распутывать. Семья же ему не помогала. Его травили или, как свидетельствует Белинский, его ежедневно, ежеминутно оскорбляли, мучили, дразнили, как дикого зверя в клетке. Ему иногда не на что было купить лекарства, чаю, сахару, свечей. Мать украдкой от всех, прежде всего от мужа, приносила ему обед и ужин. А он делал ради семьи даже то, что было противно его натуре, но не получал благодарности. "Сестре на свадьбу отец нашел десять тысяч рублей, а больному сыну нет двести — на лекаря", — писал поэт, как бы приоткрывая занавес одной из пьес Островского. Драма с Дуняшей, ее смерть, купеческое и мещанское окружение так и просятся в пьесу...
     Вернувшись в марте 1841 года в Воронеж, Кольцов  старается уладить свои торговые дела. Его новый дом был отстроен летом того же года, и поэт занял в нем мезонин (четыре комнаты), устроенный по его вкусу. Отец обходился с ним все холоднее и холоднее. Он, по рассказу Белинского, согласился давать Кольцову только тысячу рублей из тех семи тысяч, которые должен был приносить дом. В числе многих причин, вызывавших холодность отца, нужно указать еще и на то, что старик, давно желавший и пытавшийся (еще в 1837-38 годах) женить сына на представительнице купеческой "аристократии", не встречал на это согласия поэта. Впрочем, даже и теперь, во время болезни сына, отец не оставлял своей мысли и надеялся женить последнего, когда ему станет лучше. Но хотя он уже не встречал со стороны "Алеши" упорного отказа, сватовство в одном из домов окончилось неудачно; старик совсем рассердился, думая, что сам сын расстроил дело.
   Печальное время настало для поэта. Знакомые, встречавшиеся с ним изредка на улицах и в городском саду, находили его бледным, понурым, сумрачным и раздражительным. Делами он уже не мог хорошо заниматься, да и сам старик, отстроив большой доходный дом, решился, кажется, совсем бросить прасольское ремесло. Он уплатил долги по векселям сына и не прочь был отпустить его от себя, конечно без денег. И в это время, когда мучительные припадки болезни проходили, Кольцову страстно и, во всяком случае, больше прежнего хотелось порвать с Воронежем и уехать в столицы... Но болезнь брала свое, облегчения были редки, и поэт не мог отправиться к друзьям, если бы даже и желал этого.
   Летом 1841 года больной по совету доктора жил на даче у своих родственников и купался в Дону. Это поправило его силы. Но наступила ранняя осень, болезнь опять усилилась, и начались прежние мучения. Из сырого мезонина Кольцов осенью перешел вниз, ему дали лучшую комнату, непроходную, и вообще жизнь его в материальном отношении была, судя по письмам поэта и рассказам современников, обставлена гораздо лучше, нежели описывает Белинский. Но нравственное состояние было порою очень тяжело. "Здоровье мое стало лучше,- пишет поэт в одном из последних писем к Белинскому,- начал прохаживаться и был два раза в театре. Лекарь уверяет, что я в пост не умру, а весной меня вылечит. Но сил, не только духовных - и физических, еще нет; памяти тоже. Волоса начали расти, с лица зелень сошла, глаза чисты... Что если и выздоровевши таким останусь... Тогда прощайте, друзья, Москва и Петербург! Нет, дай Господи умереть, а не дожить до этого полипного состояния!.. Или жить для жизни, или марш на покой!"
   Нужно сказать правду: Кольцов терпеливо выносил свои страдания и только в письмах к друзьям говорил о них да порою становился раздражительным.
   А как ему хотелось жить! Рядом, по случаю выхода замуж Анисьи, шумела молодежь: танцевали, играли и пели... И это кипучее веселье, шумевшее около умирающего поэта, должно было доставлять ему много минут жгучей скорби об уходящей жизни, о прошлых радостях... Поэт жалуется в письме к Белинскому на эту кутерьму, но она скоро прошла, и он успокоился. В существующих в литературе рассказах много говорится об ужасе той обстановки, которая окружала в последние дни Кольцова. Поэта, по этим рассказам, ежедневно оскорбляли, мучили и дразнили, как дикого зверя в клетке,- в то время как ему нужно было спокойствие. Доходило будто бы до того, что иногда мать только украдкою могла доставлять сыну обед и ужин и что дрова поэт, живя в холодном мезонине, добывал по ночам, как вор... Когда узнали об этом, то обещали выгнать его из дома. Рассказывают даже о таком ужасном случае: у сестры поэта, в соседней комнате, раз собралось много гостей; гости затеяли игру: поставили на середину комнаты стол, положили на него девушку, накрыли ее простынею и начали петь "вечную память" рабу Божию Алексею. Но эта картина последнего года жизни прасола-поэта настолько мрачна и в таком бесчеловечном виде рисует его родных, что ей трудно верить, тем более что сам Кольцов во многих письмах совершенно иначе рассказывает об обстановке в доме и об отношении окружающих. Также из многих источников достоверно известно, что родные поэта не могли быть так жестокосерды, а мать до конца крепко любила своего единственного сына "Алешеньку" и самоотверженно ухаживала за ним во время болезни. Кроме того, в эту тяжелую пору жизни Кольцов обрел друга, что немало скрашивало его бедствия. Этим последним приятелем прасола был доктор Малышев, симпатичный человек, оригинал и умница. Со многими пациентами из купцов он не церемонился. "Давай деньги вперед! - говорил он,- а то надуешь...", что и случалось не раз. Но к Кольцову Малышев отнесся с горячей симпатией, лечил его почти даром, поддерживал в нем бодрость духа, часто посещал поэта, который был ему сердечно благодарен. Присутствие доктора оживляло Кольцова и заставляло его надеяться, что не все еще потеряно.
   - Доктор! - говорил больной.- Если болезнь неизлечима, если вы только протягиваете жизнь, то прошу не тянуть ее... Чем скорее, тем лучше,- и вам меньше хлопот. Но доктор утешал его, ручался за излечение.
   - Когда так, будем лечиться! - решал Кольцов.
   Глубокой, надрывной скорбью веет от последних писем поэта. Тяжело умирать, когда так хочется жить, когда в жизни осталось еще так много неизведанного, прекрасного, когда не осуществились заветные мечтания молодо-сти... В конце 1841 года он пишет князю Вяземскому: "Болен я. Жизнь моя туманная, доля бесталанная..." Но возможность смерти он видел ясно и такими трогательными словами заключал письмо к своим двум друзьям (Белинскому и Краевскому) в Петербург: "Ну, теперь, милые мои, пришло сказать: прощайте... Надолго ли? - Не знаю. Но как-то это слово горько отозвалось в душе моей... Но еще прощайте, и в третий раз - прощайте! Если бы я был женщина, хорошая бы пора плакать... Минута грусти, побудь хоть ты со мною подольше!"
   За полтора или за два месяца до смерти поэта с ним свиделся товарищ Серебрянского по семинарии Аскочен-ский. Поэт, бывший в последнем градусе чахотки и говоривший низким, тихим и сиповатым голосом, не узнал прежнего знакомого.
   - Вы меня не узнали, Алексей Васильевич? - спросил Аскоченский.
   - Нет,- отвечал Кольцов.
   Гость назвал свою фамилию. Поэт обрадовался. Заговорили о старине. Аскоченский рассказывал про Киев.
   - Боже мой! Как вы счастливы,- сказал больной,- вы учились, а мне Бог не судил... Я так и умру - неученый.
   Аскоченский стал его разуверять, говорил, что он еще много проживет и порадует читателей своими стихами.
   - Зачем умирать? Выздоравливайте, да в Киев к нам!
   - Да, в Киев, в Киев! - проговорил поэт.
   "Но я думал,- говорит Аскоченский,- нет, не в земной ты Киев поедешь, а в небесный... Ты уж на дороге туда..."
   Один, без друзей, доживал Кольцов свои последние дни. Друзья боялись встреч с отцом и не навещали больного. Родные же собирались почти ежедневно. Приходила и Анисья, хотя ее посещения, кажется, не всегда были приятны поэту.
   Как бы ни был виновен человек, как бы ни были против него ожесточены люди, но тайна смертного часа все сглаживает... Страшному обаянию и трогательному величию смерти могут оказаться недоступными только очень жестокие люди. В самом деле, у кого бы не защемило сердце при виде этой картины: недавно еще могучий прасол, у которого было "много дум в голове, много в сердце огня", лежал каким-то жалким остовом, прикованный к своей постели... От него остались одни мощи.
   - Посмотрите,- сказал он, показывая как-то сестрам ладонь,- только и осталось мяса, что здесь, а то - все кости!- и заплакал.
   15 октября (1842 года) пришел священник. Больной поднялся, встал с постели, упал ниц, но снова подняться не мог...
   - Зачем делать сверх сил! - с кротким укором сказал духовник.
   - Не говорите мне этого! - с рыданием ответил умирающий.- Я понимаю, кто посетил меня...
   Наступило 19 октября. В комнате поэта сидела сестра его, Андронова. Он лежал и пил чай из чашки, подаренной ему князем Одоевским, которою очень дорожил. Больного поила няня. Руки его страшно тряслись.
   - Послушай, няня,- сказал поэт,- какая ты странная: опять налила чай в чашку, она велика... Я слаб и могу ее разбить, перелей в стакан.
   Просьбу больного исполнили. Андронова вышла на минуту из комнаты, а через несколько мгновений оттуда донесся крик няни. На крик прибежали сестра и мать. Кольцов был бездыханен: он умер моментально, держа в своих руках руку няни.
   Поэт тихо и незаметно сошел в могилу. Друзья и почитатели, давно уже потерявшие его из виду, узнали о его смерти долго спустя, а столицы - еще позже. Белинский уже от посторонних лиц получил известие о смерти Кольцова. Кстати скажем, что поэт, вероятно вследствие болезни и тяжелого состояния духа, давно не писал критических статей (с февраля 1842 года).
Скончался А. В. Кольцов от чахотки 29 октября 1842 года в Воронеже.  Был похоронен на Митрофаньевском кладбище.
   Отец сделал на могиле сына безграмотную, но прочувствованную надпись...
   - Разумная голова был мой Алексей,- говорил он всем, спрашивавшим о покойном сыне,- да Бог не дал пожить на свете: книжки его сгубили и свели в могилу!
   27 октября 1868 года по почину купца Кривошеина, который стал и первым жертвователем на дело увековечения памяти Кольцова, был открыт в Воронеже памятник поэту-прасолу.   

     Со временем кладбище ликвидировали, на его месте построили цирк. Могилу Кольцова и ещё несколько могил, одна из которых – захоронение известного поэта И. С. Никитина, не тронули. Это место огорожено и называется «Литературный некрополь». Находится оно рядом с цирком. Но самый лучший памятник Кольцов воздвиг себе своими прекрасными и задушевными песнями.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Смерть застигла поэта в самом расцвете поэтической силы... Но и то, что он успел сделать, навсегда утвердило за ним одно из первых мест в истории русской поэзии. Он первый, как сын и питомец народного быта, показал настоящую народную жизнь, настоящего крестьянина с его лишениями и радостями, сумел открыть в этой жизни проблески поэзии, а в душе вечного труженика — показать близкого, родного нам человека. По художественности изображения и значительности содержания поэзия Кольцова — прямая предшественница народнической деятельности писателей-реалистов, подготовивших сознание русского общества к крестьянской реформе. По идеальным задачам эта поэзия — воплощение благороднейших свойств русского духа, — тех свойств, которыми отмечена жизнь самого Кольцова — носителя света среди полуварварского общества — и жизнь всех истинных тружеников русской мысли и просвещения.

ИЗ СТИХОВ А. КОЛЬЦОВА

ПОСЛЕДНИЙ ПОЦЕЛУЙ

Обойми, поцелуй,
Приголубь, приласкай,
Еще раз - поскорей -
Поцелуй горячей.
Что печально глядишь?
Что на сердце таишь?
Не тоскуй, не горюй,
Из очей слез не лей;
Мне не надобно их,
Мне не нужно тоски...
Не на смерть я иду,
Не хоронишь меня.
На полгода всего
Мы расстаться должны;
Есть за Волгой село
На крутом берегу:
Там отец мой живет,
Там родимая мать
Сына в гости зовет;
Я поеду к отцу,
Поклонюся родной
И согласье возьму
Обвенчаться с тобой.
Мучит душу мою
Твой печальный убор,
Для чего ты в него
Нарядила себя?
Разрядись: уберись
В свой наряд голубой
И на плечи накинь
Шаль с каймой расписной;
Пусть пылает лицо,
Как поутру заря,
Пусть сияет любовь
На устах у тебя;
Как мне мило теперь
Любоваться тобой!
Как весна, хороша
Ты, невеста моя!
Обойми ж, поцелуй,
Приголубь, приласкай,
Еще раз - поскорей -
Поцелуй горячей!

                ИВАН АНДРЕЕВИЧ КРЫЛОВ
                (1769-1844) 

Одни к деньгам, другие к славе рвутся.
Посмотришь – аж кружится голова!
Не надо мне ни славы, ни сребра,
А дайте только к детству прикоснуться.

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

   Иван Андреевич Крылов родился 13 февраля 1769 года в Москве. Его отец был капитаном, служил в Яицком городке в момент Пугачевского восстания. Маленький Иван в это время вместе с матерью находился в Оренбурге, из этого периода жизни он запомнил голод и попадание нескольких ядер к ним на двор. Поскольку чин капитана в то время был значителен, то имя Крыловой с ее сыном было найдено в бумагах Пугачева в расписании, кого на какой улице повесить.
   В 1774 году отец будущего поэта вышел в отставку и поселился в Твери, где занял должность председателя губернского магистрата. После его смерти мать, впавшая в нужду и подрабатывавшая услугами в богатых домах, упросила местное начальство принять девятилетнего сына, получившего домашнее образование, на службу - переписывать деловые бумаги. А в 1782 году, переехав с матерью в Петербург, Крылов стал работать в канцелярии в Казенной палате.
     В Петербурге он увлекся театром, в котором ставились пьесы Фонвизина, Княжнина, Сумарокова, близко познакомился с актерами И. Дмитревским и П. Плавильщиковым, с директором театров генерал-майором П.А. Соймоновым. Под влиянием театра и встреч с актерами Крылов написал свое первое произведение -оперу в стихах "Кофейница", которую не напечатали и не поставили на сцене. Надо сказать, что начало у Крылова-поэта было неудачное. Вслед за "Кофейницей" последовала "Клеопатра", которую постигла та же участь. Безвестный разночинец Крылов никак не мог пробиться в круг признанных  авторов. 
    В 1877 году он написал сатиру-памфлет "Проказник", в которой так сурово высказался в адрес своих критиков, что Княжнин и Саймонов порвали с ним. Первые басни, напечатанные Крыловым в 1788 году в журнале "Утренние часы", тоже прошли совершенно незамеченными. Тогда Крылов решил издавать журнал "Почта духов", который вскоре был закрыт цензурой. Но Крылов не сдался.
    В 1792 году он вместе с А.И. Клушиным, И А. Дмитриевым и П. А. Плавильщиковым начал издавать новый журнал "Зритель", но уже в мае 1792 года и он был закрыт. На некоторое время Крылов отошел от литературных дел. Он начал искать какой-нибудь доход и вскоре нашел его в карточной игре, где ему неслыханно везло, хотя его считали не только мастером, но и фокусником этого вида деятельности. Неизвестно, к чему бы это все привело, но в начале 1797 года он близко подружился с князем С.Ф. Голицыным. Князь предложил Крылову занять место его личного секретаря и домашнего учителя. Теперь Крылов много времени проводил в имении князя - селе Казацком Киевской губернии. Владея несколькими языками, он обучал сыновей князя языкам и словесности, играл на музыкальных инструментах. Специально для домашнего театра Голицыных Крылов написал шутовскую трагедию "Трумф, или Подщипа" и сам сыграл в ней роль Трумфа - наглого немецкого принца. 11 марта 1801 года в России произошел дворцовый переворот, на престол взошел Александр I, у которого князь Голицын пользовался большим доверием, вследствие чего был назначен лифляндским генерал-губернатором, а его секретарь произведен в правители канцелярии.
     Два года Крылов прослужил в Риге, а осенью 1803 года переехал в Серпухов к своему брату Льву Андреевичу - офицеру Орловского мушкетерского полка. В это же время в Петербурге впервые была поставлена на сцене пьеса Крылова "Пирог", которая имела успех. Воодушевленный этим, Крылов вернулся к литературной деятельности Он написал пьесы "Модная лавка" и "Лентяй", перевел несколько басен Лафонтена. Крылов вернулся в Петербург и навсегда обосновался в нем. В 1809 году вышел в свет первый сборник басен Крылова, принесший ему извест-ность. В 1811 году появились "Новые басни Ивана Крылова", в 1815 году - "Басни Ивана Крылова" в трех частях, в 1816 году -"Новые басни И А. Крылова", составившие четвертую и пятую части, в 1819году - в шести частях, а в 1830 году - уже в восьми.
       В 1812 - 1841 Крылов служил в Публичной библиотеке, много сделав для организации ее русского отдела. Крылов стал героем многочисленных анекдотов и легенд и, прозванный "дедушкой Крыловым", слился в сознании современников со своими баснями, которые В.А. Жуковский охарактеризовал как "поэтические уроки мудрости". Строки Крылова стали пословицами, крылатыми словами. А.С. Пушкин говорил о Крылове с почтением, как о старшем современнике, назвав его "истинно народным поэтом". В это время из под его пера выходят басни   о войне 1812 года - "Волк на псарне" и "Ворона и курица".
   1838 - первым из русских писателей удостаивается торжественного чествования 50-летия своей писательской деятельности. По приказу императора выбита специальная медаль в его часть.

ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* В  юности  Иван  увлёкся уличными боями, стенка на стенку. А так как он был физически очень крепким, то выходил зачастую победителем над взрослыми мужиками.
* Как-то Крылов, дома, съев восемь пирожков, был поражён их дурным вкусом. Открыв кастрюлю, увидел, что она вся зелёная от плесени. Но он решил, коли жив — можно доесть ещё и оставшиеся восемь пирожков в кастрюле.
* Очень любил смотреть на пожары. Не пропускал ни одного пожара в Петербурге.
* Над диваном в доме у Крылова висела «на честном слове» здоровая картина. Друзья просили его вбить ещё пару гвоздей, чтобы она не упала и не разбила ему голову. На это он отвечал, что всё рассчитал: картина будет падать по касательной и его не заденет.
* На званых обедах он, как правило, съедал блюдо расстегаев, три-четыре тарелки ухи, несколько отбивных, жареную индейку и кое-что по мелочи. Приехав домой, заедал всё это миской кислой капусты и чёрным хлебом.
* Однажды на обеде у царицы Крылов сел за стол и, не здороваясь, начал есть. Жуковский удивлённо закричал: «Прекрати, пусть царица тебя хотя бы попотчует». «А вдруг не попотчует?» — испугался Крылов.
* Один раз на прогулке Иван Андреевич встретил молодёжь, и один из этой компании решил подшутить над телосложением писателя (он его, скорее всего не знал) и сказал: «Смотрите! Какая туча идёт!», а Крылов посмотрел на небо и добавил саркастично: «Да, и вправду дождик собирается. То-то лягушки расквакались».
* В 1797 году он встретился в Москве с князем С. Ф. Голицыным и уехал к нему в имение Зубриловка, в качестве учителя детей, секретаря и т. п., во всяком случае, не в роли дармоеда-приживальщика.  Крылов  хорошо играл на скрипке, знал итальянский и т. д., и хотя по-прежнему был слаб в орфографии, но оказался способным и полезным преподавателем языка и словесности  Меланхолия от сельской жизни была такой, что однажды приезжие дамы его застали у пруда совершенно голым, заросшим бородой и с не стриженными ногтями.

* Как писал Жуковский  Крылов в своиз баснях часто  поднимается до Лафонтена. Крылов и не мог быть в особой претензии на этот приговор, так как из 27 басен, написанных им до тех пор, в 17 он, действительно, «занял у Лафонтена и вымысел, и рассказ».

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Выйдя на пенсию, Крылов съехал с казенной квартиры и стал снимать квартиру в доме Блинова на Васильевском острове. Академик, добрый знакомый самых талантливых современников, получал приглашения во дворец, собирался в заграничное путешествие, но стал домоседом. Его личная жизнь проходила как бы в тени. Крылов был человеком малоподвижным, молчаливым
Одно время Крылов получал приглашения на маленькие обеды к императрице, о которых высказывался потом весьма нелестно из-за скудости порций блюд, подаваемых к столу. В.В. Вересаев вспоминал, что все удовольствие, все блаженство жизни для Крылова заключалось в еде.   
  Его последнее выступление во дворце было в 1836 году. Он читал одетый кравчим  на придворном маскараде специально написанные для этого случая стихи. По принятому обычаю тот, кому попадался нарочно запечатанный в пироге боб, провозглашался «царём праздника». К нему-то формально, а на самом деле к Николаю I, и обратился  «кравчий». В стихотворении царю предлагался такой образ жизни и деятельности:

Желаю, наш отец, тебе я аппетита,
Чтобы на день, раз пять покушал ты досыта,
А там бы спал, да почивал,
Да снова кушать бы вставал,-
Вот жить здоровая манера…

Далее, в басне говорилось:

Я всякий день молюсь тепло,
Чтобы тебе, отец, пилось бы лишь, да елось,
А дело бы на ум ни шло.

     Басня названа «Вельможа». Выступлением во дворце и чтением этой басни писатель хотел  поставить окончательную черту под своим творчеством и  своим отношением к царскому двору.
    В последние годы жизни Крылов испытывал проблемы со здоровьем. Возможно, этому способствовал лишний вес и грузная фигура. Но работал Крылов до последних дней. Даже за несколько часов до смерти, Крылов попросил перенести его с постели в кресла, но затем, сказав, что ему тяжко, попросил снова лечь. Последним распоряжением умирающего была просьба раздать всем, кто его помнил, по экземпляру своего нового издания басен, который друзья и знакомые писателя получили вместе с извещением о смерти их автора.
 
Великий баснописец скончался в доме Блинова 9 (21) ноября 1844 года в возрасте 75 лет. Умер, как писал академик Лобанов, "с истинным христианским чувством, произнеся слабым голосом: "Господи, прости мне прегрешения мои". Похороны И.А. Крылова по торжественности и огромному количеству народа историк Пыляев приравнивает к похоронам Ломоносова. После отпевания в Исаакиевском соборе гроб с телом Крылова был на руках перенесен студентами университета на Тихвинское кладбище в Александро-Невскую лавру
   
    Накануне своей смерти Крылов   создал окончательный свод своих басен, расположил их в определённом порядке, отредактировал и «приурочил» их выход в свет ко дню своей смерти. Он рассчитал и её. Экземпляры его книги раздавались в траурные дни как его «приношение» людям ему близким, его читателям. О нём, в день его похорон,  должны были  говорить его произведения, а не что-либо иное, не кто-либо другой. И в такой последова-тельности, какую он утвердил. Проявив такое внимание к своим басням он, конечно, не остался в стороне от подготовки своего собрания сочинений. И только его волей можно объяснить жанровое расположение произведе-ний в его собрании сочинений 1847 года, то, что в первом томе помещено его журнально-сатирическое творчество.
   
    Об удивительно сложившейся судьбе этого человека  газеты того времени писали: « глубокий старик, сходя в могилу, мог вполне насладиться редким  для какой бы то ни было славы  счастьем: он не пережил самого себя! Последние недавние его произведения так же свежи, как  и прежние. Имя его и в последнюю минуту его жизни было так же громко, произносилось с тем же искренним, глубоким уважением, как и в эпоху наибольшей его литературной деятельности. Он сделался в полном смысле народным».
     12 мая 1855 в Летнем саду Петербурга был открыт памятник Крылову работы П.К. Клодта. Этот памятник  стал первым памятником писателю в столице.

   КУКУШКА И ПЕТУХ

«Как, милый Петушок, поешь, ты громко, важно!»-
«А ты, Кукушечка, мой свет,
Как тянешь плавно и протяжно:
Во всем лесу у нас такой певицы нет!» —
«Тебя, мой куманек, век слушать я готова».—
«А ты, красавица, божусь,
Лишь только замолчишь, то жду я, не дождусь,
Чтоб начала ты снова...
Отколь такой берется голосок?
И чист, и нежен, и высок!..
Да вы уж родом так: собою невелички,
А песни, что твой соловей!» —
«Спасибо, кум; зато, по совести моей,
Поешь ты лучше райской птички,
На всех ссылаюсь в этом я».
Тут Воробей, случась, примолвил им: «Друзья!
Хоть вы охрипните, хваля друг дружку,—
Все ваша музыка плоха!..»
             _________

За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.

                МИХАИЛ ЮРЬЕВИЧ  ЛЕРМОНТОВ
                (1814 - 1841)

            "На месте казни - гордый, хоть презренный, я кончу жизнь мою».
                М. Ю. Лермонтов

     Русский поэт, писатель. Родился в Москве в ночь на 15 октября  1814. Русская ветвь рода Лермонтовых ведет свое начало от Георга Лермонта, выходца из Шотландии, взятого в плен при осаде крепости Белой. С 1613 он числится на «Государевой службе» и владеет поместьями в Галичском уезде.  К началу XIX в. род Лермонтовых считался уже захудалым. Отец Михаила, Юрий Петрович, был пехотным капитаном в отставке. Поместье его,  находилось по соседству с имением Васильевским, принадлежавшим Елизавете Алексеевне Арсеньевой, урожденной Столыпиной. Красота и столичный лоск Юрия Петровича пленили единственную дочь Арсеньевой Марию Михайловну, и, несмотря на протесты гордой матери, Мария стала женой небогатого «армейского офицера».
      Мать Лермонтова  постоянно болела  и  умерла весною 1817.   Его бабушка   Арсеньева, перенесла на внука всю свою любовь к умершей дочери, но  очень плохо относилась к зятю, вражда к которому длилась до самой его смерти. Уже на 9-й день после смерти жены Юрий Петрович вынужден был  покинуть сына и уехать в свое поместье. Арсеньева переехала вместе с внуком в имение «Тарханы», Пензенской губернии. Тяжелая болезнь, надолго приковавшая ребенка к постели, приучила его к одиночеству. Когда мальчику было 10 лет, его повезли на Кавказ, на воды. Здесь он первый раз узнал чувство любви, встретив девочку лет 9-ти. Первыми учителями Лермонтова были беглый грек, домашний доктор Ансельм Левис и пленный офицер Наполеоновской гвардии, француз Капэ, оказавший на него наиболее сильное влияние. Позднее учителями были французский эмигрант Шандро и англичанин Виндсон.

     В 1828 Лермонтов поступает в Московский университетский  Благородный пансион, где в «Утренней Заре», одном из рукописных журналов, составлявшихся учениками, стал главным сотрудником и поместил первую поэму «Индианка».

 Весною 1830 Благородный пансион преобразовывается в гимназию,   Лермонтов оставляет его и поступает в Московский университет на «нравственно-политическое отделение».

10 ноября 1832 года  по совету своего друга Столыпина  он  решил  поступить  в  школу  гвардейских юнкеров  и  подпрапорщиков, куда был зачислен  «сначала унтер-офицером, потом юнкером».
    Почти одновременно с ним поступил в школу и его будущий убийца, Н.С. Мартынов, в биографических записках которого поэт-юнкер рисуется как юноша, «настолько превосходивший своим умственным развитием всех других товарищей, что и параллели между ними провести невозможно».

22 ноября 1834 года  он оканчивает школу  в чине корнета лейб-гусарского полка и  поселяется в Царском Селе.

1835 год -  первое появление Лермонтова в печати, когда один из его товарищей, без его ведома, отдал повесть «Хаджи-Абрек» в «Библиотеку для Чтения». Повесть имела успех. 
    Дальнейшее творчество в биографии Михаила Юрьевича Лермонтова связано с редакцией “Отечественных записок”. Лирика Лермонтова имеет свойство отчужденности, тяготения к вечности. Произведения Лермонтова «Мцыри», «Бородино», «Герой нашего времени», «Маскарад», «Демон», «Узник» считались одними из лучших поэтических произведений своего времени.

1837 год.  После гибели  Пушкина на дуэли, он написал стихотворение, оканчивавшееся словами: «И на устах его печать». Когда  Столыпин  стал  при  Лермонтове  порицать Пушкина, тот в порыве гнева написал страстный вызов «надменным потомкам» (последние 16 строк).  Стихотворение было понято как «воззвание к революции».
     Началось дело, и уже через несколько дней (25 февраля), по Высочайшему повелению, Лермонтов был переведен в Нижегородский драгунский полк, действовавший на Кавказе.
16 февраля 1840, на балу у графини Лаваль, произошла ссора с Барантом, сыном французского посланника. В результате - дуэль, которая окончилась благополучно для обоих противников, но повлекла за собой  перевод в Тенгинский пехотный полк, который базировался  на Кавказе.

       Время пребывания на Кавказе не прошло даром. Проходя службу, поэт  изучал местную природу, культуру, язык. Там было создано много художественных набросков кавказских пейзажей. В конце 30-х годов XIX века Лермонтов уже определил основные принципы своего творчества - свободолюбивые, романтические мотивы и скептические оценки современности нашли свое отражение в таких стихах, как «Дума», «Выхожу один я на дорогу», «И скучно, и грустно...» и др.
     Кавказские впечатления жизни «на водах» легли в основу повести «Княжна Мэри», и тогда же им был написан прекраснейший пейзаж маслом «Вид Пятигорска».   М. Лермонтов участвовал в двух походах - в Малую и Большую Чечню.  Он обратил на себя внимание начальника отряда «расторопностью, верностью взгляда, пылким мужеством» и был представлен к награде золотою саблею с надписью: «за храбрость».

В январе 1841 получил отпуск и уехал в Санкт-Петербург, а возвращаясь, остановился в Пятигорске. Когда Лермонтов приехал в Пятигорск, он остановился в гостинице у Найтаки. От знакомых он узнал, что его бывший однокашник Мартынов тоже находится здесь. Он радостно предвкушал встречу с  ним.  Как вспоминает Магденко, приехавший вместе с Лермонтовым и Столыпиным, минут через двадцать после их приезда, “потирая руки от удовольствия, Лермонтов сказал Столыпину: “Ведь и Мартышка, Мартышка здесь... Я сказал Найтаки, чтобы послали за ним”.

 13 июля 1841 года — Мартынов вызвал Лермонтова на дуэль и Лермонтов был убит.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

    Летом 1841 года мишенью для Лермонтовских острот стал Мартынов. Прозвища “горец” и “человек с кинжалом”, большая серия карикатур — из самых разных источников узнаем мы о граде насмешек, обрушив-шихся на голову Мартынова.
    Черкеска Мартынова и особенно его кинжал стали притчей во языцех у Лермонтова. Как рассказывал Васильчиков Висковатову, Лермонтов “просто рисовал характерную кривую линию да длинный кинжал, и каждый тотчас узнавал, кого он изображает”.  Мартынов первое время пытался отшучиваться, но где ему было соперничать с блестящим и остроумным поэтом! В дальнейшем он уже не столь добродушно реагировал на Лермонтовские остроты и карикатуры.     Однако шутки продолжались.
 “...На вечере у генеральши Верзилиной, — писал впоследствии князь А. И. Васильчиков, — Лермонтов в присутствии дам отпустил какую-то новую шутку, более или менее острую, над Мартыновым. Что он сказал, мы не расслышали”.
    Э. А. Шан - Гирей, дочь Верзилиной от первого брака (впоследствии жена А. Шан - Гирея, друга и родственника Лермонтова), сидевшая рядом с поэтом, вспоминает: “Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову:
    “Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах”, и так быстро отвернулся и отошел прочь, что не дал и опомниться Лермонтову”.
    Далее Шан - Гирей пишет, что в передней Мартынов повторил свою фразу: “Сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах”, “на что Лермонтов  таким же спокойным тоном отвечал: “А если не любите, то потребуйте у меня удовлетворения”. Мартынов ответил решительно: “Да”, — и тут же назначили день”.
    Впоследствии, описывая последнюю стычку между Мартыновым и Лермонтовым, Шан – Гирей рассказыва-ла: «На мое замечание — язык мой, враг мой — Михаил Юрьевич отвечал спокойно: — Это ничего, завтра мы будем добрыми друзьями».
   Даже в последние дни Лермонтов не заметил напряженности в отношения к нему Мартынова. Ничего не подозревали и окружающие. Е. Быховец уверяла, что «Лермонтов совсем не хотел его обидеть, а так посмеяться хотел, бывши так хорош с ним».
   Есть свидетельство ещё одного человека  о событиях того злополучного вечера. Василий Николаевич Диков (1812—1875), знакомый Лермонтова, ногайский пристав, поручик, впоследствии генерал; жених (1842 г – муж) А. П. Верзилиной. Вместе с поэтом и Мартыновым  он вышел из дома Верзилиных 13 июля 1841 года и оказался свидетелем вызова на дуэль.
“Когда они отошли от дому на порядочное расстояние, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал ему:
— Лермонтов, я тобой обижен, мое терпение лопнуло: мы будем завтра стреляться; ты должен удовлетворить мою обиду.
Лермонтов громко рассмеялся.
— Ты вызываешь меня на дуэль? Знаешь, Мартынов, я советую тебе зайти на гауптвахту и взять вместо пистолета хоть одно орудие; послушай, это оружие вернее — промаху не даст, а силы поднять у тебя не станет.
Все офицеры захохотали, Мартынов взбесился.
— Ты не думай, что это была шутка с моей стороны.
Лермонтов засмеялся.
Тут видя, что дело идет к ссоре, офицеры подступили к ним и стали говорить, чтобы они разошлись”…
     И вот настал роковой вторник — 15 июля 1841 года. Дуэль состоялась 15 июля в седьмом часу вечера по левой стороне горы Машук  у Перкальской скалы, по дороге, ведущей в одну из немецких колоний…
    Из тихой и прекрасной погоды вдруг сделалась величайшая буря, — писал Полеводин, — весь город и окрестности были покрыты пылью, так что ничего нельзя было видеть». «Буря утихла, — продолжает он, — и чрез пять минут пошел проливной дождь. Секунданты говорили, что как скоро утихла буря, то тут же началась дуэль, — и лишь только Лермонтов испустил последний вздох, — пошел проливной дождь».
   Мартынов, напротив, рассказывал Бетлингу: «На нашу общую беду шел резкий дождь и прямо бил в лицо секундантам». Офицер Федоров писал, что «все обвиняют секундантов, которые, если не могли отклонить дуэли, могли бы отложить, когда пройдет гроза». Васильчиков же уверял, в своей напечатанной статье, что стрелялись до грозы:
«Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу». Эта эффектная сцена происходила, по словам Васильчи-кова, после того, как он уже вернулся из Пятигорска, в тщетных поисках врачей.
 В рукописи же его статьи было сказано об этом моменте иначе:
   «Наступила ночь, ливень прекратился». Бартенев поправил: «Ливень не прекращался». Но Васильчиков не ошибся, потому что в акте осмотра места дуэли, составленном на следующий день, отмечено, что на месте падения тела Лермонтова «земля была пропитана кровью». Следовательно, ливень, который вспоминают все жители Пятигорска, уже прекратился — в противном случае почва была бы размыта.
    Глебов рассказывает: «Когда явились на место, где надобно было драться, Лермонтов, взяв пистолет в руки, повторил торжественно Мартынову, что ему не приходило никогда в голову его обидеть, даже огорчить, что все это была одна шутка, а что ежели Мартынова это обижает, он готов просить у него прощение не токмо тут, но везде, где он только захочет!..

         В записи П. Дикова так отображен поединок у подножия Машука:
“Лермонтов хотел казаться спокойным, но на его лице выражалось болезненное состояние. Он поднял пистолет и опустил его тотчас же:
— Господа! Я стрелять не хочу! Вам известно, что я стреляю хорошо; такое ничтожное расстояние не позволит мне дать промах…
Мартынов задрожал, но промолчал.
Лермонтов… поднял пистолет и выстрелил вверх над его головой”.

          Наиболее подробно воссоздают картину дуэли воспоминания Васильчикова:
    “Мы отмерили с Глебовым 30 шагов; последний барьер поставили на 10-ти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на 10 шагов по команде: “Марш”. Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову и скомандовали: “Сходись!” Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслоняясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрыми шагами подошел к барьеру Противники столь долго не стреляли, что кто-то из секундан-тов заметил: "Скоро ли это кончится?" Мартынов взглянул на Лермонтова - на его лице играла насмешливая, полупрезрительная улыбка... Мартынов спустил курок... Раздался роковой выстрел...   Лермонтов упал... как будто его скосило на месте, не сделав движения ни взад, ни вперед, не успев даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненные или ушибленные. Мы подбежали..." он едва дышал; пуля пробила руку и правый бок.
По увещеванию секундантов, Мартынов подошел к Лермонтову и сказал: “Прости, Лермонтов!”. Последний хотел что-то сказать, повернулся и умер со своей ужасною погубившею его улыбкою”.

 Впоследствии в разговоре с Висковатовым Васильчиков дополнил свой рассказ существенной подробностью:
    “Вероятно, вид торопливо шедшего и целившегося в него Мартынова, — пишет со слов Васильчикова Висковатов, — вызвал в поэте новое ощущение. Лицо приняло презрительное выражение, и он, всё не трогаясь с места, вытянул руку кверху, по-прежнему кверху же направляя дуло пистолета”. Выстрелить в воздух Лермонтов не успел...
     Как рассказывали секунданты, ни врача, ни повозки на месте дуэли не было. Ливень прекратился. С телом Лермонтова остался один Глебов, а Мартынов и Васильчиков ускакали в Пятигорск за врачом и людьми. Поздно вечером приехал Васильчиков с людьми, но без врача, и тело поэта привезли в дом Чиляева, где он жил вместе со Столыпиным.
        На другой день при огромном стечении народа Лермонтова похоронили на Пятигорском кладбище. Позднее, по просьбе его бабушки Арсеньевой Е. А, Николай I  разрешил перевезти его тело в свинцовом  и засмоленном гробу в Тарханы, где его и погребли 23 апреля 1842 года в фамильном склепе Арсеньевых, рядом с могилой его матери. 
   Похороны Лермонтова, несмотря на хлопоты всех его друзей, не могли  быть совершены  по церковному обряду. По словам князя Васильчикова в Петербурге в высшем свете смерть Лермонтова встретили словами «Туда ему и дорога». В 1899 году в Пятигорске по народной подписке открыт памятник М. Ю. Лермонтову.
    Многие биографы Лермонтова не доверяют сведениям о выстреле поэта в воздух и о принесенных им Мартынову извинениях. Эти подробности, говорят они, психологически не вяжутся с обликом поэта. Но, не кто иной, как Лермонтов, в предыдущей дуэли с Барантом выстрелил в сторону. А об извинениях поэта перед молодыми людьми, которые обижались на его насмешки, рассказывают самые разные люди. Таков эпизод с молодым князем, свидетелем которого в Москве был Фр. Боденштедт. Лермонтов изводил юношу, но, увидев, что тот обиделся, смягчил свой выпад дружеским поцелуем. Подобным же образом Лермонтов вел себя с Лисаневичем в Пятигорске и с Есаковым в Ставрополе. По-видимому, повзрослевший поэт, зная свои слабости, старался себя умерять и сглаживать неприятное впечатление.
   Все очевидцы согласно показывают, что с Мартыновым у Лермонтова, несмотря на карикатуры и эпиграммы, были приятельские отношения. Почему же всё - таки произошла эта дуэль?
   После ссоры происшедшей в доме Верзилиных  друзья Лермонтова  были уверены в мирном исходе. Они (включая секундантов) считали, что дуэль будет носить чисто формальный характер: нелепо, чтобы из-за пустяка друзья стрелялись бы насмерть.
    “Мы... были убеждены, — писал Васильчиков, — что дуэль кончится пустыми выстрелами и что, обменяв-шись для соблюдения чести двумя пулями,  противники подадут  друг другу руки и поедут... ужинать”. Васильчиков считал, что и Лермонтов не принимал всерьез предстоящую дуэль.
    Пустяковость причины дуэли, дружеские отношения дуэлянтов, а также близость секундантов обоим противникам привели к тому, что не было четко определено, кто вызвавший, а кто вызванный. Не были даже по-настоящему распределены секунданты. Не было на дуэли даже врача. Но самое главное последствие несерьезного отношения секундантов к дуэли — это вопиющее нарушение дуэльного кодекса, нарушение, безусловно повлиявшее на поведение Мартынова: присутствие на дуэли посторонних лиц — зрителей, для которых дуэль была своего рода спектаклем. Видимо, все это и имел в виду сдружившийся с Лермонтовым в Пятигорске Лев Сергеевич Пушкин, говоря, что “эта дуэль никогда бы состояться не могла, если б секунданты были не мальчики, она сделана против всех правил и чести”.
    Да, можно с уверенностью говорить о присутствии на месте дуэли, кроме четырех секундантов — Глебова, Васильчикова, Столыпина, Трубецкого, и других лиц. Почти точно установлено еще Дружининым и Вискова-товым присутствие Р. Дорохова. Висковатов предполагал, что были и другие, и Васильчиков не отрицал этого. Об этом слышал и дальний родственник Лермонтова Лонгинов, а Арнольди прямо указывал в своих воспоми-наниях: “Я полагаю, что вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся... Не присутствие ли этого общества, собравшегося посмеяться над Мартыновым, о чем он мог узнать стороной, заставило его мужаться и крепиться и навести дуло пистолета на Лермонтова?”
    Чувствуя себя словно на сцене, Мартынов, боявшийся обвинений в трусости или в пустом позерстве, вынужден был вести себя решительно: быстрыми шагами, как вспоминает Васильчиков, подошел он к барьеру и выстрелил.
    Много позже Мартынов рассказывал родственнику Лермонтова Д. А. Столыпину, что он “отнесся к поединку серьезно, потому что не хотел впоследствии подвергаться насмешкам, которыми вообще осыпают людей, делающих дуэль предлогом к бесполезной трате пыжей и гомерическим попойкам”.
Для всех обида Мартынова была полной неожиданностью. Ее нельзя объяснить ничем другим, как нарочитым взвинчиванием Мартынова кем-то со стороны. При его ничтожном и трусливом характере, этого безмерно самолюбивого и мнительного человека нетрудно было довести до состояния аффекта. 
     А Лермонтов, будучи пророком, свою гибель предвидел и написал об этом во многих стихах: где это произойдет и как; поэтому многие годы своей жизни страдал, ужасно мучился. «Я предузнал мой жребий, мой конец и как я мучусь, знает лишь Творец. И смерть моя ужасна будет».
В стихотворении «Сон» он написал еще откровеннее, подробно изложил, как закончит свою жизнь:

«В полдневный жар в долине Дагестана
с свинцом в груди лежал недвижен я,
глубокая еще дымилась рана
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня, но спал я мертвым сном»

А в это время его противник майор Мартынов писал свое стихотворение:
«Я убью узденя! Не прожить ему дня! Дева, плачь ты заране о нем! Как безумцу любовь Мне нужна его кровь, С ним на свете нам тесно вдвоем».
Вот так молвил истинный убийца.

И действительно, смертельно раненый поэт истекал кровью, а пятеро соучастников преступления убежали с места происшествия, потом они сговорятся, вину возложат на невинного. В этом им поможет следствие и суд. Никто не понес серьёзного  наказания.
    После дуэли  Н. С. Мартынов сначала был предан гражданскому суду в Пятигорске, но по его ходатайству дело было передано в пятигорский военный суд. Государь конфирмовал приговор следующей резолюцией: "Майора Мартынова выдержать в крепости три месяца, а затем предать церковному покаянию".
Наказание Мартынов отбывал в Киевской крепости, а затем киевская консистория определила срок епитимии в 15 лет. Епитимия включала  в себя изнурительные молитвы, паломничество и т.д. Безусловно, это было тяжёлым испытанием  для  Мартынова, и ему пришлось много каяться в своих грехах,  постоянно вспоминая убитого им Лермонтова. Мартынов доходил до отчаяния, ведь ему, привыкшему к свободной жизни офицера в отставке, предстояли долгие годы  ежедневного покаяния и отстранения от реальной жизни. Он дважды обращается с просьбой о сокращении срока епитимии, и в 1843 году Синод сокращает этот срок до семи лет, до 1848 года, а в 1846 году он был вовсе освобождён от епитимии. Мартынов женился и несколько лет безбедно проживал в Киеве. В 1851 году  он переехал  в Москву.
    Большинство передовых людей смотрело на Мартынова как на прокажённого. Поэтому живя в своём доме  в Москве в Леонтьевском переулке, Мартынов вёл уединённый образ жизни. Последние годы он проводит  если не в добровольном заточении, то в Английском клубе за крупной карточной игрой. Он стал мистиком и занимался вызыванием духов. По воспоминаниям князя А. Голицина, Мартынов как нельзя лучше оправдывал прозвище Статуя Командора: «каким – то холодом веяло от  его фигуры, беловолосой, с неподвижным суровым взглядом». 
В 1975 году на 60-ом году жизни Мартынов умер. В завещании он просил родных похоронить его  в Знамен-ском (село под Москвой, принадлежащее его отцу), но не в фамильном склепе, а в отдельной могиле и не ставить на ней никаких надгробий, не делать никаких надписей, чтобы память о нём  исчезла. Это ли не покаяние в убийстве Лермонтова! Грешник предвидел, что останкам  его не дано будет спокойно лежать  в земле. Он боялся надругательства над ними. Но родственники похоронили его в семейном склепе.
   В 1924 году  в бывшем имении Мартынова разместилась колония беспризорников. Когда ребятам рассказали, кто такой Мартынов, они проникли в склеп, извлекли его скелет и  разбросали останки Мартынова по всей усадьбе. Чтобы колонисты перестали лазить в усыпальницу, её засыпали землёй. После Великой Отечественной Войны сгорел  старый барский дом.  Сейчас от некогда богатого имения остались полусгоревшая церковь и несколько ветхих жилых домов, в которых живут военнослужащие с семьями. Теперь село Знаменское  называется Лесная Цесарка, а в народе его зовут Чёрное место или Мартыново.
 
                ЛОМОНОСОВ МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ
                (1711 – 1765)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

   Отец Ломоносова, Василий Дорофеев Ломоносов, был одним из наиболее зажиточных и предприимчивых поморов начала XVIII столетия. Он обладал  выдающеюся наблюдательностью и большим природным умом; по тогдашним  меркам человек он был зажиточный, владевший несколькими судами и землею на Курострове Северной Двины, против гор. Холмогор, у деревни Денисовки. Первый раз он женился на дочери дьякона села Николаевских Матигор, Елене Ивановне Сивковой; от этого брака родился в 1711 году, вероятно 8 ноября, их единственный сын — Михайло Васильев Ломоносов.  От матери Михаил унаследовал тонкий художественный вкус, поэтическое восприятие мира, добросердечность и деятельную отзывчивость.     Умерла она,  когда Ломоносову было 9 лет.
   
На промысел Ломоносов ходил до 19 лет и за это время многое видел на Белом и Ледовитом морях. Нельзя не удивляться внимательности, с какою он наблюдал все проявления северной природы, обычаи и образ жизни тамошних жителей, животных, и точности, с какой запоминал все виденное; впоследствии Ломоносов нередко пользовался этими юношескими наблюдениями в своих ученых трудах.
      Мальчик  рано научился грамоте: первыми его книгами стали грамматика Смотрицкого и арифметика Магницкого. С детства у Ломоносова появилось осознание того, что нужно учиться и заниматься наукой.
Страсть к науке и книгам вынудила Ломоносова бежать из дома.

 В 1730 году он отправился в Москву вместе с караваном с рыбой.

В 1731 году пошел учиться в Московскую славяно-греко-латинскую академию, где пробыл 5 лет.

В 1736 году троих самых способных учеников, в том числе и Ломоносова, отправили в Германию изучать физику, философию и химию. Там он прожил около 5 лет, получив большие познания во многих областях науки.

      В 1741 году Ломоносов приехал обратно в Россию, где его назначили адъюнктом химии. С 1745 Ломоносов стал первым русским профессором. Одновременно ученый занимался различными исследованиями в области физики, химии, математики, техники и других наук. Он положил начало науке о стекле, строению материи, дал определение физической химии. Кроме точных наук, Ломоносов занимался также филологией  и поэзией.

    Поэтическое наследие Ломоносова включает в себя:

-  торжественные оды, философские оды-размышления «Утреннее размышление о Божием величестве» (1743) и «Вечернее размышление о Божием величестве» (1743);

 - стихотворные переложения псалмов и примыкающую к ним «Оду, выбранную из Иова» (1751);   

- незаконченную героическую поэму «Петр Великий» (1756–1761), сатирические стихотворения («Гимн бороде» , 1756–1757 и др.);

-  философский «Разговор с Анакреоном» (перевод анакреонтических од в соединении с собственными ответами на них; 1757–1761);

-  героическую идиллию  «Полидор» (1750);
- две трагедии;

- многочисленные стихи по случаю различных празднеств, эпиграммы, притчи, переводные стихи.

     Вершиной поэтического творчества Ломоносова являются его оды, писавшиеся «на случай» – в связи с заметными событиями в жизни государства, например, к восшествию на престол императриц  Елизаветы и Екатерины II. В «Оде на день восшествия на всероссийский престол Елизаветы Петровны» (1747) он написал:

 «Науки юношей питают,
 Отраду старым подают,
 В счастливой жизни украшают,
 В несчастной случай берегут».

 Как поэт Ломоносов воспевал то, над чем работал как ученый: «великое северное сияние», «пользу стекла», «превосходство новоизобретенной артиллерии пред старою» и т.п. Вместе с тем он не превращал своих стихи в рифмованные трактаты. Они полны величественных образов – например, солнце поэт назвал «Горящий вечно Океан», о ночном небе сказал:

«Открылась бездна звезд полна;
 Звездам числа нет, бездне дна».
    
     В 1755 году написал «Российскую грамматику», в которой излагались нормы русского литературного языка. Другие филологические труды ученого — «О пользе книг церковных в российском языке», «Письмо о правилах российского стихотворства», «Краткое руководство к красноречию».    Ломоносов считается также одним из выдающихся русских поэтов-просветителей. Им было написано несколько философских од и положено начало силлаботоническому стихосложению.

     Ломоносов интересовался историей, написал несколько трудов по древней истории, сделал замечания на книгу Миллера «Сибирская история», создал свою историческую концепцию, которая спорила с норманнской теорией.

     В 1763 году ученый написал труд «Первые основания металлургии, или рудных дел», где были рассмотрены свойства металлов, их классификация, заложены основы химического языка. Писал учебники по химии и металлургии.
    Михаил Васильевич Ломоносов являлся членом нескольких академий наук. В его честь назвали Московский университет, город Ломоносов, Золотую медаль за работы в области химии. 

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ М. ЛОМОНОСОВА

Ломоносов: четыре загадки

    Школьные учебники, где рассказывается о научных трудах великого русского ученого Михаила Васильевича Ломоносова (1711-1765), пишут о его удивительной судьбе: сын простого крестьянина стал академиком только потому, что изо всех сил тянулся к знаниям!.. Достаточно ли одной любознательности, чтобы крестьянин в крепостной России мог совершить такую невероятную карьеру? Многим кажется, что здесь что-то нечисто - и, вероятно, поэтому нередко приходится слышать мнение о том, что Михаил Ломоносов был... внебрачным сыном царя Петра I. Действительно, Петр I неоднократно бывал в Архангельске, сам работал, как простой плотник, на Баженовской верфи, а находилась эта верфь рядом с Куростровом, где родился будущий великий ученый. Сознание невольно связывает имена царя и крестьянина, потому что тогда, казалось бы, легче объяснить удивительные загадки биографии Михайлы Ломоносова. Загадки эти непростые.
Первая загадка касается отца будущего ученого. Василий Ломоносов рано осиротел и жил на подворье у своего дяди. В описи 1710 года он отмечен бедным 30-летним холостяком; в том же году он женился на дочери просвирни Елене Ивановне Сивковой. В ноябре 1711 года у них родился сын Михаил. Удивляет то, что по описи 1722 года, через десять лет, Василий превратился в богатейшего человека Архангельского края: у него появились большая усадьба, рыбные промыслы, пруд для рыбы, самый крупный в Архангельске двухмачтовый корабль на 90 тонн. Такое судно стоило тогда 500 рублей, деньги огромные! Как он сумел заработать такое богатство?..
Вторая загадка. Мать Михаила умерла, когда ему было 9 лет. Василий после этого еще дважды женился, но сыновей у него больше не было. Тем не менее был он к сыну очень суров, часто бил его -и Михаил отвечал отцу сходными чувствами. Через много лет М.Ломоносов написал о себе: Меня оставил мой отец.  И мать еще в младенчестве...
   Странные слова! Ведь в действительности сын сам бросил отца и семью и в декабре 1730 года с обозом ушел в Москву. Ушел единственный наследник богатейшего промышленника Архангельска! Почему произошел разрыв с отцом? Только ли из-за "злой мачехи"?.. Ведь они никогда более не виделись, разрыв оказался -на всю жизнь. Сын прозябал в Москве на три копейки в день, а отец, жертвуя огромные по тем временам деньги на строительство храма и замаливая какие-то неведомые грехи, не послал ему ни гроша.
Третья загадка - история обучения Михаила Ломоносова. Указ Святейшего Синода от 7 июня 1723 года строжайше запрещал принимать крестьянских детей в Московскую Славяно-греко-латинскую академию. И вопреки этому запрету, Михаил был в нее принят в январе 1731 года! Правда, он солгал и назвался дворянским сыном, но в руководстве академии тоже не простаки сидели, они быстро все проверили и, конечно же, выявили ужасный по тем временам обман. Казалось бы, Ломоносова должны были с позором изгнать из академии!.. Ан нет, его зачислили учеником с жалованьем (а по современным понятиям - со стипендией) 10 рублей в год. Вопрос: почему же Михаила не выгнали, когда обман раскрылся?..
   А дальше - еще удивительнее: простого крестьянина и "мужика" Михайлу отправляют из Москвы в Петербург, где в марте 1736 года Кабинет министров России утверждает его кандидатуру вместе с двумя дворянскими детьми в длительную командировку за границу - в Англию, Голландию и Францию - "для смотрения славнейших химических лабораторий".
Четвертая загадка - безнаказанность. В крепостной стране, где происхождение и знатность веками определяли стиль поведения, а крестьяне вообще не имели никаких прав, крестьянский сын выделялся необыкновенно заносчивым поведением. В декабре 1739 года учитель Ломоносова в Германии горный советник Генкель рапортовал в Российскую академию о предерзостном поведении своего ученика: "Поручил я Ломоносову работу, какую обыкновенно и сам исполнял (растирать в ступке соли ртути), но он мне дважды наотрез ответил: "Не хочу!" Далее он страшно шумел, колотил изо всей силы в стену, кричал из окна, ругался..." И все сошло буйному студенту.
    В апреле 1743 года Михаил Васильевич устроил небывалый скандал в Российской академии. Он "...поносил профессоров отборной руганью, называл их ворами и такими словами, что и писать стыдно..." Оскорбление было публичное и невиданно громкое, за это полагались тюрьма и каторга, а поплатился М.Ломоносов лишь небольшим вычетом из жалованья.
...Ломоносов буквально боготворил Петра I, посвящал ему оды, создал уникальную мозаичную картину "Полтавская баталия", где главное действующее лицо - царь Петр I на первом плане мозаики. Сохранился прекрасный мозаичный портрет Петра I, также созданный М.Ломоносовым. Ему же принадлежат слова: "Ежели человека, Богу подобного по нашему понятию, найти надобно, кроме Петра Великого - не обретаю!"
    Может быть, справедлива молва?.. Столько загадок, совпадений... Случайны ли они? Скажем прямо: как ни заманчива эта версия, Петр I непосредственного отношения к рождению Михаила Ломоносова не имел. Действительно, был он в Архангельске трижды, но... в 1693, 1694 и 1702 годах. Новый 1711 год встретил царь в Петербурге, 17 января он выехал в Москву, где и пробыл до своей свадьбы с Екатериной 16 марта 1711.
    Отец М.Ломоносова погиб в 1741 году на безвестном острове после кораблекрушения. И в том же году М.Ломоносову приснился страшный провидческий сон на корабле, когда он возвращался из Германии в Россию. Он сообщил в Архангельск совершенно точное место, где следует искать пропавшего без вести отца. Поморы поплыли на остров, нашли тело Василия Ломоносова и похоронили его...

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

Умер М. Ломоносов  случайно, от пустяковой весенней простуды.
     «Статский советник и профессор Ломоносов умирал трудно и одиноко, - пишет один из современных биографов великого поэта и учёного. – Отяжелевший, но всё ещё порывистый и беспокойный, он лежал в притихшем большом доме. В саду наливались соком  посаженные им деревья. Весенний ветер стучал в окна.
      В мозаичной мастерской стояли незаконченные картины.
     Ломоносов знал, что он умирает. « Я не тужу о смерти: пожил, потерпел и знаю, что обо мне дети отечества пожалеют», - записал он. Но учёного  тревожила судьба его дела. Порой ему казалось, что вся напряжённая борьба, которую он вёл, пошла насмарку.
    Он сполна знал цену милостям императрицы и видел, что национальные начала русской науки, которые он развивал, снова поставлены под угрозу. Он не скрывает своих мрачных раздумий. Даже обходительному, но, в сущности, очень безразличному к нему Якобу Штелину, Ломоносов сказал:  «Друг, я вижу, что я должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть. Жалею токмо о том, что не мог я свершить  всего того, что предпринял я для пользы Отечества, для приращения наук и для славы Академии  и теперь при конце жизни моей должен видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мной…»
    Сердце великого человека, учёного и поэта, перестало биться 4 апреля (по старому стилю) 1765 года около пяти часов дня.
   Похоронен М. Ломоносов  в Некрополе Санкт-Петербурга. Похороны ученого отличались пышностью и многолюдностью.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Характеристику личности Ломоносова дал А.С.Пушкин: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновен-ною силою понятия, Ломоносов обнял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшею страстью сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник».

* * *

Ночною темнотою
Покрылись небеса,
Все люди для покою
Сомкнули уж глаза.
Внезапно постучался
У двери Купидон,
Приятной перервался
В начале самом сон.

«Кто так стучится смело?» —
Со гневом я вскричал.
«Согрей обмерзло тело, —
Сквозь дверь он отвечал. —
Чего ты устрашился?
Я мальчик, чуть дышу,
Я ночью заблудился,
Обмок и весь дрожу».

Тогда мне жалко стало,
Я свечку засветил,
Не медливши нимало
К себе его пустил.
Увидел, что крылами
Он машет за спиной,
Колчан набит стрелами,
Лук стянут тетивой.

Жалея о несчастье,
Огонь я разложил
И при таком ненастье
К камину посадил.
Я теплыми руками
Холодны руки мял,
Я крылья и с кудрями
До суха выжимал.

Он чуть лишь ободрился,
«Каков-то, — молвил, — лук,
В дожде, чай,  не повредился».
И с словом стрелил вдруг.
Тут грудь мою пронзила
Преострая стрела
И сильно уязвила,
Как злобная пчела.

Он громко рассмеялся
И тотчас заплясал:
«Чего ты испугался? —
С насмешкою сказал, —
Мой лук еще годится,
И цел и с тетивой;
Ты будешь век крушиться
Отнынь, хозяин мой».

                ФРЕДЕРИКО ГАРСИА   ЛОРКА
                (1898 – 1936)

ШТРИХИ  БИОГРАФИИ

      Гарсиа Лорка  родился 5 июня 1898 г. в городке Фуэнте - Вакерос в испанской провинции Гранада. В школе впечатлительный мальчик учился не слишком успешно. В 1909 г. семья переехала в Гранаду. В 1910-х Федерико активно участвовал в жизни местного художественного сообщества.
      В 1914 году Лорка начал изучать право, философию и литературу в университете Гранады. Гарсиа Лорка много путешествует по стране. В 1918 г. у Лорки выходит первый поэтический сборник «Впечатления и пейзажи», принесший ему если не коммерческий успех, то хотя бы известность.
      В 1919 г. Гарсиа Лорка приезжает в Мадрид. В столичном университете он знакомится с Сальвадором Дали и с Грегорио Мартинесом Сьеррой, директором театра «Эслава».  По просьбе Сьерры Лорка пишет свою первую пьесу «Колдовство бабочки» и осуществляет ее постановку (1919-1920). До 1928 года он учится в мадридском университете.
В последующие годы Гарсиа Лорка становится заметной фигурой среди художников-авангардистов. У него выходят новые поэтические сборники, включая «Цыганское романсеро», 1928. В этих стихах поэт, по его собственным словам, «хотел слить цыганскую мифологию со всей сегодняшней обыденностью».
     Через год Гарсиа Лорка уезжает в Нью-Йорк, в результате чего вскоре появляются новые произведения — книга стихов «Поэт в Нью-Йорке», (1931), пьесы «Публика», (1931, 1936) и «Когда пройдет пять лет» (1931).
      Возвращение поэта в Испанию совпало с падением режима Примо де Риверы и установлением республики. В 1931 году Гарсиа Лорку назначают директором студенческого театра «Балаган». Работая в театре, Лорка создает свои самые известные пьесы: «Кровавая свадьба», «Йерма» и «Дом Бернарды Альбы».

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

16 февраля  1936 года был создан «Народный фронт». В стране назревала гражданская война. В это тревожное время  Гарсиа Лорка уезжает из Мадрида в Гранаду на день Святого Фредерико – праздник их семьи.  Гарсиа знал, что  в Гранаде его ждет серьёзная опасность,  (на юге Испании были особенно сильны позиции правых), но он пренебрёг этим. Через  несколько дней после приезда Г. Лорки в Гранаду здесь вспыхнул мятеж. Гранадские националисты быстро закрепились в Виснаре, сделав своей штаб-квартирой дворец. Селение Виснар имело стратегическое значение, поскольку оно представляло собой удобный наблюдательный пункт и позицию для обороны от возможного наступления республиканских войск из гористого района, расположенного к северу от Гранады. Этот район фактически оставался под властью республиканцев на протяжении почти всей войны.
    Городской гарнизон присоединился к мятежникам, начались массовые аресты и расстрелы «левых» и сторонни-ков республиканцев.  Во всех домах проводились обыски. Фредерико получил анонимку, полную угроз. Затем, через несколько дней,  его избили. Он ушёл со своей квартиры и жил у своего друга поэта Л. Росалеса. Однако, это его не спасло. Через две недели Фредерико Лорка был арестован. Старый друг Лорки, композитор М. де Фалья тщётно пытался спасти поэта « К поэтам нельзя относиться серьёзно. Иначе их пришлось бы расстреливать, - сказали ему, - но пока борьба не окончена, мы вынуждены относиться к поэтам вполне серьёзно».
   19 августа 1936 года по приказу франкистского центра в Севилье он был расстрелян вместе со  школьным  учителем  и двумя матадорами. Это произошло  на рассвете в местечке  Виснар в предгорьях Сьерра – Невады.
    Сегодня существует несколько версий  причин казни  поэта, от прямого указания Франко до многовековой  вражды между  семьёй  поэта и  другими родственниками – семьями Ролдан и Альба, инициировавшими расстрел.
           Гарнизон Виснара состоял из отряда фалангистов, которым командовал капитан Хосе Мария Нестарес Куэльяр. По свидетельству бывших заключённых Гарсио Лорку привезли  в тюрьму  поздно вечером. Один из них рассказывает:
    "В течение всей ночи на 19 августа  Федерико Гарсиа Лорка ободрял своих товарищей по заключению. Он много говорил и отчаянно курил (поэт был завзятым курильщиком рыжего табака, который закупал в большом количестве за границей, так как не любил черного испанского табака). Утром, когда за ним пришли, он сразу же понял, что его собираются отправить "на прогулку". Тогда он попросил священника, но священник из Виснара (когда я его видел, ему было уже восемьдесят пять лет), прождавший всю ночь, только что ушел, потому что ему сказали, что казней сегодня уже не будет"

    Вила Сан-Хуан разговаривал в Гранаде в ноябре 1973 г. с X. Г., штурмовым гвардейцем, служившим в "Ла Колонна". Этот человек уверял, что был свидетелем того, как привезли Гарсиа Лорку, которого он сразу узнал, потому что несколько раз видел его в Гранаде с Фернандо де лос Риосом.
      Поэт был убит не один. В этот трагический час его сопровождали еще трое из жертв репрессии, учиненных в Гранаде. Когда в 1966 г. мы познакомились с одним из бывших штурмовых гвардейцев, он помнил два имени: Хоакин Аркольяс Кабесас и Франсиско Галади Мергаль - оба они были бандерильеро. Они были известны в городе не только своими выступлениями на арене боя быков, но и активным участием в политических делах.  Через несколько дней после смерти Гарсиа в дом на улице Сан - Антон,  постучались. На пороге стоял какой-то штурмовой гвардеец.  Он принес письмо, написанное Фредерико. Видимо, письмо это было написано в последний момент, когда ему сказали "пожертвуйте тысячу песет на вооруженные силы».   Записка была короткой: "Прошу тебя, папа, выдать этому сеньору 1000 песет в качестве пожертвования на вооруженные силы. Обнимаю. Федерико" - и больше ничего там не говорилось. Но рука и подпись были точно его".
  Анхелина Кордобилья тоже вспоминала с глубоким возмущением об этом ужасном письме:
      "Пришел какой-то сеньор, принес бумагу, которую написал сеньорита Федерико, потому что его заставили подписать это, и, помнится, там говорилось: "Я прошу тебя, папа, чтобы ты дал этому сеньору 1000 песет". А он уже был в это время мертвый, его уже расстреляли там, у источника в Виснаре!"
      Письмо, по-видимому, не сохранилось. Оно, по всей вероятности, представляло собою последний автограф великого поэта и чудовищное доказательство того, что в Гранаде, захваченной националистами, даже обреченные на смерть вынуждены были делать пожертвования на вооруженные силы.
      В свидетельстве о смерти Федерико Гарсиа Лорки, оформленном в 1940 г. чиновниками франкистского режима, можно прочесть:
      "...скончался в августе 1936 г. вследствие ранений, полученных в ходе военных действий, причем его труп был обнаружен двадцатого дня того же месяца на дороге между Виснаром и Альфакаром"
(Документ, хранящийся в гранадском суде, находится в книге регистрации смертей Гражданского реестра, номер 208, лист 163, номер 542.).      
   
    После  гибели  Гарсиа Лорки  его книги были запрещены  в Испании, и этот запрет действовал до смерти генерала  Франко, которая наступила через сорок лет.  Сегодня Лорка – гордость Испании и испанцев. В центре Мадрида высится памятник поэту.
      Существует версия о том, что поэт не был убит, а просто пропал без вести. В 2008 году внучка учителя, расстрелянного вместе с Лоркой, потребовала эксгумацию тел общей могилы, в которой якобы покоился и Лорка (по закону о восстановлении исторической памяти). Эксгумация этой и ещё 18 братских могил была проведена по приказу судьи  Бальтасара Гарсона, действовавшего по собственной инициативе, что вызвало потерю им должности и уголовное обвинение в превышении полномочий. Никаких останков не обнаружили не только в могиле, но и во всём муниципальном округе, где по официальной версии развернулась трагедия. Более мифическая версия утверждает, что раненого поэта тайно переправили в Аргентину, но он уже не помнил своего имени и прошлого.

ИЗ СТИХОВ  ГАРСИА  ЛОРКИ

Чёрные луны
Над    берегом чёрные луны,
и море в агатовом свете.
Вдогонку  мне плачут
мои не рождённые дети.
Отец, не бросай нас, останься!
У младшего сложены руки…
Зрачки мои льются.
Поют петухи по округе.
А море вдали каменеет
под маской волнистого смеха.
Отец, не бросай нас!..
И розой  рассыпалось эхо.

                ОСИП  ЭМИЛЬЕВИЧ  МАНДЕЛЬШТАМ
                (1891-1938)
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Осип Эмильевич Мандельштам родился в Варшаве, в семье мелкого коммерсанта, 3 (15) января 1891 года. Его отец, Эмилий Вениаминович, вырос в патриархальной семье. Потомок испанских евреев, он сам постигал европейскую культуру – Гете, Шиллера, Шекспира. А мать, Флора Осиповна, любила Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского.
    Родители Осипа Эмильевича хотели дать детям хорошее образование, и вскоре семья перебирается в Павловск, близ Петербурга, а затем в Петербург, в Коломну. Последний адрес семьи Мандельштама – Офицерская, 17,  второй этаж.

     С 1900 по 1907 год Мандельштам обучается в Тенишевском коммерческом училище - одном из лучших учебных заведений тогдашней России, которое несколько позднее окончили также Вл. Набоков и выдающийся филолог В. Жирмунский.

    В мае 1907 года, после получения  диплом, Мандельштам пытается вступить в Финляндии в боевую организа-цию эсеров, но  его не принимают  по малолетству. Обеспокоенные за будущность сына родители спешат отправить его учиться за границу.

1907-1908 годах Мандельштам слушает лекции на словесном факультете Парижского университета.

1909-1910 годах занимается романской филологией в Гейдельбергском университете (Германия), путешествует по Швейцарии и Италии.  В Париже Мандельштам знакомится с Гумилевым, ставшим его ближайшим другом и сподвижником. Именно Гумилев "посвятил" Мандельштама в "сан" поэта.
К этому же году  относится литературный дебют Мандельштама, который  произошёл в  августе. Его стихи были напечатаны в девятом номере “Аполлона”  (пять стихотворений).

1911 год. Встреча с  супругой Гумилёва  Анной  Ахматовой  на вечере в "башне" Вячеслава Иванова.

В 1913 его стихи Мандельштама уже печатаются в программной подборке акмеистов. В этом же году выходит первая книга Мандельштама называется «Камень».

1917 год.  К октябрьскому перевороту Мандельштам относится как к катастрофе («Кассандре», «Когда октябрь-ский нам готовил временщик...»). В то же время он надеется, что перемена строя даст новый толчок развитию культуры в России. Об этом говорится в его  лирических статьях «Слово и культура», «О природе слова», «Гуманизм и современность», «Пшеница человеческая» и др. (1921-22).

    В 1919-20 (и позднее, в 1921-22) он уезжает из голодного Петербурга на юг. Посещает Украину, Крым, Кавказ, но от эмиграции отказывается.

    В  1922 поселяется в Москве с молодой женой Н. Я. Хазиной (Н. Я. Мандельштам), которая станет его опорой на всю жизнь, а после гибели героически спасет его наследие.

 С 1924 года Мандельштам живет в Ленинграде, с 1928 в Москве, бездомно и беззаботно, зарабатывая  средства к жизни переводами: «чувствую себя должником революции, но приношу ей дары, в которых она не нуждается». Он принимает идеалы революции, но отвергает власть, которая их фальсифицирует.

 В 1930 он пишет «Четвертую прозу», жесточайшее обличение нового режима, а в 1933 — эпиграмму  против Сталина («Мы живем, под собою не чуя страны...»).

 В мае 1934 Мандельштам арестован (за «эпиграмму» и другие стихи), сослан в Чердынь на Северном Урале, после приступа душевной болезни и попытки самоубийства переведен в Воронеж. Там он отбывает ссылку до мая 1937, живет почти нищенски, сначала на мелкие заработки, потом на скудную помощь друзей. Мандельштам ждал расстрела: неожиданная мягкость приговора вызвала в нем душевное смятение. В  ряде стихов, написанных в это время,  он  открыто принимает  советскую действительность, и говорит о своей готовности идти на  жертвенную смерть («Стансы» 1935 и 1937, так называемая «ода» Сталину 1937 и др.).  Впрочем, многие исследователи видят в них лишь самопринуждение или «эзопов язык». Центральное произведение воронежских лет — «Стихи о неизвестном солдате», самое темное из сочинений  Мандельштама, с апокалиптической картиной революционной  войны за выживание человечества и его мирового разума. Мандельштам то надеялся, что «ода» спасет его, то говорил, что «это была болезнь», и хотел ее уничтожить. После Воронежа он почти год живет в окрестностях Москвы, «как в страшном сне» (А. Ахматова). В мае 1938 его арестовывают вторично — «за контрреволюционную деятельность» — и отправляют на Колыму.

                ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ МАНДЕЛЬШТАМА

*1913 год. В литературных кругах Мандельштама уже знали. «Вбегал Мандельштам, - вспоминал позже Георгий Иванов, - и, не здороваясь, искал «мецената», который бы заплатил за его извозчика. Потом бросался в кресло, требовал коньяку в свой чай, чтобы согреться, и тут же опрокидывал чашку на ковер или письменный стол. Мандельштам вечно мерз, шубы не имел, кутался поверх осеннего пальто в башлыки и шарфы, что плохо помогало. Однажды он ехал с Гумилевым в «Гиперборей» на извозчике и вел какой-то литературный спор. В пылу спора Гумилев не заметил, что ядовитые реплики из-под башлыка становились все реже и короче. И вдруг уже недалеко от гиперборейского подъезда на колени Гумилеву падает совсем бесчувственный Мандельштам. Споря, он замерз. И его долго растирали, тормошили и отпаивали, прежде чем привели в чувство. Поэт Владимир Нарбут требовал себе медали за спасение погибающего. Он уверял, что, пока все без толку хлопотали над замерзшим, он догадался поднести к его носу трехрублевку. Близость столь крупной суммы будто бы и подействовала оживляю-ще на всегда безденежного поэта...»

*В 1919 году Мандельштам находился в Крыму. Там его арестовала врангелевская контрразведка. Волошин отправился в Феодосию, но вернулся оттуда мрачный. Эренбургу, который в то время гостил в Коктебеле, он рассказал, что белые считают Мандельштама опасным преступником, уверяют, будто он симулирует сумасшест-вие; когда его заперли в одиночку, он начал стучать в дверь, а на вопрос надзирателя, что ему нужно, ответил «Вы должны меня выпустить - я не создан для тюрьмы».
Сохранилось заявление, с которым Волошин обратился к начальнику врангелевского Политического розыска полковнику Апостолову
«Политическим розыском на этих днях арестован поэт Мандельштам. Так как Вы по своему служебному положению вовсе не обязаны знать современную русскую поэзию, то считаю своим долгом осведомить вас, что О. Мандельштам является одним из самых крупных имен в последнем поколении русских поэтов и занимает вполне определенное и почтенное место в истории русской лирики. Сообщаю вам это, дабы предотвратить возможные всегда ошибки, которые для Вас же могут оказаться неприятными. Мандельштам, как большинство поэтов, человек крайне нервный, поддающийся панике, а за его духовное здоровье перед культурной публикой в конце концов будете ответственны Вы. Не мне, конечно, заступаться за Мандельштама политически, тем более, что я даже не знаю, в чем его обвиняют, но могу только сказать, что для всех, знающих Мандельштама, обвинение его в большевизме, в партийной работе - есть абсурд. Он человек легкомысленный, общительный и ни к какой работе не способный и никакими политическими убеждениями не страдающий».

* Еще раз Мандельштама арестовали в Батуми - на этот раз береговая охрана грузинского меньшевистского правительства. Здесь спасли поэта Николо Мицишвили и Тициан Табидзе. Зато, пройдя через все эти опасности, там, на юге России, Мандельштам встретил верную спутницу всей своей жизни Надежду Яковлевну Хазину. «Осип любил Надю невероятно, неправдоподобно, - вспоминала позже Ахматова. - Когда ей резали аппендикс в Киеве, он не выходил из больницы и все время жил в каморке у больничного швейцара. Он не отпускал Надю от себя ни на шаг, не позволял ей работать, бешено ревновал, просил ее советов о каждом слове в стихах... Одну зиму Мандельштамы (из-за Надиного здоровья) жили в Царском Селе, в Лицее. Я была у них несколько раз - приезжала кататься на лыжах... Была я у Мандельштамов и летом в Китайской деревне, где они жили с Лившицами. В комнатах абсолютно не было никакой мебели и зияли дыры прогнивших полов. Для О.Э. нисколько не было интересно, что там когда-то жили и Жуковский, и Карамзин...»

*Мандельштам не походил на других поэтов и все явления, связанные с поэзией, оценивал по-своему. Например, выгнал из дома некоего молодого человека, пожаловавшегося на то, что его не печатают. Молодой человек убегал по лестнице, а Мандельштам сверху кричал оскорблено: «А Андре Шенье печатали? А Сафо печатали? А Иисуса печатали?»

* 13 мая 1934 года Мандельштама арестовали.
«В этот самый день, - вспоминала Ахматова, - я после града телеграмм и телефонных звонков приехала к Мандельштамам из Ленинграда. Мы все были тогда такими бедными, что для того, чтобы купить билет обратно, я взяла с собой мой орденский знак Обезьяньей палаты, последний, данный Ремизовым в России, и статуэтку работы Данько (мой портрет, 1924 г.) для продажи. (Их купила С. Толстая для музея Союза писателей.) Ордер на обыск был подписан самим Ягодой. Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи, ходили по выброшенным из сундучка рукописям. Мы все сидели в одной комнате. Было очень тихо. За стеной у Кирсанова играла гавайская гитара. Следователь при мне нашел «Волка» («За гремучую доблесть грядущих веков...») и показал О.Э. Он молча кивнул. Прощаясь, поцеловал меня. Его увели в 7 утра. Было совсем светло. Надя пошла к брату, я - к Чулковым на Смоленский бульвар, 8, и мы условились где-то встретиться. Вернувшись домой вместе, убрали квартиру, сели завтракать. Опять стук, опять они, опять обыск. Евг. Як. Хазин сказал «Если они придут еще раз, то уведут вас с собой». Пастернак, у которого я была в тот же день, пошел просить за Мандельштама в «Известия» к Бухарину, я - в Кремль к Енукидзе. Енукидзе был довольно вежлив, но сразу спросил «А может быть, какие-нибудь стихи» Этим мы ускорили и, вероятно, смягчили развязку. Приговор - три года Чердыни, где Осип выбросился из окна больницы, потому что ему казалось, что за ним пришли... и сломал себе руку. Надя послала телеграмму в ЦК. Сталин велел пересмотреть дело и позволил выбрать другое место».

* «В феврале 1936 года, - вспоминала Ахматова, - я была у Мандельштамов в Воронеже и узнала подробности его «дела». Он рассказал мне, как в припадке умоисступления бегал по Чердыни и разыскивал мой расстрелянный труп, о чем громко говорил кому попало, а арки в честь приезда челюскинцев считал поставленными в честь моего приезда... Поразительно, - заметила Ахматова, - что простор, широта, глубокое дыхание появились в стихах Мандельштама именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен...»

*В апреле Мандельштаму неожиданно выделили бесплатные литфондовские путевки в дом отдыха в Саматиху. Именно там 2 мая 1938 года поэт был арестован в последний раз. Но теперь его сразу отправили далеко, на самый край страны. В единственном известном письме жене из Владивостока он писал «Здоровье очень слабое. Истощен до крайности, исхудал, неузнаваем почти, но посылать вещи, продукты и деньги - не знаю, есть ли смысл. Попробуйте все-таки. Очень мерзну без вещей. Родная Наденька, не знаю, жива ли ты, голубка моя».

                ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

    Когда-то в юности на вопрос Ирины Одоевцевой: Осип Эмильевич, неужели вы, правда,  не верите, что умрёте? он ответил: «Не то что не верю. Просто я не уверен в том, что умру. Я сомневаюсь в своей смерти. Не могу себе представить. Фантазии не хватает». До Колымы Мандельштам не доехал. Погиб он в пригороде  Владивостока на «Второй речке». Что известно о смерти Осипа Мандельштама?
      Есть несколько версий гибели поэта.

Версия I. Официальная.
      «В июне 1940 года  брата Мандельштама, Шуру, вызвали в ЗАГС  Бауманского района г. Москвы и вручили  ему  для меня свидетельство  о  смерти, - пишет  Н. Я. Мандельштам, вдова поэта. – Возраст 47 лет. Дата смерти  27 декабря 1938 года. Причина смерти – паралич сердца. Это можно перефразировать: он умер, потому что умер. Ведь паралич сердца и есть смерть…, и ещё прибавлено: артериосклероз…»

ВЕРСИЯ II.
 Казарновский, лагерник, отбывавший наказание вместе с Мандельштамом, рассказывает:
«Однажды, несмотря на крики и понукания, Осип  не сошёл с нар. В те дни мороз крепчал…   Всех погнали чистить снег, а Мандельштам остался один. Через несколько дней его сняли с нар и увезли  в больницу. Вскоре Казарновский услышал, что  Осип Мандельштам умер, и его похоронили, вернее, бросили в яму …
   Хоронили, разумеется, без гробов, раздетыми, если не голыми, чтобы не пропадало добро, по нескольку человек в одну яму – покойников всегда хватало, - и каждому к ноге привязывали бирку с номерком».

ВЕРСИЯ III.
Биолог Меркулов утверждал, что Мандельштам умер  до открытия навигации (май – июнь 1939). Он передал разговор с лагерным врачом, который сказал, что Осип Мандельштам умер от  чрезмерного истощения. В лагере Мандельштам почти ничего не ел, боясь, что его отравят.

ВЕРСИЯ IV.
   
Поэт Р., сидевший вместе с Осипом Мандельштамом   в одном бараке, рассказывает:
« Ночью постучали в барак и  потребовали «поэта». Р  испугался ночных гостей – чего от него хочет шпана?
Выяснилось, что гости вполне доброжелательны  и попросту зовут его к умирающему, тоже поэту. Р. застал  умирающего, тоже   поэта, Мандельштама, в бараке на нарах. Был он не то в бреду, но без сознания, но при виде Р. сразу пришёл в себя, и они всю ночь проговорили. К утру О. Мандельштам умер, и Р. закрыл ему глаза. Дат, конечно, никаких, но место указано правильно - «Вторая речка», пересыльный лагерь под Владивостоком».

Исследователям  и биографам Мандельштама только в 1989 году удалось добраться  до личного дела на арестанта Мандельштама. В личном деле они обнаружили акт о смерти  поэта, составленный  врачом исправительного трудового лагеря и дежурным фельдшером.  Согласно этому акту, предложена новая вер- сия гибели поэта. 25 декабря когда резко ухудшилась погода и  ветер усилился до 22 метров в секунду, ослабевший Мандельштам не смог выйти на расчистку снежных заносов. Он был положен в лагерную больницу 26 декабря, а 27 декабря умер в 12 часов тридцать минут. Вскрытие тела не производилось. Дактилоскопировали умершего 31 декабря, а похоронили в начале 1939 года.
    По свидетельству бывшего заключённого, всех умерших  складывали штабелями  у  правой стенки лазарета, как дрова, а затем партиями вывозили на телегах за зону и хоронили во рву, который тянулся вокруг лагерной территории.
   Когда в газете  «Известия» было сообщено о том, что найдена могила Мандельштама, один из бывших узников сталинских лагерей, Юрий Моисеенко,  написал в редакцию письмо, в котором говорилось:
    « Как прямой свидетель смерти знаменитого поэта хочу поделиться дополнительными подробностями…
    Лагерь назывался  «Спец – пропускник СВИТлага, 6-ой километр на «Второй речке».
   В ноябре нас стали заедать  породистые белые вши, и начался тиф. Был объявлен строгий карантин. Запретили выход из бараков. Рядом со мной спали на третьем этаже нар Осип Мандельштам, Володя Лях (это – ленинградец), Ковалёв (Благовещенск)…
   Сыпной тиф проник, конечно, и к нам. Больных уводили, и больше мы их не видели. В конце декабря, за несколько дней до Нового года, нас  утром повели в баню, на санобработку. Но воды там не было никакой. Велели раздеваться и сдавать одежду в жар-камеру.  А затем перевели в другую половину помещения,  в одевалку,  где было ещё холоднее.  Пахло серой, дымом. В это время  и упали, потеряв сознание, двое мужчин, совсем голые.  К ним подбежали держиморды - бытовики. Вынули из кармана куски фанеры, шпагат, надели каждому из мертвецов бирки и на них написали фамилии: «Мандельштам Осип Эмильевич, ст. 58, срок 10 лет», и москвич Моранц, кажется, Моисей Ильич, с теми же данными. Затем тела облили сулемой. Так что сведения, будто Мандельштам скончался в лазарете, неверны».
После смерти Мандельштама его имя  оставалось в СССР под запретом около 20 лет.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Осип Мандельштам был человеком странным, и жизнь его, как почти любого поэта, полна самых  неожиданных поворотов. Сам он сравнивал свое творчество с письмом, запечатанным в бутылку и брошенным в океан. Сегодня можно уверенно говорить о том, что письмо поэта пришло по назначению, и стихи его навсегда вошли в историю русской поэзии.

           x x x

     В таверне воровская шайка
     Всю ночь играла в домино.
     Пришла с яичницей хозяйка,
     Монахи выпили вино.
     На башне спорили химеры:
     Которая из них урод?
     А утром проповедник серый
     В палатки призывал народ.
     На рынке возятся собаки,
     Менялы щелкает замок.
     У вечности ворует всякий,
     А вечность - как морской песок:
     Он осыпается с телеги -
     Не хватит на мешки рогож,-
     И, недовольный, о ночлеге
     Монах рассказывает ложь!
                1913
***
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы как черви жирны,
А слова как пудовые гири верны —
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей —
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, кует за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз,
Что ни казнь у него, то малина,
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933

                ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
                (1893-1930)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

     Русский советский поэт. Родился в Грузии, в селе Багдади, в семье лесничего.
     С 1902 г. учился в гимназии в Кутаиси, затем в Москве, куда после смерти отца переехал вместе со своей семьей.
      В 1908 г. оставил гимназию, отдавшись подпольной революционной работе.
В пятнадцатилетнем возрасте вступил в РСДРП(б), выполнял пропагандистские задания. Трижды подвергался аресту, в 1909 г. сидел в Бутырской тюрьме в одиночке. Там и начал писать стихи.
      С 1911 г. занимался в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Примкнув к кубофутуристам, в 1912 г. опубликовал первое стихотворение — «Ночь» — в футуристическом сборнике «Пощечина обществен-ному вкусу».
Тема трагичности существования человека при капитализме пронизывает крупнейшие вещи Маяковского предреволюционных лет — поэмы «Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Война и мир». Уже тогда Маяковский стремился создать поэзию «площадей и улиц», обращенную к широким массам. Он верил в близость наступающей революции.
     Эпос и лирика, разящая сатира и агитационные плакаты РОСТА — на всем этом многообразии жанров Маяковского лежит печать его самобытности. В лирико-эпических поэмах «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!» поэт воплотил мысли и чувства человека социалистического общества, черты эпохи.
Маяковский мощно влиял на прогрессивную поэзию мира — у него учились Иоганнес Бехер и Луи Арагон, Назым Хикмет и Пабло Неруда.
    В поздних произведениях “Клоп” и “Баня” звучит мощная сатира с элементами антиутопии на советскую действительность.

ЗАНИМАТЕЛЬНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* Однажды в кафе "Бродячая собака" состоялся творческий вечер, в котором участвовал и Маяковский. Как только В. В. принялся громовым басом отчеканивать строчки своих стихов, к нему подошел Осип Мандель-штам и сказал: "Маяковский, перестаньте читать стихи, вы не румынский оркестр!" По воспоминанию присутствовавшей там же Ахматовой, Маяковский был настолько ошеломлен и подавлен, что не смог в ответ произнести ни слова.

* Одно из самых необычных обручальных колец было у Маяковского. Он заказал себе кольцо с инициалами своей возлюбленной (Л.Ю.Б.– Лия Юрьевна Брик) Если кольцо поворачивать, то можно было прочесть слово "люблю". Он не расставался с этим кольцом очень долго, придавая ему некий мистический смысл. Кстати, Лиля Брик пережила Маяковского чуть ли не на полвека.

* - Маяковский, зачем вы носите кольцо на пальце, оно вам не к лицу.
  - Поэтому я и ношу его на пальце, а не в носу.

*Во время визита во Францию у Маяковского был  роман с дочерью царского генерала. Звали ее Татьяна. Продолжения романа не получилось  потому, что во Франции в это время жила родная сестра Лили Брик - Элиза Триоле. После их расставания ВВМ сделал и оплатил заказ в цветочный магазин. Каждое утро Татьяне доставлялся роскошный букет. Деньги закончились только в 1941 году...

* На одном из концертов некто маленький подскочил к В.В.Маяковскому и кричит: "От великого до смешного - один шаг!" Маяковский шагнул ему навстречу: "Вот я его и делаю".

* Однажды при Маяковском обсуждалась какая-то книга, и один из присутствующих сказал о ней:
"Жизнь как она есть".
Маяковский моментально отреагировал:
"А кому она такая нужна?"

* Маяковскому с женщинами и везло, и не везло одновременно. Он увлекался, влюблялся, однако полной взаимности чаще всего не встречал. Биографы поэта в один голос называют его самой большой любовью Лилю Брик. Именно ей поэт писал: «Я люблю, люблю, несмотря ни на что, и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Аминь». Именно ее он называл «Солнышко Самое Светлое». А Лиля Юрьевна благополучно жила со своим мужем Осипом Бриком, называла Маяковского в письмах «Щенком» и «Щеником» и просила «привезти ей из-за границы автомобиль-чик». Брик ценила гений своего обожателя, но любила всю жизнь только мужа Осипа. После его смерти в 1945 году она скажет: «Когда застрелился Маяковский — умер великий поэт. А когда умер Осип — умерла я». Примечательно и другое высказывание Лили Юрьевны. Узнав о самоубийстве Маяковского, Брик произнесла: «Хорошо, что он застрелился из большого пистолета. А то некрасиво бы получилось: такой поэт — и стреляется из маленького браунинга».
Жил Маяковский в одной квартире с Бриками. Вся Москва с удовольствием обсуждала эту необычную «семью втроем». Однако «все сплетни о «любви втроем» совершенно непохожи на то, что было», — напишет Лиля Юрьевна. Незадолго до смерти, случившейся в 1978 году, она признается поэту Андрею Вознесенскому: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался к нам, царапался в дверь и плакал». Брик прекрасно сознавала, как мучается Маяковский. «Но ничего, — говорила она друзьям. — Страдать Володе полезно. Он помучается и напишет хорошие стихи».

* Политехнический институт, Владимир Маяковский выступает на диспуте о пролетарском интернационализ-ме:
- Среди русских я чувствую себя русским, среди грузин я чувствую себя грузином...
Вопрос из зала:
- А среди дураков?
Ответ:
- А среди дураков я впервые.

* Политехнический институт. Маяковский читает свои стихи. С одного из задних рядов поднимается молодой человек и говорит: - Маяковский! Мы вчера с товарищем целый вечер читали ваши стихи и ничего не поняли. Маяковский, не задумываясь, отвечает: «Надо иметь умных товарищей».

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

За   два дня до смерти, 12 апреля 1930 года Маяковский написал прощальное письмо:

      «Всем
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил.
   Мама, сёстры и товарищи, простите – это не способ (другим не советую), но у меня выхода нет
   Лиля! Люби меня.
   Товарищ правительство, моя семья – это Лиля Брик, мама, сёстры и Вероника Витольевна Полонская.
   Если ты устроишь им сносную жизнь, спасибо.
   Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся

Как говорят –
              «инцидент исперчен»,
Любовная лодка
             разбилась о быт.
Я с жизнью в расчёте
            и не к чему перечень
Взаимных болей,
           бед
                и обид.

                Счастливо оставаться.
                Владимир Маяковский.
12.04.30.

Написав это письмо, Маяковский в течение двух дней оттягивал самоубийство. Вечером, перед роковым днём, он был на вечеринке у Вероники Полонской.
   « Обычная московская вечеринка. Сидели в столовой. Чай, печенье. Бутылки три рислинга…»
По воспоминаниям Катаева, в этот вечер Маяковский был какой-то притихший, домашний, не похожий на себя.
   Память моя, - пишет  Катаев, - почти ничего не сохранила из важнейших подробностей этого вечера, кроме большой руки Маяковского, его нервно движущихся пальцев – они были всё время у меня перед глазами, сбоку, рядом, - которые погружались в медвежью шкуру и драли её, скубали, вырывая пучки сухих бурых волос, в то время как глаза были устремлены через стол на Нору Полонскую – самое последнее  его увлечение, - совсем молоденькую, прелестную, белокурую, с ямочками на розовых щеках, в вязаной тесной кофточке с короткими рукавчиками, что придавало ей вид скорее юной спортсменки,  чем артистки Художественного театра вспомогательного состава.
   С немного испуганной улыбкой она писала на картонках, выломанных из конфетной коробки, ответы на записки  Маяковского, которые он жестом игрока в рулетку время от времени бросал ей через стол…
   Картонные квадратики летали через стол  над миской с варениками туда и обратно. Наконец, картонная коробка была уничтожена. Тогда Маяковский и Нора ушли в мою комнату. Отрывая клочки бумаги от чего попало, они продолжали стремительную переписку, похожую на смертельную молчаливую дуэль.
   Он требовал. Она не соглашалась. Она требовала – он не соглашался. Вечная любовная дуэль.
   Впервые я видел влюблённого Маяковского. Влюблённого явно, открыто, страстно. Во всяком случае, тогда мне казалось, что он влюблён. А может быть, он был просто болен и уже не владел своим сознанием…».
   Маяковский ушёл от Катаева в третьем часу ночи. Надевая пальто, он хрипло кашлял.
       - А вы куда? – спросил Катаев почти с испугом
      - Домой, - ответил Маяковский.
      - Вы совсем больны. У вас жар! Останьтесь, умоляю. Я устрою вас на диване.
      - Не помещусь.
      - Отрублю вам ноги, - попытался сострить Катаев.
      - И укроете мне ноги  энциклопедическим словарём «Просвещение», а под голову положите юбилейный прибор  вашего дяди – земца?.. Нет! Пойду лучше домой.
      - Кланяйтесь Брикам, - сказал тогда Катаев. – Попросите, чтобы Лиля Юрьевна заварила вам малины.
Нахмурившись, Маяковский ответил, что Брики в Лондоне
      - Что же вы один будете там делать?
      - Искать котлеты. Пошарю в кухне. Мне там всегда оставляют котлеты наша  рабыня. Люблю ночью холодные котлеты.
   Катаев пишет, что в этот момент он почувствовал, как одиноко и плохо Маяковскому.
Прощаясь, продолжает Катаев, он «поцеловал меня громадными губами оратора, плохо приспособленными для поцелуев, и сказал, впервые обращаясь ко мне на «ты» - что показалось мне пугающе – странным, так как он никогда не был со мною на «ты»:
      - Не грусти. До свиданья, старик».
   По воспоминаниям Полонской Маяковский был в тот вечер груб, несдержан, откровенно ревнив.
   Ночью, проводив Яншина и Полонскую до Каланчёвки, Маяковский  отправился в Гендриков переулок. До утра он не спал, а утром на заказанной машине  в половине девятого  заехал за Полонской, чтобы отвезти её на репетицию в театр.
   По дороге он начал говорить о смерти, на что Полонская просила его оставить  эти мысли.
 По её словам, поэт ответил «…Глупости я бросил. Я понял, что не смогу этого сделать из-за матери. А больше до меня никому нет дела».
   До театра заехали в комнату Маяковского на Лубянке. Началось очередное «выяснение отношений». Маяковский нервничал, требовал ясно и определённо ответить на  все его вопросы, чтобы решить всё раз и навсегда. Когда Полонская напомнила, что опаздывает на репетицию, Маяковский взорвался.
     - Опять этот театр! Я ненавижу его, брось его к чертям! Я не могу так больше, я не пущу тебя на репетицию и вообще не выпущу из этой комнаты!
   «Владимир Владимирович, - вспоминает о дальнейшем Полонская, - быстро заходил по комнате. Почти бегал. Требовал, чтобы я  с этой же минуты осталась с ним здесь, в этой комнате. Ждать квартиры нелепость, говорил он
   Я должна бросить театр немедленно же. Сегодня же на репетицию мне идти не нужно. Он сам зайдёт в театр и скажет, что я больше не приду.
   …Я ответила, что люблю его, буду с ним, но не могу остаться здесь сейчас. Я по-человечески люблю и уважаю мужа и не могу поступить с ним так.
   И театра я не брошу и никогда не смогла бы бросить… Вот и на репетицию я должна и обязана пойти, и я пойду на репетицию, потом домой, скажу всё… и вечером перееду к нему совсем.
   Владимир Владимирович был не согласен с этим. Он продолжал настаивать на том, чтобы всё было немедленно или совсем ничего не надо. Ещё раз  я ответила, что не могу так…
    Я сказала:
    «Что же вы не проводите меня даже?»  Он подошёл ко мне, поцеловал и сказал совершенно спокойно и очень ласково:
    «Нет, девочка, иди одна… Будь за меня спокойна…»
   Улыбнулся и добавил:
    «Я позвоню. У тебя есть деньги на такси?
    «Нет».
    Он дал мне 20 рублей
    « Так ты позвонишь?»
   «Да, да».
Я вышла, прошла несколько шагов до  парадной двери.
   Раздался выстрел. У меня подкосились ноги, я закричала и металась по коридору. Не могла заставить себя войти. Но, очевидно, я вошла через мгновенье: в комнате ещё стояло облачко дыма от выстрела. Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. На груди его было крошечное кровавое пятнышко.
   Я помню, что бросилась к нему и только повторяла бесконечно:
    - Что вы сделали? Что вы сделали?
   Глаза у него были закрыты, он смотрел прямо на меня и всё силился приподнять голову.
   Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые…
   Набежал народ. Кто-то звонил, кто-то мне сказал:
   - Бегите встречать карету скорой помощи!»

Маяковский выстрелил в себя в 10.15 утра. В 10.16  станция скорой помощи приняла вызов. В 10.17 машина с врачами выехала. Когда Полонская спустилась во двор, машина уже подъезжала.  Но врачи могли только констатировать летальный исход.
   Современники поэта  по-разному оценивали его гибель. Одни относили это к роковой случайности, другие указывали на строки его стихов, намекавшие на подобный исход, а Л.Ю. Брик  написала, что причиной ухода Маяковского из жизни была «своего рода мания самоубийства и боязнь старости».
                Похоронен Маяковский на Новодевичьем кладбище.

                Александр Лаврин. «Хроника Харона», 1993 г.

 ПОСЛЕСЛОВИЕ      
  14 апреля: вопросы, недоумения, странности
     Весной 30-го года Маяковский огорчен идейной размолвкой с РЭФом, бойкотом бывших своих соратников его выставки, переживает неудачу с "Баней". А тут еще сильная болезнь горла, возможно, грипп. Он не скрывает своего недомогания, стремясь чаще бывать на людях, чтобы побороть тоскливее настроение. Одним он казался в это время мрачным, другим - надломленным, третьим - потерявшим веру в свои силы. Скорятин отмечает, что "эти мимолетные наблюдения, объединившись впоследствии с домыслами и слухами, обернулись прочной подпоркой для официального сообщения о самоубийстве".
     В это время Маяковский все более привязывается к Веронике Полонской и связывает с ней все свое будущее. Не первый раз он решал "строить семью", но всегда наталкивался на упорное сопротивление Лили Брик, пускающей в ход женские уловки, ухищрения, истерику,- и Маяковский отступал. Странная это была жизнь втроем... Весной 1930-го он решает отделиться от Бриков во что бы то ни стало, чувствуя огромную тягу к нормальной собственной семье. Ведь с Бриками он был, в сущности, одинок и бесприютен.     Отношения с В. Полонской заставляют его действовать. 4 апреля он вносит деньги в жилищный кооператив РЖСКТ им. Красина (после смерти поэта туда переселятся Брики), просит помочь В. Сутырина (из ФОСП) с квартирой, чтобы уехать от Бриков раньше, чем те возвратятся из-за границы. Но не успел...
     Вечером 13 апреля Маяковский отправился в гости к В. Катаеву. Там были и Полонская с Яншиным. Разошлись поздно, в третьем часу. Наступил понедельник 14 апреля.
     Маяковский появился у В. Полонской в 8.30. Они уехали на такси в роковую квартиру в Лубянском. Там Полонская предупредила, что в 10.30 у нее важная репетиция и она не может опаздывать. Когда она успокоила Маяковского, требовавшего, по ее словам, чтобы она у него сейчас осталась, то сказала, что любит его, будет с ним, но не может остаться. Яншин не перенесет ее ухода в такой форме. "Я вышла. Прошла несколько шагов до парадной двери. Раздался выстрел... Я закричала. Заметалась по коридору... Вероятно, я вошла через мгновение. В комнате еще стояло облачко дыма от выстрела. Владимир Владимирович лежал на полу, раскинув руки..."
     Скорятин замечает, что "тогда никто, из присутствовавших не слышал, чтобы Полонская говорила о револьвере в руках поэта, когда она выбегала из комнаты". Эта важная подробность сразу бы все объяснила: Полонская выбегает - Маяковский тут же стреляет в сердце. И никаких сомнений в самоубийстве. Может, к тому моменту следователям еще не удалось принудить Полонскую, чтобы она согласилась с "все объясняю-щей" версией?
     Скорятин обратил внимание на то, что все, прибежавшие сразу после выстрела, застали тело поэта лежащим в одном положении ("ногами к двери"), а явившиеся позже - в другом ("головой к двери"). Зачем передвигали тело? Может, в той суматохе кому-то понадобилось представить такую картину - в момент выстрела поэт стоял спиной к двери, вот пулевой удар в грудь (изнутри комнаты) и опрокинул его навзничь, головой к порогу. Несомненное самоубийство! А если бы он стоял лицом к двери? Тот же удар опять-таки опрокинул бы его навзничь, но уже ногами к двери. Правда, в таком случае выстрел мог произвести не только сам поэт, но и кто-то, внезапно появившийся в дверях... Приехавший первым руководитель секретного отдела ГПУ Я. Агранов сразу взял следствие в свои руки. Л. Краснощекова вспоминала, что она уговаривала Агранова подождать Лилю, но он сказал, что похороны будут "завтра или послезавтра", и Бриков ждать не будут. Потом, видимо, Агранов сообразил (или ему кто подсказал), что столь поспешные похороны, несомненно, вызовут ненужные подозрения.
     К вечеру приехал скульптор К. Луцкий, снявший маску с лица Маяковского. 22 июня 1989 года в ленинград-ской телепрограмме "Пятое колесо" художник А. Давыдов, показывая эту маску, обратил внимание телезрите-лей, что у покойника сломан нос. Значит, Маяковский упал лицом вниз, предположил он, а не на спину, как бывает при выстреле в самого себя.
     Затем прибыли прозекторы, чтобы изъять мозг поэта для научных исследований в Институте мозга. То, что фамилия Маяковского оказалась в "ряду избранных", показалось Скорятину  "верным знаком того, что ход трагических событий контролируют всемогущие силы".
     "Около полуночи,- вспоминает Е. Лавинская, - из столовой раздался голос Агранова. Он стоял с бумагами в руках и читал вслух последнее письмо Владимира Владимировича. Агранов прочел и оставил письмо у себя".
     А вскрытия тела, как полагается по следственным законам, так и не было проведено, если бы не  В. Сутырин, потребовавший вскрытия 16 апреля, когда до него дошли слухи о неизлечимой венерической болезни Маяковского, якобы и приведшей его к Результаты вскрытия показали, что злонамеренные сплетни не имели под собой никаких оснований. Но этот вывод опубликован не был.
     Взял себе Агранов и ту фотографию, которую Е. Лавинская увидела в его руках, когда он показывал ее в клубе ФОСП кучке лефовцев: "Это была фотография Маяковского, распростертого, как распятого на полу, с раскинутыми руками и ногами и широко открытым в отчаянном крике ртом... Мне  объяснили: "Засняли сразу, когда вошли в комнату Агранов, Третьяков и Кольцов. Больше эту фотографию я никогда не видела". (Скорятин думает, что снимок сделан до прибытия следственной группы.)
     Приехали Брики, гостившие, как многие знали, у матери Лили Юрьевны - Е. Каган, работавшей в советском торгпредстве в Лондоне. О том, кто и как разыскал заграницей ее с мужем, Брик никогда не рассказывала.
     Одни Брики, пожалуй, ничему не удивились. Для них гибель поэта никогда никакой тайны не представляла. К. Зеленский вспоминает, как убеждал его Осип Брик: "Перечитайте его стихи, и вы убедитесь, как часто он говорит... о своем неизбежном самоубийстве".  Лиля Брик приводила другие мотивы якобы неизбежного самоубийства поэта: "Володя был неврастеником. С 37-градусной температурой он чувствовал себя тяжелобольным. Едва я его узнала, он уже думал о самоубийстве. Предсмертные прощальные письма он писал не один раз".  Л. Брик все было ясно.
     Проследим за мыслью Валентина Ивановича Скорятина, единственного человека, всерьез задумавшегося над так называемым "предсмертным письмом" Владимира Маяковского. Может, нам тоже станет кое-что ясно - и не только о поэте, но даже и о самой Лиле Брик.
     Предсмертное письмо: документ или фальшивка?
     Откликаясь на смерть Маяковского, его недруг В. Ходасевич назвал  предсмертное письмо поэта "мелочным и ничтожным" и съязвил: мол, поэт в течение двух дней носил "письмишко" в кармане. Написано ядовито, но, честное слово, это письмо рисует Маяковского не в лучшем свете...
     Прежде всего, обратимся к строке, где поэт перечисляет состав "семьи". Родных он упоминает дважды. Но там, где обращение носит чисто эмоциональный характер, они названы первыми, а в том месте, где, по сути, перечисляются наследники, родные почему-то оказываются после Л. Брик. (Позже право на наследство будет закреплено Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР: 1/2 часть назначена Л. Брик, по 1/6 - матери и сестрам, В. Полонской, в нарушение воли поэта, не достанется ничего). Но, собственно, не это воистину неправедное решение вызывает недоумение, а сам нравственный смысл подобного "списка". Общеизвестно, что Маяковский, в общественной полемике допускавший резкость, был предельно благороден с людьми близкими. Почему же, обращаясь к "товарищу правительству", он столь неосторожно бросает тень... нет, не на Л. Брик (она в официальном мнении давно уже слыла неофициальной женой поэта при официальном муже), а, прежде всего, на замужнюю молодую женщину? Мало того, обнародовав связь с ней, он тут же еще раз унижает ее восклицанием: "Лиля - люби меня".
     И ладно бы письмо составлялось наспех, в смертном томлении последних минут, но на сдвоенном листке из гроссбуха стоит дата - 12 апреля. Бросается в глаза и другое: почему, готовясь к решающему разговору с возлюбленной, Маяковский заранее, уже 12 апреля, предопределяет исход еще не состоявшегося с нею разговора - "любовная лодка разбилась..."? Да ведь и не разбилась, в общем-то: как мы знаем, предложение поэта было принято Вероникой Витольдовной...
     Впрочем, стихи к Полонской не относились. Они были написаны поэтом... еще в 1928 году. Набросок переносился поэтом из одной записной книжки в другую. И вот пригодился для обращения... к правительству. Выходит, Маяковский, не напрягая ни ума, ни сердца, взял свои старые заготовки и вмонтировал их в свое предсмертное письмо, дезориентировав всех по поводу адресата?
     Не говорю уже о финансовых расчетах в конце письма. О чем думает человек перед лицом вечности? Какие налоги, какой ГИЗ! Хочешь не хочешь, а приходится в чем-то соглашаться с В. Ходасевичем.
     Приходится, да что-то мешает. Никак не укладывается в голове, что такое вот, прямо скажу, суетное письмо вышло из-под пера поэта. Впрочем, как раз... не из-под пера. По газетам, перепечатавшим письмо, читателям было не понять, что оригинал написан... карандашом.
     Известно, что заполучить ручку поэта даже на короткое время было весьма трудно. Да и подделать почерк "чужой" авторучкой почти невозможно, Но все эти сложности устраняются, если воспользоваться... каранда-шом. А уж сам почерк - сущий пустяк для профессионалов из ведомства Агранова. И если допустить это предположение, то развеваются все огорчительные недоумения по поводу карандашного текста. Письмо, как и многие другие вещественные доказательства, "взял себе" Агранов. Известно, что даже члены правительства при разделе наследства Маяковского руководствовались не подлинником, а... его газетной перепечаткой (факт беспрецедентный!)".
     Найденные Скорятиным заметки кинорежиссера С. Эйзенштейна говорят, что он, отмечая в предсмертном письме "близость ритмического строя" к "блатной одесской поэзии", а так же "юродскому фольклору" времен гражданской войны (намекая тем самым на невозможность Маяковского быть автором письма), делает однозначный вывод: "Маяковский никогда ничего подобного не писал!" И еще: "Его надо было убрать. И его убрали..."
     Оскорбительный тон письма по отношению к матери и сестре, а также беспрецедентное нарушение их наследственных прав доказывают, что ничего подобного поэт не писал.
     С Полонской Маяковский провел самый трагический год и хотел ввести ее в свой новый дом как жену. Упомянутая в предсмертном письме Маяковского как член его семьи, она была ловко отодвинута от каких-либо прав на наследство поэта. Достались ей лишь тягостные беседы с Сырцовым да с Аграновым, сплетни, скорый развод с мужем  и двусмысленное положение в обществе, когда Л. Брик почему-то считалась "вдовой Маяковского", будучи не разведенной с О. Бриком, а она, Полонская, по сути - "нелегальной" возлюбленной поэта. И в страшном сне не могло присниться молодой актрисе, какая неблагодарная роль уготована ей в этом театре абсурда Бриков.
     Учитывая, что с 1930-го по 1958 год письмо лежало в сверхсекретных архивах ОГПУ, а затем в Политбюро ЦК КПСС, можно утверждать, что оно было фальшивкой, составленной в органах ОГПУ и призванной убедить всех в качестве главного доказательства самоубийства Маяковского.
     "Уголовное дело № 02-29"
     Несколько лет тому назад после многочисленных поисков Скорятину удается получить в секретном архиве "Уголовное дело № 02-29, 1930 года, народного следователя 2 уч. Баум. района г. Москвы И. Сырцова о самоубийстве В. В. Маяковского".
     Приведем из милицейского протокола лишь некоторые факты, вызвавшие серьезные недоумения:
* в протоколе не упомянуто предсмертное письмо;
* не упомянут календарь, о котором сообщает В. Полонская. Сейчас календарь в Музее Маяковского есть; листки календаря от 13,14 апреля, вырванные Маяковским, исчезли;
* не был найден и допрошен "книгоноша" (не приходил ли под видом его человек, участвующий в подготовке убийства?);
*экспертиза рубашки Маяковского не проводилась. Рубашку взяла себе Л. Брик и сдала ее в музей только 24 года спустя. Нельзя поручиться за то, что с ней не "поработали" таким образом, чтобы она соответствовала версии о самоубийстве.
     Этот протокол, передающий странное и бесспорное вмешательство в дело Агранова и его "коллег", был затем вместе с делом передан почему-то следователю И. Сырцову, в ведении которого находился другой участник района. Сырцов оказался для Агранова, видимо, более сговорчивым.
     Противоречия между воспоминаниями В. Полонской и ее показаниями следователю, на взгляд Скорятина, объясняются тем, что она писала их восемь лет спустя и не для широкой публики, и ей, видимо, казалось, что проклятые допросные страницы навсегда канули в безвестность.
     Что касается протокольных показаний ("был назойлив", "не собиралась уходить от мужа"), то именно такую версию и хотел получить от нее следователь И. Сырцов.
     14 апреля И. Сырцов после допроса В. Полонской на Лубянском заявляет: "Самоубийство вызвано причинами личного порядка",- что на следующий день будет опубликовано в печати.
     15 апреля Сырцов делает в расследовании внезапный "беспричинный" перерыв, который Скорятин объясняет тем, что в этот день Сырцов получал на Лубянке необходимые инструкции для дальнейших действий. В деле есть документ, говорящий об остром интересе к смерти поэта со стороны сразу двух подразделений ОГПУ: контрразведывательного (Гендин) и секретного, которым руководил Агранов, в руках которого потом оказались все нити дела. Вероятно, ГПУ смутила в записи допроса фраза: "Я вышла за дверь его комнаты..." Выходит, поэт на какое-то время оставался один, а это могло породить всевозможные толки.
     "Опасения гэпэушников были не напрасны,- развивает догадку В. Скорятин,- ибо вопрос, где находилась Полонская в момент выстрела, вызвал немало кривотолков. Ю. Олеша писал в Берлин В. Мейерхольду 30 апреля 1930 года: "...Она выбежала с криком "Спасите", и раздался выстрел..." А сестра поэта Людмила Владимировна считала, что Полонская не только "вышла за дверь его комнаты", а уже "сбегала с лестницы". В своей тетрадке она записала: "Когда сбегала с лестницы П. (Полонская) и раздался выстрел, то тут же сразу оказались Агран. (Агранов), Третьяк. (Третьяков), Кольцов. Они вошли и никого не пускали в комнату".
     Материалы дела так и не дали ответа на вопрос: успела ли Полонская выбежать из комнаты Маяковского или из квартиры, или же выстрел произошел при ней? Не дали, потому что, видимо, такой ответ просто был не нужен. Вся поспешность и незавершенность, считает Скорятин, объясняется тем, что Сырцов явно "гнал" дело, и уже 19 апреля он закрывает его, вынося постановление, где единственный раз упоминается предсмертное письмо-"записка".
     В прокуратуре в дело добавляется еще один документ: "Расписка. Мною получены от П. М. О, пр-ра т. Герчиковой обнаруженные в комнате Владимира Владимировича Маяковского деньги в сумме 2113 руб. 82 коп. и 2 золотых кольца. Две тысячи сто тринадцать рублей 82 к. и 2 зол. кольца получила. Л. Брик. 21.4.30".
     "Лиля Юрьевна,- комментирует В.Скорятин,- не состоявшая (при живом-то муже!) ни в каких официальных родственных отношениях с Маяковским, ни с того ни с сего получает деньги и вещи, найденные в его комнате, а затем и все его наследство- и в материальных ценностях, и в бесценных архивах, являющихся, по существу, народным достоянием. Особый цинизм этой ситуации вот в чем. В письме сестры поэта Ольги Владимировны, отправленном родственникам несколько дней спустя после трагедии, сказано: "12-го я с ним говорила по телефону... Володя мне наказал прийти к нему в понедельник 14-го, и, уходя из дома утром, я сказала, что со службы зайду к Володе. Этот разговор 12-го числа был последний". Ясно же, что "Володя" приготовил конверт для сестры с пятьюдесятью рублями как обычную, заурядную помощь семье. И вот это-то пособие выдается в материалах дела чуть ли не за окончательный, предсмертный будто бы расчет поэта со своими близкими! Не говорю уже о том, что этот факт лучше всего свидетельствует: у поэта и мысли не было уйти из жизни по своей воле".
     Добавим к словам В. Скорятина, что все поведение Брик как нельзя лучше свидетельствует о  личной заинтересованности Л. Брик и ее мужа в этом деле, о ее обширных связях с чекистскими кругами, сложивши-мися у нее благодаря работе мужа в ЧК еще с 1920 года (сначала в спекулятивном отделе, а потом уполномо-ченным 7-го  отделения секретного отдела). Как обнаружил Скорятин, и сама Лиля была агентом этого ведомства. Номер ее чекистского удостоверения - 15073, а Осипа Брика- 25541. Понятно, какая организация помогла Брикам срочно уехать в феврале 1930 года из Москвы, чтобы оставить поэта в одиночестве. В связи с этим рассуждением Скорятина становится понятно, зачем Лиля Брик организует в 1935 году передачу своего письма через Агранова Сталину. Сталинская резолюция ("Маяковский был и остается лучшим, талантливей-шим поэтом нашей советской эпохи") должна была заставить советских издателей выпускать сочинения Маяковского огромными тиражами, в чем непосредственно, как наследница, была заинтересована Лиля Брик.
     После сказанного Скорятиным напрашивается естественный вывод: Л. и О. Брики не могли не знать, что Маяковский в скором времени будет убит. Все их поведение это доказывает.
     Читатель, конечно же, обратил внимание на то, сколько недоумений, нарушений, вопросов вызвало это дело о таком простом и обыкновенном самоубийстве "по личным мотивам", окруженное, тем не менее, строжайшей секретностью. Но все вопросы и проблемы исчезают или объясняются, если считать, что поэт был убит. Такой вывод делает и Скорятин. И тогда остается уже действительно последний вопрос: зачем это было сделано и кем? Скорятин допускает, что до конца жизни "поэт был верен романтическим идеалам революции. Но все чаще в его "партийные книжки" врывались ноты трагического разочарования, и все натужней он воспевал реальность. Зато крепло сатирическое обличение "дряни". В ходе набирающего силу ликования по поводу успехов - голос поэта начинал звучать опасным диссонансом. Появились и грозные предупреждающие сигналы: ошельмованы спектакли по пьесам "Клоп" и "Баня", снят портрет из журнала, все озлобленней травля в печати".
     Размышляя над тем, как быстро сужался круг чекистов вокруг поэта в последний месяц, Скорятин считает это не случайным. К нему на квартиру сразу после отъезда Бриков переезжает Л. Эльберт, работавший еще в 1921 году в ВЧК зам. нач. инф. отдела и особоуполномоченным иностранного отдела, занимавшегося шпионажем и международным терроризмом, зачастила, семья чекистов Воловичей, и, наконец, заходил Я. Агранов, о котором Роман Гуль пишет: "При Дзержинском состоял, а у Сталина дошел до высших чекистских постов кровавейший следователь ВЧК Яков (Янкель) Агранов... ставший палачом русской интеллигенции. Он... уничтожил цвет русской науки и общественности... Это же кровавое ничтожество является фактическим убийцей замечательного русского поэта Н. С. Гумилева..." Маяковский, видно, не понимал, "с каким всепожи-рающим огнем он играет", соприкасаясь с какими-то тайнами ГПУ. И потому для выводов об убийстве поэта есть самые серьезные основания. Анализ последних дней поэта говорит о том, что убийство готовилось под руководством ГПУ 12 апреля, но по каким-то причинам сорвалось. (Блестящая догадка Скорятина, объясняю-щая, почему на якобы предсмертном письме поэта стоит эта дата.) Наплыв сотрудников ГПУ 14 апреля (из секретного отдела, контрразведки и оперода, занимавшегося арестами, обысками, провокациями, терактами), считает Скорятин, с одной стороны, бросает тень на репутацию пролетарского поэта, вынуждая нас сегодня подозревать его не только в творческом сотрудничестве с режимом, а с другой - может стать свидетельством недоверия властей к поэту.
     Скорятин установил, что в день гибели Маяковского активность сотрудников ГПУ была явно выше, чем в другие дни. Видимо, давно обнаружив слежку, поэт и был от этого постоянно расстроен. Из показаний В. Полонской следует, что, когда она выбежала на улицу после выстрела, к ней подошел "мужчина, спросил мой адрес". То же самое произошло и с книгоношей, протокол допроса которого хранился десятилетиями в глубочайшем секрете. А книгоноша Локтев оказался в квартире, наверно, всего лишь за несколько минут до выстрела, потому что он случайно видел, как "Маяковский стоял перед ней  (Полонской) на коленях...". Из протокола же осмотра тела поэта явствует, что выстрел был произведен сверху вниз (поскольку пуля вошла около сердца, а прощупывалась около последних ребер внизу спины) "и, похоже,- делает вывод Скорятин,- в тот момент, когда Маяковский стоял на коленях". Это последнее, к чему он пришел в расследовании.
     Скорятин не нашел, кто убийца. Но своим исследованием он доказал, что советского официального мифа о самоубийстве поэта Маяковского больше не существует, что тайна этого трагического события им раскрыта - поэт Маяковский был убит.
     Имя убийцы неизвестно. Зато нам известно, кому это было выгодно, кто был в этом заинтересован, кому не нравились его пьесы, желание написать поэму "Плохо" и многое из того, что уже родилось внутри него и только искало выхода. Отсюда его желание освободиться от ига Бриков, ставших ему давно духовно чуждыми людьми, порвать с чекистским окружением, желание говорить "во весь голос" то, что рождалось в его сердце. Не случайно в один из приездов в Париж он с поразительной откровенностью говорит Ю.Анненкову, "что коммунизм, идеи коммунизма, его идеал, это - одна вещь, в то время как "коммунистическая партия", очень мощно организованная... и руководимая людьми, которые пользуются всеми выгодами "полноты власти" и "свободы действия", это - совсем другая вещь".
     Не случайно колеблется его вера. Поздно вечером 13 апреля 1930 года "...у него вырвалось восклицание: "О Господи!". Полонская сказала: "Невероятно! Мир перевернулся. Маяковский призывает Господа. Вы разве верующий?" А он ответил: "Ах, я сам ничего не понимаю теперь... во что я верю!"
     Если бы Маяковский захотел приспособиться, он бы написал поэму "Иосиф Виссарионович Сталин". Поэт на это не пошел, хотя ему наверняка настойчиво подсказывали. Но те главные ошибки, которые он сделал в жизни, и в поэзии (вставая художественным словом на сторону тех, кого надо было этого слова лишить), они были искренние. И как всякий человек, который искренне ошибается, тот и очень медленно прозревает. Но когда уж он прозреет, в нем родятся такая стальная воля, такая колоссальная мощь, дающиеся ему самой правдой его жизни, то с этим человеком уже не совладать. Он пойдет на все и сделает то, что надо сделать. И такой Маяковский рождался.
Я знаю силу слов,
я знаю слов набат.
Они не те,
которым рукоплещут
 ложи...

     Разве не слышна эта колоссальная духовная мощь, только-только оперившаяся в неясные строчки, только-только вышедшая из души его сердца, но уже возвестившая, что старого Маяковского со своими бесчисленными томами своих "партийных книжек" больше никогда не будет, даже если для этого потребуется, чтобы не был он сам. Рождающийся заново Маяковский не хочет мириться с тем, с чем мирился раньше, не хочет больше слушать тех, кого слушал раньше, не хочет больше ни перед кем склоняться, а хочет БЫТЬ, чего бы это ему    ни стоило. Он бросает вызов  самой Смерти - ...и та принимает его.
     ...В одном, пожалуй, можно согласиться с Лилей Юрьевной и Осипом Максимовичем - да, Маяковский действительно предсказывал свою смерть, но смерть - насильственную! И не просто предсказывал, но и хотел, но и призывал, но и жаждал всей душой. И чем ближе к 30-му году, тем сильнее этот неведомый порыв души, прорывающийся лишь в стихах.
                Источник: "Чудеса и приключения",  по материалам Валентина  Скорятина

ПОСЛУШАЙТЕ!

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?
Значит - кто-то называет эти плевочки жемчужиной?
И, надрываясь
в метелях полуденной пыли,
врывается к богу,
боится, что опоздал,
плачет,
целует ему жилистую руку,
просит -
чтоб обязательно была звезда! -
клянется -
не перенесет эту беззвездную муку!
А после
ходит тревожный,
но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
"Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!"
Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
                НАДСОН                НАДСОН СЕМЁН ЯКОВЛЕВИЧ               
                (1862 - 1887)    
 
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Семён Надсон — известный поэт родился  в  Санкт – Петербурге   в семье мелкого чиновника 14 декабря 1862 г.
    В двухлетнем возрасте в Киеве, куда переселилась вся семья, он потерял отца. Мать поступила в качестве экономки и учительницы к некоему Фурсову и прослужила у него пять лет, а затем, поссорившись с хозяевами, переехала в Петербург вместе с сыном и дочерью. Здесь она поселилась у своего брата Мамонтова Д. С., вторично вышла замуж. Этот брак был крайне несчастлив. В памяти поэта осталось неизгладимое впечатление от тяжелых семейных сцен, закончившихся самоубийством отчима. Мать вскоре умерла, оставив Семёна на попечении дяди, с которым он не ладил.
    Стихи Надсон писал с детских лет, в гимназии  руководил изданием рукописного гимназического журнала «Литературный винегрет», тогда же проявив характерную склонность к, одиночеству, унынию и душевному страданию. Это состояние  усилилось в связи с ранней смертью от чахотки Н.М. Дешевовой, юношеской любви Надсона, которой поэт посвятил многочисленные стихи и все свои прижизненные издания.

В 1872 г. мальчик был отдан пансионером во 2-ю военную гимназию (теперь 2 кадетский корп.).

С 1878  начал печататься в журналах «Свет», «Мысль», «Слово», «Устои», «Дело», «Русская речь».

1879 г.  Окончив курс военной гимназии  поступил в в Павловское военное училище, он простудился на ученье.  Врачи констатировали начало чахотки, и его на казенный счет отправили в Тифлис, где он провел год.

1881 г.  Надсон познакомился через одного из своих товарищей — сына поэта Плещеева — с  А. Н. Плещеевым, принявшим близкое и теплое участие в судьбе молодого поэта. В своей автобиографии Надсон говорит, что он "бесконечно обязан теплоте, вкусу и образованию А. Н. Плещеева, воспитавшего его музу". При содействии Плещеева стихи Надсона, печатавшиеся до того времени в "Мысли", "Слове", "Устоях", "Русской Речи", стали появляться и в "Отечественных Записках".

   В сентябре 1882 г. Надсон был произведен в офицеры 148-го Каспийского полка, стоявшего в Кронштадте.    В этом же году,  будучи поручиком пехотного полка в Кронштадте, был избран членом Пушкинского кружка, много и с успехом  выступал в печати и на   литературно-музыкальных вечерах.  В критических заметках, опубликован-ных в журнале «Отечественные записки», решительно отклонял «чистое искусство», приветствуя «правдивую и жизненную» поэзию.

     Летом 1883 г. у Надсона открылась на ноге туберкулезная фистула, и он все лето пролежал больным в Петербурге. Зиму он провел в Кронштадте, в хлопотах об освобождении от военной службы. Решив сделаться народным учителем, он подготовился к экзамену и сдал его, но вскоре по предложению П. А. Гайдебурова занял место секретаря редакции "Недели".

  1884 г. Надсон в июле начал  работу в редакции, но уже в октябре того же года по настоянию врачей был вынужден уехать для лечения за границу на средства, предоставленные ему литературным фондом и частными благотворителями. Поэт побывал в Висбадене, Ментоне, Ницце, Берне; но ни теплый климат, ни ряд операций не принесли облегчений. Отсутствие средств и тоска по родине заставили его вернуться в Петербург, куда он прибыл осенью 1885 г.

1885 год.    Первый сборник Надсона «Стихотворения»  имел ошеломляющий успех (Пушкинская премия, 1886; 29 переизданий в 1887–1917). Многие строчки из этого сборника стали афоризмами, а некоторые стихи звучали как библейское пророчество:  «Друг мой, брат мой, усталый страдающий брат», «Кто б ты ни был, – не падай душой», «Верь: настанет пора – и погибнет Ваал, и вернется на землю любовь!»,  «Не говорите мне «он умер». Он живет!», «Пусть жертвенник разбит – огонь еще пылает,  Пусть роза сорвана – она еще цветет»,  Пусть арфа сломана – аккорд еще рыдает!», «Только утро любви хорошо: хороши только первые встречи».

В 1885–1886   Надсон жил  в поместье друзей в Подольской губ., затем под Киевом, работал журнальным обозревателем газеты «Заря».

     Лирика Надсона, через увлечение которой прошло большинство поэтов Серебряного века, была тесно связана с традициями М.Ю.Лермонтова и Н.А.Некрасова Нравственной требовательностью и накалом общественных страстей отмечена также любовная лирика поэта.
     Кумир читающей публики 1880-х годов, явивший к тому же пример идентичности автора и лирического героя, подтвердившего собственной судьбой трагическую доминанту своего творчества, Надсон сумел поэтически сформулировать и развить определенную линию в духовной жизни России своего времени. В   более поздний период   эта линия получила название «надсоновщины» и вызвала  не только понимание, но  и критику за «ноющие» жалобы (В.Я.Брюсов). Чиновников от литературы возмущали  призывы Надсона «идти в народ» не для того, чтобы звать его к сопротивлению, но страдать и плакать вместе с ним. Некоторые авторы упрекали его за  шаблонность поэтического языка («светлые грезы», «дивные речи», «нега сладкая», «огонь любви» и т.п.).

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ ЖИЗНИ

* (Из автобиографии)
 «В первый раз я решился показать свое стихотворение учителю, будучи в пятом классе. Живо помню его рецензию на мой кровожадный "Сон Иоанна Грозного": "Язык образный, есть вымысел и мысль, только некоторые стихи неудобны в стилистическом отношении".

* Дневник  всегда был  самым верным и надежным друг Семена. Его он ведет с раннего детства, лет с одиннадцати - двенадцати. Начиная свои записи в тетрадке, мальчик написал: «По моему мнению, дневник мне необходим. Иногда меня вдруг охватит чувство одиночества, хочется поверить кому-нибудь свои радости, свои печали, а вокруг нет ни одного отдельного лица; есть только стоглавое товарищество…»

* Находясь в Ялте, Надсон пишет одной из женщин, влюблённой в него и скрывающейся под инициалами «ЛВФ»:
     «Меня, как поэта вы воображаете среди каких-нибудь райских кущей, сидящего на ветке рододендрона и бряцающего на лире. На самом деле я чаще возлежу на диване в комнате или на балконе, выходящем в хорошень-кий сад, окружающий нашу дачу, и всю красоту моей обстановки составляют крымские горы с Ай – Петри во главе, да ясное небо, да дальнее море. Несмотря на то, что я живу вне города, я не могу жаловаться на недостаток общества. Знакомых у меня образовалось огромное количество…»

* Антон Чехов, находясь в Ялте, сказал о Надсоне: « Надсон поэт гораздо больший, чем все поэты, взятые вместе…»

* В 1887 году Надсон пишет в своей автобиографии: «…В 1884 году начал умирать. Затем имею честь кланяться…»

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
                «Как Как мало прожито, Как много пережито!»                Надсон.

    В 1884 году уже тяжело больной поэт (он был болен туберкулёзом) оставил военную службу и целиком посвятил себя литературе. В следующем году был издан большой сборник его стихотворений. Критика и читатели хорошо приняли  новую книгу – в течение двух лет сборник вышел пятью изданиями. За  эту книгу Академия наук присудила автору Пушкинскую премию. Но жить ему оставалось недолго -  болезнь груди приняла такой печальный оборот, что друзья поэта, при помощи литературного фонда, отправили его сначала в Висбаден, а потом в Ниццу. Ни теплый климат, ни две мучительные операции туберкулезной фистулы ноги, которые ему сделали в Берне, не привели ни к чему, и летом 1885 г. друзья решили отвезти его назад в Россию. Медленно угасая, прожил Надсон  еще около 11/2 лет, сначала в Подольской губернии, затем в Киеве и под Киевом. Когда он в Киеве устроил вечер в пользу литературного фонда, его встретили бурной овацией, а после чтения вынесли на руках. Живя под Киевом и ища заработка, чтобы не нуждаться в помощи друзей и литературного фонда, Надсон  стал писать литературные фельетоны в киевской газете «Заря». Это вовлекло его в полемику с критиком «Нового Времени» В. П. Бурениным, который в прозрачных намеках взвел на Надсона  обвинение в том, что болезнь его притворная и служит для него только предлогом вымаливать пособия. Умирающий поэт, глубоко пораженный тяжким, незаслуженным обвинением, собирался ехать в Санкт – Петербург  и устроить суд чести, но не был допущен к тому друзьями. Через несколько времени нападки возобновились с новой силой; последний направлен-ный против Надсона фельетон «Нового Времени» пришел в Ялту уже после его смерти наступившей в Ялте 19 января 1887 года.
    Тело его было перевезено из Ялты в Петербург. И в Одессе, куда прибыл пароход с цинковым гробом, и потом на вокзале в Петербурге, всюду встречали его толпы почитателей таланта поэта Надсона, сотрудники газет и литераторы. Из церкви до Волкова кладбища тяжелый гроб молодежь несла на руках и пела «Святый Боже». На катафалке же было множество венков и живых цветов. У могилы произносили речи и читали стихи безвременно ушедшего автора, тело которого упокоилось в нескольких шагах от могил Добролюбова и Белинского. На смерть молодого поэта, короткая жизнь которого стала яркой вспышкой разноцветного фейерверка, старейший поэт той эпохи Я. П. Полонский отозвался стихами, заканчивающимися такими строками:

«Спи с миром, юноша-поэт,
Вкусивший по дороге краткой
Все, что любовь дает украдкой:
Отраву ласки и клевет,
Разлуки гнет, часы свиданий,
Шум славы, гром рукоплесканий,
Насмешку, холод и привет, —
Спи с миром, юноша-поэт!»   

     Через несколько лет, на собранные по подписке деньги, над могилой  Надсона  поставлен памятник.   
      После смерти Надсона  его популярность не только не потускнела, но ещё больше выросла.
Особенной  любовью читателей пользовались и пользуются те стихи Надсона, в которых он выступает больше как поэт, чем как гражданин. Это - «На кладбище», «В глуши»,  «Закралась в угол мой тайком», «Сбылось все», «Снова лунная ночь», «Я пригляделся к ней», «Нет, муза, не зови», «Весной», «Умерла моя муза».
    У поэта очень музыкальный и  образный стих, замечательно задушевный тон, а главное — он владеет большой сжатостью. Любимым изречением его было правило: «Чтобы словам было тесно, мыслям просторно». Ему удалось создать несколько очень метких поэтических формул, врезавшихся в память. Стихи: «Как мало прожито, как много пережито», «Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает», «Облетели цветы, догорели огни» — стали крылатыми и вошли в обиход речи. К сильным сторонам Надсона следует также причислить полное отсутствие искусственной приподнятости и риторичности. Поэзия Надсона ясна и доступна каждому среднему читателю — и, может быть, в этом даже главная тайна ее успеха.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Как поэт, Надсон  всегда был мастером  звукописи и логически ясной, стройной стиховой фактуры, нередко давал примеры впечатляющей образности, напр.: «Черная ночь, словно черная птица,  Мокрыми крыльями бьется в окно», «пиявки выпуклых бровей».
      Нансон высоко ценили такие мастера слова, как  А.П.Чехов и М. Е. Салтыков – Щедрин.  П.Ф.Якубович (Мельшин),  писал о нем: «Самый талантливый и популярный из русских поэтов, явившихся после смерти Некрасова... Болезненная раздвоенность, рефлексия, «нытье» внесли, несомненно, известную долю в острую, почти лихорадочную популярность поэта в конце 80-х годов; но главная притягивающая сила его поэзии – в том, что в ней, как в зеркале, отразилась вековечная красота молодости...».

Из стихов Надсона

ТОЛЬКО УТРО ЛЮБВИ ХОРОШО…

Только утро любви хорошо: хороши
Только первые, робкие речи,
Трепет девственно-чистой, стыдливой души,
Недомолвки и беглые встречи,
Перекрестных намеков и взглядов игра,
То надежда, то ревность слепая;
Незабвенная, полная счастья пора,
На земле - наслаждение рая!..
Поцелуй - первый шаг к охлаждению: мечта
И возможной, и близкою стала;
С поцелуем роняет венок чистота,
И кумир низведен с пьедестала;
Голос сердца чуть слышен, зато говорит
Голос крови и мысль опьяняет:
Любит тот, кто безумней желаньем кипит,
Любит тот, кто безумней лобзает...
Светлый храм в сладострастный гарем обращен.
Смокли звуки священных молений,
И греховно-пылающий жрец распален
Знойной жаждой земных наслаждений.
Взгляд, прикованный прежде к прекрасным очам
И горевший стыдливой мольбою,
Нагло бродит теперь по открытым плечам,
Обнаженным бесстыдной рукою...
Дальше - миг наслаждения, и пышный цветок
Смят и дерзостно сорван, и снова
Не отдаст его жизни кипучий поток,
Беспощадные волны былого...
Праздник чувства окончен... погасли огни,
Сняты маски и смыты румяна;
И томительно тянутся скучные дни
Пошлой прозы, тоски и обмана!..

                НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ  НЕКРАСОВ

                (1821 – 1878)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

       Детские годы Николая Некрасова прошли на Волге в с. Грешнево Ярославской губернии. Отец Некрасова был одним из тех помещиков, каких тогда было множество: невежественный, грубый и буйный. Он угнетал свою семью, нещадно бил крестьян. Мать поэта, любящая, добрая женщина, бесстрашно заступалась за крестьян. Защищала она и детей от побоев мужа.
Кажется, не было другого поэта, который так часто, с такой благоговейной любовью воскрешал бы в своих стихах образ матери. По словам Некрасова, именно под влиянием воспоминаний о матери им написано столько произведений, протестующих против угнетения женщины ("Тройка", "Мороз, Красный нос", "В полном разгаре страда деревенская..." и др.). Именно из Грешнева Некрасов - поэт вынес исключительную чуткость к чужому страданию.

     В 1832 г. Некрасов поступил в ярославскую гимназию, где дошел до 5-го класса. Учился он  без усердия, с гимназическим начальством не ладил (отчасти из-за сатирических стишков). Кроме того, отец, мечтавший видеть сына военным, отказался вносить плату за его обучение.

1838 год. Шестнадцатилетний  Некрасов отправляется в Москву для поступления в Дворянский полк. Но
случайная встреча с ярославским товарищем, студентом Андреем Глушицким и профессором  духовной семинарии Д. И. Успенским побудила  молодого человека  отступить от первоначального решения.  Вопреки воле отца  он решил  поступить   в университет.   Экзамена он, однако, не выдержал и по совету ректора П. А. Плетнева поступил вольнослушателем на историко-филологический факультет.

С 1839 по 1841 г. пробыл Некрасов в университете, но почти все время уходило у него на поиски заработка. Некрасов терпел нужду страшную, не каждый день имел возможность обедать за 15 коп. "Ровно три года", рассказывал он впоследствии, "я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан на Морской, где дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросил себе. Возьмешь, бывало, для вида газету, а сам пододвинешь себе тарелку с хлебом и ешь". Не всегда даже у Некрасо-ва была квартира. От продолжительного голодания он заболел и много задолжал солдату, у которого снимал комнатку. Когда, еще полубольной, он пошел к товарищу, то по возвращении солдат, несмотря на ноябрьскую ночь, не пустил его обратно. Над ним сжалился проходивший нищий и отвел его в какую-то трущобу на окраине города. В этом ночлежном приюте Некрасов нашел себе и заработок, написав кому-то   прошение за 15 копеек.

1840 год. Выходит  в свет первая книга Н. А. Некрасова «Мечты и звуки» (под инициалами Н. Н.). Полевой похвалил дебютанта, по некоторым известиям к нему отнесся благосклонно и Жуковский, но Белинский в "Отечественных Записках" отозвался о книжке пренебрежительно, и это так подействовало на Некрасова, что,  он сам начал скупать и уничтожать "Мечты и звуки", которые стали, поэтому,  величайшей библиографической редкостью.  Однако  стихотворение «К родине» («И вот они опять, знакомые места») Белинский выучил наизусть и распространял среди своих петербургских и московских приятелей. С этого момента Некрасов стал постоян-ным членом того литературного кружка, в центре которого стоял Белинский, оказавший громадное влияние на дальнейшее развитие литературного молодого поэта.

В 1843 - 46 годах Некрасов выпустил в свет ряд сборников: "Статейки в стихах без картинок", "Физиология   Петербурга", "1 апреля", "Петербургский Сборник". Особенный успех имел последний, в котором появились "Бедные люди" Достоевского. Издательские дела Некрасова пошли настолько хорошо, что в конце 1846 г. он, вместе с Панаевым, приобрел у Плетнева "Современник".

В 1847 году писатель И. И. Панаев вместе с Некрасовым приобрел журнал "Современник", основанный А. С. Пушкиным. В "Современнике" расцветает редакторский талант Некрасова, сплотившего вокруг журнала лучшие литературные силы 40-60-х годов. Влияние "Современника" росло с каждым годом, но вскоре над ним разрази-лась беда. В 1861 году умер Добролюбов, затем арестовали и сослали в Сибирь Чернышевского. В 1862 году правительство приостановило издание на восемь месяцев, а в 1866 году совсем запретило его.

1868 год.   Некрасов арендует "Отечественные записки" и с 1868 года до самой смерти остается редактором этого журнала, объединяющего прогрессивные силы. "Отечественные записки" пользовались таким же успехом, как и "Современник".

Начиная  с 1855 года   творчество Н. Некрасова достигает  наивысшего расцвета.  Он закончил поэму "Саша", стихотворения "Забытая деревня", "Школьник", "Несчастные", "Поэт и гражданин". В этих произведениях обнаружились могучие силы народного певца.

1856 год. Выходит  сборник   "Крестьянские дети", созданный одновременно с "Коробейниками".

1863-1864.  Поэмы "Мороз, Красный нос",   "Дедушка", "Русские женщины", а также   стихотворение «Арина, мать солдатская».

1865 год Начата поэма «Кому на Руси жить хорошо». Герой поэмы "Кому на Руси жить хорошо"  - все много-миллионное "мужицкое царство". Такой поэзии еще не бывало в России.

1871 год.   "Княгине Трубецкая"  и "Княгиня Волконская" (1871-1872 гг.).

В  начале 1875 года поэт  тяжело заболел. Ни знаменитый хирург, ни операция не могли приостановить смертельной раковой болезни. Пришло время подводить итоги, и поэт создает "Последние песни".

В 1876 году после перерыва Некрасов снова вернулся к поэме, но у него уже не было сил закончить ее.  Но по-прежнему сохраняет Некрасов святость материнского образа. В стихотворении "Баюшки-баю" устами матери Родина обращается к поэту с последней песней утешения:

Не бойся горького забвенья:
Уж я держу в руке моей
Венец любви, венец прощенья,
Дар кроткой родины твоей.   
    
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

 * Несмотря на простоватую внешность и постоянные болезни, Некрасов отчаянно любил женщин. В юношестве он пользовался услугами горничных в доме своего отца. Затем  он  пользовался услугами дешевых проституток

* С  первой женой Авдотьей Яковлевной Панаевой  он  прожил  15 лет. Это были годы страданий, ревности и скандалов, и к ее сорокалетию они расстались.

Потом в его жизни появилась ветреная француженка Селина Лефрем. Роман был очень бурным и дорогим в прямом смысле этого слова. Когда большая часть состояния поэта была промотана, французская дива уехала к себе на родину.

* Известно, что Некрасов был несдержанным, увлекался спиртным, не стеснялся сквернословить даже в стихах. А еще он любил роскошь и игру в карты. Странно, что он всю жизнь боролся за отмену крепостного права, но при этом сам владел сотнями душ.

* Страсть к азартным играм Некрасов ощутил, когда уже был взрослым человеком и известным писателем. Когда Некрасов покинул родной дом и сбежал от отца в Петербург, то столкнулся с такой проблемой как отсутствие денег. Личных сбережений не хватало даже на еду, не говоря уже про игру. Все так и было до момента, когда на поэта обратил внимание Белинский, который и пригласил юное дарование в гости к литератору Панаеву. В присутствии важных людей, Николай Алексеевич не знал как себя вести, выглядел неловко, а своими стихами шокировал всех присутствующих дам. После обеда и выслушивания стихов гости решили развлечься за игрой в преферанс. Вот здесь необычный гость и проявил себя как настоящий мастер карточных игр – обыграл всех. Белинский был сильно удивлен.

* Через много лет Некрасов возглавил популярный журнал «Современник». Руководителем он был умелым, журнал процветал, имел много читателей. Поэмы писателя современники учили наизусть. В личной жизни у писателя тоже все было хорошо – он жил с девушкой, которую отбил у Панаева. Приятно улучшилось и материальное состояние Некрасова, а в личном распоряжении появился кучер и лакей.
     Поэт продолжал увлеченно играть в карты, и был почти неуязвим. Панаева предупреждала о вреде азартных игр, но Некрасов был в своих силах уверен. Однажды на обед к поэту зашел Афанасьев Чужбинский, всем было известно, что беллетрист имеет очень длинные и ухоженные ногти. При игре он обыграл Николая Алексеевича в два счета. Поначалу, когда ставки были небольшими, выигрывал хозяин дома, но когда ставки возросли до 25 рублей, то началась череда неудач. Всего в ходе игры он проиграл около 1 тыс. руб. После игры он проверил карты, и оказалось, что они помечены острым ногтем. После этого случая Некрасов заручился никогда не играть с людьми, у которых на пальцах длинные ногти.

* Николай Алексеевич  всегда придерживался кодекса игры, им же и придуманного:
-  никогда не испытывать судьбу;
-  если в одной игре не везет, нужно переходить на другую;
-  расчетливого, умного игрока надо брать измором;
-  перед игрой надо посмотреть партнеру в глаза: если он взгляда не выдержит, игра ваша, но если
    выдержит, то больше тысячи не ставить;
-  играть только на деньги, которые отложены заранее, именно для игры.

* Некрасов ежегодно откладывал для игры до двадцати тысяч рублей, а затем, играя, увеличивал эту сумму в три раза. И только после этого начиналась большая игра. Но несмотря, ни на что, Николай Алексеевич обладал удивительной работоспособностью, и это позволяло ему жить на широкую ногу. Надо признать, что не только гонорары составляли его доход. Некрасов был удачливым игроком. Его выигрыши достигали до ста тысяч серебром. Заботясь о народном счастье, он никогда не упускал и своего.

* Однажды из-за игры в карты произошло непоправимое. У картежников существует примета, что перед игрой никому нельзя одалживать денег. И как раз перед игрой сотрудник «Современника» Игнатий Пиотровский обратился к Некрасову с просьбой о выдаче 300 рублей в качестве оклада. Когда руководитель отказал ему в просьбе, то тот пригрозил, что застрелится. Но это никак не повлияло на решение хозяина. Когда на утро все узнали, что Пиотровский застрелился, Некрасову было очень нехорошо. Оказалось, что молодой человек задолжал тысячу рублей, и ему грозила тюрьма за неуплату. Чтобы избежать позора он решил застрелиться. На протяжении всей жизни Некрасов мучительно переживал из-за этого.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

   В начале 1875 г. состояние здоровья Некрасова резко ухудшилось, и скоро жизнь его превратилась в медленную агонию. Напрасно был выписан из Вены знаменитый хирург Бильрот; мучительная операция ни к чему не привела. Вести о смертельной болезни поэта довели популярность его до высшего напряжения. Со всех концов России посыпались письма, телеграммы, приветствия, адресы. Они доставляли высокую отраду больному в его страшных мучениях. Написанные за это время "Последние песни"  отразившие  почти исключительно  воспоминания  детств, воспоминания о матери и о совершенных ошибках, принадлежат к лучшим созданиям его музы.
     В душе умирающего поэта ясно вырисовывалось и сознание его значения в истории русского слова. В прекрасной колыбельной песне "Баю-баю" смерть говорит ему: "не бойся горького забвенья: уж я держу в руке моей венец любви, венец прощенья, дар кроткой родины твоей... Уступит свету мрак упрямый, услышишь песенку свою над Волгой, над Окой, над Камой"...
     В 1876 году Некрасов  вернулся к своей поэме «Кому на Руси жить хорошо». Но у него уже не было сил, чтобы закончить её. Тяжелобольного поэта врачи отправили в Ялту, на берег моря. Но с каждым днём ему становилось всё хуже и хуже. Болезнь была смертельной -  рак прямой кишки. Некрасов знал, что дни его сочтены, и потому трудился, превозмогая болезнь. «Ведь каждый день может оказаться последним», - говорил он окружающим.

Новая часть поэмы получила название «Пир на весь мир». Поэт очень хотел закончить её, потому что он видел в ней своё завещание, своё  последнее напутственное слово молодым революционным бойцам. Основное содержа-ние «Пира» определяется притчей «О двух великих грешниках», где поэт утверждает, что беспощадная расправа с тираном – святое, благородное дело. В последних строках поэмы поэт отвечает на вопрос: кому на Руси жить хорошо. В его представлении это человек, борющийся за народное счастье.

Слышал он в груди своей силы необъятные,
Услаждали слух его звуки благодатные.
Звуки лучезарные гимна благородного –
Пел он воплощение счастия народного!

Счастье отдельной личности – только в служении народу. Таковы последние строки последней поэмы Некрасова. Но едва они появились в журнале, как цензура конфисковала журнал и заставила вырезать оттуда произведение Некрасова.
Для умирающего это было тяжёлым ударом.
- Вот оно, наше ремесло литератора! – сказал он одному из докторов. – Когда я начал свою литературную деятельность и написал первую свою вещь, то тотчас же встретился с ножницами. Прошло с тех пор тридцать семь лет – и я вот я, умирая, пишу своё последнее произведение и опять сталкиваюсь с теми же ножницами.
   В 1876 году после перерыва Некрасов снова вернулся к поэме  «Кому на Руси жить хорошо» , но у него уже не было сил закончить ее, потому что в начале 1875 года он тяжело заболел. Ни знаменитый хирург, ни операция не могли приостановить смертельной раковой болезни. Пришло время подводить итоги, и поэт создает "Последние песни".
   Кроме этой поэмы Некрасов буквально на смертном одре создал целый цикл лирических стихотворений, где слышится та же боль о судьбе народа.
   Поэт перенёс мучительную операцию, которая лишь на несколько месяцев отсрочила смерть. Спать Некрасов мог только под сильным наркозом, страдания его были ужасны, и всё же нечеловеческим напряжением воли  он находил в себе силы слагать свои «Последние песни».
   В «Последних песнях» поэт говорил:

Скоро стану добычею тленья.
Тяжело умирать, хорошо умереть.
Ничьего не прошу сожаленья,
Да и некому будет жалеть.

Прощальный привет Чернышевского, присланный из далёкой Сибири в августе 1877,  года растрогал поэта.
    « Скажи ему, - писал Чернышевский одному литератору, - что я горячо любил его как человека, что я благодарю его за доброе расположение ко мне, что я целую его, что я убеждён: его слава будет бессмертна, что вечна любовь  России к  нему, гениальнейшему и благороднейшему  из всех русских поэтов. Он действительно был человеком очень высокого благородства души и человек великого ума».
   Умирающий выслушал этот привет и сказал еле слышным голосом: «Скажите Николаю Гавриловичу, что я очень благодарен ему… .  Я теперь утешен…  Его слова мне дороже, чем чьи – либо слова».
    Последней женщиной в жизни Некрасова была девятнадцатилетняя Фекла Анисимовна Викторова, которую он почему-то называл Зинаидой. К этому времени Николай Алексеевич много пил. За полгода до смерти  Некрасов обвенчался с Зинаидой. Она до последних минут ухаживала за ним и всегда была рядом.
    Умер   Некрасов 27 декабря 1877 г. Несмотря на сильный мороз, толпа в несколько тысяч человек, преимущест-венно молодежи, провожала тело поэта до места вечного его успокоения в Новодевичьем монастыре. Похороны  его, сами собой устроившиеся без всякой организации, были первым случаем всенародной отдачи последних почестей писателю. Перед гробом несли венки:  «От русских женщин», «Некрасову – студенты», «Певцу народных страданий» и др. 
      По воспоминаниям Плеханова  в процессии участвовали и революционеры, нелегально проживающие  в столице. Они несли венок с надписью «От социалистов».
     Уже на самых похоронах Некрасова завязался или, вернее, продолжался бесплодный спор о соотношении между ним и двумя величайшими представителями русской поэзии - Пушкиным и Лермонтовым. Достоевский, сказавший несколько слов у открытой могилы Некрасова, поставил (с известными оговорками) эти имена рядом, но несколько молодых голосов прервали его криками: "Некрасов выше Пушкина и Лермонтова".

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Значение Некрасова - результат целого ряда условий, создавших как его обаяние, так и те ожесточенные нападки, которым он подвергался и при жизни, и после смерти. Конечно, с точки зрения изящества стиха Некрасов не может быть поставлен рядом с Пушкиным и Лермонтовым. Но, не всегда достигая внешних проявлений художественности, Некрасов ни одному из величайших художников русского слова не уступает в силе. С какой бы стороны ни подойти к Некрасову, он никогда не оставляет равнодушным, всегда волнует. И если понимать "художество" как сумму впечатлений, приводящих к конечному эффекту, то Некрасов - художник глубокий; он выразил настроение одного из самых замечательных моментов русской исторической жизни. Главный источник силы, достигнутой Некрасовым в том, что он всегда прислушивался к  голосу музы  "неласковой и печальной" -  музы своего непростого времени.   


                ОВИДИЙ НАЗОН
        (родился 20 марта 43 года до н. э. умер около 18 года до н. э.)
 
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Великий римский поэт. Автор любовных элегий и посланий. Проникнутые юмором и иронией дидактические поэмы "Наука любви" и "Наука от любви" составили славу Овидию, как величайшему поэту любви. Мифологический эпос "Метаморфозы" (о "превращениях" людей и богов) и "Фасты" (о римских религиозных праздниках) прославили Овидия, как знатока античных древностей и мифов.
Публий Овидий Назон родился 23 марта  43 г. до н. э. в  небольшом городке  городе Сульмоне  расположенном  в 140 км от Рима. Семья его была не знатна, но богата и уважаема. Ему дали два имени: Публий по прозвищу одного из его предков и Назон (носатый).
    Отец мечтал сделать из сына государственного чиновника, но мальчик рано увлёкся поэзией, и  его не тянуло к   судейским и административным должностям,  на которые молодого человека пытался устраивать отец.
    В молодые годы Овидий почувствовал в себе призвание поэта. Он получил отличное образование в римских риторических школах, а затем совершил образовательную поездку в Сицилию, Грецию и Малую Азию. Такие поездки  в его время считалось необходимыми для всякого образованного римлянина, особенно поэта. Овидий был связан с поэтическим кружком Мессалы и уже  с ранних лет  вошел в круг тогдашних виднейших поэтов Рима – Тибулла, Проперция и даже Горация, несмотря на разницу  в возрасте.  Свою   молодость  он провёл в том самом полусвете развлекающейся римской молодежи, который так раздражал стариков, вел в Риме легкомысленный образ жизни. Отец рано женил Овидия чтобы уберечь его от соблазнов, но из этого ничего не вышло.  Брак оказался непрочным. Овидий не расстался  с прежними привычками и, будучи женат, находился в связи с женщиной, которую воспевал в своих стихах под именем Коринны. В своей автобиографии, впрочем,  он обвиняет не себя, а жену:

«Чуть ли не мальчиком мне недостойную женщину дали
В жены, но с ней мой брак краток, по счастию, был».

Через год Овидий развелся с женой и женился вторично, но и второй брак был неудачен.  Впервые  со стихами   он выступил  в восемнадцатилетнем возрасте и к нему сразу же пришёл успех.  Первое издание "Любовных  элегий" Овидия вышло в 15  году до н. э.  сразу принесло поэту громкую славу. "Певец любви" стало нарицательным именем его автора. "Любовные элегии" были, так сказать, "практикой любви", для полноты охвата нужно было еще написать "теорию любви" и "историю любви". "Историей любви" стала книга "Героиды". Это цикл стихотвор-ных посланий от лица мифологических героинь к покинувшим их возлюбленным. "Теорией любви" стала поэма "Наука любви" в трех книгах: в первых двух - советы мужчинам, как найти, завоевать и удержать при себе возлюбленную; в третьей - советы женщинам, как привлекать и обманывать мужчин.
     Поэзия была смыслом жизни  Овидия. Влечение к стихотворству  было у  него непреодолимым. В автобиогра-фической элегии  поэт признается, что  стихи возникали у него невольно:

Сами, однако, собой слова в мерные строились стопы,
То, что прозой писал, в стих выливалось само.
                (Скорбные элегии, IV,20)
   
   Скоро поэт стал знаменитым.  Его  стихи  жадно слушали и в богатых домах, и в бедных хижинах. Как равный  он встречался  с известными поэтами, подружился с великим Горацием. Постепенно Овидий  становится кумиром молодёжи. В это время им была написана трагедия «Медея», не дошедшая до наших дней.
      Жизнь на вершине славы продолжалась почти двадцать лет.
    
      В 45 лет поэт приступил к работе над большой поэмой «Метаморфозы» .В  поэме  говорится о создании всего сущего, о смене четырёх веков в истории человечества: золотого, серебряного, медного и железного. Читателей не оставили равнодушными  строки о «железных» временах, в которых они жили, когда «люди живут грабежом, и в хозяине гость не уверен», когда утрачены совесть и стыд, и богиня справедливости Астрея навсегда покинула землю.
   Сам не желая того, Овидий вступил в полемику с императором. Август  стремился восстановить в государстве старинные  суровые нравы, чтобы вернуть славные времена процветания Рима, а Овидий в своих произведениях оправдывал  легкомыслие, пороки и преступления слабостью человеческой натуры.
     Поэт и император по - разному смотрели на вещи. Одни   прославлял в своих стихах быт римского света и полусвета, другой   считал  такой быт нездоровым и тревожным явлением. Август уже не раз издавал законы о нравственности, крепившие брак, семью и древнюю строгость нравов, но законы эти оставались безрезультатны-ми. Кто – то должен был ответить за нравственный упадок римского общества и этим кем – то оказался  Овидий, автор «Науки любви».
    Осенью 8 г. н. э. Овидий гостил у своего друга Котты (сына своего покровителя Валерия  Мессалы, скончавше-гося незадолго перед тем) на острове Эльба. Там застал его гонец с приказанием явиться к ответу в Рим. По-видимому, он был вызван лично к Августу. 
    Отрицательное  влияние Овидия на римское общество в этом смысле было настолько велико, что Август сам, от собственного имени издал эдикт, приговаривавший его ссылке из Рима в крайнюю северо-восточную местность империи, а именно в город Томы (теперешняя Констанца в Румынии) – близ Дуная, на Черном море. Отправляться туда приказано было немедленно.
    Однако настоящей причиной ссылки Овидия была необходимость отвлечь общественное внимание от скандала в императорском семействе. Для этого представлялась одна удобная возможность: сделать вид, что дело идет не о конкретном случае, а о всеобщем нравственном упадке, наперекор заботам Августа все более открыто губящем римское общество. Воплощением этой пагубы безопаснее всего было изобразить известного писателя, сделав его козлом отпущения, чтобы этой примерной расправою с ним отвлечь внимание от происшествия в императорском доме. Таким писателем и оказался Овидий.
      Пунктов обвинения было два:  «стихи» и «проступок». «Стихи»- это «Наука любви», а «преступлением» они были потому, что подрывали устои семьи и учили читателей безнравственности.
     Суровое и непонятное наказание обрушилось на Овидия врасплох. Для счастливого поэта, баловня столичного общества, ссылка «на край земли» была катастрофой. Овидий считал себя погибшим. Он пытался покончить с собой – его с трудом удержали друзья. Книги его были изъяты из библиотек, приятели  отшатнулись, денежные дела запутались, рабы были неверны, свой отъезд из Рима он изображает в самых трагических красках. Стоял декабрь 8 г. н. э., зимнее плавание по Средиземному морю было опасно, корабль чуть не погиб в буре; Овидий переждал зиму в Греции, на  новом корабле достиг Фракии, по суше добрался до Черноморского побережья и весной 9 г. достиг места своей ссылки.
    В ссылке он продолжал писать стихи. К этому его  побуждали   очевидные причины, которые  поэт называет сам: во-первых, это возможность забыться над привычным трудом, во-вторых, желание общения с оставшимися в Риме друзьями, в-третьих, надежда умолить Августа о смягчении своей участи (мотив, присутствующий почти в каждом стихотворении). Но были и боле глубокие причины, которых Овидий не называет именно потому, что они для него настолько органичны, что он их не чувствует. Это его отношение к миру и его отношение к слову.
     В письмах из ссылки к жене, друзьям и к самому Августу он часто просит о помиловании, унижаясь иной раз до полной потери собственного достоинства. Однако и Август и его преемник Тиберий оставались глухими к его просьбам.
   В ссылке Овидий прожил  десять лет. Но все стихи, о которых мы до сих пор говорили,— пять книг «Скорбных элегий», три первые книги «Писем с Понта» и «Ибис» — написаны в первое пятилетие — до 14 г. н. э. Затем происходит перелом. Творчество Овидия отчасти иссякает, отчасти меняется — как по настроению, так и по форме.
     Одновременно с «Метаморфозами» Овидий писал еще и «Фасты». Это – месяцеслов с разными легендами и мифами, связанными с теми или другими числами каждого месяца. До нас дошли только первые шесть месяцев. Не говоря уже о том, что само это произведение посвящено императору Августу, оно пронизано еще большим раболепством, чем «Метаморфозы». По обширности, обстоятельности и поэтичности изложения «Фасты» Овидия являются непревзойденным произведением из подобного рода литературы.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* По желанию родителей рано женившись, он вскоре вынужден был развестись; второй брак также был недолог и неудачен; и только третий, с женщиной, уже имевшей дочь от первого мужа, оказался прочным и, судя по всему, счастливым. Собственных детей Овидий не имел.

* Что послужило причиной ссылки Овидия неизвестно до сих пор. Вина поэта была, очевидно, слишком интимного характера и связана с нанесением ущерба  чести, достоинству, или спокойствию императорского дома; но все предположения учёных, с давних пор старавшихся разгадать эту загадку, оказываются в данном случае недоказанными. Единственный луч света на эту тёмную историю проливает заявление Овидия   о том, что он был невольным зрителем какого-то преступления,  и, грех его состоял в том, что у него были глаза  (Trist. II, 5, 49).   
 
* Жизнь моя целомудренна, шаловлива только моя муза, - писал Овидий в одном из своих последних стихотворе-ний.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

    Последние десять лет своей жизни Овидий прожил вдалеке от Рима в городе Томы.
    Собственно, ссылка была смягченной формой наказания: не "изгнание", "высылка" - Овидий не лишался гражданских и имущественных прав, ему лишь было предписано место жительство на дальней окраине империи. По прибытии в Томы природное жизнелюбие взяло верх над отчаянием, старый поэт вновь почувствовал вкус к литературным занятиям. Но  здесь все произведения Овидия  носили по преимуществу лирический характер: "Скорбные элегии"  и "Письма с Понта" содержат главным образом сетования на судьбу изгнанника; "Ибис" - гневная инвектива в "ученом" стиле против какого-то недоброжелателя; дидактическая поэма о "рыбной ловле",  по-видимому, не была закончена.
    Поняв, что родины ему не видать, поэт сблизился с местными жителями. Стал писать стихи на готском наречии, был награждён лавровым венком. Овидий учил детей, лечил больных, помогал соседям советами. Благодарные жители освободили Овидия от налогов,  приносили домой продукты, воду, кормили его.
     В 14 году умер  Август. Власть унаследовал его пасынок Тиберий, сын Ливии, питавший к Овидию те же чувства, что и мать.  Тиберий, мрачный и строгий политик  не разрешил Овидию вернуться в Рим.
    Однако у Тиберия был приемный сын Германик, молодой полководец, славившийся благородством и вкусом, он сам писал, стихи и не мог не чтить Овидия. Приезд Германика ожидался в   ближайшее время. Переработка «Фастов» связывалась для Овидия с последней надеж¬дой на возвращение из ссылки. В 17 г. Германик завершил успокоение западной границы, отпраздновал долгожданный триумф над Германией и должен был на следующий год отправиться наводить порядок в вос¬точных областях империи. Путь его лежал через Фракию, край Овидиевой ссылки; сам поэт и оратор, всех привлекавший благородством и снисходительностью, Германик не мог не чтить Овидия. Овидий решил поднести ему «Фасты» с посвящением. Посвящение было уже написано и вставлено в начало поэмы (в замену прежнего, обращенного к Авгус¬ту), но закончить работу Овидий не успел. Ему было уже шестьдесят лет, ссылка изнурила его; в конце 17 или начале 18 г. н. э. он умер. Его похоронили в Томах. Последнее  желание  поэта, «чтобы на юг перенесли его тоскующие кости», не сбылось. С годами могила Овидия затерялась, но слава его перешагнула границы Европы.
С его смертью закончился золотой век римской поэзии.

                О МОГИЛЕ  ОВИДИЯ

    Считается, что Овидий умер и похоронен в Томах. Но могила его не найдена до сегодняшнего дня.
    А вот что рассказывают о смерти великого римского поэта старые люди. "Он очень тосковал по своей далекой теплой родине, этот чужеземец. Прекрасны и печальны были его песни на незнакомом для местных жителей певучем языке. А потом он выучился языку народа, среди которого жил, и стал слагать новые песни на этом языке. Пели их на морском побережье и в Великой Степи, пели сколоты - скифы, эллины, римляне и геты.
     Полюбили чужеземца люди. И он привык к ним. Подарили ему белого коня, научили ездить верхом без седла. Все более длинные и долгие прогулки совершал он по Степи, и лишь пугливые быстрые сайгаки были спутниками его в этих путешествиях.
    Однажды, наслушавшись рассказов томитанских купцов отправился он вместе с ними в плавание вдоль побережья Понта Эвксинского. Посетил он эллинские города Тиру и Ольвию. Особенно пришлась ему по душе Тира, город, в котором вместе с эллинами в добром согласии и мире жили скифы и геты. Возвратившись в Томы, сложил он песню об этих двух греко - скифских городах, где все - и власти и жители принималиего с уважением и почетом.
    А потом в Томы пришел корабль из Рима. И узнал Певец от прибывших купцов важную новость. Купцы поведали, что родной племянник римского императора, великий полководец, которого любили народ и армия за его красоту, справедливость и отвагу, скоро намеревается посетить эти края. Могущественный император боялся своего племянника, его популярности и любви народной, а потому отправил его вместе с его победоносными когортами в почетную ссылку на Восток. И вот теперь Полководца ожидали на побережье Черного моря.
    Однажды ночью Певца разбудил его знакомый гет и сказал, что нужно спешить, если Певец желает увидеть Полководца. Они вскочили на коней, и звонкий топот копыт потревожил спящую Степь. Они скакали во весь опор, не останавливаясь, не давая передышки ни себе, ни коням. Когда наконец добрались они до Тиры, Полководец уже был там со своими воинами. Они встретились в цитадели старой крепости, Полководец и Певец, и долго говорили друг с другом наедине. Никто не знает, о чем была их беседа, которой внимали лишь стены крепостной башни да огонь горящих факелов. Но когда вышли они, приветствуемые стражей, у обоих были усталые, но довольные лица.
    Полководец пригласил Певца разделить с ним трапезу. Была она шумной и веселой, потому что там собрались единомышленники, которым было что вспомнить и о чем поговорить.      Высоко поднимались кубки с пенистым бессарабским вином, провозглашались тосты за родных и близких, за друзей и героев. Среди этих многочисленных тостов почти не слышно было здравиц в честь божественного императора Рима. Зато слышны были вольные речи, которые запоминали доносчики, тайные соглядатаи, следившие за каждым шагом Полководца. Они донесли об этой встрече и трапезе императору. Испугался он, устрашился их дружбы и приказал тайно отравить их обоих.
    Певец был отравлен там же в Тире подосланным палачом, выдавшим себя за виночерпия. А потом в чужой стороне умер от яда и Полководец, которого так и не смогли уберечь его приближенные и друзья.
    Тира, Ольвия и вся Великая Степь скорбили о Певце. Похоронили его на высокой скале над древним Тирасом, и в этом месте быстрые воды реки каждый раз замедляли свой бег, словно отдавая последнюю дань уважения великому человеку. А потом случилось чудо. За несколько дней и ночей разлились воды Тираса и покрыли остров, который был напротив города. И тогда тиряне в память Певца назвали образовавшееся озеро его именем - Овидовым озером. Так и зваться ему во веки веков", - заключает легенда.
Но легенда ли этот рассказ? В пользу правдоподобности рассказанных событий свидетельствует прежде всего сам Овидий. В начале девятой элегии торетьей книги "Скорбных элегий", созданных в изгнании, он восклицает:

"Да, здесь есть города с населением - кто бы поверил -
Греческим, в тесном кольце варварских диких племен.
Некогда даже сюда поселенцы зашли из Милета,
Стали меж гетов свои сооружать очаги".

Эти сроки прямо указывают на Тиру, основанную выходцами из Милета в шестом веке до нашей эры. А вот, что томитанские купцы неоднократно бывали в Тире, известно из декрета I века до нашей эры из Том, принятого в честь тирасского гражданина Нила. Теперь что касается действующих лиц. Император и Полководец - это безусловно Тиберий и Германик, о котором Гай Светоний Транквилл писал в своем знаменитом сочинении, дошедшем до нас, "Жизнь 12 цезарей": "Когда он был послан к войскам в Германию, и прошла весть о кончине Августа, все легионы решительно отказались признать Тиберия и предложили ему верховную власть, но он успокоил их, высказав столько же твердости, сколько и верности долгу…" .
В 17 году нашей эры Германик завершил успокоение заподной границы Римской империи, отпраздновав триумф над поверженной Германией. Но император, опасаясь необычной популярности своего племянника, решил, во что бы то ни стало, не допустить его триумфального возвращения в Рим. А потому приказал ему идти с его кагортами и легионами усмирять Восток. Германик, приученный с детства к повиновению императору и к дисциплине, немедленно отправился. Путь его лежал через Фракию. Но Германик был не только воином. Он писал хорошие стихи и был незаурядным оратором. Он знал многие произведения Овидия и преклонялся перед его талантом.
Конечно, у нас нет документального доказательства их встречи. Но разве не логична была бы она? И не кажется ли странной, внезапной и скоропостижная смерть Овидия в 18 году нашей эры? Ведь ему тогда шел всего лишь шестьдесят первый год, и он как известно серьезно ничем не болел. А Германик умер через год в Сирии в расцвете сил. Светоний писал о его смерти: " ...он на тридцать четвертом году скончался в Антиохии - как подозревают, от яда". Того же мнения придерживаются и наши ученые. Вот что говорится в энциклопедии: "Внезапная смерть Германика вызвала подозрения в отравлении его по приказу Тиберия".
Пушкин, глубоко чтивший Овидия и знавший его произведения, при посещении нашего края и города в 1821 году искал следы пребывания здесь римского певца - изгнанника, хотя и не считал, что поэт был похоронен в Тире. А искал Пушкин следы Овидия тут потому, что читал книгу Дмитрия Кантемира "Описание Молдавии". В этой книге автор так же, как Иахим Бельский и Мирон Костин, утверждал, что Овидий был сослан в Аккерман. Интерес к Овидию и месту его захоронения проявился в конце восемнадцатого века, гогда границы России достигли низовьев Днестра. На левом берегу Днестровского лимана, напротив Аккермана в 1793 - 1796 годах была построена русская крепость. Военный инженер Ф.П. де Волан (брабантский дворянин, перешедший на русскую службу в 1787 году), возводя укрепления крепости, наткнулся на древнюю могилу, накрытую камнем, на котором он смог разобрать имя "Овидий".
Возникло предположение, что это и есть могила Овидия. Именно потому, сначала крепость, а затем и поселок, возникший вокруг нее и разросшийся до размеров города, получили название Овидиополь - город Овидия. Сведения о находке проникли за границу. Доктор Метью Гетри из Петербурга послал три доклада о ней в Лондон. Сообщения о могиле Овидия, найденной русскими солдатами на Днестре, появились и в парижских газетах. Но вскоре слухи заглохли, вытесненные новыми и более актуальными сообщениями тогдашней жизни. А приятель Пушкина русский писатель А. Ф. Вельтман, бывавший в Бессарабии и изъездивший ее с офицерами Генерального штаба, писал в 1831 году в своей повести "Странник", что, возможно, камень с могилы Овидия попал на берега Днестровского лимана случайно - его завезли сюда вместе с балластом (или стройматериалами ) на корабле.
    Но с Вельтманом согласиться никак нельзя. Во-первых, никогда корабли не брали в Томах ( Констанце ) ни балласта, ни стройматериалов по той простой причине, что ни того, ни другого там нет. Да и если даже были бы, то им было что везти в Бессарабию. Во-вторых, если найденная де Воланом могила была действительно древней, то о каких стройматериалах может вообще идти речь? Нет, с этим камнем связана какая-то тайна, увы, так и не разгаданная. Да и следы самого камня исчезли…
Как бы там ни было, а могила Овидия, как и некрополь Тиры, не найдены до сегодняшнего дня. История и Время умеют хранить свои тайны...

ПОСЛЕСЛОВИЕ

     Из несохранившихся произведений Овидия высоко ценилась в древности трагедия "Медея", текст которой не сохранился.. Популярность Овидия в античности и в средние века была огромна. "Метаморфозы" рассматривались как языческая Библия, подлежавшая переводу и аллегорическому толкованию.  Для светской поэзии Овидий оставался "учителем любви"; вокруг жизни Овидия создавались легенды. Эпоха Возрождения принесла с собой многочисленные новеллистические переработки рассказанных у Овидия мифов, а в XVII-XVIII веках эти мифы служили неисчерпаемым источником оперных и балетных тем. В XIX веке литературная действенность Овидия ослабела, но образ поэта-изгнанника неоднократно привлекал к себе внимание Пушкина. Несколько стихотворений посвятил Овидию и Майков.
    Овидий  оказал огромное влияние на последующую европейскую литературу. Трудно было бы перечислить все отклики  или  отдельные выражения из книг  этого большого поэта. Многим и многим обязаны Овидию поэты средневековья, особенно в период  XI-XIII веков, который иногда называют «овидианским». Данте считает  Овидия следующим великим поэтом после Гомера, Горация и Вергилия.
     У нас в России Овидия особенно ценил Пушкин,  который сопоставлял свою ссылку на юг со ссылкой Овидия.  С тонкой способностью проникать в самую суть человеческих душ, он понял и высокую человечность римского поэта.  Старый цыган передает Алеко наивный рассказ о поэте-изгнаннике. Этот рассказ общеизвестен. Но вслушаемся в пушкинские строки:

Он был уже летами стар,
Но млад и жив душой незлобной;
Имел они песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный.
И полюбили  все его;
И жил он на берегах Дуная,
Не обижая никого,
Людей рассказами пленяя…

Как о беспомощном младенце, говорит предание, заботились о нем даже дикие варвары:

Как мерзла быстрая река,
И зимни вихри бушевали –
Пушистой кожей покрывали
Они святого старика…   

Не «безнравственным малым», а «святым стариком» назвала его, в лице Пушкина, народная память

АФОРИЗМЫ ОВИДИЯ

- Все текуче, и нет ничего неподвижного в мире.
- Любовь травами не лечится.
- Жатва чужая всегда нам кажется много обильней,
- Скот соседский всегда много удойней, чем наш.
- Прочие твари, пригнувшись к земле, только землю и видят.
- Дело прошлое, но последствия налицо.

 Овидий  был  автором  многих высказываний, которые стали крылатыми. Например:

   -  Искусства смягчают нравы.
   -  Мелочи прельщают легкомысленных.
   -  Груз становится легким,  когда несешь его с покорностью.
   -  Пусть не хватает сил, но желание все же похвально.
   -  Учиться дозволено и у врага.
   -  Целомудренна та, которой никто не домогался.

                ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА

                (20 июля 1304 года – 19 июля 1374 года)
               
             ШТРИХИ БИОГРАФИИ

         ПЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО - итальянский поэт и признанный литературный арбитр своего времени.
     Родился 20 июля 1304 в Ареццо, куда в связи с политическими волнениями бежал его отец, флорентийский нотариус. В  1312  году вся семья переехала в Авиньон (Франция).   Образование  мальчик  получил сначала в Монпелье, а затем в Болонском университете. Однако он ненавидел юриспруденцию   и в 1326 году  после смерти отца вернулся в Авиньон.  Здесь  он принял духовное звание, которое открыло ему доступ к папскому двору (1326).  К тому времени Петрарка уже выказывал несомненную склонность к литературным занятиям.
       В 1327, в Страстную Пятницу, в авиньонской церкви он  встретил  красивую молодую женщину по имени Лаура – больше о ней ничего не известно. Именно она вдохновила Петрарку на лучшие его стихи.  Его сборник «Книга песен» составлен из сонетов, канцон, секстин, баллад, мадригалов, воспевающих его идеализированную любовь Лауру. Она была замужней женщиной, имела 11 детей и отказалась стать любовницей поэта.  Слава «певца Лауры», доставила ему покровительство влиятельных лиц, в частности семьи Колонна.  В 1330 Петрарка поступил на службу к Джованни Колонна, давшему поэту возможность изучать античных писателей.  В его обязанности входило   собирать библиотеку, переписывать рукописи древних авторов. В это же время он  сочинил в подражание Теренцию комедию «Филология» (не сохранилась).
      Чтобы зарабатывать на жизнь, Петрарка решил принять сан. Он был рукоположен, но вряд ли когда-либо совершал богослужения. В 1330 он поступил капелланом к кардиналу Джованни Колонна, в 1335 получил первый бенефиций.  В  это же время  к нему приходит европейская слава. Этому способствовали  и литератур-ная деятельность Петрарки, и его связи с папским двором,  и его дальние путешествия.
      8 апреля 1341 по решению римского сената он был увенчан лаврами поэта-лауреата.
     1342–1343 Петрарка провел в Воклюзе, где продолжил работу над эпической поэмой и биографиями, а также, по образцу Исповеди св. Августина, написал книгу-исповедь Моя тайна в форме трех диалогов между св. Августином и Петраркой перед судом Истины.
      В 1348 чума унесла жизни кардинала Колонны и Лауры. В 1350 Петрарка познакомился и подружился с Джованни Боккаччо и Франческо Нелли. За время пребывания в Италии он написал еще четыре эклоги и поэму Триумф Смерти, приступил к поэме Триумф Славы, а также начал Стихотворные послания  и письма в прозе.
      В 1353 Петрарка по приглашению архиепископа Милана, Джованни Висконти, поселился в Милане, где исполнял обязанности секретаря, оратора и эмиссара. Тогда же он закончил Буколические песни и сборник  «Без адреса».

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* Лаура умерла  именно в тот же день и месяц, и в те же утренние часы, и в том же городе, где и когда впервые пересеклись их взгляды. Тайну этой встречи и любви нам не дано открыть.

* В «Письме к потомкам» Петрарка написал «Между смертными нет ничего длительного, и если случается что-либо сладостное, оно вскоре венчается горьким концом».

* В конце жизни поэт стал глубоко религиозным человеком. «Юность обманула меня, - писал он, - молодость увлекла, но старость меня исправила и опытом убедила в истинности того, что я читал уже задолго раньше, именно, что молодость и похоть - суета; вернее, этому научил меня Зиждитель всех возрастов и времен, который иногда допускает бедных смертных в их пустой гордыне сбиваться с пути, дабы, поняв, хотя бы поздно, свои грехи, они познали себя».

* Петрарка также известен первым официально зарегистрированным восхождением (со своим братом) на вершину Мон - Ванту, состоявшимся 26 апреля 1336 года, хотя известно, что до него вершину посещали Жан Буридан и древние жители этой местности.

* Достигнув славы беспримерной, Петрарка понял, что она вызывает в окружающих куда больше зависти, чем добрых чувств. В "Письме к потомкам" он с грустью пишет о своем увенчании в Риме, а перед смертью даже готов признать триумф Времени над Славой.

* В начале 1337 года Петрарка впервые посетил Рим. Позже он писал об этом так: «Рим показался мне еще более великим, чем я предполагал, особенно великими мне показались его развалины».

* По словам самого Петрарки, его жизнь складывалась нелегко. О своей судьбе он говорил так: «Почти вся моя жизнь прошла в скитаниях. Я сравниваю свои блуждания с Одиссеевыми; будь блеск его имени и подвигов одинаковым, его странствия не оказались бы ни дольше, ни длиннее моих… мне легче пересчитать морской песок и небесные звезды, чем все препятствия, какие ставила завидующая моим трудам фортуна».

КТО ТЫ, ЛАУРА  ДЕ НОВ?

Лаура де Нов была дочерью рыцаря Одибера де Нов, сына Павла  и его жены Эрмессенды де Реал). Вышла замуж в возрасте 15 лет 16 января 1325 года, брачный контракт подписан нотариусом Раймоном Фогассе. В браке она родила 11 детей. Известно, что Лаура, под влиянием своей тетки Эньенетты Гантельми де Романиль, заинтересовалась литературой и была участницей авиньонского «Двора любви», организованного графиней Этьенеттой Прованской и виконтессой Алази Авиньонской.
Будучи женой де Сада, Лаура похоронена была, скорее всего, в семейной капелле этого рода — часовне Святого креста, расположенном при церкви братьев миноритов. Лионский гуманист и поэт Морис Сэв указывал, что в 1532 году он видел там надгробный камень, украшенный фамильным гербом с «двумя переплетёнными лавровыми ветвями над крестом и геральдической розой». Вскрыв могилу, он обнаружил там свинцовую коробку, в которой находилась медаль, изображающая женщину, раздирающую себе грудь, и сонет Петрарки. Несколько месяцев спустя, в августе 1533 года король Франциск I также посетил эту могилу, бдел в часовне и написал стихи, которые оставались над её могилой.
Через 7 месяцев после её смерти её муж женился на Верден де Трантливр, родившей ему ещё шестерых детей. 

Замок Ла-Косте, ныне разрушенный — фамильное владение де Садов и вероятное нынешнее пристанище останков Лауры де Нов
Семья де Садов довольно серьёзно занималась образом Лауры, иметь которую в предках было бы большой честью, искала её могилу и заказывала портреты. Биограф знаменитого маркиза пишет об этом: «В вопросе, действительно ли Лаура де Сад являлась Лаурой Петрарки, не обошлось без дебатов, хотя семья Садов никогда не сомневалась в этом. Дядя маркиза аббат де Сад, друг и корреспондент Вольтера, посвятил себя изучению жизни своей предшественницы и её поклонника. Результатом его литературного энтузиазма стали „Мемуары из жизни Франческо Петрарки“, увидевшие свет в 1764—1767 году. Маркиз де Сад, утешением которому в его длительном заточении служили явления Лауры во сне, испытывал к ней аналогичную преданность. В 1792 году, когда повстанцы разрушили церковь в Авиньоне, он сумел распорядиться, чтобы ее останки перенесли к месту успокоения под замком в Ла-Косте».

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

      Последние годы своей жизни  Петрарка жил  в Аркуа, небольшом городишке возле Падуи, среди Евганей-ских холмов, дымивших источниками, кое-где переходившими в трясины и болота, что несколько портило красоту этой местности. Здесь, в этом тихом уголке Петрарка продолжал  совершенствовать Канцоньере (в последней редакции 1373 сборник озаглавлен по – Отрывки на народном языке) и работал над Триумфами, куда в окончательной редакции вошло шесть последовательных «триумфов»: Любви, Целомудрия, Смерти, Славы, Времени и Вечности.
     В Аркуа ему принадлежал небольшой деревянный дом на каменном фундаменте, несколько комнат внизу занимала дочка с мужем  и Элеттой (внучка поэта), наверху жил он сам, да и для секретарей нашлись в доме комнатушки. Дом стоял в саду, переходившем в виноградник, немного поодаль серебрилась оливковая роща. Для стареющего поэта не было более радостного события, чем  видеть Элетту, стряхивающую с дерева оливки. Кожа у девочки была  цвета спелой оливки, такая же была и у него в  её годы. Да и сама она была как молодое оливковое деревцо.
       Вскоре найдётся кто-нибудь, кто захочет увести её к себе,  в свой дом. Приданого у неё нет, но дед наверняка сидит на золоте – все так говорят. Нечего обольщаться: люди считают его скупцом и будут удивлены, когда прочтут завещание. Но у Элетты всё-таки будет приданое. Она получит его в виде единствен-ного сокровища, которое хранится в этом доме,- библиотеки. Петрарка поглаживает подбородок и щёки, словно желая стереть улыбку, которая может его выдать. Какое счастье, что он не оставил ее в Венеции!
Какая предусмотрительность, что он никому её не отказал.
      Из тайника в пюпитре он извлекает завещание и ещё раз просматривает, кому что завещано. Двести дукатов для  собора  в Падуе, двадцать дукатов для той церкви, где он будет похоронен, сто дукатов  для раздачи нищим.  «Упомянутому  уже герцогу Падуанскому , у которого милостью Божьей всего предостаточно,- читал он далее,- я, не имея ничего, что могло бы быть для него достойным даром, записываю мою картину, то есть икону Пресвятой Девы Марии работы выдающегося художника Джотто, подаренную мне моим другом флорентинцем Микеле Ванни. Произведение это такой красоты, коей не  в силах понять невежды, а знатоки искусства стоят перед ней в изумлении. Магистру Донато да Прато, старому учителю грамматики, который живёт в Венеции, если он мне что-то должен, а сколько это могло бы быть, я не помню, я прощаю долг и не хочу, чтобы по этой причине он имел какие-нибудь обязательства перед моими наследниками».
     И читал далее: « Джованни ди Чертальдо, то есть Боккаччо, я записываю пятьдесят золотых флоринов, чтоб купил себе зимнюю епанчу для ночной работы,- мне стыдно, что я так мало даю этому великому человеку».
     Петрарку охватили невесёлые мысли. Из Чертальдо поступали дурные вести. Бедный Боккаччо уже не выходил из дому, прервал свои лекции о «Божественной комедии», тяжёлая болезнь приковала его к кровати. Но самое худшее то, что он вверился жестоким врачам. Петрарка вздрогнул при мысли о тех мучениях,  которым подвергает его друга  эта свора глупцов. Они  живьём его режут! Кто из нас окажется долговечнее? Он вздохнул и читал дальше: « Единственным наследником всего моего движимого и недвижимого имущества, которым я владею или буду владеть, где бы оно не находилось, я назначаю Франческо да Броссано, а его самого  прошу не только как  наследника, но и  как самого  дорогого сына, чтобы деньги, которые у меня найдутся, он разделил на две части и одну оставил себе, а другую роздал тем, о ком знает, что я хотел бы им дать. Это написал я, Франческо Петрарка: я составил бы иное завещание, если бы был таким богатым, каким считает меня бездумное простонародье».
     Уже несколько месяцев  лежал на полке рядом с Вергилием толстый том, присланный ему Боккаччо. Из письма Петрарка знал, что это «Декамерон», переписанный рукою автора. Сколько вложил труда бедный Боккаччо, сколько денег стоили ему пергамент и оправа!  И вот со смирением просит он принять  запоздалый  дар. Со вздохом он протянул  руку  к этой книге, открыл её. Прочитал вступление  с описанием чумы и далее только перелистывал страницу за страницей. Фривольные дамочки с их легкомысленными похождениями мелькали у него перед глазами. Но только одна история – история Гризельды –  привлекла  его внимание, и он прочитал её до конца.
    Вот чем  ещё одарит он  друга, которому так мало отказал в завещании. Боккаччо получит от него нечто такое, что будет дороже самого богатого дара. Он переведёт «Гризельду» на латынь. Обеспечит этому отрывку из «Декамерона» бессмертие и спасёт всё произведение от забвения. Петрарка  с энтузиазмом взялся за работу. Элетта никак не могла допроситься, чтобы он вовремя спускался к обеду. Склоняясь над книгой и видя, что она написана по-итальянски, девушка настойчиво просила деда, чтобы он прочитал её что-нибудь. «Нет, дитя моё, это творение молодости  мессира Боккаччо неподходяще для твоих юных лет».  Внучка уходила от него, надув губы, но, о чудо, вместо того, чтобы исчезнуть за дверью, пряталась в этих страницах сначала в образе самой Гризельды, а потом её дочери, ровесницей которой она была.
Готовый перевод «Гризельды» Петрарка велел красиво переписать  и послать во Флоренцию вместе с  письмом. «Я солгал бы, - писал он,- если б сказал  тебе, что прочитал всю твою книгу, потому что она очень большая, да и предназначена для народа – написана по-итальянски, работы же у меня много, а времени мало». Это было последнее его письмо, он решил больше уже никому не писать.
       С пером в руке он задумчиво сидел над  бумагами, разложенными на столе. В открытое окно глядела  усыпанная звёздами июльская ночь.  Кваканье лягушек, шорох листвы за окном… Петрарка  закрыл глаза, перо выпало из его руки и тоненькой полоской начертило на  белом листе бумаги свой последний путь.
Так нашли  его на следующий день,19 июля 1374 года, в канун его семидесятилетия,- голова поэта лежала на раскрытой книге. Это было мечтой всей его жизни – умереть над книгою с пером в руке.
    Кое-кто из современников описывает смерть  Петрарки несколько иначе. По их словам, Петрарка умер в окружении   семьи и друзей, держа обеими руками руку верного  слуги  Ломбардо да Серико. В тот момент, когда он закрыл глаза, присутствующие заметили, как из-под  балдахина  ложа вылетело прозрачное облачко, выскользнуло из комнаты, село на крышу дома, снова поднялось и,  наконец,  исчезло.
       Никто ещё не читал завещание Петрарки, в котором он просил, чтобы  его похоронили «без всякой пышности, возможно скромнее» и герцог Падуанский, не зная, что нарушает волю покойного, приехал в Аркуа со всем двором. Поэт лежал в дубовом гробу, одетый в пурпурный плащ,  полученный им от короля Роберта.  Элетта надела ему на голову лавровый венок, который сплела сама, как это делала ежегодно в день его рождения. Похороны состоялись 24 июля.
      Траурную процессию возглавил епископ Падуи в сопровождении  епископов Вероны Вяченцы и Тревизо. За ними следовали  монахи с аббатами и приорами. Над гробом несли парчовый балдахин, сам гроб был покрыт чёрным сукном с золотой бахромой. Несли его шестнадцать докторов права, и следом шёл весь Падуанский университет. Гроб поставили в  склепе церкви в Аркуа, откуда через шесть лет перенесли  в построенную Броссано гробницу из мрамора на площади перед церковью.
      В мае 1630 года  монах по  имени Томмазо Мартинелли  отбил одну стенку саркофага и украл правую руку Петрарки. На процессе он признался, что хотел подарить её Флоренции, которая страдала от того, что прах  обоих великих поэтов - флорентинцев – Данте  и Петрарки покоится на чужбине. Украденная реликвия неведомыми путями оказалась в Мадриде и, закрытая в мраморной урне, хранится в музее. Спустя триста лет после Томмазо Мартинелли учёные вскрыли саркофаг. Исследования скелета Петрарки показали, что Петрарка был высокого роста  (184 см), правая нога его оказалась на один сантиметр короче левой, у него был крупный нос и большой череп, по-видимому, мозг его намного превышал средний вес.

ТАЙНА МОГИЛЫ  ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКИ

    Патологоанатом, проводивший эксгумацию могилы Франческо Петрарки, заявил о пропаже черепа великого поэта.
    Профессор Вито Террибиле Вайль Марин из Падуанского университета рассказал, что при исследовании скелета Петрарки были взяты образцы ДНК из ребра и зуба. Исследования показали, что череп принадлежит другому человеку. Кроме того, ученый заявил, что даже визульный анализ позволял сделать такой вывод - Петрарка был довольно массивным человеком гигантского для своего времени роста (более 180 см), а череп принадлежит человеку более скромных размеров.
    "Теперь мы точно знаем, что это другой череп", - заявил профессор. Он уточнил, что не знает, как давно пропал череп Петрарки и призвал людей, которым может быть известна история с пропажей, связаться с ним.
    Эксгумация могилы Петрарки началась осенью прошлого года и была призвана восстановить физический облик великого поэта. Кроме того, экспертам предстояло убедиться, действительно ли "черные следопыты" XVII века уже вскрывали склеп и отрубили "на сувениры" правую руку поэта. Исследования должны были завершиться к 700-летнему юбилею поэта, который Италия  отмечала в июле 2004 года.
 
ПОСЛЕСЛОВИЕ

Изучая творчество великого поэта, исследователи  пришли к мнению,  что всю  жизнь его   мучил глубокий внутренний конфликт, вызванный столкновением его убеждений и чаяний с требованиями, предъявляемыми к христианину. Именно ему поэзия Петрарки обязана своими высочайшими взлетами. Непосредственными же источниками вдохновения стали безответная любовь к Лауре и преклонение перед доблестью и добродетелями древних, воплощенными главным образом в фигуре Сципиона Африканского Старшего (победитель Ганниба-ла).  Петрарка считал  поэмы главным своим достижением, однако его «нерукотворным памятником» стали Канцоньере – 366 разнообразных итальянских стихов, в основном посвященных Лауре.  В одном из таких стихотворений он говорит:

Благословляю день, минуту, доли
Минуты, время года, месяц, год,
И место, и придел чудесный тот,
Где светлый взгляд обрек меня неволе.
Благословляю сладость первой боли,
И стрел целенаправленный полет,
И лук, что эти стрелы в сердце шлет,
Искусного стрелка послушен воле.
Благословляю имя из имен
И голос мой, дрожавший от волненья,
Когда к любимой обращался он.
Благословляю все мои творенья
Во славу ей, и каждый вздох, и стон,
И помыслы мои - ее владенья.


                БОРИС  ПАСТЕРНАК

                (1890 – 1960)

       Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

    Борис Пастернак   родился  29 января (10 февраля) 1890 года в Москве. Отец – известный художник Леонид Пастернак, мать – одаренная пианистка Розалия Кауфман.  Под влиянием благоприятного окружения мальчик мог стать художником  и музыкантом, ученым или философом (учился в Германии, в университете Марбурга). Но он стал поэтом. С выбором жизненного пути Борис   окончательно определился в  1912 году: «Я основательно занялся стихописанием. Днем и ночью, и когда придется, я писал о море, о рассвете, о летнем доме, о каменном угле Гарца», – вспоминал Пастернак в автобиографической «Охранной грамоте».
    И еще одно важное признание: «С малых лет был склонен к мистике и суеверию и охвачен тягой к провиденци-альному...»

Во всем мне хочется дойти
До самой сути,
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

И все же Пастернак был скорее иррационален, чем рационален. Он жил чувствами.

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит

    В 1913 году вышел первый поэтический сборник поэта «Близнец в тучах» тиражом 200 экземпляров. За густоту насыщения ассоциативными образами и парадоксальными метафорами Пастернака обвинили в «нерусской лексике».

    В декабре 1916 года вышла книга Бориса Пастернака «Поверх барьеров», в которой он отказался от «романтической манеры», и, тем не менее, «простые слова» и «новые мысли» бились, как золотые рыбки в метафорическом садке. В новой книге ярко проявилась особенность поэтики Пастернака: он примелькавшуюся действительность волшебным образом почти всегда переводил в «новую категорию», то есть ее преобразовывал.

Любимая – жуть! Когда любит поэт,
Влюбляется бог неприкаянный.
И хаос опять выползает на свет,
Как во времена ископаемых...

Летом 1917 года в свет выходит  книга «Сестра моя жизнь». Она делает автора знаменитым. Ранее стихи, входящие в книгу, ходили в списках. Как отмечал Брюсов: «Молодые поэты знали наизусть стихи Пастернака, еще нигде не появившиеся в печати, и ему подражали полнее, чем Маяковскому, потому что пытались схватить самую сущность его поэзии». Многие поняли, что Пастернак – поэт  от Бога.

Сестра моя – жизнь и сегодня в разливе
Расшиблась весенним дождем обо всех,
Но люди в брелоках высоко брюзгливы
И вежливо жалят, как змеи в овсе.

А как образно и ёмко он характеризует поэзию:

Это – круто налившийся свист,
Это – щелканье сдавленных льдинок.
Это – ночь, леденящая лист,
Это – двух соловьев поединок

    Вот так лирично и мощно  Пастернак  входил в литературу. В 1931 году вышла «Охранная грамота», в 1932 – «Второе рождение». В этой книге Пастернак окончательно отверг футуристическую поэтику и перешел к  смысловой ясности  стиха.
    Все идеологи социализма  признавали его художественное мастерство. При этом его единодушно упрекали в мировоззрении, не соответствующем эпохе, и безоговорочно требовали тематической и идейной перестройки.
    Место Бориса Пастернака в советской литературе определил кремлевский бард Демьян Бедный:

А сзади, в зареве легенд,
Дурак, герой, интеллигент.

От поэта требовали верноподданнических стихов, а он  был далёк от этого.
    «Он слышал звуки, неуловимые для других, – отмечал Илья Эренбург, – слышал, как бьется сердце и как растет трава, но поступи века так и не расслышал...» .

1934 года. Телефонный разговор со Сталиным.  Пастернак пытался защитить арестованного Мандельштама, а заодно поговорить с вождем о жизни и смерти, но Сталин оборвал поэта-философа: «А вести с тобой посторонние разговоры мне незачем».
     Да, Сталин вряд ли понимал Пастернака и вообще считал его человеком не от мира сего. Может быть, поэтому и не тронул, оставил в саду поэзии как экзотический цветок.

 В августе 1934 года проходил  Первый съезд советских писателей. Борис Пастернак – делегат съезда. В отчетном докладе о поэзии Николай Бухарин сказал: «Борис Пастернак является поэтом, наиболее удаленным от злобы дня Он, безусловно, приемлет революцию, но он далек от своеобразного техницизма эпохи, от шума быта, от страстной борьбы.

 В 1936 году Борис Леонидович переехал жить   в подмосковное  Переделкино. Вел себя крайне независимо. В 37-м отказался поставить подпись под обращением писателей с требованием расстрелять Тухачевского и Якира. Отказ как вызов власти. Пастернака и тут не тронули – просто перестали печатать. Лишь в 1943 году вышла книга стихов «На ранних поездах», а летом 45-го – последнее прижизненное издание «Избранные стихи и поэмы». В 1948 году весь тираж «Избранного» уничтожили.
В это время поэт пишет пронзительные строки:

Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить – не поле перейти.

 В начале 1946 года Пастернак, по его словам, приступает к «большой прозе».  Роман, написанный им в эти годы, сначала назывался  «Мальчики и девочки». Затем название было изменено на «Доктор Живаго».

1956 год – завершение романа «Доктор Живаго». Роман попадает на Запад и там публикуется.

 23 октября 1958 года Борису Пастернаку присудили Нобелевскую премию. И тут началась истеричная травля писателя: как он посмел отправить рукопись на враждебный Запад? Коллеги пинали Пастернака ногами, приклеивая ему злобные ярлыки типа «литературный сорняк»...
     Пастернака  исключили из Союза писателей и вынудили отказаться от премии. Вслед за первой телеграммой в адрес Шведской академии, где говорилось, что Пастернак  «чрезвычайно благодарен, тронут, горд, изумлен и смущен», через 4 дня последовала вторая:      «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться. Не примите за оскорбление мой добровольный отказ». «Разумеется, этот отказ никоим образом не принижает значимости награды, – сказал на церемонии награждения член Шведской академии Андерс Эстерлинг, – нам остается только выразить сожаление, что награждение лауреата Нобелевской премии не состоится».

А Пастернак  не понимал, почему он  попал в разряд гонимых.

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу хода нет...

– писал он в стихотворении «Нобелевская премия».
    Травля привела к скоротечной болезни, и Пастернак скончался на 71-м году жизни. За месяц до своей кончины он написал: «По слепому случаю судьбы мне посчастливилось высказаться полностью, и то самое, чем мы так привыкли жертвовать и что есть самое лучшее в нас, – художник оказался в моем случае не затертым и не растоптанным».

 ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

    В начале мая 1960 года Пастернак в последний раз увиделся с Ольгой Ивинской. Спустя несколько дней, 7 мая, писатель перенёс очередной инфаркт. Несмотря на оптимистичные прогнозы врачей, состояние его стремительно ухудшалось. Он не раз повторял, что не сердечная болезнь сломила его, а более коварный и страшный недуг, но близкие лишь недоумевали и лечили его сердце. Диагноз, поставленный самому себе, подтвердился у Бориса Леонидовича через несколько дней, когда врачи, проведя рентгенологическое исследование, определили у него рак лёгких. Ивинская, узнав, что состояние любимого ухудшается, попыталась приехать к нему, однако родственники поэта запретили ей приходить в их дом.
   Она, плача, стояла под окном, а любимый, отправляя ей короткие записки, просил не искать с ним встреч. Что чувствовала в те страшные минуты женщина — известно лишь ей одной. Перед смертью писатель говорил родным, что рад умереть, что больше не может видеть людскую подлость и что уходит не примирённым с жизнью.

30 мая 1960 года Бориса Пастернака не стало.

    Пастернак умер от рака лёгкого. Сообщение о его смерти было напечатано только в «Литературной газете» (от 2 июня) и в газете «Литература и жизнь» (от 1 июня).
Сотни людей (среди них Наум Коржавин, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский и др.) пришли 2 июня 1960 года на его похороны, несмотря на опалу поэта.
    Стихотворение, посвящённое трагическому уходу Пастернака, принадлежит присутствовавшему на похоронах Герману Плисецкому:

Поэты, побочные дети России!
Вас с чёрного хода всегда выносили.

     Борис Пастернак был похоронен на Переделкинском кладбище, в то время это было небольшое скромное сельское кладбище. Автор памятника на его могиле — скульптор Сарра Лебедева. Памятник неоднократно осквернялся, и к 40-й годовщине смерти поэта была установлена точная копия памятника, выполненная одним из учеников Лебедевой, скульптором Дмитрием Шаховским.
    В ночь на воскресенье 5 ноября 2006 года вандалы осквернили и этот памятник. В настоящее время на могиле, расположенной на крутом склоне высокого холма сооружён мощный стилобат, накрывающий захоронения самого Пастернака, его жены Зинаиды Николаевны, его младшего сына Леонида и пасынка Адриана Нейгауза, а  также устроена площадка для многочисленных посетителей и экскурсантов, желающих отдать дань уважения великому поэту.

Зинаида Николаевна Пастернак умерла в 1966 году от той же болезни, что и муж. Советская власть отказалась предоставить ей пенсию, несмотря на ходатайства многих известных писателей. Сын Леонид Борисович умер в 1976 году в 38 лет (примерно в том же возрасте, что и Юрий Живаго). Оба они похоронены рядом с  Б.Л. Пастернаком на  кладбище  в Переделкино.
    Евгения Владимировна Пастернак умерла в 1965 году.
    Последняя любовь Пастернака Ольга Ивинская после смерти поэта по надуманному обвинению провела в заключении ещё 4 года вплоть до 1964, потом на полученные по завещанию гонорары приобрела квартиру в доме около Савёловского вокзала, где жила до своей кончины 8 сентября 1995 года.

        ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ  ЖИЗНИ

* 6 августа 1903 г. Леонид Пастернак пишет о своём сыне: «Вчера Борюша слетел с лошади, и переломила ему лошадь бедро…» В результате этой травмы Борис Пастернак приобрёл несомненный поэтический антураж - одна нога стала у него короче другой, совсем как у Байрона. Впрочем, имела место и травма головы - зубы у тринадца-тилетнего подростка выросли редкими, большими и торчащими вперёд, о чём упоминала и Марина Цветаева: «Он одновременно похож на бедуина и его лошадь».

* В 1987 году решение об исключении Пастернака из Союза писателей было отменено.

*  В 1988 году «Доктор Живаго» впервые был напечатан в СССР («Новый Мир»).

* 9 декабря 1989 года диплом и медаль Нобелевского лауреата были вручены в Стокгольме сыну поэта — Евгению Пастернаку. Под его же редакцией вышло несколько собраний сочинений поэта, в последние годы в России издаются многочисленные сборники, воспоминания и материалы к биографии писателя.
* В СССР до 1989 в школьной программе по литературе о творчестве Пастернака и вообще о его существовании не было никаких упоминаний.
* Впервые советский телезритель впервые познакомился со стихами Пастернака в 1976 в фильме Эльдара Рязанова «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» Стихотворение «Никого не будет в доме» (1931), преобразившееся в городской романс, за кадром проникновенно исполнено под гитару Сергеем Никитиным и сразу стало широко известным. Позднее Эльдар Рязанов включил отрывок из другого стихотворения Пастернака в фильм «Служебный роман», правда, в фарсовом эпизоде. В 1970-х, 1980-х для цитирования Пастернака в популярном кино от режиссёра требовалась известная смелость.
* В октябре 1984 по решению суда дача Пастернака в Переделкино  была отобрана у родственников писателя и передана в государственную собственность.
* Провожая Марину Цветаеву в эвакуацию, Пастернак будто бы перевязал её чемодан верёвкой и сказал: «Крепкая, хоть вешайся!» Именно на этой верёвке поэтесса и повесилась.
* Пастернак написал две прелюдии (ми-бемоль минор и соль-диез минор) и сонату (си минор) для фортепиано.
* В 1903 году при падении с лошади сломал ногу, и из-за неправильного срастания (лёгкая хромота, которую Пастернак скрывал, осталась на всю жизнь) был освобождён от воинской повинности. В дальнейшем поэт  всегда подчёркивал, что этот эпизод  пробудил его творческие силы (он произошёл  19 августа, в праздник Преображения Господня).

ИЗ СТИХОВ Б. ПАСТЕРНАКА

           Зимняя ночь

Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.

Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На озаренный потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал.

И все терялось в снежной мгле
Седой и белой.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.

На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
                А.  С.  ПУШКИН
                (1799 - 1837)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Александр Сергеевич Пушкин родился в Москве 6 июня 1799 года. Принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду. Мать Пушкина происходила из семьи Ганнибалов, потомков Абрама Ганнибала, выходца из Эфиопии и возвысившегося волей Петра I. В детстве Пушкин воспитывался  дома. Здесь он слышал только французскую речь. Гувернёром у него также был француз, библиотека отца была переполнена книгами на французском языке. Поэтому неудивительно, что,  когда Пушкин  в 1811 году поступил в Царскосельский лицей, одним из его прозвищ стало – «Француз». Стихи Пушкин начал писать ещё до лицея и, разумеется, тоже по-французски. В лицей Пушкин поступил после хлопот дяди А. И. Тургенева, тоже стихотворца.  Родительский дом он покидал без большого сожаления.
   В лицейские годы у Пушкина завязалась дружба с  Чаадаевым, Дельвигом,  Пущиным, Жуковским. Здесь же он пережил великую эпопею Отечественной войны 1812 года.

1814 год.    В печати   появилось первое стихотворение Пушкина  («Вестник Европы»).
1815 год.  Переводной экзамен в Лицее на котором присутствовали видные сановники, сам министр и Г. Державин.
1817 год. Окончание Лицея и зачисление в Коллегию иностранных дел.   
       В этот период  муза Пушкина зазвучала на политический лад.   Он пишет стихотворение «Деревня», «Послание к Чаадаеву», весьма радикальную оду «Вольность»:

Тираны мира! Трепещите!
А вы, мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!

1820 год. Написана поэма «Руслан и Людмила».
1822 год – высылка на юг.

 До 1824 года он жил в Кишинёве и Одессе, затем был переведён как ссыльный в псковское имение своих родителей – село Михайловское.      В  этот период своего творчества – его можно назвать романтическим – Пушкин создал цикл поэм («Кавказский пленник», « Братья – разбойники и др.), начал писать роман в стихах «Евгений Онегин». В Михайловском гений Пушкина достиг зрелости; в его произведениях уже возобладала реалистическая струя. Именно тогда были написаны народная драма «Борис Годунов», многие шедевры пушкинской лирики.

   В 1826 году после разгрома восстания декабристов, новый царь Николай I вызвал Пушкина в Москву и, желая подкупить поэта и в то же время привлечь на свою сторону общественное мнение, «простил» Пушкина и навязал ему свою личную цензуру. Вся дальнейшая жизнь Поэта проходила под надзором жандармов и царского двора. Однако поэт не отказался от своих передовых, прогрессивных убеждений  и до конца дней был противником самовластья.  «Полтава», «Домик в Коломне», «Маленькие трагедии», «Повести Белкина»,  богатейшая лирика – основные плоды пушкинской работы 1826 -1830 гг. В 30-ых годах в творчестве
Пушкина преобладает проза («Дубровский» «Пиковая дама», «Капитанская дочка», «История Пугачёва»). Но в эту же пору им создана поэма «Медный всадник», (оставшаяся при жизни поэта ненапечатанной), сказки в стихах «Песни западных славян» и замечательные по философской глубине стихотворения.

   В 1836 году Пушкин основал журнал «Современник», ставшим лучшим русским периодическим изданием 19 века.
   
    В 1835 году жене Александра Пушкина, Наталии Николаевне, начал оказывать знаки внимания молодой офицер Жорж Шарль Дантес. Весь высший свет это активно обсуждал. Спустя какое-то время А. Пушкин получил анонимное письмо, где сообщалось об измене Наталии с Николаем I.
    Подозревая, что автором письма является приемный отец Дантеса – Луи Геккерен, и что сам Дантес просил его об этом для своих целей, Пушкин вызвал его на дуэль. Но дуэль предотвратило вмешательство Жуковского. Чтобы примирить враждующие стороны, Дантеса вынудили жениться на сестре Наталии Пушкиной, Екатерине. Но даже после этого слухи не прекратились, говорили, что брак Дантеса и Екатерины – лишь прикрытие его связи с Наталией.
   Не выдержав, Александр Пушкин повторно вызвал Дантеса на дуэль. Вызов был принят, и 27 января 1837 года дуэль состоялась. Это произошло у Комендантской дачи на Чёрной речке.
Поэт был смертельно ранен. Александр Пушкин умер 10 февраля 1837 года. Несколько дней спустя тело поэта было перевезено в село Михайловское. Похоронили Александра Пушкина у Святогорского монастыря.

МЕСТЬ ЖЕНЩИНЫ

   Дуэль была официальной версией смерти поэта. Однако некоторые друзья и современники Александра Пушкина считали иначе. Многие подозревали, что Дантес был лишь орудием в чьих-то умелых руках. На основе некоторых документов и воспоминаний впоследствии были сделаны выводы, что эти подозрения не беспочвенны.
    Достаточно будет вспомнить Идалию Полетику. Идалия была родственницей Наталии Пушкиной. Первое время Идалия была очень дружна с семьей Пушкиных, они совершали совместные прогулки, проводили вместе вечера. Но вмиг все изменилось.
    Наверное, никто сейчас не сможет с уверенностью сказать, что же на самом деле произошло между Алексан-дром и Идалией. Однако известно, что по какой-то причине она возненавидела Пушкина всей душой.
    Существовала версия, что Идалия была обижена на Пушкина из-за одной из написанных им эпиграмм. Но вряд ли это могло послужить причиной лютой ненависти.
   Возможно, есть еще одна причина этой ненависти. П. Бартенев в то время писал, что Александр Пушкин «не внимал сердечным излияниям Идалии Григорьевны и однажды, едучи с ней в карете, чем-то оскорбил ее».
    Чем же можно оскорбить красивую женщину, вызвав в ней обиду на всю жизнь? Размышляя, многие современ-ники А. Пушкина пришли к выводу, что Александр не ответил на любовь Идалии, которая, как всем было известно, сама испытывала к нему сильную страсть. До этого красавица Идалия Полетика не знала любовных поражений.
    Только этим можно вызвать ненависть влюбленной женщины – смертельным оскорблением. После этого сердце Идалии жаждало только одного – мести. Именно она начала распространять слухи об измене Наталии Пушкиной. Именно она сплотила вокруг себя всех, кто не любил Александра. И именно она решилась на интригу, которая, как известно, привела поэта к смерти.
    Л. Гроссман в своем романе «Записки д,Аршиака» дает Идалии Полетике довольно точную психологическую характеристику: «Идалия Полетика принадлежит к типу тех живых, подвижных и разговорчивых женщин, которым свойственны обычно рискованные похождения и смелые светские интриги. Южный темперамент превращает их жизнь в богатую эротическую эпопею, а личные столкновения заставляют их сплетать сложные и таинственные комбинации, в которых находят себе выход их честолюбие, вражда, ненависть, а подчас и жестокая мстительность. К такому типу женщин принадлежали Катерина Медичи, Елизавета Австрийская и Марина Мнишек… Она одерживала бесчисленные победы или же искусно заплетала тайные нити своих домашних заговоров».
    Без сомнения, именно такая и только такая женщина способна на изощренную месть своим обидчикам. Желая отомстить Александру, она пыталась устраивать свидания Наталии и Дантеса.
    Жорж Дантес на самом деле был влюблен в Наталию, об этом свидетельствует его письмо, которое он пишет в 1836 году Геккерену, своему усыновителю: «…Я безумно влюблен.
Да, безумно, так как я не знаю, как быть, я тебе ее не назову, потому что письмо может затеряться, но вспомни самое прелестное создание в Петербурге, и ты будешь знать ее имя. Но всего ужаснее в моем положении то, что она тоже любит меня, и мы не можем видеться до сих пор, так как муж бешено ревнив…»
    В конце своего письма Дантес написал: «До свидания, дорогой мой, будь снисходителен к моей новой страсти, потому что тебя я также люблю от всего сердца».
    Впоследствии многие авторы находят в этом подтверждение его бисексуальности. Нет сомнения в том, что, ухаживая за дамами, Дантес был в любовной связи и с Геккереном. В то время об этой связи ходило множество самых разнообразных слухов.
Н. И. Трубецкой вспоминал об этом: «Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккереном, или Геккерен жил с ним…»
    Современный автор В. Кунин пишет: «Состоявшие в безнравственной интимной связи, эти люди готовы были замарать кого угодно, не считаясь с честью и достоинством русских дворян, чтобы скрыть свои пороки и взаимоотношения. Жертвой их стала первая красавица Петербурга и поэт – ее муж. Долгие ухаживания и “безумная страсть” Дантеса стоили недорого».
   Это одно из мнений, но мало кто знает, что в феврале 1836 года Дантес написал Геккерену еще одно письмо: «Она сказала мне, я люблю вас так, как никогда не любила, но не просите у меня никогда большего, чем мое сердце, потому что все остальное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой иначе, чем уважать свой долг. Пожалейте меня и любите меня всегда так, как вы любите сейчас, моя любовь будет вашей наградой. Право, я упал бы к ее ногам, чтобы их поцеловать, если бы я был один, и уверяю тебя, что с этого дня моя любовь к ней еще возросла, но теперь это не то же самое: я ее уважаю, почитаю, как уважают и почитают существо, к которому вся ваша жизнь привязана».
    Ясно видно, что Дантес принял решение поступить благородно по отношению к Наталии. И если бы не вмешательство Идалии, дуэли бы не было.
    И она решила действовать. Она уговорила Дантеса на тайное свидание с Наталией.
В своей квартире в кавалергардских казармах 2 ноября Идалия Полетика устроила свидание Жоржа Дантеса и Наталии Пушкиной. Возможно, эта встреча была неожиданной для Наталии, и она поехала в гости к Идалии по ее приглашению, а совсем не для свидания с Дантесом. Но сложилось так, что, кроме Дантеса, в квартире Идалии никого не было.
    По одной из версий, это свидание на улице охранял будущий муж Идалии, а в то время любовник – Пётр Ланской. Через некоторое время Наталия рассказывала об этом свидании В. Вяземской. Оказывается, Жорж Дантес угрожал застрелить себя, если Наталия «не отдаст ему себя».
3 ноября Александру Пушкину и ближайшим его друзьям были разосланы письма, в которых сообщалось о принятии Пушкина в «Орден Рогоносцев». Поэт потребовал у жены объяснений.    Поверив ее рассказу, он вызвал на дуэль Дантеса.
     Впоследствии ходили слухи, что все эти письма были написаны под диктовку Идалии Полетики. У многих исследователей жизни и творчества Александра Пушкина не остается сомнений – в смерти поэта виновна именно эта женщина – Идалия Полетика…
                Марина Куропаткина («Месть женщины»)

                ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

 28 января 1837 года  на дуэли Пушкин был смертельно ранен Жоржем Дантесом. Наиболее подробно последние дни великого поэта описал Владимир Даль.
   «У Пушкина, - вспоминает он, -  нашёл я уже толпу в передней и в зале; страх ожидания пробегал по бледным лицам. Доктор Арендт и доктор Спасский пожимали плечами. Я подошёл к болящему.  Он подал мне руку, улыбнулся и сказал: «Плохо, брат!». Я приблизился к одру смерти и не отходил от него до конца страшных суток. В первый раз он сказал мне «ты», - я отвечал ему тем же, и побратался с ним уже не для здешнего мира.
   Пушкин заставил всех присутствующих сдружиться со смертью – так спокойно он ожидал её, так твёрдо был уверен, что последний час его ударил. Плетнёв говорил:  «Глядя  на Пушкина, я в первый раз не боюсь смерти».
   Больной положительно отвергал утешения наши и на слова мои: «Все мы надеемся, не отчаивайся и ты!» - отвечал: «Нет, мне здесь не житьё; я умру   да, видно, так надо».  В ночь на  29 он повторял несколько раз подобное; спрашивал, например, который час? и на ответ мой снова спрашивал отрывисто и с расстановкою:
  «Долго ли мне  так мучиться? пожалуйста, поскорее». Почти всю ночь держал он меня за руку, почасту просил ложечку холодной воды, кусочек льду и всегда при этом управлялся своеручно – брал стакан сам с ближней полки, тёр себе виски льдом, сам снимал и накладывал себе на живот припарки, и всегда ещё приговаривал: « Вот и хорошо, и прекрасно!» Собственно от боли страдал он, по словам его, не столько, как от чрезмерной тоски, что нужно приписать воспалению брюшной полости… «Ах, какая тоска! – восклицал он, когда припадок усиливался, - сердце изнывает!» Тогда просил он поднять его, поворотить или поправить подушку – и, не дав кончить того, останавливал обыкновенно словами: «Ну, так, так, хорошо: вот и прекрасно, и довольно,  теперь очень хорошо!».  Вообще был он, по крайней мере,  в обращении со мною, послушен и поводлив, как ребёнок, делал всё, о чём я его просил. «Кто у жены моей?» спросил он, между прочим. Я отвечал:  много людей принимает в тебе участие  - зала и передняя полны. «Ну, спасибо, - отвечал он однако ж поди, скажи жене, что всё слава Богу, легко; а то ей там, пожалуй, наговорят».
   С утра пульс был крайне мал, слаб, чист, - но с полудня стал он подниматься , а к 6-ому часу ударил 120 в минуту и стал полнее и твёрже; в то же время начал показываться небольшой общий жар… Пульс сделался ровнее, реже и гораздо мягче; я ухватился, как утопленник, за соломинку и, обманув и себя и друзей, робким голосом возгласил надежду. Пушкин заметил, что я стал бодрее, взял меня за руку и сказал: «Даль, скажи мне правду, скоро ли я умру?» - «Мы  за тебя  надеемся ещё, право, надеемся!» Он пожал мне руку и сказал: « Ну, спасибо». Но, по-видимому, он однажды  только и обольстился моей надеждою; ни прежде, ни после этого он ей не верил; спрашивал нетерпеливо: «А скоро ли конец?» - и прибавлял ещё: «Пожалуйста, поскорее!».
… В продолжение долгой, томительной ночи  глядел я с душевным сокрушением на эту борьбу жизни и смерти, - и не мог отбиться от трёх слов из «Онегина», трёх страшных слов, которые неотвязчиво раздавались в ушах, в голове моей, - слова
       Ну, что ж? – убит!
О! Сколько силы и красноречия в трёх словах этих! Они стоят знаменитого шекспировского вопроса «Быть иль не быть?» Ужас невольно обдавал меня с головы до ног, - я сидел, не смея дохнуть, и думал: вот где надо изучать опытную мудрость, философию жизни, здесь, где душа рвётся из тела, где живое, мыслящее совершает страшный переход в  мёртвое и безответное, чего ни найдёшь ни в толстых книгах, ни на кафедре!
   Когда тоска и боль его одолевали, он крепился усильно и на слова мои: «Терпеть надо, любезный друг, делать нечего; но не стыдись боли своей, стонай, тебе будет легче», - он отвечал отрывисто:  «Нет, не надо, жена услышит и смешно же это, чтобы этот вздор меня пересилил!» Он продолжал по-прежнему дышать часто и отрывисто, его  тихий стон замолкал на время вовсе.
   Пульс стал упадать и вскоре исчез вовсе, и руки начали стыть. Ударило два часа пополудня, 29 января – и в Пушкине осталось жизни  только на три четверти часа. Бодрый дух вс1 ещё сохранял могущество своё; изредка только  полудремота, забвенье на несколько секунд  туманили сердце и душу. Тогда умирающий несколько раз подавал мне руку, сжимал и говорил: « Ну, подымай же меня, пойдём, да выше, выше, ну, пойдём». Опомятовав-шись, сказал он мне: «Мне  было пригрезилось, что я с тобою лезу по этим книгам и полкам высоко – и голова закружилась». Раза два присматривался  он пристально на меня и спрашивал: « Кто это, ты?» - «Я, друг мой». – «Что это, -продолжал он – я не мог тебя узнать». Немного погодя он опять, не раскрывая глаз, , стал искать мою руку и, протянув её, сказал: «Ну, пойдём же, пожалуйста, да вместе!»  Я подошёл к В. А. Жуковскому и графу Вельегорскому и сказал: отходит! Пушкин открыл глаза  и попросил мочёной морошки; когда её принесли, то он сказал внятно: «Позовите жену, пусть она меня покормит». Наталия Николаевна опустилась на колени у постели умирающего, поднесла ему ложечку, другую – и приникла лицом к челу мужа. Пушкин погладил её по голове  и сказал: « Ну, ничего, слава Богу, всё хорошо».
   Друзья, ближние молча, окружили изголовье отходящего; я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. Он вдруг будто проснулся, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он тихо сказал: « Кончена жизнь!»  Я не дослышал и  спросил тихо: «Что кончено?» - Жизнь кончена», - отвечал он внятно и положительно. «Тяжело дышать, давит», - были последние слова его. Всеместное спокойствие разлилось по всему его  телу; руки остыли по самые плечи, пальцы на ногах, ступни и колени также; отрывистое, частое дыхание изменилось более и более медленное, тихое, протяжное; ещё один слабый, едва заметный вздох – и пропасть необъятная, неизмеримая разделила живых от мёртвого. Он скончался так тихо, что предстоящие не заметили смерти его».

Русские мемуары. Избранные страницы. 1880-1885. М., 1989. С. 54-55.
А.С. Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1985. Т. 2 С. 267-270.

               
ИЗ СТИХОВ А.С. ПУШКИНА

Я  ПОМНЮ ЧУДНОЕ МГНОВЕНЬЕ…
 
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный,
И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный,
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья,
Тянулись тихо дни мои,
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь,
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слёзы, и любовь.       

                ЯКОВ ПЕТРОВИЧ ПОЛОНСКИЙ

                (06 декабря 1818 – 18 октября 1898)
 
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

     Родился в Рязани в небогатой дворянской семье. В 1838 окончил Рязанскую гимназию. Началом своей литературной деятельности Яков Полонский считал 1837, когда представил одно из своих стихотворений цесаревичу, будущему царю Александру II, путешествовавшему по России в сопровождении своего воспитателя В.А. Жуковского.

     В 1838   году Яков Полонский поступил на юридический факультет Московского университета (окончил в 1844). 

В 1840 году  в журнале «Отечественные записки»  было впервые опубликовано стихотворение Полонского «Священный благовест торжественно звучит...». Также стихотворение было напечатано  в журнале «Москвитянин» и в студенческом альманахе «Подземные ключи».

 В 1844 вышел первый поэтический сборник Полонского «Гаммы», в котором заметно влияние М. Лермонто-ва. В сборнике уже встречались стихи, написанные в жанре бытового романса («Встреча», «Зимний путь» и др.).

1845 год. В Одессе, куда переехал после окончания университета Полонский, выходит второй сборник стихов «Стихотворения 1845 года».  Книга вызвала отрицательную оценку В.Г. Белинского, который увидел в авторе «ни с чем не связанный, чисто внешний талант».

 В 1851 г. Яков Петрович едет в Петербург. По дороге в Петербург он заезжает в Рязань навестить больного отца. Поэт посетил дом бабушки, побывал в гостях у тетушек. В одном из альбомов Якова Петровича сохранились карандашные рисунки, сделанные в эти дни. Он рисует домочадцев, своего отца, виды Льговского монастыря и Оки в том месте, где стоит монастырь, – все то, что было мило ему с детства.
В Петербурге Полонский надеется на литературный заработок, однако его ожидания не оправдались: литература начала 1850-х годов переживала трудное время. На жизнь опять приходилось зарабатывать частными уроками.

1853 год. Написана   «Песня цыганки» («Мой костер в тумане светит...» - шедевр бытовой лирики Я. Полонского.

В 1855г. издана книга «Стихотворения», благожелательно встреченная критиками. Его произведения начинают печатать в петербургских журналах – «Отечественных записках» и «Современнике». Однако гонорары за литературный труд не могли обеспечить жизнь поэта. И Яков Петрович становится домашним учителем сына  губернатора Санкт - Петербурга Николая Смирнова.

В 1857 г. Смирновы, а вместе с ними и Полонский, едут за границу, в Баден-Баден. Вскоре Яков Петрович расстается с семьей Смирновых и путешествует по городам Европы: в Женеве берет уроки рисования у художника Дидэ, посещает Рим, Неаполь, Париж, где общается со многими русскими и зарубежными деятелями культуры. Александр Дюма-отец позднее напишет, что Полонский «мечтателен, как Байрон, и рассеян, как Лафонтен».

1858 год. В Париже поэт влюбляется в дочь пса¬ломщика православной церкви   Елену Васильевну Устюж-скую. Обвенчавшись в августе 1858 г., Полонские воз¬вращаются в Петербург. За несколько часов до рождения первенца, сына Андрея, Полонский упал с дрожек и повредил ногу, что сделало его калекой до конца жизни.

В 1860 г. умирает сын, а летом того же года не стало и преданной, любящей жены. Томимый «ве¬ликой скорбью» воспоминаний, Полонский посвящает памя¬ти жены стихи: «Безумие горя», «Когда б любовь твоя мне спутницей была...».  В этом же году   Полонский получил должность секретаря коми¬тета иностранной цензуры   до конца своих дней  оставался на этой работе.

ИНТЕРЕСНЫЕ  ФАКТЫ ЖИЗНИ

* Стихи писали все гимназисты, но Яков своими стихами выделялся, и это было известно гимназическому начальству. Потому-то, когда в августе 1837 г. гимназию собирался посетить наследник престола цесаревич Александр (будущий царь-реформатор Александр II со своим воспитателем, известным поэтом Василием Жуковским), директор Н. Семёнов поручил ученику 6-го класса Я. Полонскому написать стихотворное приветствие. Хотя чтение и не состоялось, поэт был приглашён директором на свою квартиру, где его встретил В. Жуковский, похвалил за стихи и сказал, что цесаревич жалует его золотыми часами.
   На другой день в актовом зале новой гимназии (старшие классы находились в другом здании, подаренном гимназии купцом Н.Г. Рюминым, теперь там художественный музей) после молебна в присутствии всех учителей и воспитанников Якову вручили футляр с золотыми часами.
Яков Полонский стал героем дня в Рязани.

* А вот  какие оценки получил он в седьмом (последнем) классе гимназии:

Грамматика — 3 (эта оценка была всего у четверых, у остальных — двойки и единицы);
сочинение — 3;
пиитика — 5;
риторика — 4;
история литературы — 5;
греческий — 1;
латинский — 2;
французский — 3;
история — 2;
география — 3;
закон Божий — 4
Среди шестнадцати выпускников Полонский занял 10-е место со средним баллом — «3».

* Яков Петрович был не только поэтом, но и талантливым художником. Два лета он провёл в усадьбе Тургенева Спасское - Лутовиново, занимаясь там, в основном, живописью. Его картины до сих пор украшают стены музея-усадьбы. Какое-то время жил и у Фета, о чём свидетельствуют и следующие строки в известном стихотворении: «Полонский здесь не без привета был встречен Фетом…».

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

С тяжкого 1860 года, когда умерла Елена Полонская, поэта мучило одиночество,  и терзала память о погибшей жене.

Но я – я бедный пешеход,
Один шагаю, никто меня не ждёт…

    И вот через шесть лет после смерти жены Полонский встречается с Жозефиной Антоновной Рюльман. Судьба её не совсем обычна. В конце шестидесятых годов она жила в доме революционера-народника П. Л. Лаврова, где её брат, студент, занимался с сыном Лаврова. Жозефина Рюльман была сиротой, но очень одарённой девушкой, увлекающейся скульптурой. Природа наделила её редкой красотой в сочетании  с живым и острым умом. В семье Лавровых её называли «ледяной красавицей».
    В 1866 году Ж. Рюльман становится женой Полонского. «Он женился на ней потому, что влюбился в её красоту, - записывает в своём дневнике Е.А. Штакеншнейдер. – Она вышла  за него потому, что её некуда  было голову преклонить. Я живо помню  это первое время после их женитьбы. Это недоумение с его стороны и   эту окаменелость её… Голубиная душа отогрела статую и статуя ожила…»
    Полонский оказался Пигмалионом  по отношению к своей жене, сделав всё возможное, чтобы её прирож-дённый талант развился. Большим другом семьи Полонских стал Иван Сергеевич Тургенев, также всячески поощрявший  занятия Жозефины Антоновны скульптурой. Дом Полонских являл собой союз искусств - поэзии, живописи, ваяния. «Пятницы» в доме поэта, где собиралась художественная интеллигенция Петербурга пользовались большой популярностью.
    В 1890 году Полонский выпускает свой последний сборник – «Вечерний звон», окрашенный настроениями печали и близости конца.
    Полонский оставался  рыцарем поэзии до последнего дня. Пророчески звучат его слова, обращённые к Тургеневу: « Мне кажется, что год, в который я не напишу ни строчки, ни одного стиха не состряпаю, будет последним годом в моей жизни..».
    Умер Яков Полонский в Петербурге 18 (30) октября 1898.

 ПЕСНЯ ЦЫГАНКИ

Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.

Ночь пройдёт, и спозаранок
В степь далеко, милый мой,
Я уйду с толпой цыганок
За кибиткой кочевой.

На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни!
Как концы её, с тобою
Мы сходились в эти дни.

Кто-то мне судьбу предскажет?
Кто-то завтра, сокол мой,
На груди моей развяжет
Узел, стянутый тобой?

Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!

Мой костёр в тумане светит,
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит,
Мы простимся на мосту.
                НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ РУБЦОВ

                (3 января 1936 г- 19 января 1971 г)

                ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Николай Михайлович Рубцов  родился 3 января 1936 г. в селе Емецк, Архангельской области.
Мальчик рано остался сиротой — отец, Михаил Адриянович Рубцов, ушёл на фронт и погиб в 1941 (на самом деле отец бросил семью и жил отдельно в Вологде после войны). В 1942 умерла мать, и  после 
её смерти 29 июня 1942 года старших детей взяли родственники, а младшие — Николай и Борис — попали в  детский дом.
    
      Именно здесь впервые проявились поэтические способности  маленького  Рубцова.
1945-м годом датировано одно из самых ранних стихотворений Николая Рубцова «Зима», написанное под влиянием «Детства» И. Сурикова.       
Сохранился рассказ учительницы литературы:
 «Коля любил читать стихи и читал хорошо. Встанет, расставит ноги, смотрит куда-то вдаль и декламирует, а сам, кажется, мысленно, — там, с героями стихотворения».
     Памяти матери посвящены стихотворения «Аленький цветок», «Детство», а село Никольское с храмом Николая Угодника увековечено в знаменитых строках «Люблю я деревню Николу, где кончил начальную школу...».
    Вологодская «малая родина» и Русский Север дали ему главную тему будущего творчества — «старинную русскую самобытность», стала центром его жизни, «землёй… священной», где он чувствовал себя «и живым, и смертным».
    С 1950 по 1952 будущий поэт учился в Тотемском лесотехническом техникуме. Затем с 1952 по 1953 работал кочегаром в архангельском траловом флоте треста «Севрыба», с 1953 по 1955 учился в горно-химическом техникуме  в г. Кировск (Мурманская область).
     С марта 1955 Рубцов был разнорабочим на опытном военном полигоне в Ленинграде.
С октября 1955 по 1959 проходил армейскую службу на Северном флоте (в звании матроса и старшего матроса). После демобилизации жил в Ленинграде, работая попеременно слесарем, и  кочегаром  на Кировском заводе. Однако в душе он живёт поэзией, а потому решает изменить свою судьбу.
   Рубцов начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава», знакомится с молодыми ленинградскими поэтами Глебом Горбовским, Константином Кузьминским, Эдуардом Шнейдерманом. В июле 1962 с помощью Бориса Тайгина выпускает свой первый машинописный сборник «Волны и скалы».
   В августе 1962 Рубцов поступает в Литературный институт им. М. Горького в Москве и знакомится с Владими-ром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими литераторами, чьё дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в делах по изданию стихов. С пребыванием в институте вскоре возникли проблемы, однако поэт продолжает писать, и в середине 1960-х у него выходят первые сборники.
   В 1969 Рубцов заканчивает Литературный институт, получает первую в своей жизни отдельную однокомнатную квартиру.

Если жизнь Н. Рубцова расположить в хронологическом порядке, то мы получим  следующую картину: 
 
1950—1952 — Николай Рубцов кончил семилетку и, по его словам, «рвался к морю». Но попытка поступить в Рижскую мореходку закончилась неудачей.
Возвращается в Никольское и поступает в Тотемский лесотехнический техникум.
Летом 1952 года, кончив два курса «лесного» техникума и, главное, получив паспорт, еще раз пытается пройти конкурс в «мореходку», но теперь уже Архангельскую. Вновь неудачно. Поступает на Тралфлот — подручным кочегара на тральщике РТ-20 «Архангельск». Об этих годах сообщит скупо: «Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Все это в разной мере отозвалось в стихах».
 
1953 — поступает учиться в горный техникум в заполярном городе Кировск.

1954—1955 — бросает техникум и переезжает к брату Алексею в село Приютино под Ленинградом. Работает слесарем-сборщиком на артиллерийском испытательном полигоне.
 
1956—1959 — действительная служба на Северном флоте в заполярном городе Североморске, где находилась база флота.         
Годы службы на эсминце прошли под знаком поэзии Сергея Есенина, которого именно в это время Россия открывала заново. Рязанский прозаик Валентин Сафонов, служивший с Николаем Рубцовым, рассказывает: «Коля прочитал все, что было у меня о Есенине... Брат прислал мне двухтомник Есенина, вышедший в 56-м в Госиздате. Светло-сиреневый переплет, зеленое пятно неприхотливого пейзажа на обложке. Вот это был праздник! Мне и теперь они дороже многих нарядных изданий... Тогда, в машинном отделении, мы не читали друг другу собствен-ных стихов. Даже, кажется, и в голову не пришло такое — читать себя. Говорили только о Есенине».
В годы службы Николай Рубцов посещает литературное объединение при флотской газете «На страже Заполярья», начинает печататься.
 
1959—1960 — после демобилизации, с ноября начинает работать кочегаром на Кировском (бывшем — Путилов-ском) заводе, живет в заводском общежитии. «С получки особенно хорошо, — сообщает он другу, — хожу в театры и в кино». Начинает заниматься в литобъединении «Нарвская застава». Поступает в вечернюю школу.
 
1961 — выходит коллективный сборник «Первая плавка» с пятью стихотворениями Рубцова.
 
1962 — 24 января Николай Рубцов выступает с чтением стихов на вечере молодой поэзии в ленинградском Доме писателей. Знакомится с Глебом Горбовским и с другими ленинградскими молодыми поэтами. Подготовил рукописный (самиздатовский) сборник из 37 стихотворений «Волны и скалы», в который вошли такие известные в будущем стихи, как «Видения на холме», «Березы», «Добрый Филя», раздел «звукозаписных миниатюр». По предисловию к сборнику можно судить об отношении молодого поэта к официозным литературным и окололите-ратурным кругам. Николай Рубцов заявляет: «И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые «поэтические» рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки».
 
Сдает экстерном экзамены за среднюю школу. Представляет рукописный сборник «Волны и скалы» на творческий конкурс в Литературный институт. Поступает в Литературный институт.
Начало московского периода жизни поэта.
 
1963 — июлем этого года датирован первый вариант стихотворения «В горнице». В течение года написаны: «Я буду скакать по холмам...» и другие стихотворения, ставшие рубцовской классикой. «В моей памяти, — вспомина-ет Вадим Кожинов, — Николай Рубцов неразрывно связан со своего рода поэтическим кружком, в который он вошел в 1962 году, вскоре после приезда в Москву, в Литературный институт. К кружку этому так или иначе принадлежали Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Владимир Соколов и ряд более молодых поэтов — Эдуард Балашов, Александр Черевченко, Игорь Шкляревский и другие. Нельзя не подчеркнуть, что речь идет именно о кружке, а не о том, что называют литературной школой, течением и т.п. Правда, позднее, к концу шестидесятых годов, на основе именно этого кружка сложилось уже собственно литературное явление, которое получило в критике название или, вернее, прозвание — «тихая лирика». Более того, течение это, вместе с глубоко родственной ему и тесно связанной с ним школой прозаиков, прозванных тогдашней критикой «деревенщиками», определило целый этап в развитии отечественной литературы».
Но к этому же периоду вхождения в литературу относятся и первые исключения Николая Рубцова из Литературного института, как значилось в приказе: «с немедленным выселением из общежития».
 
1964—1965 — в конце июня Николай Рубцов вновь отчислен из Литературного института, 15 января 1966 года — вновь восстановлен, но на заочном отделении, что фактически лишало его возможности иметь хоть какой-то свой «угол» в Москве. О годах учебы в Литинституте бытует немало легенд, связанных в основном с «недостойным поведением Рубцова Н.М.» в ЦДЛ и «нарушением общественного порядка» в общежитии. Очевидцы рассказывают, как однажды он устроил «застолье» с классиками — Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Блоком, сняв их портреты со всех этажей и собрав у себя в комнате. Сокурсники застали его «чокающимся»: «Ваше здоровье, Александр Сергеевич!.. Ваше, Михаил Юрьевич!..» Утром, под надзором коменданта общежития, он послушно разнес и развесил портреты, но продолжал бурчать: «Не дали раз в жизни в хорошей компании посидеть...»
Не менее ощутимой была и такая административная мера, как «снятие со стипендии», которая тоже не единожды применялась к Николаю Рубцову, оставляя  его без средств к существованию.
Лето проводит в Николе. «Здесь за полтора месяца, — сообщает он в письме к Александру Яшину, — написал около сорока стихотворений. В основном о природе, есть и не плохие, и есть вроде бы ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет, и столько же будут жить после нас». А в письме к другу земляку-вологжанину Сергею Викулову сообщал: «Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть (впервые взялся за прозу), а также стихи, вернее, не пишу, а складываю в голове. Вообще я никогда не использую ручку и чернила и не имею их. Даже не все чистовики отпечатываю на машинке — так что умру, наверное, с целым сборником, да и большим, стихов, «напечатанных» или «записанных» только в моей беспорядочной голове».
       В августовском номере журнала «Октябрь» появляется первая крупная публикация Николая Рубцова в «толстом» столичном журнале. Среди опубликованных стихотворений — «Звезда полей», «Взбегу на холм и упаду в траву!..», «Русский огонек». В октябрьском номере «Октября» появляется еще одна подборка Николая Рубцова — «Памяти матери», «На вокзале», «Добрый Филя», «Тихая моя родина!..». Он сдает в набор первую книгу «Лирика» в Архангельском книжном издательстве, подписывает договор с издательством «Советский писатель» на книгу «Звезда полей».
 
1966—1967 — проводит в странствиях: Вологда — Барнаул — Москва — Харовск — Волго-Балтийский канал — Вологда. Николай Рубцов принимает участие в обычных для того времени писательских поездках, выступлениях в сельских клубах, Домах культуры, библиотеках. Вологодский поэт Александр Романов так описывает публичные выступления Николая Рубцова: «Николай Рубцов стихи читал прекрасно. Встанет перед людьми прямо, прищурится зорко и начнет вздымать слово за слово: «Взбегу на холм и упаду в траву...» Не раз слышал я из уст автора эти великие «Видения на холме», и всегда охватывала дрожь восторга от силы слов и боль от мучений и невзгод Родины. А потом — «Меж болотных стволов красовался восток огнеликий», — и воображение мое уносилось вместе с журавлиным клином в щемящую синеву родного горизонта. А затем — «Я уеду из этой деревни», — и мне приходилось прикрываться ладонью, чтобы люди, сидевшие в зале, не заметили моих невольных слез... Вот какими были выступления Николая Рубцова!»
       К лету 1967 года вышла книга «Звезда полей», ставшая звездным часом поэта. «Эпопею издания сборника стихов Рубцова я знал хорошо, — вспоминал однокурсник Анатолий Чечетин. — Заходили с ним в издательство, когда еще только созревал договор, и на других этапах. Уже тогда я понимал, какое важное дело совершает Егор Исаев, отстаивая, проводя и «пробивая» почти в целости-сохранности эту подлинно поэтическую книжечку стихов, явившуюся к нам словно из другой галактики».
 
1968 — в журналах появилось несколько рецензий на «Звезду полей», по ней Николай Рубцов защитил диплом в Литературном институте и 19 апреля был принят в Союз писателей. Получил  комнату в общежитии в  г. Вологде..
Ранней весной исполнилась давнишняя мечта поэта: он побывал на родине Есенина — в селе Константинове. В августе-сентябре гостит в деревне Тимониха — у Василия Белова. Там написана поэма-сказка «Разбойник Ляля».
 
1969 — вышла третья книга Николая Рубцова «Душа хранит» (Архангельск). Закончились годы скитаний, бытовой неустроенности: Николай Рубцов получил скромную, но все-таки отдельную однокомнатную квартиру. Казалось, что налаживается и личная жизнь поэта...
 
1970 — вышла четвертая книга Николая Рубцова «Сосен шум», изданная благодаря хлопотам Егора Исаева, в том же «Советском писателе». Появились публикации в «Нашем современнике», «Молодой гвардии».
К этому времени относятся стихотворения — «Судьба», «Ферапонтово», «Я умру в крещенские морозы...».
 
1971 — гибель поэта Николая Рубцова 19 января, в крещенские морозы... 
      Он погиб случайно в семейной ссоре 19 января 1971 в своём вологодском доме номер 3 на улице, названной в честь земляка русского советского прозаика Александра Яшина, от руки женщины, которую собирался назвать своей женой — Людмилы Дербиной (Грановской), которая не собиралась его убивать, но не выдержала его алкогольного дебоширства.

ИНТЕРЕСНЫЕ СЛУЧАИ ИЗ ЖИЗНИ

Из воспоминаний учительницы Александры Меньшиковой

   * От многих других отличала мальчишку исключительная честность. Однажды в школьном коридоре разбил он стекло. Никто этого не видел — другой бы умолчал, а он сразу ко мне пришел. Рассказывает, а у самого слезы на глазах, испуганно смотрит на меня. Ведь война. И стекол нигде нет. А когда я сказала, что стекло найду и завхоз вставит, его глазки снова засияли, стали доверчивыми. Извиняется: не нарочно разбил, поскользнулся.

*  Из воспоминаний Валентина Солоухина

    На втором курсе института меня избрали председателем студкома. Под мою ответственность попадали громоздкий магнитофон, несколько катушек пленки и неисправная пишущая машинка «Москва». В беседе со мной ректор Литературного института И. Н. Серегин обратил внимание на промахи и недоработки бывшего председателя студкома, тактично намекнул на заинтересованное распределение студкомовских 500 рублей, которые выделял институту на помощь нуждающимся студентам Литфонд.
        Первые мои действия были направлены на то, чтобы отремонтировать пишущую машинку. Добыв отвертку, я принялся за ремонт. Неисправность удалось устранить, и мы принялись за оформление студкомовской газеты, попутно готовясь к первому распределению литфондовского пособия.
        Кто-то из старшекурсников подвел ко мне щуплого, темноглазого паренька: «Это Николай Рубцов. Надо поддержать, на одну стипендию живет...» Стипендия у нас а то время была 22 рубля.
        — Пишите заявление...
        — А как? — дернул он плечами и смущенно улыбнулся.
        — На студком: прошу...
        — В прозе или стихах? — перебил он меня.
        — Валяй гекзаметром,— принял я шутку. Вечером в общежитие он принес мне заявление на целую страницу, написанное действительно гекзаметром.
        У меня в комнате как раз находился П. Мелехин, который положил на стол заявление в одну строчку: «Прошу оказать материальную помощь в сумме 25 рублей». Покосившись на заявление Рубцова, он сказал:
        — За 30 строк и 20 рублей — бездарь!..
        Коля тут же взял лист чистой бумаги и написал: «Нуждаюсь в 35 рублях». Положил на стол и, забрав первое заявление, ушел.
* Учеба Рубцова в Литинституте продолжалась до декабря 1963 года, после чего его выгнали. 3 декабря он пришёл в пьяном виде в Центральный дом литераторов и устроил драку. И уже на следующий день после этого ректор подписал приказ об его отчислении. Почему же с ним поступили так строго, а не стали ставить на вид или лишать стипендии? Все дело в том, что за время своего обучения поэт уже столько раз попадал в различные пьяные истории, что случай в Доме литераторов переполнил чашу терпения руководства института. Вот и не стали с ним церемониться.
* Между тем свидетели происшествия в ЦДЛ затем рассказывали, как на самом деле возникла та "драка". В тот вечер на сцене Дома выступал некий оратор, который рассказывал слушателям о советской поэзии. В конце своего выступления он стал перечислять фамилии известных поэтов, но не упомянул Сергея Есенина. Это и возмутило Рубцова. Он стал кричать: "А Есенин где?", за что тут же был схвачен за шиворот рьяным администратором. Николай стал вырываться, что впоследствии и было расценено как "драка".
* Уже через полгода после этого  случая - в конце июня 1964 года - Рубцов попал в новую скандальную историю. И опять в ЦДЛ. Ситуация выглядела следующим образом. Наш герой и двое его однокурсников отдыхали в ресторане Дома литераторов. Время уже подходило к закрытию, но друзья не собирались закругляться. Они подозвали к своему столику официантку и заказали еще одну бутылку водки. Однако официантка им отказала, объяснив, что водка кончилась. "Тогда принесите вино", - попросили ее студенты. "И вино тоже кончилось!" - отрезала официантка. И в тот же момент ее окликнули с другого столика и тоже попросили спиртного. И тут друзья-студенты увидели, как изменилась их собеседница. Она вдруг расплылась в подобострастной улыбке и буквально бегом отправилась выполнять заказ клиентов. Вскоре на их столе появился заветный графин с водкой. Судя по всему, именно этот эпизод и вывел из себя подвыпившего Рубцова. Когда официантка вновь подошла к их столику, чтобы сообщить, что ресторан закрывается, он заявил: "Столик мы вам не оплатим, пока вы не принесете нам водки!" Официантка тут же побежала жаловаться метрдотелю. А тот не нашел ничего лучшего, как вызвать милицию. Всю троицу под руки выпроводили из ресторана. Самое удивительное, до отделения милиции довели только одного Рубцова (по дороге двое его приятелей куда-то "испарились"). В результате он стал "козлом отпущения", и 26 июня появляется приказ об его отчислении из института.

* В 1964 году пришла новая беда. Безработный Рубцов был публично объявлен тунеядцем. Его портрет был вывешен в сельпо деревни, где он был прописан, а сам поэт раскритикован общественностью. Вот тут он понял, каково быть объектом насмешек людей. То обозленный на весь свет, то теряющий сознание от голода, то плачущий от бессильной обиды, Рубцов нашел утешение в своем творчестве. Единственным, что поддерживало его силы в эти дни, стали самогон и водка, которыми его угощали такие же, как он, безработные опустившие люди. Тем не менее, именно в это неблагополучное для него время Рубцов написал стихи, которые в дальнейшем в большинстве своем вошли в число лучших произведений российской поэзии
* В январе 1965 года Рубцов вновь вернулся в Москву и благодаря стараниям своих друзей сумел восстановиться на заочном отделении Литературного института. Однако прописки в столице у него не было, поэтому ему приходилось скитаться по разным углам, вплоть до скамеек на вокзалах. А в апреле 1965 года последовал новый скандал. 17 апреля Николай пришел в общежитие института, надеясь, что его пустят переночевать. Но его не пустили. Тогда Рубцов поймал такси в 17-м проезде Марьиной Рощи и попросил отвезти его на одну из улиц города, где жил его друг. Доехав до пункта назначения, Николай отдал водителю (кстати, это была женщина) три рубля, надеясь получить с них сдачу, так как счетчик набил всего лишь 64 копейки. Однако водитель отдавать ему сдачу отказалась. И тогда поэт потребовал везти его к первому постовому милиционеру. Видимо, у него он думал найти справедливость. Но все получилось наоборот. Милиционер поверил не ему, а женщине-водителю, забрал его в отделение, и там был составлен соответствующий протокол. Через день он уже лежал на столе у ректора Литературного института. Так поэт в очередной раз лишился студенческого билета.
* Несчастья продолжали преследовать поэта. В том же году его теща, настроив дочь против зятя, начала изводить Николая, подталкивая его уйти из дома. В конце концов, поэт так и сделал. Следующие несколько лет он скитался по стране, побывав даже в Сибири. Перебиваясь случайными заработками, голодая, лишенный крова и близких людей, поэт, тем не менее, продолжал писать. Именно тогда из-под его пера вышел очередной сборник стихов, который Рубцов назвал «Звезда полей». Эта книга, которую он опубликовал, вернувшись, наконец, в столицу, сделала поэта популярным и привела его в Союз писателей.

* В 1969 году у Рубцова появилась женщина, которой суждено будет сыграть в его судьбе роковую роль. Звали ее Людмила Дербина (она родилась в 1938 году). 2 мая 1962 года они встретились в компании в стенах общежития Литературного института (их познакомила поэтесса Вера Бояринова). Однако тогда это было всего лишь мимолетное знакомство. Рубцов, носивший пыльный берет и старенькое вытертое пальто, произвел на девушку отталкивающее впечатление. Но уже через четыре года после этого, прочитав книгу его стихов "Звезда полей", Дербина внезапно почувствовала к поэту сильное влечение. К тому времени за ее плечами уже был опыт неудачного замужества, рождение дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни тоже не устроен, она вдруг решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала в Вологду, и здесь вскоре начался их роман.

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

« Ласточка носится с криком
Выпал птенец из гнезда,
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.

Взял я осколок металла
Вырыл могилку птенцу,
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.

Долго носилась, рыдая,
Под мезонином своим…
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?»

Это стихотворение написано в 1968 году.  До собственной трагической гибели оставалось не так уж много: менее трёх лет, и он всё настойчивее и обречённее поднимает эту тему, варьирует её, примеряет к своей судьбе. Он прекрасно знал, в какой цвет окрашен путь отечественной поэзии, начиная с Пушкина, через Есенина и Маяков-ского, вплоть до Дмитрия Кедрина, которого поэт любил. Ведь истинный художник всегда пророк, и он всегда предчувствует беду. 
     Он очень хотел жить. Но, тем не менее, предупреждения друзей  и  их просьбы о том, чтобы он поменял стиль жизни и бросил пить,  поэт отвергал яростно и громко. Может быть, в этом неприятии  был заложен тайный страх перед надвигающейся катастрофой. Ведь совсем не случайно в 1970 году было написано: « Я умру в крещенские морозы, я умру когда трещат берёзы…» Угадано точно. День в день.

          Николай был Рубцов убит  19 января 1971 года своей гражданской женой Людмилой Дербиной.

***
Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском, и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя!

                ***
                " Когда я буду помирать ,
                А помирать конечно буду ,
                Ты отодвинь мою кровать
                И сдай порожнюю посуду ! "
                ( Николай Рубцов .   )

Из воспоминаний Л. Дербиной

«Буквально за несколько дней до трагедии мы хотели расписаться  и уже подали заявление в загс. Увы, нам не суждено было прожить долгую супружескую жизнь. Нас повсюду преследовали знаки, предопределившие судьбу. Помню, как мы писали заявление в загсе шариковой ручкой с зелеными чернилами. Когда я стала заполнять свою анкету, чернила неожиданно кончились. Ну, разве это не мистическое обстоятельство, подсказавшее, что мы с Рубцовым скоро разлучимся? 
     Николай  всегда предчувствовал свою смерть, видел ее. Были моменты, когда он хотел покончить с собой. В 1970 году Рубцов принял мышьяк. Отделался только расстройством желудка. Во всем у него сквозили - в разговоре, поведении - обреченность, ранний уход. Он мне так и говорил: «Я скоро умру». «Да с чего ты взял?» - изумлялась я. «Умру!» - уже сердился Рубцов и топал ногой. А иногда сидит на кухне, посмотрит в окно и тихо так проговорит: «Знаешь, Люда, и жить не хочется, и умирать страшно». А вообще он любил зимы. Мы их как-то всегда проводили весело. Приводил его в восторг кружащийся снег. Идем днем по улице, а он как прямо в сугроб нырнет! Поваляется в снегу, нахохочется... Жизнерадостен, как ребенок».

Отрывок из книги Раззакова Ф.И. Досье на звёзд  (1962-1980. Изд-во ЭКСМО - ПРЕСС, 1999 г)

   «18 января молодые отправились в паспортный стол, чтобы там добиться прописки Дербиной к Рубцову. Однако их ждало разочарование: женщину не прописывали, потому что не хватало площади на ее ребенка. Выйдя из жилищной конторы, молодые отправились в редакцию газеты «Вологодский комсомолец», однако по пути, возле ресторана «Север», внезапно встретили группу знакомых журналистов, и Николай решил идти вместе с ними в шахматный клуб отмечать какое-то событие, а Дербина отправилась в редакцию одна. Через какое-то время она тоже пришла в шахматный клуб, где веселье было уже в самом разгаре.
Вновь прибывшей налили вина, но она практически не пила, предпочитая тихо сидеть на своем месте. И здесь в какой-то момент Николай Рубцов вдруг стал ее ревновать к сидевшему тут же журналисту Задумкину. Однако досадный эпизод удалось обернуть в шутку, и вскоре вся компания отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но там поэта вновь стала одолевать ревность, он стал буянить, и когда успокоить его не удалось, собутыльники решили уйти подальше от греха. В комнате остались Николай и его невеста.
      Л. Дербина вспоминает: «Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздраже-нием смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.
Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
- Гадина! Что тебе Задумкин?! - кричал Николай Рубцов. - Он всего лишь журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Посыпались осколки на постель и вокруг. Я молча собрала их на совок, встряхнула постель, перевернула подушки...
Николая Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне несколько оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он все более накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня. Я стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле поднимался гул, еще немного, и я кинулась бы на него! Но я с трудом выдержала это глумление и опять молча ушла на кухню...
      Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить спать. Ничего не получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь... Затем он подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в постель. Я вырвалась. Он снова, заламывая мне руки, толкал меня в постель. Я снова вырвалась и стала поспешно надевать чулки, собираясь убегать.
- Я уйду.
- Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня оставить в унижении, чтобы надо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!
Николай Рубцов был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда рванулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток... Надо бежать! Но я не одета! Однако животный страх кинул меня к двери. Он увидел, мгновенно выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял его из-под ванны). Простыня вдруг развилась и покрыла Рубцова от подбородка до ступней. «Господи, мертвец!» - мелькнуло у меня в сознании. Одно мгновение - и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали. Та страшная сила, которая копилась во мне, вдруг вырвалась, словно лава, ринулась, как обвал... Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его горло. Он крикнул мне: «Люда, прости! Люда, я люблю тебя!» Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и этот крик был попыткой остановить меня.
Вдруг неизвестно отчего рухнул стол, на котором стояли иконы, прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я сейчас горько сожалею. Все иконы рассыпались по полу вокруг нас. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо. Испугав-шись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считанные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, Николай Рубцов задохнулся...
Тихо прикрыв дверь, я спустилась по лестнице и поплелась в милицию. Отделение было совсем рядом, на Советской улице...»

Из выступления свидетеля на суде над Л. Дербиной.

*И вот выступает сосед, над квартирой которого жил Рубцов; зовут соседа Алексей Иванович. Он обстоятелен, нетороплив, отвечает только на вопросы, которые ему задают.
        — Что вы можете рассказать по делу?
        —Хотели жениться. Я говорю: ну, Коля, вы хорошая пара. Радовался: люди хорошие, хотят вместе жить вечно...
        Следует вопрос, не находилась ли подсудимая в состоянии алкогольного опьянения.
        — Было. Зашел к ним, он был трезвый, она — косая.
        — Что вы, Алексей Иванович,— возмутилась из-за перегородки подсудимая.
        — А я скажу... Вы вот на кухне стояли с распущенными волосами, вот в таком стиле,— и Алексей Иванович расставил ноги и слегка изогнулся в талии, изображая нетрезвую гостью Рубцова.
        Ну вот, хоть немножко оживил ее образ, а то предыдущие показания почти засахарили бедную женщину.
        Она, видимо, не ожидала нового поворота дела и порядком расстроена. Но это еще не все. На запросы следователя Меркурьева пришли характеристики на подсудимую, и опять-таки не все розового цвета.
        Вот, например, из Подлесской сельской библиотеки, где она трудилась в последнее время: «... к работе относилась недобросовестно: в отчетах давала ложные показания по читателям и книговыдаче. Систематически не являлась на семинары, имела за это время выговора. В библиотеке всегда был беспорядок: кругом грязь, книги раскиданы. Из наглядной агитации в библиотеке ничего не было оформлено. На замечания инструктирующих лиц не реагировала. Зав. отделом культуры Вологодского райисполкома Цветкова 12. 11. 71 г.»

     А вот как описал эти же события в своем «Дневнике» Ю. Нагибин
 
«Когда Николай Рубцов хрипя лежал на полу, она опомнилась и выбежала на улицу. «Я убила своего мужа!» - сказала она первому встречному милиционеру. «Идите-ка спать, гражданка, - отозвался блюститель порядка. - Вы сильно выпимши». «Я убила своего мужа, поэта Рубцова», - настаивала женщина. «Добром говорю, спать идите. Не то - в вытрезвитель». Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут случился лейтенант милиции, слышавший имя Рубцова. Когда они пришли, Рубцов не успел остыть. Минут бы на пять раньше - его еще можно было бы спасти...»
В протоколе о гибели Николая Рубцова зафиксированы икона, пластинка песен Вертинского и 18 бутылок из-под вина.
     Вологодский городской суд приговорил Л. Дербину к 7 годам лишения свободы за умышленное убийство в ссоре, на почве неприязненных отношений. Стоит отметить, что за несколько месяцев до этого убийства Дербина отдала в набор свой второй (первый - «Сиверко» - вышел в свет в 1969) поэтический сборник «Крушина», предисловие к которому написал Николай Рубцов. В этом сборнике было стихотворение, которое просто мистически предрекало будущую беду. Приведу отрывок из него:

О, как тебя я ненавижу!
И так безудержно люблю,
Что очень скоро (я предвижу!)
Забавный номер отколю.
Когда-нибудь в пылу азарта
Взовьюсь я ведьмой из трубы
И перепутаю все карты
Твоей блистательной судьбы...

Л. Дербина отсидела в неволе пять лет и семь месяцев, после чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем».

     При жизни Николай Рубцов издал только четыре  тоненькие книжечки общим тиражом в 43 000 экземпляров.  После его смерти вышло около двадцати изданий, тираж давно перевалил за пять миллионов, но на прилавках магазинов их словно не бывало. Книги поэта расходятся за несколько дней. И это говорит о том, что народ любит Рубцова, о том, что людям близка его светлая грусть о малой и большой Родине, о русском человеке.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Прекраснейший поэт Николай Рубцов хорошо знал, что:
 
«Если нет ни радости, ни горя,
тогда не мни, что звонко запоёшь,
любая тема поля или моря - 
и тема гор – всё это будет ложь».

    Был ли поэт счастлив? Внешне можно посчитать – не был. А глубже – был. Был счастлив по – хорошему.
« И счастлив я, пока на свете белом  горит, горит звезда моих полей».  Такие слова мог сказать только по- настоящему счастливый человек. Он не щадил, не берёг себя. Ради великой правды о России очищал свою душу на огне поэзии  и сам стал частицей  её родниковой души.
  « Перед всем  старинным белым светом я клянусь, душа моя чиста». «Пусть она останется чиста до конца, до смертного креста!»

ТИХАЯ МОЯ РОДИНА

Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.

-Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу.
Тихо ответили жители:
-Это на том берегу.

Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.

Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.

Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.

Новый забор перед школою,
Тот же зелёный простор.
Словно ворона весёлая,
Сяду опять на забор!

Школа моя деревянная!
Время придёт уезжать -
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.

С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.

                КОНДРАТИЙ РЫЛЕЕВ
                (1795- 1826)
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

    Кондратий Рылеев — декабрист и поэт. Родился  в захудалой дворянской семье, 18 сентября 1795 г. Отец его, управлявший делами князя Голицына, был человек крутой и обращался деспотически как с женой, так и с сыном. Мать Рылеева, Анастасия Матвеевна (урожденная Эссен), желая избавить ребенка от жестокого отца, уже в 1801 г. отдала его в первый кадетский корпус. Здесь мальчик обнаружил сильный характер и наклонность писать стихи.

В 1814 г. После окончания кадетского корпуса Рылеев был выпущен в офицеры, в конную артиллерию, и совершил поход в Швейцарию и Францию.

В 1815 г. опять был с войсками во Франции и пробыл в Париже до конца сентября.

В 1818 г. вышел в отставку; в 1820 г. женился на Наталье Михайловне Тевяшевой. После женитьбы Рылеев переехал в Петербург, сблизился с интеллигентными кружками столицы, примкнул к Вольному обществу любителей российской словесности и к масонской ложе «Пламенеющей звезды». В это же время начинается литературная деятельность Рылеева: он пишет незначительные стихотворения и статейки в прозе в «Соревнователе Просвещения», «Сыне Отечества», «Невском Зрителе», «Благонамеренном

В 1821 г. Рылеев был избран от дворянства заседателем уголовной палаты, сошелся со всем литературным миром Петербурга, сдружился с Пушкиным, Марлинским и  Булгариным.

В начале 1823 г. Рылеев вступил в революционное Северное общество, образовавшееся из «Союза общественного благоденствия». Он был принят сразу в разряд «убежденных» и уже через год был избран директором общества.
В этом же году  Рылеев и А. А. Бестужев   начали издавать альманах «Полярная Звезда». Альманах издавался три года и был прямым предшественником «Московского Телеграфа».

В 1824 г. Рылеев  перешел на службу Российско-американской компании правителем канцелярии, и здесь познакомился с такими людьми, как М. М. Сперанский и граф Н. С. Мордвинов. Свое уважение к последнему он выразил в оде «Гражданское мужество».

1824-25 гг. на квартире Рылеева проходят  собрания Северного общества.  В противоположность Южному обществу, руководимому Пестелем, Северное отличалось демократизмом. Рылеев настаивал на принятии в общество купцов и мещан, предлагал освобождение крестьян непременно с наделением их землей и т. д. Вместе с тем Рылеев постоянно боролся против кровавых мер, которые вошли в план действий декабристов.
    Перед 14 декабря Рылеев, сложил свои полномочия; «диктатором» был избран князь Трубецкой, но Рылеев все-таки был на Сенатской площади. На следующую ночь он был арестован и заключен в каземат N 17 Алексеевского равелина. После допроса у императора, который оценил благородный характер Рылеева, он получил дозволение переписываться с женой и однажды виделся с ней.

1826 год. Военным судом вместе с другими   пятью руководителями восстания приговорён к четвертованию, но волею Александра казнь четвертованием была заменена казнью через повешение.

12 июля 1826 г. приговоренные к смерти были закованы в кандалы и переведены в Кронверкскую куртину, причем Рылееву достался N 14.  Тринадцатого  июля совершена казнь. За несколько минут до смерти Рылеев написал жене письмо, начинающееся словами: «Бог и Государь решили участь мою: я должен умереть и умереть смертью позорною...» Письмо это долго ходило по рукам в списках.   

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* Из воспоминаний матери Кондратия Рылеева. Мальчику "было три года, когда он, дорогой, любимый мой мальчик, опасно, безнадежно занемог". Доктора, созванные на консилиум, сказали няне: "Он не проживёт до утра". - "Радость, счастье, сокровище моё, неужели ты уйдёшь от меня?! Разве нет спасения! Есть оно, есть... Спасение одно - милосердие Божие... О, Боже, поддержи меня несчастную (обратите внимание на последнее слово, чтоб сравнить с будущим) ....упала я пред ликом Спасителя, горячо молилась о выздоровлении моего крошки..."
    Потом был сон, голос во сне: "Не моли Господа о выздоровлении… Он, Всеведущий, знает, зачем теперь нужна смерть ребёнка.... Из милосердия хочет Он избавить его и тебя от будущих страданий... если я тебе покажу их?..." - "...приму какие угодно страдания, лишь бы он, счастие моей жизни, остался жив!" - "Ну, так следуй за мной..."

"Ряд комнат. Первая, где лежал мой умирающий мальчик, но он уже не умирал... голос звал в другую. Там резвый мальчик, начинал учиться... видела я его юношей... на службе... вот предпоследняя... много незнакомых спорили, шумели... Слышу голос: "Смотри, одумайся...  Когда ты увидишь последнюю комнату, будет уже поздно!... не проси жизни ребёнку, ещё такому ангелу, не знающему зла..." - Но я с криком "хочу, чтоб он жил!" спешила к занавесу... занавес приподнялся - и я увидела ... виселицу..."
    Мать выпросила сына, вымолила, пренебрегла предупреждением, преступила волю Бога. Какая мать не поймёт её? Какая осудит? Какая не поступит так же? И всё же.... Нам, живущим почти 200 лет после этих событий, есть о чём подумать.

* Известие о смерти Александра I застало врасплох членов Северного общества, которые, чтобы избежать обсуждения вопроса о цареубийстве, решили приурочить революционное выступление к моменту смерти монарха. Рылеев сделался одним из инициаторов и руководителей подготовки восстания 14 декабря 1825 на Сенатской площади. В дни междуцарствия он был болен ангиной, и его дом стал центром совещаний заговорщиков, приходивших будто бы проведать больного. Рылеев, воодушевляя товарищей, сам не мог эффективно участвовать в восстании, поскольку был штатским. Утром 14 декабря он пришел на Сенатскую площадь, затем покинул ее и большую часть дня провел в разъездах по городу, стараясь выяснить ситуацию в разных полках и найти подмогу. Арестован был у себя дома вечером того же дня.

* Дума Рылеева «Смерть Ермака» была частично положена на музыку и стала песней.

* Накануне бунта он предлагает Петру Каховскому: "Любезный друг, ты сир на земле… истреби царя". В крепости его взгляд меняется. Теперь для него царь - не самовластный деспот-злодей, а исполнитель воли Бога.
    Раньше корень зла он видел в единовластном монархе. Из заключения пишет жене: "Положись на Всевышнего и милосердие государя". Царская милость к его семье, семье врага, Рылеева потрясла. Николай прислал жене 2 тыс. рублей, в дальнейшем она получала пенсию, до второго замужества. Императрица прислала на именины дочери Рылеева тысячу рублей, а пенсия была назначена ей до совершеннолетия.

    * Перед бунтом его нельзя было остановить. Жена, чувствуя сердцем несчастье, вопиёт к друзьям мужа: "Оставьте мне моего мужа!" Рылеев её, почти бесчувственную, уложил на диван, вырвался из объятий дочери, обнимавшей его колени. В крепости, пересматривая прошлое, он пишет в письме жене: "…я жестоко виноват перед тобою и..."

* В крепости бывший революционер и поэт, призывавший к борьбе с угнетателями народа, много времени проводил в обществе священника Петра Смысловского, исповедовавшего декабристов и ставшего для них другом. Заслуживает внимания его отзыв о приговорённых к смерти: "…они заблуждались, а не были злодеями. Их вина - от заблуждений ума… Вот наш ум! Долго ли ему заблудиться? А заблуждение ведёт на край погибели".

*Незадолго до казни им составлена записка к царю, в которой он отрекается от своих заблуждений, говорит о своём новом видении миропорядка и что он "святым даром Спасителя мира примирился с Творцом своим". В ней он не просит помилования, признаёт казнь заслуженной, благословляет наказывающих и просит милосердия к своим товарищам, обвиняя только себя.

* В ночь перед казнью он кроток, тих. Пришёл священник. Причастил. Молитва, молитва… Ещё молитва… На рассвете письмо к жене, последнее: "Не ропщи…, - наставляет и просит он. - Я ни разу не возроптал за время моего заключения… за то Дух Святой дивно утешил меня … О, милый друг, как спасительно быть христианином… Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля".

* Последними словами  Рылеева на эшафоте, обращенными к священнику, были: «Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь».

* Рылеев был одним из трёх несчастных, под кем верёвка оборвалась. Он провалился внутрь эшафота и, спустя некоторое время, был повешен повторно. Точное место захоронения Кондратия Рылеева неизвестно.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

 Арестован ночью 14.12.1825 и к 12 часам доставлен в Петропавловскую крепость, где помещен в №17  Алексеев-ского равелина («присылаемого Рылеева посадить в Алексеевский равелин, но, не связывая рук, без всякого сообщения с другими, дать ему и бумагу для письма, и что будет писать ко мне собственноручно, мне приносить ежедневно»).

 19.12.1825 года  по Высочайшему повелению  был доставлен во дворец «с надежным чиновником».

21.3.1826  отказано в свидании с женой, но разрешено писать ей о домашних делах.

 10 апреля  разрешено написать доверенность жене, 9  июня  дано свидание с женой.

Осужден вне разрядов и 11.07.26 приговорен к повешению. 13.07.26 казнен на кронверке Петропавловской крепости. Похоронен вместе с другими казненными декабристами на о. Голодае.

Об этой казни сохранилось несколько свидетельств.  Наиболее точным является рассказ анонимного очевидца, опубликованный в альманахе Герцена «Полярная звезда». Рассказ приводится с небольшими сокращениями:

«..Устройство эшафота производилось заблаговременно в С.- Петербургской городской тюрьме…
Накануне этого рокового дня с.- петербургский военный генерал-губернатор Кутузов производил опыт над эшафотом в тюрьме, который состоял в том, что  бросали мешки с песком весом в восемь пудов на тех самых верёвках, на которых должны были быть повешены преступники, одни верёвки были толще, другие тоньше. Генерал-губернатор Павел Васильевич Кутузов, удостоверяясь лично в крепости верёвок, определил употребить верёвки тоньше, чтобы петли скорее затянулись. Закончив этот опыт, приказал полицмейстеру  Посникову, разобравши по частям эшафот, отправить в разное время от 11 до 12 часов ночи на место казни…
    В 12 часов ночи генерал-губернатор, шеф жандармов со своими штабами и прочие власти прибыли  в Петропавловскую крепость, куда прибыли и солдаты Павловского гвардейского полка, и сделано было на площади против монетного двора каре из солдат, куда велено было вывести  из казематов, где содержались преступники, всех 120 осужденных, кроме пяти, приговорённых к смерти… Эти пятеро  в то же время ночью были отправлены из крепости под конвоем павловских солдат, при полицмейстере Чихачёве, в кронверк на место казни. Эшафот уже строился в кругу солдат, преступники шли в оковах, Каховский шёл вперёди один, за ним Бестужев (Рюмин) под руку с Муравьёвым, потом Пестель с Рылеевым под руку же и говорили между собой  по-французски, но  разговора нельзя было слышать. Проходя мимо строящегося эшафота в близком расстоянии хоть было темно, слышно было, что Пестель, смотря на эшафот, сказал: «Это слишком».
   Тут же их посадили на траву в близком расстоянии, где они оставались самое короткое время. Так кА эшафот не мог быть готов скоро, то их развели в кронверк по разным комнатам, и когда эшафот был готов, то они опять были выведены из комнат при сопутствии священника. Полицмейстер Чихачёв прочитал сентенцию Верховного  суда, которая оканчивалась словами: «… за такие злодеяния повесить!»  Тогда Рылеев, обратясь к товарищам, сказал,  сохраняя всё присутствие духа: «Господа! надо отдать последний долг», и с этим они стали все на колени, глядя на небо, крестились. Рылеев один говорил – желал благоденствия России… Потом, вставши, каждый из них прощался со священником, целуя крест и руку его, притом Рылеев твёрдым голосом сказал священнику: «Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь; перекрестясь, взошёл на эшафот, за ним последовали прочие, кроме Каховского, который упал на грудь священника, плакал и обнял его так сильно, что его с трудом отняли…
    При казни были два палача, которые надевали петлю сперва, а потом белый колпак. На груди у них (т.е у декабристов) была чёрная кожа, на которой было написано мелом имя преступника, они были в белых халатах, а на ногах тяжёлые цепи. Когда всё было готово, с нажатием пружины в эшафоте, помост, на котором  они стояли на скамейках, упал, и в то же мгновенье трое сорвались- Рылеев, Пестель и Каховский упали вниз. У Рылеева колпак упал, и видна была окровавленная бровь и кровь за правым ухом, вероятно от ушиба. Он сидел, скорчившись, потому что провалился внутрь эшафота. Я к нему подошёл, он сказал: «Какое несчастие!»  Генерал-губернатор, видя с  гласису, что трое упали, прислал адъютанта Башуцкого, чтобы взяли другие верёвки и повесили их, что и было немедленно исполнено. Я был так занят Рылеевым, что не обратил внимания на остальных оборвавшихся с виселицы и не слыхал, говорили ли они что-нибудь. Когда доска была опять поднята, то верёвка Пестеля была так длинна, что он носками доставал до помоста, что должно было продлить его мучение, и заметно было некоторое время, что он ещё жив.  В таком положении они оставались ещё полчаса, доктор, бывший тут, объявил, что преступники умерли».

      Письмом от 15.7.26  г. князь А.И. Голицын сообщил генералу Сукину, что «государь император указать соизволил, чтобы образ, бывший в каземате у Рылеева, и письмо, им писанное к жене, вы доставили ко мне для возвращения жене». В тот же день образ и письмо были доставлены Голицыну, а им — вдове Рылеева.
Жена  — Наталья Михайловна Тевяшева. Сестра — Анна Федоровна (побочная дочь его отца, ум. 3.12.1858).


Из стихов К. Рылеева:

СТАНСЫ
 (К А.Бестужеву)
Не сбылись, мой друг, пророчества
Пылкой юности моей:
Горький жребий одиночества
Мне сужден в кругу людей.
Слишком рано мрак таинственный
Опыт грозный разогнал,
Слишком рано, друг единственный,
Я сердца людей узнал.
Страшно дней не ведать радостных,
Быть чужим среди своих,
Но ужасней истин тягостных
Быть сосудом с дней младых.
С тяжкой грустью, с чёрной думою
Я с тех пор один брожу,
И могилою угрюмою
Мир печальный нахожу.
Всюду встречи безотрадные!
Ищешь, суетный, людей,
А встречаешь трупы хладные,
Иль бессмысленных детей...

1824
                СААДИ  ШИРАЗИ
                (между 2003 и 2010 – 1292)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Саади – настоящее  имя - Муслихиддин Абу Мухаммед Абдаллах ибн Мушрифаддин. Три равных периода по тридцать лет  составили его жизнь – школьный скитальческий, шейхский, а знания и странствования помогли стать «мужем истины». Прозвище «Саади» произошло от имени фарсского князя Саада ибн - Зенги, при дворе которого  служил муллой рано умерший отец поэта. Атабек принял участие в судьбе сироты. Когда тот подрос, отправил его в Багдад учиться.
   Учился Саади в Багдаде в медресе «Низамийе». Помимо этого, юноша много учился у суфийских шейхов, проникался их аскетическими идеалами, стал членом суфийского братства. На всю жизнь он остался верен своим учителям и их идеям. Стихи Саади начал писать рано. В 1226 году его наставник Саад ибн - Зенги был убит при нашествии татаро - монголов. Саади бежал в одежде дервиша и на тридцать лет покинул родину.
    С 1226 по 1255 год он  путешествовал по мусульманским странам – от Индии до Марокко.
     Приключения его начались в Индии, где он попал в плен к огнепоклонникам. Чтобы выжить, он принял их веру. Но как только подвернулся удобный случай, бежал, убив камнем охранника.
    В Дамаске и Баальбеке ему, как знатоку арабского языка, предложили стать муллой – проповедником. Но охота к перемене мест заставила его  уйти. Уединившись в  пустыне под Иерусалимом, он, было, предался святой жизни, но был схвачен крестоносцами и отправлен на сирийское побережье, где в Триполи был вынужден в кандалах рыть окопы для крепости. Там его увидел один знакомый  ростовщик из Алеппо и выкупил за 19 золотых динаров. Свободным Саади был лишь по пути от стен крепости  до дома ростовщика. На правах «хозяина»  тот тут же женил  поэта на своей безобразной и сварливой дочери. От «радостей семейной жизни» Саади сбежал  в Северную Африку, затем оставил и её и, пройдя всю Малую Азию, опять очутился в  родном Ширазе в 1256 году Здесь Саади стал вести уединенную жизнь, посвятив себя литературному творчеству. В течение 2-х лет он создал прославившие его в веках произведения «Бустан»  и «Гулистан». Обе эти поэмы он посвятил Абу-Бекру.
    «Бустан» (Плодовый сад) – поэма из 9 глав, каждая из которых содержит рассказы, притчи и философские рассуждения, иллюстрирующие сентенции автора по поводу того, каким должен быть идеальный правитель. Саади призывает правителей быть гуманными к своим подданным и следить, чтобы лучшие качества проявляли и люди из его окружения – чиновники, слуги и военачальники, иначе его великодушие и доброта принесут только вред. Эти размышления проиллюстрированы примерами в виде рассказов и притчей.
    «Гулистан» (Розовый сад) состоит из 8 глав – аспектов житейской мудрости. Эти главы – о жизни царей, о нравах дервишей  о преимуществах довольства малым, о преимуществах молчания, о любви, о молодости, о влиянии воспитания, о правилах общения. Главы содержат рассказы, написанные прозой и саджем (рифмованной прозой), и заканчиваются стихотворными вставками. Рассказы и приключения взяты из жизни Саади, его путешествий и наблюдений. Эта веселая и поучительная книга служит и школьным учебником, и книгой развлекательного чтения, в ней много остроумных парадоксов, замечаний и юмора. Ее задача – пробудить у людей стремление к мудрости и здравому смыслу как основе жизни в обществе.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

     Испытав на себе всю бренность земного существования Саади рекомендовал мирянам жить в мире, сознавая его превратность, и  ежечасно быть готовым  к потере земных благ.
     После смерти Абу - Бекра в 1260 году  в княжестве  сменилось шесть атабеков,  а с 1284 года  Шираз попал под власть  ильханов Ирана, и вновь воцарилась смута.
     С 1284 по 1290 гг. Саади  написал  большое количество лирических стихов на персидском и арабском.  Также он писал трактаты в прозе  («Книга наставлений»), авторство которых некоторыми исследователями ставится  под сомнение.
     Шейх Саади умер в Ширазе  9 декабря  1292 года. «Без даров иду к тебе, Владыка! – сказал Саади. – Я по уши погряз в грехах своих, и у меня деяний нет благих… Я беден, но надежду я таю и верю в милость высшую твою».
     На воротах, ведущих в сад, где находится гробница поэта, надпись: «Земля, в которой погребён Саади Ширази, источает запах любви.

                ПОСЛЕСЛОВИЕ

    Слава Саади в странах Азии безмерна. Он стал первым персидским поэтом, которого  ещё в 17 веке узнали на Западе.
    Собственный опыт странничества и размышлений о сущем,  придавали произведениям этого персидского мыслителя ту меру просветленности, которая делала их одновременно мудрыми, прозрачными и изящными по форме. Поэмы «Булистан» и «Гулистан» были чрезвычайно популярны на Востоке, являя собой образец того, какой может быть эстетика жанра мудрых рассуждений как особого литературного направления. Это направление впоследствии  стало  весьма популярным в литературе персидской, тюркской и индийской. Европейцы познакомились с творчеством Саади в 17 в., его поэзией восхищался Гете. Гуманный характер творчества Саади, желание познать «меру вещей» и привить здравый смысл и сочувствие к ближним  делает его произведения популярными и сегодня.
Высказывания, цитаты и афоризмы Саади
-  Люди рождаются только с чистой природой, и лишь потом  отцы делают их иудеями, христианами или огнепоклонниками.
-  Молчаливо сидящий в углу, прикусивши язык,
Лучше тех, кто язык за зубами держать не привык.
-  Мудрец подобен лотку москательщика: молчаливо показывает он свои совершенства; а глупец как походный барабан: обладает громким голосом, а внутри пуст и ничтожен.
-  Мужество — не в силе руки и не в искусстве владения мечом,  мужество — в том, чтобы владеть собой и быть справедливым.
-  Мускус — то, что обладает ароматом, а не то, о чем москательщик говорит, что это мускус.
-  С невеждой о науках рассуждать — Что злак пшеничный в солончак бросать.
-  С тем, кто свои заблужденья возвел в правоту, Лучше не спорь, нелегко исцелить слепоту. Сердце такого подобно кривому зерцалу:  Все исказит и в ничто превратит красоту.
-  Страшен нам укус того врага, что другом кажется среди людей.
-  Тайны и друзьям поверять нельзя, Ибо у друзей тоже есть друзья. Старательно тайны свои береги, Сболтнешь — и тебя одолеют враги.
-  Там, где нужна суровость, — мягкость неуместна... Мягкостью не сделаешь врага другом, а только увеличишь его притязания.
-  Твой истинный друг, кто укажет в пути Препятствия все и поможет пройти. Льстецов причислять опасайся к друзьям. Тот истинный друг твой, кто честен и прям.
-  Только терпеливый закончит дело, а торопливый упадет.
-  Не милуй слабого врага, ибо, если он станет мощным, он тебя не помилует.
-  Ты от зверей отличен слова даром — Но лучше зверь, коль ты болтаешь даром.
- Ученик, который учится без желания, — это птица без крыльев.
-  Ученый без трудов — дерево без плодов.
-  Не может покоя в стоянке найти, кто бросил товарищей в трудном пути.
-  Не спрашивай друзей о своих недостатках — друзья о них умолчат. Лучше разузнай, что говорят о тебе враги.
-  Никто не вечен в мире, все уйдет, Но вечно имя доброе живет.
-  Подумав как следует, мысль излагай, А стен без фундамента не воздвигай.
-  Покуда человек не говорит, неведом дар его, порок сокрыт.
-  Принимать совет врагов — ошибка, но выслушивать их нужно, чтобы поступить наоборот. Это и будет истинно правильный образ действия.
-  Разумный властитель всегда терпелив, И гнева умеет сдержать он прилив.
-  Свойство старости делать острее шипы и бледнее цветы жизни.
-  Слабые руки увесистый меч не удержат, От слабодушных не ждите вы праведных дел.
-  Не поддавайся на обман врага и не покупай славословий у льстеца; один расставил сеть хитрости, а другой раскрыл глотку жадности.
-  Нежными словами и добротой можно на волоске вести слона.
-  Не знает тот, кто клевету плетет, Что   клевета потом его убьет.
-  Коль нет зубов — хлеб разжуешь всегда, Коль хлеба нет — вот горшая беда!
-  Кто вечно разжигать вражду людскую любит, Того в конце концов его ж огонь погубит.
-  Кто вспыльчиво руку заносит с мечом, Грызет тот, раскаявшись, руки потом.
-  Кто доброе сеет — добро его плод, Кто злое посеет — злодейство пожнет.
-  Кто злому поможет, тем самым, поверь, Он людям готовит немало потерь.
-  Кто, опыт отринув, делами вершит — В грядущем немало увидит обид.
-  Кто с глупой, порочной связался женой, Не с женщиной тот сочетался — с бедой.
-  Лишь тот в совете — солнце, в битвах — лев, Кто разумом смирять умеет гнев.
-  Ложь подобна тяжкому удару: если рана и заживет, рубец останется.
-  Льстецов причислять опасайся к друзьям.
-  Тот истинный друг твой, кто честен и прям.
-  Если бы не власть желудка, ни одна птица не попала бы в силки охотника, да и сам охотник не ставил бы силков.
-  Если мудрец попадает к глупцам, не должен он ждать от них почета, а если глупец болтовней своей победит мудреца, то нет в этом ничего удивительного, ибо камнем можно расколоть алмаз.
-  Если мудрецу среди невоспитанных людей не удастся сказать слова, не удивляйся: звук лютни не слышен во время грохота барабана, а аромат амбры пропадает от вони чеснока.
-  Если ты равнодушен к страданиям других, ты не заслуживаешь названия человека.
-  Знать меру следует во всем, везде. Знать меру надо в дружбе и вражде.
-  Из всех даров мира остается только доброе имя, и несчастен тот, кто не оставит даже этого.
-  Коль вдруг муравьи сообща нападут, Осилят и льва, как бы ни был он лют.
-  Коль горе чужое тебя не заставит страдать, Возможно, ль тебя человеком тогда называть?
-  Гнев сверх меры вызывает страх, а неумеренная   ласка уменьшает к тебе уважение в людских глазах. Не будь настолько суров, чтобы всем надоесть, и настолько кроток, чтобы тебе дерзили.

                ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН
                (1887 – 1941)

В биографии Северянина было окончено училище в городе Череповец. После этого вместе с отцом отправился на Дальний Восток.

. Тогда Лев Толстой с негодованием отметил его откровенные, смелые стихи.

Творчество Северянина достигло высочайшей популярности после выхода в свет сборника стихотворений «Громокипящий кубок». В 1911 году в биографии Игоря Северянина в сотрудничестве с Константином Олимповым была создана школа эгофутуризма. Стихи Северянина того периода полны самовосхваления. Однако, не привнося в свою поэзию ничего нового, следующие сборники («Victoria regia», «Златолира», «Ананасы в шампанском») были не так востребованы читателями.

В 1918 году, выступая в Политехническом музее Москвы, избран «королем поэтов» (примечательно, что соперниками выступали В. Маяковский, К. Бальмонт). В этом же году уезжает в Эстонию. Во время эмиграции творчество Игоря Северянина не стоит на месте. Поэт издает 17 книг, однако из-за маленьких тиражей находится в бедственном состоянии. В 1921 году в биографии Игоря Северянина происходит женитьба на Фелиссе Круут. Для Северянина стихотворения того периода значительно отличаются от ранней лирики. Поэт умер в Таллине во время немецкой оккупации от сердечного приступа.

     Игорь-Северянин (Игорь Васильевич Лотарев) родился 4 (16) мая 1887 г. в Петербурге. Отец его, Василий Петрович, - военный инженер (выходец из "владимирских мещан"), дослужившийся до штабс-капитана, умер в 1904 г.   в возрасте сорока четырех лет. Мать происходила из известного дворянского рода Шеншиных, к коим принадлежал и А. А. Фет, нити родства связывали ее также со знаменитым историком  Карамзиным. Небезынте-ресно, кстати, что по материнской линии Игорь Северянин находился в родственных отношениях с А. М. Коллонтай. 
    Мальчик получил превосходное домашнее образование, рано приобщился к театру. Но потом его родители расстались, и он жил то с отцом, то с матерью. Одно время учился в Череповецком реальном училище. Когда отец вышел в отставку и получил место коммерческого агента, мальчик отправился с ним на Дальний Восток в Маньчжурию. Он был просто покорен экзотическими красотами и до конца жизни сохранил любовь к морю. Но в душе он все-таки оставался приверженцем северных краев, поэтому вскоре возвратился из Маньчжурии к матери в Гатчину. Даже, выбирая себе псевдоним,  будущий поэт стремился подчеркнуть связь своего творчества с северной природой.

Увлечение поэзией в жизни Северянина проявилось еще в детстве.

1905 год. Публикация первого стихотворения  «Гибель Рюрика»  в журнале   для солдат «Досуг и дело».

 20 ноября 1907 года (этот день Северянин потом ежегодно праздновал) он познакомился со своим главным поэтическим учителем - Константином Фофановым.  Фофанов  привлекал молодого поэта  своим умением передавать собственные настроения через пейзажные зарисовки. Можно сказать, что все ранние стихи Северянина   написаны под его явным влиянием. Известная в то время поэтесса  М. Лохвицкая тоже сыграла  определённую роль в становлении поэта.  Игорь  просто боготворил Мирру Лохвицкую,  и старался подражать ей в описании любовных переживаний.

1908 год. Первый сборник стихов  «Зарницы  стихов».      
   
В 1909 г. журналист Иван Наживин привез одну из брошюр ("Интуитивные краски") в Ясную Поляну и прочитал стихи из нее Льву Толстому. Сиятельного графа и убежденного реалиста  очень возмутило одно из стихотворений этой брошюры, начинавшееся так: "Вонзите штопор в упругость пробки, — И взоры женщин не будут робки!..", после чего, говоря словами самого поэта, «всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье», чем и сделала его сразу известным на всю страну... "С легкой руки Толстого, меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них участие", — вспоминал позднее поэт.
     Успех нарастал. Почитателями  Северянина в основном  были гимназистки, слушательницы Бестужевских курсов, студентки-медички, экзальтированные молодые дамы. Для них поэт изобрел особую форму подачи своих стихов: он их не читал, а практически исполнял под музыку.      Поклонницы Северянина с ума сходили от таких, например, строк:

 Это было у моря, где ажурная пена,
 Где встречается редко городской экипаж...
 Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.

Игорь Северянин основал собственное литературное направление — эгофутуризм. В  группу его приверженцев входили Константин Олимпов (сын К.М. Фофанова), Иван Игнатьев  и другие.

В 1911 г. Валерий Брюсов, тогдашний поэтический мэтр, написал ему дружеское письмо, одобрив брошюру "Электрические стихи". Он отметил, что Северянин попытался обновить поэтический язык, введя в него слова, неологизмы и необычайно смелые метафоры.
1913 год.   Вышел первый большой сборник Игоря Северянина «Громокипящий кубок»     в издании которого принял активное участие  мэтр символизма, Федор Сологуб.  В   восторженном предисловии  к  сборнику он  написал начинавшийся строкой "Восходит новая звезда". Затем Федор Сологуб пригласил поэта в турне по России, начав совместные выступления в Минске и завершив их в Кутаиси. Между двумя поэтами возникли дружеские отношения, и впоследствии именно Северянин уговаривал Сологуба уехать из страны, как бы предвидя его будущую личную трагедию.
      Шаг за шагом Северянин создавал свой образ выдающегося поэта, который пользовался невероятным успехом у женщин и любовью публики. Он даже не называл своих возлюбленных их именами, а каждой придумывал свое, поэтическое.
      
    27 февраля 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве Игорь-Северянин был избран
«королём поэтов». Вторым был признан В. Маяковский, третьим В. Каменский.   По этому поводу Северянин  писал:

       Я, гений Игорь-Северянин,
      Своей победой упоен:
      Я повсеградно оэкранен!
      Я повсесердно утвержден! 

Через несколько дней после вечера "король" уехал с семьей на отдых в эстонскую приморскую деревню Тойла, а в 1920 г. Эстония отделилась от России. Игорь Северянин оказался в вынужденной эмиграции, но чувствовал себя уютно в маленькой "еловой" Тойле с ее тишиной и покоем, много рыбачил.  Здесь он довольно быстро освоился и  начал  выступать в Таллине и других местах. В Эстонии Северянина, кроме всего прочего, удерживал  и  брак с Фелиссой  Круут . С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни. За Фелиссой Игорь-Северянин был как за каменной стеной, она оберегала его от всех житейских проблем, а иногда и спасала.  Ради неё и их  общего благополучия он принимает эстонское гражданство. В 1922 году у Северянина родился сын, которого счастливый отец назвал ...Вакхом, в честь античного бога. Но ведь и свою жену поэт воспевал как Ариадну Изумрудную.
      В этот  период творчества Северянин  больше внимания уделяет пейзажной лирике, иногда даже откликается на события современности, хотя в его поэзии не стоит искать откровенно политические стихи.

     С 1925 по 1930 год не вышло ни одного сборника стихотворений.

     В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевшие шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов "Адриатика" (1932 г.) Северянин издал за свой счет и сам же пытался распространять его.

      1931 год.  Выходит сборник Северянина   «Классические розы», который можно считать  вершиной  его лирики.  В это время  главная тема  его поэзии — великая и духовно богатая Россия. До конца своих дней поэт не терял надежды на возвращение сюда.
        Последующие годы жизни поэта были небогаты событиями. Северянин  продолжал печататься, иногда его приглашали выступать с чтением своих произведений. Но теперь ему большей частью просто приходилось бороться за выживание. Поэт  никогда  и нигде не служил, поэтому основным источником  его дохода была  литературная деятельность. В эмиграции он опубликовал тринадцать книг, практически столько же, сколько до этого издал в России.    Литературных заработков, конечно, не хватало, и Северянин кормился рыбной ловлей или тем, что собирал в лесу.   Жизнь его проходит более чем скромно - в повседневной жизни он довольствовался немногим.
 В поздних стихах Северянина сохраняется присущая его творчеству непосредственность, но в то же время они становятся более традиционными по форме и манере изложения.
      С помощью жены Северянин, не владея письменным эстонским языком, осуществляет беспрецедентное издание — составляет антологию собственных переводов «Поэты Эстонии», за что получает денежную субсидию от министерства просвещения Эстонии. Вместе с женой он  также переводит несколько прозаических произведений — книги М. Ундер «Процветенье» и А. Ранкит «В оконном переплете».
      Однако через двадцать лет наступил конец счастливой семейной жизни Северянина. Он увлекся другой женщиной, В. Коренди, и расстался со своей женой. Их творческий союз тоже распался. Теперь единственным источником существования для поэта" становятся субсидии из фонда «Культурный капитал», которые выделяет ему эстонское правительство.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

* На недостаток внимания начинающий поэт мог пожаловаться только до 1910 г. В тот год писатель И. Ф. Наживин отвез одну из брошюр Северянина — "Интуитивные краски" в Ясную Поляну и прочитал Л. Н. Толстому. Лев Николаевич сначала  посмеялся, а затем как будто бы сказал: "Чем занимаются!.. Чем занимаются... Это литература! Вокруг виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них "упругость пробки". Это стало известно московской прессе. С. Яблоновский написал фельетон, "всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье" и сразу сделала Игоря Северянина известным на всю страну: его стали ругать все кому не лень.

* Игорь был большого роста, лицо длинное, особая примета – огромные, тяжелые, черные брови. Это первое, что останавливало внимание и оставалось в памяти. Игорь Северянин – брови. Голос у него был зычный, читал стихи нараспев.

«Позовите меня,
Я прочту вам себя,
Я прочту вам себя,
Как никто не прочтет!»

* Чтением своих стихов он буквально завораживал публику. И те, кто еще два года назад осмеивали и освистывали поэта, теперь с восторгом принимали. На концерты было невозможно попасть, число поклонников росло с каждым днем. Зрителей увлекали и необычные слова озерзамки, грёзерки, и манера исполнения стихов. Надев маску "эстета-гения", всегда в черном строгом сюртуке, всегда с цветком в петлице невозмутимый и, якобы равнодушный к славе, нараспев читал, почти пел он свои стихи:
Элегантная коляска, в электрическом биеньи
Эластично шелестела по шоссейному песку.
                ("Июльский полдень")
Закончив чтение, удалялся: ни поклона, ни взгляда, ни улыбки публике. А публика неистовствовала, загипнотизи-рованная его "пением".
               
                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

     В марте 1918 г. в аудитории Политехнического музея  Северянина  избрали "Королем поэтов". Маяковский вышел на эстраду: "Долой королей - теперь они не в моде". Поклонники Игоря протестовали, назревал скандал. Раздраженный, Северянин оттолкнул всех.  Тут к нему подошёл В. Маяковский и сказал: "Не сердись, я их одернул - не тебя обидел. Не такое время, чтобы игрушками заниматься"...
    Через несколько дней "король" уехал с семьей на отдых в эстонскую приморскую деревню Тойла, а в 1920 г. Эстония отделилась от России. Игорь Северянин оказался в вынужденной эмиграции, но чувствовал себя уютно в маленькой "еловой " Тойле с ее тишиной и покоем, много рыбачил. Довольно быстро он начал вновь выступать в Таллине и других местах.
    В Эстонии Северянина удерживает и брак с Фелиcсой Круут. С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни. За Фелиссой Игорь  Северянин был как за каменной стеной, она оберегала его от всех житейских проблем, а иногда и спасала. Перед смертью Северянин признавал разрыв с Фелиссой в 1935 году трагической ошибкой.
    В 20-е годы он, естественно, держится вне политики, (называет себя не эмигрантом, а дачником) и вместо политических выступлений против Советской власти он пишет памфлеты против высших эмигрантских кругов. Эмигрантам нужна была другая поэзия и другие   поэты.   
      Игорь-Северянин по-прежнему много писал, довольно интенсивно переводил эстонских поэтов: в 1919-1923 гг. выходят 9 новых книг, в том числе "Соловей". С 1921 года поэт гастролирует и за пределами Эстонии: 1922год - Берлин, 1923 - Финляндия, 1924 - Германия, Латвия, Чехия... В 1922-1925 годах Северянин пишет в довольно редком жанре - автобиографические романы в стихах: "Падучая стремнина", "Роса оранжевого часа" и "Колокола собора чувств"!
   Большую часть времени Северянин проводит в Тойла, за рыбной ловлей. Жизнь его проходит более чем скромно - в повседневной жизни он довольствовался немногим. С 1925 по 1930 год не вышло ни одного сборника стихотворений.
Зато в 1931 году вышел новый  сборник стихов "Классические розы", обобщающий опыт 1922-1930 гг.
    В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевшие шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов "Адриатика" (1932 г.) Северянин издал за свой счет и сам же пытался распространять его. Особенно ухудшилось материальное положение к 1936 году, когда к тому же он разорвал отношения с Фелиссой Круут и сошелся с В.Б. Коренди:

Стала жизнь совсем на смерть похожа:
Все тщета, все тусклость, все обман.
Я спускаюсь к лодке, зябко ёжась,
Чтобы кануть вместе с ней в туман...
                "В туманный день"

В 1935 году он  переехал с Верой Борисовной Коренди в Таллин. Здесь они жили только на зарплату В. Б. Коренди. Всплеск интереса к его творчеству вызвало 50-летие поэта в 1937 г. Удалось организовать несколько вечеров, правительство Эстонии назначило ему пожизненную пенсию в 8 долларов. Вынужденная жизнь в городе (В. Б. Коренди работала учительницей) для антиурбаниста Северянина была очень тяжела: он рвался за город, к своим любимым  полям и рекам.
     В последние годы жизни поэт неоднократно менял место жительства: в 1937 г. они переехали в деревушку Саркуль, затем Усть-Нарва — изящный городок, который очень нравился поэту. Но средств к существованию не было, и опять смена места жительства — сырой, ненавистный Северянину Пайде, где В. Б. Коренди смогла получить место учительницы. Но заработка не хватало, и, чтобы иметь дополнительные средства к существова-нию, ей приходилось распространять книги Северянина: она ходила по домам, предлагая старые сборники стихотворений поэта. Порой и самому Северянину приходилось ходить по гостиницам, предлагая заезжим знаменитостям свои книги с автографами. Об этом вспоминал М. А. Чехов. Северянин часто болел, климат Пайде не подходил для его здоровья, но денег не было даже на лекарства.
      А в 1940 поэт признается, что "издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я пишу стихи, не записывая их, и почти всегда забываю".
     1940 г. был годом надежд для Северянина: Эстония была присоединена к СССР, поэт приветствовал это событие, воскресли надежды вернуться к литературной работе. Началась переписка с Москвой и Ленинградом. Северянин посылал туда свои стихи, некоторые из них были напечатаны в журналах "Красная новь" и "Огонек". Он подготовил и послал своему давнему другу Г. А. Шенгели сборник последних стихов. В ответ Г. А. Шенгели писал: "Я не мог не порадоваться, читая Ваши стихи. Прежняя певучесть, сила, прежняя "снайперская" меткость эпитета. Какой Вы прекрасный поэт, Игорь Васильевич. И я больше чем уверен, что Вы еще направите "колесницу Феба зажечь стопламенный закат"! Вспомните Тютчева, который лучшие стихи написал под старость, а Вам до старости далеко: 53 года всего..." К сожалению, этот сборник стихотворений не был напечатан (возможно, помешала начавшаяся война). Несмотря на болезнь ( у Северянина было больное сердце), он был полон творческих планов, думал о скором возвращении на родину.
Но вернуться он не успел: Эстонию оккупировала гитлеровская Германия, а эвакуироваться Северянин не сумел.

Поэт умер 20 декабря 1941 г. в оккупированном немцами Таллине и был похоронен там на Александро - Невском кладбище. На памятнике помещены его строки:

Как хороши, как свежи будут розы,
Моей страной мне брошенные в гроб!

                ПОСЛЕСЛОВИЕ

Интерес к творчеству Игоря Северянина  в нашей стране временами ослабевал, но никогда не исчезал окончатель-но: именно потому, что он был истинный поэт, «поэт с открытой душой», у него было замечательное чувство поэзии не только как формы самовыражения, но и как способа существования в мире. Он обладал  замечательной   способностью находить во всех проявлениях действительности «сиянье жизни и тепла».
    Популярность Игоря Северянина легко объяснима. Он всегда обращался непосредственно к своему слушателю, не отделяя себя от него никакой дистанцией. Он говорил о близких и понятных вещах — о любви, о красоте, об удовольствиях жизни. Северянин писал не просто хорошие стихи. В каждой строчке  ощущается  авторское «я» поэта, и если оно иногда бывает трудно уловимо, это не значит, что его нет.
АФОРИЗМЫ
- Оригинал, ты потускнел от копий!

- Одно безумье гениально,  и  мысль ничтожнее мечты!

- Я - соловей, и кроме песен,
 Нет пользы от меня иной.
 Я так бессмысленно чудесен,
 Что смысл склонился предо мной.

- Благословенны будьте, травы
  И воды в зелени оправ!
   Виновных нет: все люди правы,
   Но больше всех - простивший прав!

- Но дни идут - уже стихают грозы.
  Вернуться в дом Россия ищет троп...
  Как хороши, как свежи будут розы,
  Моей стране мне брошенные в гроб.
УВЕРТЮРА
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!
Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!
Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!
Ананасы в шампанском - это пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском
Я трагедию жизни претворю в грезофарс...
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка - на Марс!

Январь 1915. Петроград.

                ТЮТЧЕВ  ФЁДОР ИВАНОВИЧ
                (23 ноября 1803 – 15 июля 1883)

            Умом Россию не понять,
            Аршином общим не измерить:
            У ней особенная стать -
            В Россию можно только верить

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

Тютчев Фёдор Иванович (1803–1873), русский поэт. Родился 23 ноября (5 декабря) 1803 в усадьбе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. в стародворянской семье. Детство Тютчева прошло в Москве и подмосков-ном имении Троицкое. В семье царил патриархальный помещичий быт. Тютчев, рано проявивший способность к учению, получил хорошее домашнее образование. Его воспитателем был поэт и переводчик С.Е.Раич, познако-мивший Тютчева с произведениями античности и классической итальянской литературы. В 12 лет будущий поэт под руководством своего наставника переводил Горация и писал в подражание ему оды.

1818 год. За оду «На новый 1816 год»  был удостоен звания сотрудника Общества любителей российской словесности.

 В 1819 Тютчев поступил на словесное отделение Московского университета. В годы учебы сблизился с М.Погодиным,  В.Одоевским. В это время начали формироваться его славянофильские взгляды. Будучи студентом, Тютчев писал и стихи.

 1821  год. После окончания университета  Тютчев получил место в Коллегии иностранных дел в Петербурге.

С 1822 был назначен сверхштатным чиновником русской дипломатической миссии в Мюнхене. В Мюнхене Тютчев как дипломат, аристократ и литератор оказался в центре культурной жизни одного из крупнейших городов Европы. Изучал романтическую поэзию и немецкую философию, сблизился с Ф.Шеллингом, подружился с Г.Гейне. Перевел на русский язык стихотворения Г.Гейне (первым из русских поэтов), Ф.Шиллера, И.Гете и других немецких поэтов. Собственные стихи Тютчев печатал в российском журнале «Галатея» и альманахе «Северная лира».

В 1820–1830-е годы были написаны шедевры философской лирики Тютчева Silentium! (1830), Не то, что мните вы, природа... (1836), О чем ты воешь, ветр ночной?.. (1836) и др.

В 1826 Тютчев женился на Э. Петерсон, затем пережил роман с А.Лерхенфельд (ей посвящено несколько стихотворений, в числе которых знаменитый романс «Я встретил вас – и все былое...». Роман с Э. Дернберг оказался настолько скандальным, что Тютчев был переведен из Мюнхена в Турин. Тютчев тяжело пережил смерть жены (1838), но вскоре вновь женился – на Дернберг, самовольно выехав для венчания в Швейцарию. За это был уволен с дипломатической службы и лишен звания камергера.  Жил в Германии.

В 1836 в пушкинском журнале «Современник» по рекомендации П.Вяземского и В.Жуковского была опубликована за подписью Ф.Т. подборка из 24 стихотворений Тютчева под названием «Стихи, присланные из Германии». Эта публикация стала этапной в его литературной судьбе, принесла ему известность. На гибель Пушкина Тютчев откликнулся пророческими строками:

«Тебя ж, как первую любовь,
  России сердце не забудет»
                (29-е января 1837).

С 1843 выступал со статьями панславистского направления Россия и Германия, Россия и Революция, Папство и римский вопрос, работал над книгой Россия и Запад. Писал о необходимости восточноевропейского союза во главе с Россией и о том, что именно противостояние России и Революции определит судьбу человечества. Считал, что русское царство должно простираться «от Нила до Невы, от Эльбы до Китая».

В 1844 году   вернулся в Россию. Политические взгляды Тютчева вызвали одобрение императора Николая I. Автору было возвращено звание камергера

 1848  год.  Фёдор Тютчев  получил должность при министерстве иностранных дел в Петербурге.

В 1850 в журнале «Современник» была воспроизведена подборка стихов Тютчева, некогда опубликованных Пушкиным, и напечатана статья Н.Некрасова, в которой он причислил эти стихи к блестящим явлениям русской поэзии, поставил Тютчева в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым.
    Как и всю свою жизнь, в зрелые годы Тютчев был полон страстей. В 1850, будучи женатым человеком и отцом семейства, влюбился в 24-летнюю Е.Денисьеву, почти ровесницу своих дочерей. Открытая связь между ними, во время которой Тютчев не оставлял семью, продолжалась 14 лет, у них родилось трое детей. Общество восприняло это как скандал, от Денисьевой отрекся отец, ее перестали принимать в свете. Все это привело Денисьеву к тяжелому нервному расстройству, а в 1864 она умерла от туберкулеза.

Потрясение от смерти любимой женщины привело Тютчева к созданию «денисьевского цикла» – вершины его любовной лирики. В него вошли стихи «О, как убийственно мы любим...» , Я очи знал, – о, эти очи!.. , Последняя любовь»  и др.  Любовь, воспетая в этих стихах как высшее, что дано человеку Богом, как «и блаженство, и безнадежность», стала для поэта символом человеческой жизни вообще – муки и восторга, надежды и отчаяния, непрочности того единственного, что доступно человеку, – земного счастья. В «денисьевском цикле» любовь предстает как «роковое слиянье и поединок роковой» двух сердец.

В 1854 в приложении к «Современнику» было опубликовано 92 стихотворения Тютчева, а затем по инициативе И.Тургенева был издан его первый поэтический сборник. Славу Тютчева подтвердили многие его современники – Тургенев, А.Фет, А.Дружинин, С.Аксаков, А.Григорьев и др. Л.Толстой называл Тютчева «одним из тех несчастных людей, которые неизмеримо выше толпы, среди которой живут, и потому всегда одиноки».

После смерти Денисьевой, в которой он винил себя, Тютчев уехал к семье за границу. Год провел в Женеве и Ницце, а по возвращении (1865) в Россию ему пришлось пережить смерть двоих детей от Денисьевой, затем матери. За этими трагедиями последовали смерти еще одного сына, единственного брата, дочери. Ужас подступающей смерти выразился в стихотворении «Брат, столько лет сопутствовавший мне... 1870 г.). В строках этого стихотворения поэт предчувствовал свою «роковую очередь».

Умер Тютчев в Царском Селе 15 (27) июля 1873.
    
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

        Поэт-мыслитель всю жизнь — от ранней юности до последних дней болезненной старости — чрезвычайно интенсивно жил сердцем. Он любил и был любим, но считал любовь чувством изначально-губительным, “поединком роковым”. Потому-то печалился он о судьбе одной из своих дочерей, “кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви...”
      Полюбив страстно и безоглядно, Денисьева всецело отдалась своему чувству, восстановив против себя общественное мнение. Ей была уготована “жизнь отреченья, жизнь страданья”:

    Таков уж свет: он там бесчеловечней,
    Где человечно-искренней вина.

    Не только “свет” отвернулся от Елены Александровны, но и родной отец отрекся от нее. Главной же мукой было то, что любимый, ради которого все было принесено в жертву, не принадлежал ей полностью: Тютчев не только не порывал со своей семьей, но и продолжал по-своему любить жену, во всяком случае, дорожить ею. Весь цикл стихов, посвященных Денисьевой, проникнут тяжелым чувством вины, насыщен роковыми предчувствиями. В этих стихах нет ни пылкости, ни страсти, только нежность, жалость, преклонение перед силой и цельностью ее чувства, сознание собственной недостойности, возмущение “бессмертной пошлостью людской”. Эта “последняя любовь” Тютчева длилась 14 лет, до самой смерти Денисьевой, сошедшей в могилу в возрасте 38 лет от чахотки, течение которой обострили и ускорили душевные страдания.

    О, как убийственно мы любим!
    Как в буйной слепоте своей
    Мы то всего вернее губим,
    Что сердцу нашему милей!..

    Тютчев очень тяжело переживал утрату:

    Жизнь, как подстреленная птица,
    Подняться хочет — и не может...

    Я. П. Полонскому, другу и сослуживцу, Тютчев писал: “Друг мой, теперь все испробовано — ничто не помогло, ничто не утешило, — не живется — не живется — не живется...” В стихах “денисьевского цикла” особенно часты характерные тютчевские строки, начинающиеся горьким восклицанием “О!”, определяющим интонацию отчаяния всего стихотворения. Столько страдания и муки в стихах, посвященных памяти Елены Александровны, что невольно в сознании возникает народное понятие — убивается... Да, Тютчев именно убивается по Денисьевой:

    По ней, по ней, судьбы не одолевшей,
    Но и себя не давшей победить,
    По ней, по ней, так до конца умевшей
    Страдать, молиться, верить и любить.

         Он пережил  Денисьеву  на девять лет.

    Дни сочтены, утрат не перечесть,
    Живая жизнь давно уж позади,
    Передового нет, и я, как есть,
    На роковой стою очереди.

     В начале семидесятых годов Тютчев испытал подряд несколько ударов судьбы, слишком тяжелых для семидесятилетнего старика; вслед за единственным братом, с которым его связывала интимная дружба, он потерял старшего сына и замужнюю дочь. Он стал слабеть, его ясный ум тускнел, поэтический дар стал изменять ему. После первого удара паралича (1 января 1873 г.) он уже почти не поднимался с постели, после второго прожил несколько недель в мучительных страданиях.
    Его черед пришел 15 июля 1873 года... Но остались стихи Тютчева, которые сам он так мало ценил, так небрежно хранил, полагая:

    В наш век стихи живут два-три мгновенья.
    Родились утром, к вечеру умрут.
    О чем же хлопотать? Рука забвенья
    Как раз свершит свой корректурный труд.

    Однако тирания времени, которую так остро ощущал поэт, оказалась не властна над его творчеством. Конечно, совершенство формы и значительность содержания поэзии Тютчева требуют от читателя определенной культуры, просвещенности. В свое время в статье о Тютчеве А. Фет писал: “Тем больше чести народу, к которому поэт обращается с такими высокими требованиями. Теперь за нами очередь оправдать его тайные надежды”.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ  ТЮТЧЕВА

*  Домашний учитель Тютчева, Раич, после того, как отправил учиться юного Фёдора в Москву, стал учителем маленького Лермонтова.

*  В Мюнхене, ещё до отношений со своей первой женой, у него был роман с молодой красавицей графиней Амалией Крюденер, которая отказывала в чувствах Пушкину, Гейне и даже Баварскому королю Людвигу. А вот в Тютчева влюбилась. И если бы не строгая мамаша, отношения закончились бы свадьбой.

*  Первая жена поэта, Элеонора Петерсон, была на 4 года его старше, и взял он её с четырьмя детьми.
После того, как Элеонора узнала о романе своего мужа с Эрнестиной Дернберг, она пыталась покончить жизнь самоубийством, нанеся себе в грудь несколько серьёзных ранений кинжалом.

*  Елена Денисьева была младше поэта на 23 года.

*  1964 год для Тютчева стал поистине зловещим: его жизнь настигает целая череда смертей. За короткий период времени у него умирают двое детей, мать, затем ещё один, самый старший сын, брат, а затем любимая дочка Машенька.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Как человек, он оставил по себе лучшие воспоминания в том круге, к которому принадлежал. Он был блестящим собеседником, яркие, меткие и остроумные замечания которого передавались из уст в уста.  Тонкий и проница-тельный мыслитель  он с  равной уверенностью разбирался  как  в высших вопросах бытия, так и  в подробностях текущей исторической жизни.  Это был  человек, проникнутый культурностью во всем, от внешнего обращения до приемов мышления; он производил обаятельное впечатление особой «любезностью сердца, состоявшей не в соблюдении светских приличий, которых он никогда не нарушал,  но в деликатном человеческом внимании к личному достоинству каждого». (Никитенко).

Я ВСТРЕТИЛ ВАС

Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас,-
Так, весь обвеян духовеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне,-
И вот - слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь,-
И то же в нас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..


                ОСКАР УАЙЛЬД
                (1854-1900)

ШТРИХИ   БИОГРАФИИ

     Оскар Уайльд  родился 16 октября 1854 года в Дублине в Ирландии. Его отец был известным хирургом, в свободное от работы время увлекавшимся археологией. Мать собирала народный фольклор и писала стихи.   
   С 1864 по 1871 год Оскар Уайльд посещал Королевскую  школу в Эннискиллене, а после этого продолжил образование сначала в Тринити-колледж, в Дублине, а затем в Колледже Святой Магдалины в Оксфорде, который окончил с отличием в 1878 году.

1882 год.   Ведомый жаждой литературной славы  Уайльд  отправился с циклом лекций по городам США и Канады. Одетый в темно-лиловый бархатный жакет с кружевными манжетами, в коротких штанах, заправленных в черные шелковые гетры, в ботинках с блестящими пряжками, он проповедовал свою доктрину эстетизма, прославляя искусство и все прекрасное.    В Кэмдене, Нью-Джерси, состоялась его встреча с Уолтом Уитменом, перед которой он заявил: "Я пришел сюда как поэт, чтобы пообщаться с поэтом". Встреча была сердечной и искренней, и Уитмен позднее вспоминал Уайльда как "милого, очаровательного молодого человека".

В 1884 году   он  женился на Констанции Ллойд и  медовый месяц  с женой  провел в Париже.

В 1885 и в 1886 году у них родились сыновья, но семейному счастью не суждено было быть долгим.

1886 год Уайльд познакомился с семнадцатилетним студентом Оксфорда Робертом Россом и был совращен им. Позднее Уайльд восхищался Россом, который был набожным католиком. Он  называл его "Святым Робертом, мучеником за любовь и веру, святым, прославившимся не столько своей исключительной стойкостью, сколько, будучи предметом соблазна для других. Таково было его житие в одиночестве больших городов".
Скоро Уайльду пришлось начать жить двойной жизнью, держа в полной тайне от жены и от своих респектабель-ных друзей то, что он все больше втягивался в круг молодых геев.

      1891 год был необычайно плодотворным годом в его биографии. Именно в этот год увидела свет и сразу же стала пользоваться сногсшибательным успехом его повесть "Портрет Дориана Грея". В этом же году он познакомился с лордом Альфредом Дугласом - юношей, который был страстным поклонником его таланта и утверждал, что прочитал "Портрет Дориана Грея" девять раз. Уайльд был восхищен красотой двадцатидвухлетнего лорда. Весной следующего года между ними уже возникла любовь, и в одном из писем Россу Уайльд в эротически закодированном стиле признавался ему: "Боуси (прозвище Дугласа) настоял на остановке для отдыха. Он подобен цветку нарцисса - такой ослепительно-бело-золотой... когда он возлегает на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой".
       Дуглас и в самом деле был очаровательным, блестящим и обворожительным юношей; при этом он абсолютно пренебрегал всеми условностями света. Как писал пародист Марк Биербом, он "был явно не в своем уме (впрочем, я думаю, как и вся его семья)". Уайльд был без ума от него.
        Характер их связи никогда не подразумевал моногамии, и в какой-то момент Дуглас приобщил Уайльда к сомнительным удовольствиям в кругу молодых людей, которые за несколько фунтов и обед были готовы на все. Эти авантюры Уайльд назвал "обедами в клетке с пантерой". Само собой разумеется, что все это рано или поздно должно было закончиться скандалом. "Первый звонок" прозвучал, когда один из приятелей Дугласа каким-то образом завладел некоторыми письмами Уайльда к Дугласу, начал его шантажировать,  и Уайльд вынужден был выкупать эти письма. Какое-то время спустя часть писем все-таки попала в руки отца Дугласа, маркиза Квинсбер-ри. Среди них было и знаменитое письмо, где Уайльд восторженно сравнивал Дугласа с Гиацинтом. Старый  маркиз  был возмущен и оскорблен таким явным подтверждением своих давних подозрений насчет сексуальных наклонностей сына и направил Уайльду небрежно набросанное оскорбительное письмо, начинавшееся со слов: "Оскару Уайльду - позеру и содомиту".
     Подстрекаемый Дугласом, который ненавидел своего отца, Уайльд немедленно возбудил против маркиза Квинсберри уголовное дело. Когда в соответствии с английским законом Квинсберри представил суду доказатель-ство в виде списка из двенадцати молодых людей, которые были готовы подтвердить в суде то, что Уайльд приставал к ним с содомитскими предложениями, друзья посоветовали Уайльду отозвать иск из суда и срочно эмигрировать из Англии. Но он стоял на своем и, когда суд начался, сказал в своем первом выступлении: "На этом суде прокурором буду я". Однако все получилось совсем наоборот, и обвинения обернулись против Уайльда. Адвокат Уайльда был вынужден признать то, что Квинсберри справедливо назвал Уайльда содомитом. Не успел прозвучать оправдательный вердикт суда в отношении Квинсберри, как тут же было возбуждено уголовное дело за принуждение к содомии в отношении Уайльда.  За гомосексуальные притязания  к Дугласу его приговорили к двум годам каторжных работ. Книги Уайльда тут же изъяли их библиотек, пьесы сняли со сцены.
    В вынесении приговора сыграл роль не только моральный облик писателя, но и его ирландское происхождение. А также его остроумие. Своими эпиграммами и парадоксами  писатель  высмеивал предрассудки, лицемерие и   пошлость, распространённую среди мещан всех рангов. Поэтому он был осуждён и унижен.

        25 мая 1895 года Оскар Уайльд был приговорен к двум годам каторжных работ - это было максимально возможное наказание по этой статье обвинения. Судья при вынесении приговора сказал: "На мой взгляд, это наказание слишком мягкое за все содеянное этим человеком".
      
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

      Свой срок Уайльд отбывал в двух тюрьмах. Одной из них была тюрьма Уандсворт. Тюрьма полностью сломила его. Большинство  друзей от поэта отвернулись. Но те немногие, кто остались, буквально помогли ему остаться в живых. Альфред Дуглас, которого он так пламенно любил и которому писал знойные любовные письма, ни разу не приехал к нему и ни разу ему не написал. В тюрьме Уайльд узнаёт, что умерла его мать, которую он любил больше всего на свете, эмигрировала его жена и изменила свою фамилию, а также фамилию сыновей (отныне они были не Уайльды, а Холланды). В тюрьме Уайльд пишет горькую исповедь в форме письма Дугласу, которую называет «Послание: в тюрьме и оковах», а позже его ближайший друг Роберт Росс переименовал её в  «Из глубины».
      Полагаясь на финансовую поддержку близких друзей, освобождённый в мае 1897 г., Уайльд переехал во Францию и сменил имя на Себастьяна Мельмота. Фамилия Мельмот была заимствована из готического романа знаменитого английского писателя XVIII века Чарльза Метьюрина. Во Франции Уайльд написал знаменитую поэму «Баллада Редингской тюрьмы» (1898), подписанную им псевдонимом С.3.3. — таков был тюремный номер Оскара.  «Баллада» вышла в свет тиражом в восемьсот экземпляров, напечатанных на японской веленевой бумаге.
     Незадолго до смерти он сказал о себе так: «Я не переживу XIX столетия. Англичане не вынесут моего дальнейшего присутствия».

Оскар Уайльд скончался в изгнании во Франции 30 ноября 1900 года от острого менингита, вызванного ушной инфекцией. Умирал в захудалой гостинице. Последними его словами были: «Или я, или эти мерзкие обои в цветочек».
    Уайльд  был похоронен в Париже на кладбище Баньо. Спустя примерно 10 лет его перезахоронили на кладбище Пер-Лашез, а на могиле был установлен крылатый сфинкс из камня. С течением времени могила писателя покрылась поцелуями, и теперь высказываются опасения, что помада может разрушить памятник. 30 ноября 2011 года - к 111-летию со дня смерти Оскара Уайльда - сфинкса было решено обнести защитным стеклянным ограждением. Таким образом, авторы проекта из Ирландского культурного центра рассчитывают защитить его от губительного воздействия губной помады, которую оставляют на памятнике  целующие его женщины.
    С его кончиной очень символично закончился 19 век, и викторианская эпоха. Впереди были войны, всеобщее падение нравов и полное торжество Дориана Грея, красавца со сгнившей душой.
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ
* Оскар Уайльд однажды встретился с уже не очень молодой актрисой и начал сильно хвалить ее последнюю роль. Актриса с притворной скромностью (очевидно, рассчитывая на другие комплименты) возразила: "Ну, что вы! В этой роли следовало бы выступать более молодой и красивой женщине!" Уайльд галантно возразил ей: "Сударыня! Вы прекрасно доказали обратное!"
* Однажды в каком-то казино Уайльд проигрался в пух и прах. Наличных денег у него не осталось ни одной, даже самой мелкой, монетки. Выходя из казино, писатель спросил у распахнувшего перед ним дверь швейцара: "Вы не могли бы одолжить мне двадцать франков?"  Швейцар с поклоном протянул Уайльду деньги: "С удовольствием, сэр". Уайльд величаво отстранил его руку: "Оставьте себе! Это ваши чаевые".
* Однажды Уайльд  столкнулся с одним страстным любителем заключать всяческие пари. Тот сделал писателю следующее предложение: "Выигрывает тот из нас, кто сумеет сильнее солгать, то есть тот, кто обнаружит превосходство своей фантазии..." Уайльд согласился: "Хорошо, начинайте вы..." Американец начал: Как-то один американский джентльмен..."
Уайльд любезно, но твердо прервал его  "Достаточно! Можете не продолжать! Вы победили!"
* Один английский писатель, произведения которого не пользовались у публики никаким успехом, хотя он очень много писал, в отчаянии обратился к Уайльду:
"Что мне делать с этим "заговором молчания" против моих произведений?" Уайльд ответил:
"Вам не остается ничего другого, как тоже присоединиться к нему".

* Как-то Уайльда спросили, что он думает о том, почему и за что женщины любят мужчин. Уайльд ответил: "Женщины любят нас, прежде всего, за наши недостатки. Если у вас наберется их достаточное количество, то они простят вам все, даже ваш гигантский ум".

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Тех  примерно пяти тысяч строк, которые оставил потомкам Оскар Уайльд, для бессмертия более чем достаточно.  При внимательном чтении полного собрания стихотворений Оскара Уайльда приходится лишь горько пожалеть о том, что неуспех "Стихотворений" 1881 года отбил охоту у автора писать стихи и добиваться всемирного признания в этой области. Наверное, это и невозможно было для ирландского приемыша викторианской Англии.
    Надо сказать, что сам Уайльд принял все меры к тому, чтобы никакой правды мы о нем не знали. "Тот хорошо жил, кто хорошо скрывал". Уайльд, по преимуществу, плохо скрывал, — даже, пожалуй, и скрывать почти ничего не хотел, — он  плохо жил, — хотя жить хотел, конечно же, хорошо, — но понять в нем мы можем немного. Хотя бы потому, что его наследие намеренно не полно сохранено и во многом небрежно издано, тенденциозно изучено, — да и со стороны апологетов дождался Уайльд таких похвал, что лучше б молчали они вовсе.
      Можно однозначно утверждать, ни один из знаменитых на весь мир людей не был столь откровенно выражен-ным гомосексуалом "по форме и по сути", как Оскар Уайльд. Именно поэтому Уайльд по-прежнему актуален и современен и именно поэтому без всякой натяжки можно сказать, что Уайльд является гомосексуалом номер один новейшей истории. Его жизнь пришлась как раз на тот период развития культуры, когда только-только появилась грань, разделяющая гомо- и гетеросексуальное. Уайльд сыграл революционную роль, выразив и обозначив границы сущности гомосексуального начала. Если в то время прозвучавший над ним приговор суда вызвал озноб страха среди членов уже существовавших подпольных гомосексуальных сообществ, в наши дни суд над ним воспринимается как яркий эпизод, позволивший на весь мир заявить о существовании и в природе однополой любви - той реальности, которая утвердилась в современной жизни.

АФОРИЗМЫ УАЙЛЬДА
• Если бы мы, мужчины, женились на женщинах, которых стоим, плохо бы нам пришлось!
• Все можно пережить, кроме смерти.
• Будь собой. Прочие роли уже заняты.
• Дружба трагичнее любви - она умирает гораздо дольше.
• Люди всегда разрушают то, что любят больше всего.
• Всё, что есть прекрасного в этой жизни, либо аморально, либо незаконно, либо приводит к ожирению.
• Красота - в глазах смотрящего.
• Чужие драмы всегда невыносимо банальны.
• Я всегда очень дружески отношусь к тем, кто мне безразличен.
• Настоящий друг зарежет тебя спереди.
• Все мы сидим в сточной канаве, но некоторые из нас смотрят на звезды.
• Если вы хотите узнать, что на самом деле думает женщина, смотрите на нее, но не слушайте.
• Вы его знаете? Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.
• Цель искусства - раскрыть красоту и скрыть художника.
• Христос умер не для того, чтобы спасти людей, а для того, чтобы научить их спасать друг друга.
• Прощайте врагов ваших - это лучший способ вывести их из себя.
• Все очаровательные люди испорчены, в этом-то и есть секрет их привлекательности.
• Положительные люди действуют на нервы, плохие - на воображение.
• Никогда не следует доверять женщине, которая называет вам свой возраст. Женщина, способная на такое, способна на все.
• Если боги хотят наказать человека, они исполняют его желания.
• Это-то и злит меня в женщинах. Обязательно им подавай хорошего мужчину. Причем, если он хорош с самого начала, они его ни за что не полюбят. Им нужно полюбить его дурным, а бросить - до противности хорошим.
• Лучше обожать, чем быть предметом обожания. Терпеть чье-то обожание - это скучно и тягостно.
• Я могу устоять перед чем угодно, кроме соблазна.
• Все сочувствуют несчастьям своих друзей, и лишь немногие - радуются их успехам.
• Женщина будет кокетничать с кем угодно, лишь бы на неё в это время смотрели.
• Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой.
 

Памятник на могиле ирландского писателя Оскара Уайльда на кладбище Пер-Лашез в Париже   стал мишенью туристов и поклонников писателя, которые оставляли на нем свои автографы и рисунки всех мастей. В 1999 году появилась новая традиция - целовать надгробие сильно напомаженными губами. За несколько лет памятник был усыпан следами поцелуев и в итоге покрылся жиром от помады. Это стало причиной беспокойства у экспертов, поскольку жировая основа помады проникала в структуру камня, а необходимая чистка неизбежно разрушала монумент.
К 111-й годовщине со дня смерти писателя памятник был отреставрирован, а вокруг него установили высокий стеклянный барьер, защитив постамент от поцелуев.
Уайльд   сначала  был похоронен на кладбище Баньо в пригороде столицы, затем его останки перенесли на Пер-Лашез, где в 1914 году был установлен ставший знаменитым памятник - крылатый сфинкс работы Джейкоба Эпстайна. Во Францию Уайльд переехал в 1897 году после того, как вышел из тюрьмы, где он отбывал двухлетний срок за содомию.

Италия

Ты пала, но ещё внушаешь страх
Своим врагам, когда твои дружины
Проходят от Милана до Мессины,
В победном блеске пик чеканя шаг.
Ты пала, но всё также в сундуках
Хранишь свои дукаты и цехины,
И свежий бриз на мачте бригантины
Всё также треплет твой трёхцветный флаг.

А там, вдали, лежит печальный Рим,
Что отдан был тобой на оскверненье
Помазаннику Бога королю.
О небо! О возмездии молю!
Пусть в огненных одеждах ангел мщенья
Злодея поразит мечом своим!

                АФАНАСИЙ ФЕТ

                (23 ноября 1820 г – 21 ноября 1881 г )

Афанасий Афанасьевич Фет - поэт, прозаик, публицист, переводчик. Автор стихотворений "Шепот, робкое дыханье", "На заре ты ее не буди", "Ф.И. Тютчеву", "Вечер" и других.
     Афанасий Фет один из великолепных поэтов земли русской. Его появление на свет, как и уход из жизни, окутаны покровом неизвестности, домыслами, легендами. Происхождение поэта - самое темное место его биографии. Неизвестна не только точная дата его рождения, но и кто был его отцом. В начале 1820 года в Германии, в Дармштадте, лечился 44-летний русский отставной офицер Афанасий Неофитович Шеншин, богатый и просвещенный орловский помещик. В доме местного обер-кригскомиссара Карла Беккера он познакомился с его дочерью, 22-летней Шарлоттой, бывшей замужем за мелким чиновником Иоганном Фётом. В сентябре того же года она бросила семью и бежала с Шеншиным в Россию. Она была уже беременна, но обвенчалась с Шеншиным по православному обряду и взяла себе имя Елизаветы Петровны Шеншиной. Родившийся младенец был записан в метриках как сын Шеншина, и до 14 лет будущий поэт считался несомненным Афанасием Шеншиным.
   Однако в 1834 году орловские губернские власти вследствие какого-то доноса стали наводить справки о рождении мальчика и браке его родителей. Шеншин, опасаясь, чтобы Афанасий не попал в незаконнорожденные, поспешил увести ребенка в лифляндский городок Верро (ныне эстонское Выру) и стал хлопотать перед немецкими родственниками о признании мальчика "сыном умершего ассесора Фёта". И хотя Иоганн ранее не признавал его своим сыном, согласие было получено. Благополучный исход стал источником дальнейших жизненных несчастий Фета. Из русского столбового дворянина он превратился в иностранца, утратил право наследовать родовое имение Шеншиных. После окончания Московского университета Фет круто меняет свою судьбу и поступает нижним чином в один из провинциальных полков, расквартированный в Херсонской губернии. Цель, которую преследовал начинающий поэт, была одна - дослужиться до потомственного дворянства и вернуть утраченное положение. Вернув вскоре себе русское гражданство, а в 1853 году сумев добиться перевода в гвардейский полк, стоявший недалеко от Петербурга, он так и не смог дослужиться до дворянства, так как новые императорские указы постоянно подымали планку воинского звания, обеспечивавшего это. В 1858 году Фет ушел в отставку в чине штабс-ротмистра (соответствовашего маойорскому цензу), тогда как дворянство давал лишь полковничий чин.
    Он уже выпустил несколько сборников стихов. Кстати, когда в 1842 году в журнале "Отечественные записки" появилось первое стихотворение за подписью Фета, в его фамилии буква "ё" оказалась заменена на "е". Поэт принял эту "поправку" - и отныне немецкая фамилия как бы превратилась в псевдоним русского поэта. Горячим пропагандистом его творчества стал Тургенев.
В 1867 году его избирают на почетную должность мирового судьи, которую Фет занимал 11 лет.
В 1873 году поэту удается добиться возврата утраченной в детстве дворянской фамилии и связанных с этим наследственных прав. По мнению литературного критика Вадима Кожинова, в этот год Фет нашел в семейном архиве веские подтверждения того факта, что он - сын Шеншина. Он вновь начинает активно писать стихи, выпускает несколько сборников под одним названием "Вечерние огни". Но, как и раньше, известность поэта ограничена лишь кругом его друзей, которые торжественно отпраздновали пятидесятилетний юбилей поэтической деятельности Фета.   
ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ  ЖИЗНИ
* Сын орловского помещика Афанасия Ивановича Шеншина и привезённой им из Германии Каролины Шарлотты Фёт, он был при рождении записан (вероятно, за взятку) законным сыном своих родителей, хотя родился через месяц после прибытия Шарлотты в Россию и за год до их брака. Когда ему было 14 лет, «ошибка» в документах обнаружилась, и он был лишён фамилии, дворянства и русского подданства и стал «гессендармштадтским подданным Афанасием Фётом» (таким образом, его отцом стал считаться первый муж Шарлотты, немец Фёт; кто в действительности был отцом Афанасия — неизвестно).
* В 1842 году Афанасий Фет в соавторстве с неизвестным студентом Московского университета пишет стихотвор-ный памфлет в защиту Белинского. Этот памфлет был направлен против стихотворца Дмитриева, который опубликовал в журнале «Москвитянин» своеобразный "донос в стихах".
*В частном пансионе, в г. Верро (ныне Выру в Эстонии), как вспоминал Фет, были и такие воспитанники, которые "склонны  были  практиковать свою силу над новичком": "Кален не выжидал случаев или предлогов к нападению. Он   вполголоса говорил: «Я иду, защищайся». И затем жестокие удары сыпались куда попало".
* В 1857 году Фет женился. Но этому предшествовала трагическая любовь, которая на всю жизнь оставила след в сердце поэта. Во время армейской службы на Украине поэт познакомился с Марией Лазич. Это была высокообра-зованная девушка, талантливая музыкантша, чья игра вызвала восхищение у гастролировавшего тогда на Украине Ференца Листа. Она была страстной поклонницей поэзии Фета и полюбила его самозабвенно. Но Фет не решился жениться на этой девушке, потому что тогда не имел возможности содержать семью. И так получилось, что Мария Лазич в этот момент трагически погибла — загорелось платье от упавшей свечи… Умирала она в жутких муках. Говорили о самоубийстве из-за «расчетливости» Фета. Так это или нет — точно не известно, но Фет потом всю жизнь в стихах возвращался к образу этой девушки. Прочтите, например, «Долго снились мне вопли рыданий твоих…»
* Женившись, Фет целиком ушел в хозяйство и даже, надо сказать, был образцовым помещиком. Прибыль у него в хозяйстве все время росла. Жил он почти безвыездно в мценской Степановке. Менее чем в 100 километрах находилась Ясная Поляна. Фет был ближайшим другом Льва Толстого, они ездили друг к другу, дружили семьями, переписывались.
ФЕТ И МАРИЯ ЛАЗИЧ
Весной 1845 года Афанасий Фет служил унтер-офицером кирасирского полка, который располагался на юге России, в Херсонской губернии.
    Здесь Фет, большой ценитель прекрасных дам, познакомился и подружился с сёстрами Лазич – Еленой и Марией. Старшая была замужем, и ухаживания полкового адъютанта за женщиной, искренне любящей своего мужа, ни к чему не привели.   Не имея надежд на сближение, вскоре его симпатии перешли к её сестре, сердце которой также было отдано другому – вскорости она окончательно объявила о помолвке со своим женихом. Как оказалось, увлечённый поэт не сразу разглядел девушку, которая с детства знала и ценила его лирику, была знакома и с другими известными поэтами: «Я стал оглядываться, и глаза мои невольно остановились на её (Елены) сдержанной, чтобы не сказать строгой, сестре…».
   Отношения с Марией Лазич начались с легкого, ни к чему не обязывающего флирта и незаметно для обоих обернулись сильным чувством. Однажды они засиделись у камина, в руках у девушки была ореховая шкатулка. Когда Мария открыла ее, раздалась музыка.
    В воспоминаниях поэта Мария Лазич представала как высокая «стройная брюнетка» с «необычайной роскошью черных, с сизым отливом волос». Была она «великолепной музыкантшей». В 1847 г. способности Марии высоко оценил приехавший с концертом в Елисаветград прославленный Ференц Лист. По словам Фета, Лист написал в альбом Марии Лазич «прощальную музыкальную фразу необыкновенной душевной красоты», и потом Мария не раз повторяла эту фразу на рояле. «Под влиянием последней я написал стихотворение: Какие-то носятся звуки...» — вдохновение Листа отозвалось в душе Фета стихами.

Какие-то носятся звуки
И льнут к моему изголовью.
Полны они томной разлуки,
Дрожат небывалой любовью.

Казалось бы, что ж? Отзвучала
Последняя нежная ласка,
По улице пыль пробежала,
Почтовая скрылась коляска...

И только... Но песня разлуки
Несбыточной дразнит любовью,
И носятся светлые звуки
И льнут к моему изголовью.

   Афанасию Фету было 28, Марии Лазич — 22. Он скоро понял, что их разговоры о романах Жорж Занд, чтение стихов перерастают в нечто иное, — в «гордиев узел любви». «Пойду в поход — себя не жаль, потому что черт же во мне, а жаль прекрасного созданья, — писал Фет всепонимающему Борисову. — …Я не женюсь на Лариной, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она передо мной чище снега — прервать неделикатно и не прервать неделикатно — она девушка — нужно Соломона…» Под псевдонимом Ларина А.Фет зашифровывал имя Марии Лазич.
   «Расчёту нет, любви нет, и благородства сделать несчастие того и другой я не вижу…. Я не женюсь на Лазич, и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений…». Мария, это благородное существо, всё понимала и даже сочувствовала «незаслуженным» страданиям своего возлюбленного. Чтобы поставить точку на их бесперспективных встречах, поэт собрался с духом и откровенно высказал свои мысли относительно невозможности их брака. Мария в ответ протянула руку со словами: «Я люблю с вами беседовать без всяких посягательств на вашу свободу».
    О чувствах не говорили, читали друг другу стихи. Наверное, именно в такой момент Фет и завёл разговор начистоту, но эгоизм «объекта обожания» Мария приняла спокойно. Даже после такого признания она просила не прекращать встреч, и уединённые вечерние беседы продолжались. Вскоре из устных они превратились в письменные – полк, перейдя на военное положение, выступил к австрийской границе, где разворачивалась венгерская компания.
   «Разрубила» Мария, или, может, сама судьба. Фету вскоре рассказали о трагедии в Федоровке: Мария Лазич сгорела в огне, вспыхнувшем в ее комнате от неосторожно оставленной папиросы. Белое кисейное платье девушки загорелось, она выбежала на балкон, потом бросилась в сад. Но свежий ветер только раздул пламя… Она умирала три дня, ее последние слова были: «Он не виноват…».
    Но правда ли это? С годами эта мысль становилась все настойчивее - ведь он так и не обрел счастья. За плечами - впустую потраченные годы и ни одной женщины, ни одного сильного чувства, память о котором согрела бы душу.

 Проходили томительные и скучные годы, но всякий раз в ночной тиши поэт слышал голос девушки из херсонских степей. В ней была вся его жизнь, одна-единственная любовь. В это время им было написано замечательное стихотворение «Сияла ночь»  о   котором  друг Фета  Вл. Соловьев  сказал: "Это настоящая любовь, над которою бессильны время и смерть, не остается только в сердечной думе поэта, она воплощается в ощутительные образы и звуки и своею посмертною силой захватывает все его существо".
* В старости Фет нередко говорил жене: «Ты никогда не увидишь, как я умру». 21 ноября (3 декабря) 1892 года он нашел предлог, чтобы отослать из дома жену, позвал секретаря и продиктовал: «Не понимаю сознательно приумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному». Подписав эту записку, Фет схватил стальной стилет, служивший для разрезания бумаг… Секретарь, поранив себе руку, вырвала стилет. Тогда Фет побежал в столовую, схватился за дверцу ящика, где хранились ножи, но упал и умер… смерть его как бы была и не была самоубийством. Есть в ней нечто общее с гибелью Марии Лазич: было или не было?..
 *  В  последние месяцы жизни Фет уже не мог писать сам и диктовал свои произведения секретарю – Екатерине Фёдоровой. Женщина с уважением относилась к работе Фета и скрупулезно записывала все, что он диктовал. По этому поводу сам Фет однажды заметил: «Моя старуха Муза, спит, спит, да вдруг во сне проснется и забредит, а Екатерина Владимировна запишет кошмар». Однако это было не что иное, как обычное старческое ворчание.

                ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

     Последние годы  жизни Фета отмечены новым, неожиданным и самым высоким взлётом его творчества.
В 1877 году Фет продаёт старое имение Степановку, и покупает новое – Воробьёвку. Имение это расположено в Курской губернии на реке Тускари.  На левом, луговом берегу реки  раскинулась деревня. На правом, очень высоком и живописном,- господская усадьба. Усадьбу составляли большой каменный дом и служебные помеще-ния, тоже из камня. Всё это окружено было огромным парком сплошь из вековых дубов. В парке полно птиц: соловьёв, грачей, цапель.  Здесь же цветники, разбитые по скату к реке. А напротив господского дома, прямо перед балконом, - фонтан. Никогда ничего подобного не было раньше у Фета. Не было такой богатой усадьбы. Не было такой красоты вокруг. 
      Новое имение своими природными красотами как - бы призывало к творчеству. И Фет на этот призыв откликнулся. Дни и часы он проводит за работой. Всю жизнь он был великим тружеником, таким оставался и  в последние годы. Здесь, в Воробьёвке, главным его делом становятся переводы. Он переводит римского поэта Овидия, которого высоко почитал ещё Пушкин. Переводит  Горация, Шопенгауэра,  Марциала, Гёте («Фауст»).  Труд огромный, увлекательный, напряжённый, вызывающий к тому, кто взялся за него высокое уважение.
Но как бы не важны были для Фета переводческие труды, самым большим событием в последний период его жизни  был выход сборников его оригинальных стихотворений – «Вечерние огни». Это было большим событием для всей русской поэзии. «Вечерние огни» вышли в  свет Москве, в четырёх выпусках. Пятый был подготовлен Фетом, но издать его он уже не успел.
Воробьёвка была не единственным местом пребывания Фета. Осенние  и зимние месяцы он проводит в Москве, где в 1881 году приобрёл себе небольшой дом – почти в самом центре города, на Плющихе.
    Пребыванием в Москве Фет воспользовался для издания своих стихотворных сборников. Первый вышел из печати в 1883 году, второй – в 1885-м, третий – в 1889 – м, четвёртый  - 1891 –м, за год до смерти. 
     К концу жизни Фета его лирика все более становилась философской, все более проникалась метафизическим идеализмом. Постоянно звучит у него теперь  мотив единства человеческого и мирового духа, слияния «я» с миром, присутствия «всего» в «одном», всеобщего в индивидуальном. Любовь превратилась в жреческое служение вечной женственности  абсолютной красоте, объединяющей и примиряющей два мира. Природа выступает как космический пейзаж.
       Мы знаем, что Фет всегда особенно дорожил  концовками стихотворений – последним их аккордом.  И в любом из его  стихотворений  последние строки  всегда  подчёркивает и выделяет основную мысль, изложенную в произведении.
   Красота – одна из ключевых тем  почти всех стихов Фета. Наряду с любовью, которая для Фета была ярчайшим проявлением чувства прекрасного. Это хорошо выражено в следующем его стихотворении:

Только встречу улыбку твою
Или взгляд уловлю твой отрадный,
Не тебе песнь любви я пою,
А твоей красоте ненаглядной.

Про певца по зарям говорят,
Будто розу влюблённою трелью
Восхвалять неумолчно он рад
Над душистой её колыбелью.

Но безмолвствует, пышно чиста,
Молодая владычица сада:
Только песне нужна красота,
Красоте же и песен не надо.
   Фет достиг высоты в поэзии, издав четыре выпуска «Вечерних огней». Он создал стихи - единственные в своём роде, и эти стихи – на века. Он принёс большую пользу литературе и обществу своими переводами.
    К концу жизни Фет был обласкан при дворе. Указом императора Александра Второго ему вернули дворянское достоинство и столь желанную для него фамилию Шеншин.
   Его пятидесятилетний литературный юбилей в 1889 году был отмечен тожественно, пышно и вполне официаль-но. Новым императором  Александром Третьим  ему было пожаловано придворное звание старшего ранга – камергер.
 В качестве камергера он получил право носить на мундире отличительный знак – ключ на голубой ленте. Всему этому старый Фет радовался. Но прогрессивные люди того времени такие  относились к этому с возмущением и печалью. Так Л. Толстой  писал в своём дневнике 11 апреля 1889 года». Фет жалкий, безнадёжно заблудший. Я немножко погорячился с ним, когда он уверял, что не  знает, что значит безнравственно. У государя ручку целует. Полонский с лентой. Гадко».
   Смерть поэта,  как и  его рождение, оказалась окутана тайной, которая была раскрыта лишь спустя четверть века. К концу жизни его одолевали старческие недуги: резко ухудшилось зрение, терзала "грудная болезнь", сопровождавшаяся приступами удушья и мучительнейшими болями. За полчаса до смерти Фет настойчиво пожелал выпить шампанского, а когда жена побоялась дать его, послал ее к врачу за разрешением.
    Оставшись только со своей секретаршей, Фет продиктовал ей необычную записку: "Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному". Под этим он сам подписал: "21-го ноября Фет (Шеншин)". Затем он схватил стальной стилет, но секретарша бросилась вырывать его и поранила себе руку. Тогда Фет побежал через несколько комнат в столовую к буфету, очевидно, за другим ножом, и вдруг, часто задышав, упал на стул. Наступил конец. Формально самоубийство не состоялось, но по характеру всего происшедшего это было заранее обдуманное самоубийство. Всю жизнь преодолевавший превратности судьбы, поэт и ушел из жизни, когда счел это нужным.
   Утром 21 ноября больной, но бывший ещё на ногах Фет неожиданно пожелал шампанского. Жена, Мария Петровна, вспомнила, что доктор этого не разрешил. Фет стал настаивать, чтобы она немедленно поехала к доктору за разрешением. Пока запрягали лошадей, Фет волновался и торопил: «Скоро ли?» Марии Петровне.  На прощанье сказал: «Ну, отправляйся же, мамочка, да возвращайся скорее»
    После отъезда жены он сказал секретарше: «Пойдёмте, я вам продиктую». – «Письмо?» - спросила она. – «Нет». Под его диктовку секретарша написала  вверху листа: « Не понимаю сознательного приумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному» Под этим сам Фет подписался: «21 ноября. Фет (Шеншин)».
   На столе у него лежал старый  разрезальный ножик в виде стилета. Фет взял его. Встревоженная секретарша вырвала. Тогда Фет, не отказавшись от мысли о самоубийстве, отправился в столовую, где в шифоньерке хранились столовые ножи. Он пытался открыть  шифоньерку, но безуспешно. Вдруг, часто задышав, широко раскрыв глаза, он упал на стул.
     Умер Фет 21 ноября 1892 года, не дожив двух дней до семидесятидвухлетия.       
     Через три дня, 24 ноября был совершён  обряд отпевания. Отпевали в университетской церкви. Потом гроб с телом Фета был отвезён в село Клейменово  Мценского уезда Орловской губернии, родовое имение Шеншиных. Там Фета и похоронили.

           Из стихов Фета


               * * *
Шепот, робкое дыханье.
          Трели соловья,
Серебро и колыханье
          Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,
          Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
          Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,
          Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
          И заря, заря!..

                НИКОЛАЙ ХАРИТО

Поэт и композитор  (автор знаменитого романса «Отцвели уж давно хризантемы в саду»).
 ШТРИХИ БИОГРАФИИ
Николай Харито родился 19 декабря 1886 года в Ялте. Отец работал горным инженером, мать Надежда Георгиевна Харито, гречанка по национальности, происходила из балаклавских мещан, занималась домашним хозяйством и воспитывала детей. Отец – Иван Петрович Иванисов, горный инженер, русский. Направленный на работу в Ялту, он оставил в Санкт – Петербурге семью и уехал в Крым. В Ялте Иван Петрович встретил красавицу-гречанку, и это решило его дальнейшую судьбу. Официально жениться на ней при живой законной супруге он не мог.  В семье было четыре дочери и сын Николай. Родители состояли в гражданском браке, поэтому дети носили фамилию матери.
    Человек весьма состоятельный, Иван Петрович имел в Ялте роскошный особняк, а в Алупке купил сосновый лес площадью 22 гектара. В этом лесу он хотел открыть частный санаторий для больных туберкулезом. В ялтинском доме постоянно бывали именитые гости из российских столиц. Надежда Георгиевна Харито была образованной женщиной, хорошо разбирающейся в искусстве. Ее музыкальные наклонности перешли к детям, которые с малых лет обучались игре на фортепиано. Самым одаренным из них оказался Коля. В пять лет мальчик стал овладевать игрой на фортепиано и писал стихотворения. Вечерами устраивались домашние концерты с участием детей. В доме постоянно звучала музыка, и мать сразу же узнавала игру сына: у него была особенная манера исполнения.
   
     В 1895 году Николая отдали в Ялтинскую Александровскую гимназию. Николай на праздниках исполнял произведения Баха, Бетховена, Шопена, Чайковского и любимого Сергея Рахманинова, что отмечалось гимназиче-ским начальством похвальными грамотами. Играл он, кстати, не по нотам, что свидетельствовало о его блестящей музыкальной памяти. Есть информация, что во время визита в гимназию царя Николая II с царицей Александрой и княжнами Татьяной и Ольгой Николай развлекал сановную публику своей игрой.
    
     В 1907 году семья Харито переехала в Киев, и Николай становится студентом – сначала физико -математичес- кого , а затем юридического факультета Киевского Императорского университета Святого Владимира. В годы учебы в университете Н. Харито примыкает к передовой части студенчества, участвует в политических забастов-ках и антиправительственных демонстрациях, за что попадает в «черный список». Как всякий порядочный студент того времени, не раз бывал на грани отчисления за участие в «революционной деятельности». Один раз это было демонстративное исполнение «Марсельезы» при намеренно раскрытых окнах. В другой – волнения, связанные со смертью Льва Толстого. Тогда в агентурных донесениях говорилось, что студент Харито протянул по коридору полог с надписью «Вечная память Льву Николаевичу Толстому». А еще «принес пачку прокламаций социал-демократической рабочей партии, каковые прокламации были в университете разбросаны.  За выступления против правительства уже в конце первого курса будущего законодателя отчислили из вуза вместе с 720 студентами.
После неоднократных обысков на его квартире Николай был арестован на основании доноса ротмистра Кулябка, а затем он был выслан под надзор полиции в поселок Пинегу Архангельской губернии на три года.

В феврале 1911 года группа опальных студентов в спецвагоне отправилась к месту отбытия наказания. Поселили их как «политических» отдельно от уголовников в теплых бараках. Кормили сносно, предоставляли определенную свободу передвижения. В качестве трудовой повинности назначили валку и обработку леса.
     В Пинеге Харито заболел – врачи нашли у него начальную стадию туберкулеза. Стали жаловаться на здоровье и другие ссыльные. Их коллективные жалобы, направляемые в столицы, возымели действие: царское правительство, против которого они так отчаянно боролись, выдало им разрешение на выезд «для специального лечения» в Швейцарию с зачетом срока лечения в общий срок ссылки. Благосостояние семьи Харито позволило воспользоваться этим шансом, и Николай после года работ на севере оставшиеся два проводит в Швейцарии, где вольнослушателем посещает консерваторские занятия.
    К этому времени он уже был автором романса "Отцвели уж давно хризантемы в саду" (это был первый романс, созданный 24-летним композитором в 1910 году). Романс сразу же стал знаменитым. Первое его название — "Хризантемы", затем "Отцвели уж давно", и только затем он стал называться по полной строке текста. Романс родился в Киеве, осенью, когда город утопал в любимых цветах Николая Харито — хризантемах.
     Первым исполнителем произведения был автор. По совету друзей он обратился к известному издателю Идзиковскому с просьбой напечатать романс. Но для его издания необходимо было отредактировать текст. И тогда композитор попросил киевского певца, исполнителя романсов В. Шумского внести свои поправки. Шумский с удовольствием выполнил просьбу, но при этом не постеснялся объявить себя соавтором. Так и был издан романс, где наряду с именем композитора был указан В. Шумский как автор текста. Но Харито, видимо, не возражал против соавторства. Более того, он посвятил романс В. Шумскому, который включил его в программу своих концертов в театре Бергонье (ныне Киевский русский драматический театр имени Леси Украинки). В этом же театре Н. Харито встретил свою любовь.    
     После возвращения из Швейцарии в Киев Николай Харито был вынужден искать работу, ибо на восстановление в университете рассчитывать не приходилось. Недолго думая он отправился туда, где впервые прозвучали «Хризантемы», ставшие его талисманом. Главному режиссеру Театра миниатюр Матвею Тимофеевичу Строеву сразу же пришелся по душе этот молодой человек, многое умеющий и готовый хоть работать тапером, хоть оформлять музыкальные спектакли, хоть писать музыку к театральным постановкам. К тому же имя 27-летнего композитора, бывшее тогда уже у всех на слуху, служило своеобразной визитной карточкой. Для начала Строев взял Харито тапером, потом настолько расположился к новому сотруднику, что предложил ему место гувернера его детей.
    Вскоре Николай Харито стал другом семьи Строевых. Через некоторое время он стал получать авторские отчисления от публикации своих произведений: его романсы пользовались огромным спросом, тиражи их нот постоянно возрастали. Харито обрел наконец материальную независимость, но расстаться с семьей Строевых уже не мог, влюбившись в юную дочь Матвея Тимофеевича Татьяну. К этому моменту его отношения с женой окончательно разладились, они практически не общались.
Между тем в огромной киевской квартире Строева поселилась и Надежда Георгиевна Харито с дочерьми, сняв несколько комнат. Матвей Тимофеевич видел в Николае преемника своего театрального дела. Николай и Татьяна переехали в отдельную квартиру, хотя сочетаться официальным браком не могли: Мария Олимпиевна не соглашалась на развод…
      
     Период с 1913 по 1915 год – самый счастливый и плодотворный в недолгой биографии композитора. В это время созданы большинство его лучших романсов, фортепианных пьес, мелодекламаций.

     В 1914 году началась мировая война. Из-за болезни легких Николай Харито не прошел медицинскую комиссию и на фронт не попал.

13 февраля 1915 года он вновь восстановился в университете, но получить высшее образование так и не смог: несмотря на заключение медицинской комиссии его все же призвали в армию. В прошении, поданном на имя ректора студентом третьего курса юридического факультета Н. И. Харито, говорится о приеме последнего «1 октября сего года (1916) юнкером в Николаевское Киевское пехотное военное училище».

22 марта 1917 года Николай Харито окончил училище,  служит на Соломенке, затем,  в  звании юнкера  был направлен в  расположение армии Деникина в Екатеринодар.   

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ  ИЗ ЖИЗНИ

*  Вместе с Николаем Харито в той же гимназии в 1904-1906 годах учились: П. Л. Войков – будущий дипломат-революционер, и  С. Я. Маршак – будущий детский писатель. Много позже Николай Иванович посвятит своему ялтинскому другу Войкову романс «Минувшего не воротить» на стихи Татьяны Строевой.
    В этой  гимназии работала жена Максима Горького Екатерина Пешкова, а в опекунском совете был Антон Павлович Чехов. Интересно, что в Ялте тогда зачастую гостил Федор Шаляпин, который через несколько лет будет исполнять знаменитые “Отцвели хризантемы” Николая Харито под аккомпанемент  Рахманинова.

*  Благонадежностью Николай  не отличался:  за антиправительственные выступления его отчисляют из университета – правда, практически сразу же и восстанавливают. Только заступничество известного ученого, профессора кафедры международного права Отто Эйхельмана не столько спасло, сколько отсрочило наказание Николаю Харито. В те годы по университету гуляло четверостишие:
Не все хорошее забыто,
          Не всюду царствует обман.
          Среди студентов есть Харито,
          А в профессуре — Эйхельман.

*   О том, как появился знаменитый романс, существует несколько версий. По одной из них молодой талантливый композитор как-то вернулся домой поздно вечером чрезвычайно взволнованный. Быстро подошел к столу, зажег настольную лампу, присел на краешек стула и положил перед собой чистый нотный лист. Из кармана сюртука достал почтовую открытку, где было всего две строчки, выведенные женским почерком: «Какой Вы интересный! Вы выделяетесь среди всей этой толпы!» На бумагу ровными рядами легли первые ноты. Вальс - легкий, светлый, грустный... Потом появилась стихотворная строчка: «В том саду, где мы с Вами встретились, Ваш любимый куст хризантем расцвел...»
Молодой человек в тот вечер был в опере. В антракте капельдинер принес ему в ложу ту самую записку. Отвечая на вопрос, от кого, капельдинер склонился в вежливом поклоне: «Не могу знать-с!» Едва дождавшись конца спектакля композитор словно на крыльях полетел домой. А вдруг она объявится - красивая, загадочная!.. Тогда он вместе с букетом белых хризантем преподнесет незнакомке свой скромный труд - новый романс. Посвященный ей!
    Так появились знаменитые «Хризантемы».
    Романтическая легенда. Увы, всего лишь легенда... На самом деле был и вечер в опере, и почтовая открытка от таинственной незнакомки... но в разное время! Романс был создан в 1910 году, а записку его автор получил на восемь лет позже. Да, легенда красивая, и ее впоследствии вовсю муссировала пресса. Однако происходило все совсем не так!
    «Однажды Николай вернулся откуда-то в приподнятом ностальгическом состоянии. Взяв в руки карандаш и лист бумаги, он на одном дыхании сразу сочинил чарующую и вместе с тем грустную мелодию на свои ранее написанные стихи о любви и разлуке. Это были его «Хризантемы», - вспоминала сестра композитора Надежда Ивановна.

*  Всего Н. Харито написал около пятидесяти романсов. Многие из них стали популярными и часто исполнялись в концертах, а также записывались на граммофонные пластинки. Не все романсы Харито были художественно равноценны, но их любили. Они напоминали людям, что где-то есть (или может быть) другая жизнь, полная любви и счастья.    

*  Николай Харито   был необыкновенно красив и талантлив. В него нельзя было не влюбиться. Его обожали завсегдатаи модных дворянских салонов и фешенебельных  гостиных.
                Трагическая смерть
Однажды в  Николай был приглашен на свадьбу сво¬его товарища по университету А. Козачинского, который  проходил службу в станице Тихорецкой,  расположенной недалеко от Екатеринодара.  Казачинский  женился  на Софье Гонсеровой. У невесты бы¬ла сестра Вера. Этим близнецам шел 19-й год и их с трудом отлича¬ли друг от друга. Жених Веры, офицер, барон Бонгарден, приехал сюда на свадьбу из Петербурга.
      За неделю до происшедших трагических событий Козачинский познакомил Николая со своей будущей женой и ее сестрой Верой, которая, видимо, сильно заинтересовалась Николаем. А он, как всегда, стал душой общества, в центре внимания. И когда Николай с вдохновением исполнял на свадьбе на фортепиано свои произве¬дения, не забыв и свой замечательный романс “Отцвели хризанте¬мы”, то все женщины собрались вокруг него, но особенное внима¬ние к нему проявила Вера.
    Бонгарден заметил охлаждение отношений к себе с ее стороны и решил, что причиной этому было знакомство с Николаем. За сва¬дебным столом между мужчинами возникла пикировка, приведшая к серьезной ссоре. К тому же, ревнивый барон уж слишком “переб¬рал”.
      У Николая была такая особенность в характере, что он никогда не выпивал более одной рюмки вина. Был он трезв и в полном рас¬судке.
      Мать Веры, заметив происходящее между ними, предложила Николаю вместе с ней выйти в сад. Вслед за ними вышел пьяный  Бонгарден и, догнав их на аллее, одним выс¬трелом в упор убил Николая. Пуля попала в область правого легко¬го, а потом рикошетом ударила в сердце. Это было настоящее, не¬объяснимое и подлое убийство ни в чем невиновного человека.
      Не было никакого поединка — «суда чести», когда оскорблен¬ный офицер, барон или князь вызывал своего противника на дуэль, как это было принято в те времена, но запрещалось. Говоря об этом, следует вспомнить подобные случаи, которые привели к гибе¬ли великих поэтов А. Пушкина, М. Лермонтова. Нет, ничего подоб¬ного здесь не было. Просто зверское неосознанное убийство из-за ревности обезумевшего офицера.
    На крик женщины сбежались люди, пытаясь оказать помощь Николаю, но она уже была не нужна ему. Это случилось 9 ноября 1918 г. Так трагично ушел из жизни, не доживший до возраста Ии¬суса Христа, талантливый композитор и поэт. Стоит только поду¬мать — сколько десятков новых романсов не увидели в мире наша культура и искусство.
    Тело убиенного перенесли в дом и положили на стол, а вокруг его изголовья рассыпали белые хризантемы из букетов невесты. Об этой страшной истории, в подробностях, узнали от мужа родной сестры Николая – Веры, присутствовавшего на свадьбе и ставшей известной семье Харито.
В ту секунду, когда прозвучал выстрел и Николай Харито замертво упал, сраженный пулей ревнивца-офицера барона Бонгартена, в соседнем зале, где праздновали свадьбу, кто-то запел тихо-тихо: "Отцвели уж давно хризантемы в саду". Автор романса лежал, истекая кровью, и улыбка застыла на его прекрасном лице.
      Над  Бонгарденом  хотели устроить самосуд,  но  ему удалось скрыться. Впоследствии стало известно о том, что барона судили, но он был оправдан, так как деникинский суд, разбираясь в проис¬шедшем случае, посчитал, что убитый Н. Харито был революционе¬ром…
     Перед похоронами композитора положили в гроб в военном мундире. Он лежал в нем тихий, огорченный и красивый, как в жизни. Николай был погребен 12 ноября на местном кладбище в Тихорецке. Приезжали ли проститься с ним из Киева его родные – мне неведомо. Скорее всего, нет. Время было тревожное, а дороги опасные. Сохранилась фотография могилы, сделанная кем-то по этому случаю, которая была окружена железной решетчатой огра¬дой. Над нею возвышался огромный деревянный крест с таблицей, на которой была сделана надпись: Композитор Николай Иванович Харито  1886-1918. А рядом, в ограде, у могилы кто-то заботливо установил ска¬мейку для посетителей…
      Гибель Харито повергла всех, кто его знал, в состояние скорби и уныния. Сначала Н. Харито был похоронен в г. Тихорецке, но потом его мать, Надежда Георгиевна, перевезла тело сына в Киев, где  и похоронила его на Лукьяновском кладбище. Могила  автора великого романса находится рядом с могилой его сестры Елены, умершей от "испанки".
      В 1948 году Надежда Георгиевна Харито и сама обрела вечный покой рядом с детьми…
В ряду №11 покоится прах Николая Ивановича Харито. Его короткая жизнь вместила и безоблачное обеспеченное детство, и годы унылого бедствования, когда распалась семья; и гимназические и университетские годы учебы, освещенные теплыми солнечными лучами больших надежд и ожиданий в окружении близких и преданных друзей; и политическую ссылку под унизительный надзор полиции в непривычно холодные архангельские края за активное участие в антиправительственных демонстрациях; и неожиданно вспыхнувшую бурную любовь, грустно затем сгоревшую и оставившую после себя усохшие хризантемы…
На могиле №44 минувшей осенью было оставлено много хризантем…

…Отцвели уж давно
хризантемы в саду…
Но любовь все живет…

     Новая власть  не простила композитору участие  (хоть и невольное)  в белогвардейском движении. В течение многих лет имя композитора Н. Харито замалчивалось, а его произведения объявлялись плодом мещанского мелкобуржуазного вкуса. И только в далеком эмигрантском зарубежье, в Европе и Америке, помнили и исполняли "Отцвели уж давно хризантемы в саду
    Долгие годы романс «Отцвели хризантемы» считался у нас мещанским, низкопробным творением невзыска-тельного мелкобуржуазного вкуса. Нот его никогда не было на прилавках магазинов, в репертуарах мастеров эстрады этот романс отсутствовал (только ли он?). И лишь у редких знатоков-коллекционеров можно было отыскать старинные пластинки с еще дореволюционными записями романсов Николая Харито. ". Страдая от ностальгии, слушали граммофонные записи, которые находили у коллекционеров и на "блошиных" рынках…
      Старинные романсы! Сколько в них душевного тепла и обаяния, мелодичности и эмоциональной взволнован-ности! Они всегда находили путь к человеческим сердцам. 
Многие из этих произведений со временем забылись, о них даже не вспоминают. Но другие, наиболее яркие и талантливые: "Я вас любил", "Выхожу один я на дорогу", "Я встретил вас" — пленяют и сегодня лирическим настроением и правдивостью передаваемых чувств. В начале ХХ века городской романс становится неотъемлемой частью отечественной музыкальной культуры. В этот период популярности романса ярко проявилось композиторское дарование Н. Харито.
…Почти сто лет звучит романс Николая Харито "Отцвели уж давно хризантемы в саду". Он выдержал испытание временем. Сегодня его поют оперные певцы и эстрадные исполнители, поп-звезды и рок-музыканты. Достойное место этот романс занимает в репертуаре Народного артиста СССР Иосифа Кобзона. В сборники романсов, выпущенные издательством "Музыка" в 1977-м и 1978 годах, включены произведения Н. Харито "Тени минувшего, счастья уснувшего" на слова А. Френкеля и "Астры осенние" на текст С. Грея. В том же издательстве в 1989 году напечатан романс "Отцвели уж давно хризантемы в саду".
В том саду, где мы с вами встретились,
Ваш любимый куст хризантем расцвел.
И в моей груди расцвело тогда
Чувство яркое нежной любви…

Опустел наш сад, вас давно уж нет,
Я брожу один, весь измученный,
И невольные слезы катятся 
Пред увядшим кустом хризантем.

Отцвели уж давно хризантемы в саду,
Но любовь все живет в моем сердце больном.               
          
ПРИМЕЧАНИЕ

  Имя автора самого популярного, самого любимого русского романса (правильно он называется «Отцвели хризантемы») - Николай Иванович Харито: с ударением имени на втором слоге, а не на последнем, как произноси-ли ведущие бесчисленных концертов, объявляя «Хризантемы».               
                ХОДАСЕВИЧ  ВЛАДИСЛАВ  ФЕЛИЦИАНОВИЧ
                (1886-1939)

ШТРИХИ БИОГРАФИИ

    Поэт, прозаик, литературовед. Родился в Москве в семье художника.
    Очень рано почувствовал свое призвание, выбрав литературу главным занятием жизни. Уже в шесть лет сочинил свои первые стихи.
    В 1904 году окончил гимназию и поступил сначала на юридический факультет Московского университета, затем - на историко-филологический факультет.
Начал печататься в 1905 году. Первые книги стихотворений - "Молодость" (1908) и "Счастливый домик" (1914) - были доброжелательно встречены читателями и критикой. Ясность стиха, чистота языка, точность в передаче мысли выделили Ходасевича из ряда новых поэтических имен и определили его особое место в русской поэзии.
    В 1914 году была опубликована первая работа Ходасевича о Пушкине ("Первый шаг Пушкина"), открывшая целую серию его "Пушкинианы". Исследованием жизни и творчества великого русского поэта Ходасевич занимался всю жизнь.
    В 1917 году Ходасевич с восторгом принял Февральскую революцию и поначалу согласился сотрудничать с большевиками после Октябрьской революции, но быстро пришёл к выводу, что «при большевиках литературная деятельность невозможна», и решил «писать разве лишь для себя».
    В 1920 году появилась третья книга стихов Ходасевича - "Путем зерна", выдвинувшая автора в ряд наиболее значительных поэтов своего времени. Четвертая книга стихов Ходасевича "Тяжелая лира" была последней, изданной в России.
   22 июня 1922 года Ходасевич вместе с поэтессой Ниной Берберовой (1901—1993),  покинул Россию.
   За границей, поэт находился некоторое время под влиянием М.Горького, который привлек его к совместному редактированию журнала "Беседа".
    В 1925 году Ходасевич уезжает в Париж, где остается до конца жизни. Живет трудно, нуждается, много болеет, но работает напряженно и плодотворно. Все чаще выступает как прозаик, литературовед и мемуарист: "Державин. Биография" (1931), "О Пушкине" и "Некрополь. Воспоминания" (1939).
   В последние годы публиковал в газетах и журналах рецензии, статьи, очерки о выдающихся современниках - Горьком, Блоке, Белом и многих других.
   Переводил поэзию и прозу польских, французских, армянских и др. писателей.

ИНТЕРЕСНЫЕ  ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ ХОДАСЕВИЧА

   * В декабре 1921-го Ходасевич не догадывался, к какому распутью подошла его собственная жизнь.
   Осенью 1921 года в Петрограде его, уже знающего о смерти Блока, застало известие о «Таганцевском деле», о расстреле почти ста интеллигентов, в том числе Гумилева и Ухтомского: петербуржцы боялись писать об этом в Бельское Устье напрямую, ограничиваясь туманными намеками.
   По возвращении он столкнулся с проблемой, само появление которой многое говорило о наступившей жизни и нравах в стране. В Петроград приехал «ревизор» из Москвы, из правления Союза поэтов, который должен был расследовать возмутительный факт — церковную панихиду по расстрелянному Гумилеву, заказанную его товарищами-поэтами.
    Выход из положения, по собственному свидетельству (в первом варианте воспоминаний о Блоке и Гумилеве), косвенно подтверждаемому и другими источниками, нашел как раз Ходасевич.
    «Вызвав к себе ревизора, я объявил ему, что завтра еду в Москву и там отчитаюсь перед самим Наркомпросом. “Ревизор”, разумеется, не посмел требовать от меня доклада, предназначенного высшему начальству. Я же поехал в Москву (речь идет об уже описанной выше поездке 1—16 октября), провел там недели две по своим личным делам, а затем вернулся в Петербург и собрал общее собрание Союза. На этом собрании я заявил, что был в Москве, посетил главное правление Союза и убедился в том, что это не правление Союза, а ночной притон с тайной продажей спирта и кокаина (это была правда). Затем я предложил членам Союза резолюцию следующего содержания:
    «Решительно осуждая устройство предприятий ресторанного типа под видом литературы, мы, нижеподписав-шиеся, заявляем о своем выходе из числа членов как Всероссийского союза поэтов, так и его петербургского отделения».
Эта резолюция, конечно, весьма не понравилась устроителям Дома поэтов, так как была направлена столько же против них, как и против московского центра. Однако она была принята единогласно всеми присутствующими, а затем подписана и всеми остальными членами Союза»1.
    Таким образом, петроградское отделение Союза прекратило существование, спрашивать стало не с кого, да и москвичи «после нашей резолюции, разоблачившей их кабацкое мероприятие, московские поэты предпочли не доводить дела до начальства».
* О матери Владислава Фелициановича, Софье Яковлевне, вспоминают лишь одно — она была еврейкой по крови, крещенной в католичество и выросшей в католической семье. Немногое говорит о ней и сам поэт:
В детстве я видел в комоде фату и туфельки мамы.
Мама! Молитва, любовь, верность и смерть — это ты!
* Находясь в эмиграции Ходасевич писал, что «трагедия писателей эмиграции  выразилась не  в том, что  написано,  а как написано»

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

В 1921 году Ходасевич эмигрировал из России и, после трёхлетних скитаний по Европе, поселился в Париже. В 1939 году он сильно заболел. Врачи поставили ему диагноз – обострение хронического холецистита  и предложили лечь в больницу на операцию. Ходасевич согласился. О дальнейшем рассказывает его жена Нина Берберова:
   «Посетителей пускали с часу до двух дня. Мы стояли с узелками  (передачами, как перед тюрьмой) у ворот. Ровно в час ворота распахнулись, все побежали, кто куда, чтобы не упустить драгоценного времени... Он лежал в стеклянной клетке, завешанной от других палат – соседних - простынями. В клетку светило яркое, жаркое солнце; негде было повернуться. Голодный до дрожи он накидывался на то, что ему приносили (в госпитале кормили дурно, и он там ничего не ел), острил над собой и потом сразу потухал, ложился, стонал, иногда плакал…
   Две недели исследовали его: снимали рентгеном, делали всевозможные анализы, заставляли пить то молоко, то холодную воду – отчего опять усилились его боли – и нельзя было понять, где именно у него болит, потому что он показывал то «под ложечку» то на левый бок, то на живот.
   Жёсткая койка, с трудом выпрошенная вторая подушка; госпитальное бельё и  суровое « тюремное» одеяло; а на дворе – жаркие июньские дни, которые так и ломятся в комнату. Он говорил:
    - Сегодня ночью я ненавидел всех. Все мне были чужие. Кто здесь, на этой койке не полежал, как я, эти ночи, как я, не спал, мучился, пережил эти часы, тот мне никто, тот мне чужой. Только тот мне брат, кто, как я, прошёл эту каторгу».
   После долгих осмотров и обследований врачи заподозрили у него рак поджелудочной железы и решили не откладывать операцию.
   « - Если операция не удастся, - сказал он мне в последнюю  пятницу, - то это будет тоже отдых.
   А в воскресенье он говорил Н.В.М. о том, что не перенесёт её, и они благословили друг друга.
   В понедельник утром его  перевезли в клинику. Прошли ужасные, мучительные сутки.  «Скорее бы!» - говорил он. Начались приготовления к операции. В три часа пришёл хирург (Боссэ). Его понесли, с трудом захлороформи-ровали.
   Операция продолжалась полтора часа. Боссэ, вышедший после неё, дрожащий и потный, сказал, что для него, несомненно, что был рак, но он не успел до него добраться: чистил от гной, крови и камней желчные протоки. Он сказал, что жить ему осталось не более 24 часов и что страдать он больше не будет.
   .. В семь часов вечера я вошла в палату, где он лежал.
  Он был тепло укрыт. Глаза его не были плотно сомкнуты. Пульс был очень слаб. Ему сделали переливание крови, отчего пульс стал на полчаса лучше. Медсестра не отходила от его кровати. Обезумевшая Оля стояла тут же.
   Раза два он повёл бровями. Медсестра сказала: надо, чтобы он не страдал. В девятом часу мы ушли. Какое-то равнодушие нашло на меня.
   В семь тридцать утра мы были уже в клинике (14 июня).  Он умер в шесть часов утра, не приходя в сознание. Перед смертью он всё протягивал правую руку куда-то (« и затрепещет в ней цветок»), стонал, и было ясно, что у него видения. Внезапно Оля окликнула его. Он открыл глаза и слегка улыбнулся ей. Через несколько минут всё было кончено».

ИЗ   ПОСЛЕДНИХ  СТИХОВ ХОДАСЕВИЧА

***
И снова голос нежный,
И снова тишина,
И гладь равнины снежной
За стеклами окна.

Часы стучат так мерно,
Так ровен плеск стихов.
И счастье снова верно,
И больше нет грехов.

Я бросил их: я дома,-
Не манит путь назад.
Здесь все душе знакомо...
Я нежно, грустно рад.

Мои неясны грезы,
Я только тихо нов...
Закат рассыпал розы
По савану снегов.               
                МАРИНА ЦВЕТАЕВА
                (1892-1941)

ШТРИХИ   БИОГРАФИИ

    Марина Цветаева родилась 26 сентября (8 октября) 1892 года в Москве. Её отец, Иван Владимирович, — профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед; стал в дальнейшем директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных искусств. 
    Марина начала писать стихи на русском,  французском и немецком языках  ещё в шестилетнем возрасте. Огромное влияние на Марину, на формирование её характера оказывала мать. Она мечтала видеть дочь музыкантом или поэтом.

После смерти матери от чахотки в 1906 году Марина с сестрой Анастасией остались на попечении отца.

Детские годы Цветаевой прошли в Москве и в Тарусе. Из-за болезни матери подолгу жила в Италии, Швейцарии и Германии. Начальное образование получила в Москве, в частной женской гимназии М. Т. Брюхоненко; продолжи-ла его в пансионах Лозанны (Швейцария) и Фрайбурга (Германия). В шестнадцать лет предприняла поездку в Париж, чтобы прослушать в Сорбонне краткий курс лекций о старофранцузской литературе.

 1910 год. Вышел первый сборник  стихов Марины Цветаевой  «Вечерний альбом». Марина опубликовала  на свои собственные деньги.  Сборник  привлек  внимание знаменитых поэтов — Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и Николая Гумилёва. В этот же год Цветаева написала свою первую критическую статью «Волшебство в стихах Брюсова». За «Вечерним альбомом» двумя годами позже последовал второй сборник — «Волшебный фонарь».

В 1911 году Цветаева познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном; в январе 1912 — вышла за него замуж. В этом же году у Марины и Сергея родилась дочь Ариадна (Аля).

В 1913 году выходит   ещё один  сборник   стихов под названием  «Из двух книг».

1916 год.  Цветаева приехала в город Александров, где жила её сестра Анастасия Цветаева с гражданским мужем Маврикием Минцем и сыном Андреем. В Александрове Цветаевой был написан цикл стихотворений («К Ахматовой», «Стихи о Москве» и др. стихотворения), а её пребывание в городе литературоведы позднее назвали «Александровским летом Марины Цветаевой».

В 1914 году Марина познакомилась с поэтессой и переводчицей Софией Парнок; их романтические отношения продолжались до 1916 года.

1916 год.  Марина возвращается  к мужу Сергею Эфрону. Отношения с Парнок Цветаева охарактеризовала как «первую катастрофу в своей жизни».

В 1917 году Цветаева родила дочь Ирину, которая умерла от голода в приюте в Кунцево (тогда в Подмосковье) в возрасте 3-х лет.

1918 – 1920  гг.  Годы Гражданской войны оказались для Цветаевой очень тяжелыми. Сергей Эфрон служил в рядах Белой армии. Марина жила в Москве, в Борисоглебском переулке. В эти годы появился цикл стихов «Лебединый стан», проникнутый сочувствием к белому движению   и романтические  поэмы    «Егорушка», «Царь-девица», «На красном коне».

В апреле 1920 года Цветаева познакомилась с князем Сергеем Волконским.

В мае 1922 года Цветаевой с дочерью Ариадной разрешили уехать за границу — к мужу, который, пережив разгром Деникина, будучи белым офицером, теперь стал студентом Пражского университета. Сначала Цветаева с дочерью недолго жила в Берлине, затем три года в предместьях Праги. В Чехии написаны знаменитые «Поэма Горы» и «Поэма Конца», посвященные Константину Родзевичу.

В 1925 году после рождения сына Георгия семья перебралась в Париж. В Париже на Цветаеву сильно воздейство-вала атмосфера, сложившаяся вокруг неё из-за деятельности мужа. Эфрона обвиняли в том, что он был завербован НКВД и участвовал в заговоре против Льва Седова, сына Троцкого.

В мае 1926 года по инициативе Бориса Пастернака Цветаева начала переписываться с австрийским поэтом Райнером Мария Рильке, жившим тогда в Швейцарии. Эта переписка обрывается в конце того же года со смертью Рильке.  В течение всего времени, проведённого в эмиграции, не прекращалась переписка Цветаевой с Борисом Пастернаком.

В 1928 в Париже выходит последний прижизненный сборник поэтессы — «После России», включивший в себя стихотворения 1922—1925 годов.

В 1930 году написан поэтический цикл «Маяковскому» (на смерть Владимира Маяковского), чьё самоубийство потрясло Цветаеву.

С 1930-х годов Цветаева с семьёй жила практически в нищете. Финансово ей немного помогала Саломея Андроникова.  Никто не может вообразить бедности, в которой мы живём. Мой единственный доход — от того, что я пишу. Мой муж болен и не может работать. Моя дочь зарабатывает гроши, вышивая шляпки. У меня есть сын, ему восемь лет. Мы вчетвером живём на эти деньги. Другими словами, мы медленно умираем от голода.

    15 марта 1937 г. выехала в Москву Ариадна, первой из семьи получив возможность вернуться на родину. 10 октября того же года из Франции бежал Эфрон, оказавшись замешанным в заказном политическом убийстве.

В 1939 году Цветаева вернулась в СССР вслед за мужем и дочерью. По приезде жила на даче НКВД в Болшево (ныне Музей-квартира М. И. Цветаевой в Болшево),
 27 августа была арестована дочь Ариадна, 10 октября — Эфрон.

 В августе 1941 года Сергей Яковлевич был расстрелян; Ариадна после пятнадцати лет репрессий реабилитирована в 1955 году.

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ ИЗ ЖИЗНИ

 * О своём рождении Марина писала:

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

* Муж Цветаевой, Сергей Эфрон, находился в рядах белой Добровольческой армии, и от него третий год не было никаких вестей. Положение Цветаевой, жены белого офицера, оказалось в красной Москве двусмысленным и тревожным, а ее характер, резкий и прямой, делал такое положение еще и опасным. Стихи из цикла «Лебединый стан», посвященного именно белой армии, она демонстративно читала на публичных вечерах. Белому движению посвящена и поэма «Перекоп» (1929). Лирика Цветаевой в то время пронизана иступленным ожиданием вести от Сергея Эфрона. «Я вся закутана в печаль, — писала она. — Я живу печалью…» Стихов, посвященных разлуке с любимым, было написано немало (впоследствии они составили отдельный цикл). Но их никто не знал: она писала в пространство, словно бросала весть в бушующее море во время кораблекрушения.

* Из эмиграции М. Цветаева возвращалась непросто. В марте 1937 года в СССР уехали её муж и дочь, но лишь 12 июня  1939 года  покинула Париж сама Цветаева; 18 июня была уже в Москве,- до 31 августа 1941 года, до «дня Елабуги», оставалось ещё два года. Как поэт она не умолкала, не важно, что не печатали, всё же давали возможность заработать какие – то гроши поэтическими переводами. Цветаева осталась поэтом и в СССР, а отсутствие права на печатание собственных стихов было в те годы скорее нормой, чем исключением. Дальше была Елабуга.
   Эйснер и Софиев мыли  в Париже витрины, Цветаева  эвакуационном Чистополе пыталась поступить судомой-кой в столовую писателей. Перед самоубийством, в одной из трёх записок, всё сказала: «А меня простите – не вынесла».

*За молодой поэтессой Мариной Цветаевой в литературных и театральных кругах Москвы прочно закрепилась слава ворожеи и пророчицы. Свои предсказания она давала так же, как и писала стихи, — неожиданно, щедро и очень точно. А свою судьбу она, казалось, знала наперед.
* Как-то  на коктебельском пляже Цветаева сказала своему другу, поэту Максимилиану Волошину: «Макс, я выйду замуж за того, кто угадает, какой мой любимый камень». Так и случилось. Молодой москвич Сергей Эфрон — высокий, худой, с огромными «цвета моря» глазами — подарил Марине в первый же день знакомства генуэзскую сердоликовую бусину, которую Цветаева носила потом  всю жизнь. По приезде в Москву Марина и Сергей обвенчались.
* Однажды в вагоне поезда, мучаясь в полной неизвестности о судьбе мужа, она написала ему — живому или мертвому — в тетрадку письмо: «Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака».
*Чудо свершилось! 1 июля 1921 года после трех с половиной лет разлуки и двух лет полной неизвестности Цветаева получает от мужа первое письмо: «Все годы разлуки — каждый день, каждый час — Вы были со мной. Я живу только верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни!»

                ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

    С началом войны Цветаеву в числе прочей писательской интеллигенции эвакуируют из столицы. Вместе с сыном сначала она попадает в Чистополь, а к августу оказывается в Елабуге. Ее душевные и физические силы на исходе. Она попросту устала начинать все с нуля и уже боится пытаться верить во что-то хорошее. Краткая биография Цветаевой обычно лишь вскользь повествует о том, сколь невыносимо тяжелыми оказались для нее последние годы жизни.

 17 августа 1941 года Цветаева  приехала в Елабугу.  Ей очень  хотелось бы остаться  в Чистополе, где к тому времени уже жили семьи литераторов, и где она могла бы найти поддержку и работу. Но городок был настолько перенаселен, что эвакуированным даже на пристань выходить запретили.
     - Те, кто видел ее на теплоходе, вспоминают, что Марина Ивановна была совершенно бледная, измученная, - рассказывает Равиля Брускова. - И когда говорят, что Марина Цветаева Елабугу не приняла, а, в свою очередь, Елабуга не приняла ее, то всегда забывают о том, что она приехала сюда уже с таким адом в душе, от которого никуда не сбежишь.
    "Елабуга похожа на сонную спокойную деревню", - пишет Мур 18 августа 1941 года. Эта запись сделана на следующий день после их с матерью прибытия в город, когда поздним вечером они сошли с парохода "Чувашская Республика" на старой пристани у Чертового городища.
   - Сначала она вместе с сыном и другими эвакуированными семьями литераторов поселилась в библиотечном техникуме и начала искать работу, - рассказывает Равиля Брускова. - В дневниках Мура, что подтверждается другими источниками, говорится, что Марина Цветаева готова была взяться за любую работу. Правда, в ней не сильно нуждались. Сарафанное радио разнесло, что в город приехала белоэмигрантка. Она писала: "...посуду я мыть могу и французский преподавать". Да кому нужен был французский, когда шла война!
    "Положение наше беспросветно", - 20 августа констатирует Мур в своем дневнике. Деньги, а это 600 рублей, привезенных с собой, уходили быстро, да и вещей, которые можно продать, они привезли не так много, слишком поспешно эвакуировались.
    Работу в Елабуге Цветаева так и не нашла. Зато в Чистополе, куда она с сыном все же планировала перебраться, она написала заявление с просьбой принять ее на работу посудомойкой в открывающуюся столовую Литфонда.
     А пока в Елабуге надо было где-то жить. Все квартиры, куда должны были расселять эвакуированных, были пофамильно расписаны. Особенно выбирать было не из чего. Да Марина Ивановна и не выбирала. Она осталась жить в первом же доме, куда их привели. В то время это была улица Ворошилова, позже - Жданова. До революции же она именовалась Малой Покровской. Так что с Покровского бульвара в Москве Марина Ивановна попала на Малую Покровскую в Елабуге.
    Хозяйка дома Анастасия Ивановна Бродельщикова, ставшая свидетелем последних дней Цветаевой, вспоминала, что к дому подошла группа эвакуированных с представителем от горсовета, и первой к ним вошла женщина в темном пальто и берете горохового цвета, присела на диванчик и сказала, что останется здесь. Старший научный сотрудник Литературного музея Цветаевой и Дома памяти Цветаевой Наталья Мухина считает, что Марина Ивановна выбрала этот ничем не примечательный дом только потому, что услышала имя хозяйки - Анастасия Ивановна (как у ее сестры), а она цеплялась за любой знак.
     Так сложилось, что 31 августа 1941 года Анастасия Ивановна первая вошла в сени, где на балке повесилась Марина Ивановна. Сначала в темноте она наткнулась на стул, потом - на Цветаеву. Воссоздать детально, что произошло в тот день, практически невозможно. К своим дневникам Георгий вернулся только 5 сентября и записал: "31 августа мать покончила с собой - повесилась. Мать последние дни часто говорила о самоубийстве, прося ее "освободить". И кончила с собой".
     31 августа пришлось на воскресенье, и всех жителей вместе с эвакуированными мобилизовали расчищать за городом площадку для аэродрома. Марина Ивановна сказалась больной и осталась дома, на воскресник отправился Мур. Расчищать аэродром пошла и Бродельщикова, она не могла лишать своего мужа - кузнеца - единственного выходного. Так что хозяин вместе с внуком провел этот день на рыбалке. Вероятнее всего, домой Анастасия Ивановна вернулась только после обеда. Та самая балка, через которую Марина Ивановна перекинула веревку, сохранилась в доме до сих пор. А вот что стало с веревкой, неизвестно. Хотя есть история о том, откуда она могла взяться.
    - Действительно есть мистическая история о том, что эту веревку передал ей Борис Пастернак, - рассказывает Равиля Брускова. - Он на самом деле помогал ей перед поездкой в Елабугу упаковывать вещи и перевязал один из чемоданов веревкой. В пересказах, что до нас дошли, он сказал, что она такая прочная, хоть вешайся. Никто, естественно, не проверял, на какой веревке она ушла из жизни, поэтому это нельзя принимать за факт, но Пастернак переживал, что это могла быть его веревка.
    А вот о том, как Борис Пастернак и молодой поэт Виктор Боков провожали Марину Цветаеву в Москве, известно доподлинно.
    Робкий Боков посмел сказать Цветаевой, что гадал на нее по книге эмблем и символов Петра Великого, о чем впоследствии написал в своих воспоминаниях, - говорит директор музея. - И у Марины Ивановны в глазах появился интерес: "Вы знаете эту книгу?" - спросила Цветаева. "Да, я по ней гадаю на писателей", - ответил поэт. "И что же мне выпало?" - продолжала Цветаева, но Боков промолчал, он не смел ей сказать, что на Марину Ивановну открылась страница с гробом и звездочкой, и с надписью: "Не ко времени и не ко двору". Цветаева приняла его молчание: "Можете не говорить, другого я и не ожидала".
      Постоянная депрессия подталкивает поэтессу к решению приблизить «одиночества верховный час» и после очередной ссоры с Григорием 31 августа 1941 года Марина Цветаева лишает себя  жизни.
      Где 2 сентября 1941 года была похоронена Марина Цветаева, доподлинно неизвестно. Сохранились свидетельства, что эвакуированных в Елабуге,  хоронили отдельно от горожан в южной части кладбища. Поэтому когда в 1960 году здесь побывала Анастасия Ивановна Цветаева, ее привезли именно сюда. И здесь она усмотрела знак - сдвоенную сосну.
    Видимо, это дерево навеяло ей воспоминания из детства, и она установила на этом месте металлический крест с надписью: "В этой стороне кладбища похоронена Марина Цветаева", а через десять лет его заменили гранитным надгробием.
    Самый ценный экспонат в Доме памяти М.И. Цветаевой в Елабуге - маленький блокнотик и карандашик, который нашли при ней. Это записная книжечка размером в половину женской ладошки, говорят, что она привезла ее из Франции. Она никогда не расставалась с блокнотиками и карандашами, всегда носила их в переднике.
    В этой книжечке только одно слово, и то на последней странице. Мелким почерком Марина Ивановна написала: "Мордовия". Есть версия, что она, таким образом, обозначила место заключения дочери Ариадны. Но в мордов-ские лагеря Алю перевели после смерти Марины Ивановны. Предвидение?
Самоубийство и тайна могилы
31 августа 1941 года покончила жизнь самоубийством (повесилась) в доме, куда вместе с сыном была определена на постой. Оставила три предсмертные записки: тем, кто будет её хоронить («эвакуированным», Асеевым и сыну). Оригинал записки «эвакуированным» не сохранился (был изъят в качестве вещественного доказательства милицией и утерян), её текст известен по списку, который разрешили сделать Георгию Эфрону.
Записка сыну:
Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь, что любила их до последней минуты, что попала в тупик.
Записка Асеевым:
Дорогой Николай Николаевич! Дорогие сестры Синяковы! Умоляю вас взять Мура к себе в Чистополь — просто взять его в сыновья — и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю. У меня в сумке 450 р. и если постараться распродать все мои вещи. В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы. Поручаю их Вам. Берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сына — заслуживает. А меня — простите. Не вынесла. МЦ. Не оставляйте его никогда. Была бы безумно счастлива, если бы жил у вас. Уедете – увезите  с собой. Не бросайте!
Записка «эвакуированным»:
Дорогие товарищи! Не оставьте Мура. Умоляю того из вас, кто сможет, отвезти его в Чистополь к Н. Н. Асееву. Пароходы — страшные, умоляю не отправлять его одного. Помогите ему с багажом — сложить и довезти. В Чистополе надеюсь на распродажу моих вещей. Я хочу, чтобы Мур жил и учился. Со мной он пропадет. Адр. Асеева на конверте. Не похороните живой! Хорошенько проверьте.
Марина Цветаева похоронена 2 сентября 1941 года на Петропавловском кладбище в г. Елабуге. Точное расположение её могилы неизвестно. На южной стороне кладбища, у каменной стены, где находится её затерявшееся последнее пристанище, в 1960 году сестра поэтессы, Анастасия Цветаева, «между четырёх безвестных могил 1941 года» установила крест с надписью «В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева». В 1970 году на этом месте было сооружено гранитное надгробие. Позднее, будучи уже в возрасте за 90, Анастасия Цветаева стала утверждать, что могила находится на точном месте захоронения сестры, и все сомнения являются всего лишь домыслами. С начала 2000-х годов место расположения гранитного надгробия, обрамлённое плиткой и висячими цепями, по решению Союза писателей Татарстана именуется «официальной могилой М. И. Цветаевой».       

Из стихов Марины Цветаевой

***
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой,
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не - гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!
               
                УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
                (1564-1616)
ШТРИХИ БИОГРАФИИ

    Уильям Шекспир родился 23 апреля 1564 года в маленьком городке Стратфорд-на-Эйвоне. Его отец, Джон Шекспир, был перчаточником, в 1568 г. был избран мэром города. Его мать, Мэри Шекспир из рода Арден, принадлежала к одной из старейших английских фамилий. Считается, что Шекспир учился в стратфордской «грамматической школе», где изучил латинский язык, основы греческого и получил знания античной мифологии, истории и литературы, отразившиеся в его творчестве. В возрасте 18-ти лет, Шекспир женился на Энн Хэтуэй, от брака с которой появились на свет дочь Сюзанна,  близнецы Гамнет и Джудит.
    Промежуток с 1579 по 1588 гг. принято называть "утерянными годами", т.к. нет точных сведений о том, чем занимался Шекспир.
    Примерно в 1587 г. Шекспир покинул свою семью и переселился в Лондон, где занялся театральной деятельно-стью.
    Первое упоминание о Шекспире, как о писателе, мы находим в 1592 г. в предсмертном памфлете драматурга Роберта Грина "На грош ума, купленного за миллион раскаяния", где Грин отозвался о нем как об опасном конкуренте («выскочка», «ворона, щеголяющая в наших перьях»). В 1594 г. Шекспир числиться одним из пайщиков труппы Ричарда Бербеджа «Слуги лорда-камергера», а в 1599 г. Шекспир становится одним из совладельцев нового театра "Глобус". К этому времени Шекспир становится достаточно состоятельным человеком, покупает второй по величине дом в Стратфорде, получает право на фамильный герб и дворянское звание — джентльмен. В течение многих лет Шекспир занимался ростовщичеством, а в 1605 г. стал откупщиком церковной десятины.
     В 1612 г. Шекспир покидает Лондон,  и возвращается в родной Стратфорд.
 Скудость биографических сведений и множество необъяснимых фактов дали повод выдвигать на роль автора произведений Шекспира довольно большое количество людей. До сих пор существует масса гипотез (впервые выдвинутых в конце XVIII в.), что пьесы Шекспира принадлежат перу совершенно другого человека. За два с лишним века существования этих версий на «роль» автора этих пьес выдвигались самые разные претенденты - от Фрэнсиса Бэкона и Кристофера Марло до пирата Фрэнсиса Дрейка и королевы Елизаветы. Были версии, что под именем Шекспира скрывается целый коллектив авторов. На  сегодняшний день насчитывается уже 77 кандидатов на авторство. Однако кем бы он ни был, - а в многочисленных спорах о личности великого драматурга и поэта точка будет поставлена не скоро, возможно, что и никогда - создания гения Ренессанса сегодня по-прежнему вдохновляют режиссеров и актеров всего мира..

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

    В 1607 году Шекспир устроил пышные похороны умершему брату Эдмунду, который много лет был актёром «Глобуса». Через год, по свидетельству очевидцев, он присутствовал при крещении внучки и при отпевании матери.   
    О жене поэта сведений почти не сохранилось.  О ней сказано лишь несколько слов при крещении детей поэта и в его завещании.
    В преклонном возрасте Шекспир стал уходить от трагического  направления в своём творчестве и  писал  только пьесы для своего театра.  С 1606 по 1610 г. им написаны пьесы «Цимбелин», «Зимняя сказка», «Буря». За десять лет у него вышло двадцать печатных изданий его произведений. Во время премьеры
« Генриха VIII» вспыхнул пожар – театр «Глобус» сгорел дотла. Вскоре, после этого Шекспир ушёл из театра. В это время ему было  48 лет. Многие объясняют этот уход состоянием здоровья Уильяма, говорили, что он исписался, выдохся физически. Переуступив свою долю  в паях труппы, он уехал в Стратфорд к жене и дочерям. Шекспир был уверен, что через короткое время будут забыты все его сочинения, которых к тому времени накопилось немало – 17 комедий, 11 трагедий, пять поэм и 154 сонета.
   Последние  несколько лет своей жизни писатель провёл в просторном доме с прекрасной обстановкой, с двумя большими садами при нём. Он оставил завещание, в котором   его произведения даже не  упоминались, хотя после него осталось 18 неопубликованных пьес.

        Умер   Шекспир 23 апреля 1616 г.
       Пока что  единственное свидетельство об обстоятельствах смерти поэта извлечено из дневника Джона Уорда. Он был стратфордским приходским священником и лекарем, который наказал себе "внимательно прочесть шекспировские пьесы и быть сведущим в них", чтобы не оказаться "невежественным в этом вопросе". Уорд упоминает в своих заметках, что "Шекспир, Дрейтон и Бен Джонсон при весьма веселой встрече, кажется, выпили лишку, ибо Шекспир умер от лихорадки, которой он тогда же заболел".
      Сообщение Уорда, сделанное через полвека после события, следует отнести к области преданий; оно представляется не более как отголоском слухов слово "кажется" определяет степень его достоверности. Откуда было знать непрофессионалу в медицине, могла ли вечерняя попойка привести к роковой лихорадке. Но в других отношениях рассказ Уорда достаточно правдоподобен. Шекспир вполне мог позвать своего соседа,  Дрейтона, в старого товарища по театру Джонсона (отнюдь не трезвенника) на вечеринку, и венчание Джудит  (дочь Шекспира) было подходящим предлогом для этого. Более того, Уорд еще застал в живых людей, связанных с этим преданием, поскольку Джудит, в те времена уже достигшая преклонного возраста, жила поблизости от него в Стратфорде (он упоминает ее как г-жу Куини).
               
      Шекспир был погребен в алтаре церкви св. Троицы у северной стены. Согласно сообщению, относящемуся к концу XVII в., "его положили на глубине метров пяти-шести, достаточно глубоко". Но это кажется маловероятным, так как совсем близко протекал Эйвон. На плите, покрывающей могилу поэта "простой дикий камень", как описывал его 4693 г. Даудел, и можно разобрать следующие слова:

      Друг, ради Господа,
      не рой останков, взятых сей землей;
      не тронувший блажен в веках,
      и проклят - тронувший мой прах.

      Несколько свидетелей конца XVII века утверждают, что Шекспир сам придумал эту эпитафию и распорядился высечь ее на своей могильной плите.
      Проклятие тому, кто потревожит прах, выраженное в общепринятой форме, было обращено не к случайному прохожему - он едва ли мог прийти в церковь с заступом в руках - а к церковному сторожу, которому из-за недостатка места для захоронений в церкви порой приходилось разрывать могилы и переносить кости в примыкавший к церкви склеп.
      Было высказано предположение, что останки Шекспира захоронены в храме, а не на церковном кладбище не потому, что он был знаменитым лондонским поэтом-драматургом, а потому, что покупка части десятинных земель Стратфорда делала его как бы мирским священнослужителем. Как бы то ни было, еще до окончания XVII столетия люди нашли дорогу к церкви св. Троицы, куда они приезжали "навестить прах великого Шекспира, который погребен в этой церкви". Они задерживались так же, как все бесчисленные паломники той поры, перед бюстом, установленным на высоте примерно полутора метров над могилой, в северной стене алтаря.      

  Вдова Шекспира дожила до того дня, когда она смогла увидеть памятник, установленный ему в стратфордской церкви. Медная доска на ее могильной плите, в алтаре,  слева от плиты ее мужа,  сообщает, что она "ушла из сей жизни августа 6 дня; 1623. Будучи 67 лет от роду". Латинская эпитафия под этой надписью увековечивает память о матери - дарительнице жизни и млека. Из приходской книги мы узнаем, что она была похоронена 8 августа. Сьюзан  (дочь Шекспира) умерла 11 июля 1649 г. в возрасте 60 лет и через шесть дней была предана земле справа от своего мужа в том же алтаре - Дагдейл записал эпитафию, позднее стершуюся, а еще позднее восстановленную.
      Джудит дожила до Реставрации. 9 февраля 1662 г., менее чем через две недели после того как ей исполнилось 77 лет.  Она  была похоронена, как предполагают, на церковном кладбище.  Пережила своего брата-близнеца Гамнета на 66 лет. В этом роду женщины жили дольше мужчин. В 1693 г. Даудел сообщил предание, согласно которому "жена и дочери" Шекспира "хотели, чтобы их положили в одну могилу с ним", но, "боясь проклятия", никто не посмел "тронуть его могильную плиту".

О РУКОПИСЯХ ПОЭТА

      Сведения о рукописях Шекспира начали впервые распространяться в XVIII столетии. В 1729 г. Джон Роберте, называвший себя "бродячим актером", сокрушался о том, что "два больших сундука, полные не разобранных бумаг и рукописей этого великого человека, находившиеся в руках одного невежественного булочника из Уорика (женившегося на женщине из рода Шекспиров) были разбиты, а их содержимое небрежно разбросано и раскидано, как чердачный хлам и мусор, о чем подробно известно сэру Уильяму Бишопу, и все это погибло во время пожара и разрушения города". Сэр Уильям Бишоп (1626-1700) действительно жил в шекспировских краях, и большой пожар нанес значительный ущерб Уорику в 1694 г.; но мы не знаем ни о каких потомках Шекспиров или Хартов, проживавших в то время в Уорике. Мэлон сообщает, что в 1742 г. сэр Хью Клоптон, родившийся через два года после смерти внучки поэта Элизабет, рассказывал актеру Маклину "старинное предание о том, что она [Элизабет] увезла с собой из Стратфорда много бумаг своего деда".
    "Г-на Уильяма Шекспира комедии, хроники и трагедии" вышли в свет в конце 1623 г. Запись о регистрации в гильдии печатников и издателей от 8 ноября перечисляет 16 пьес, "официально не зарегистрированных другими лицами". Этот список включает некоторые из самых популярных произведений Шекспира - "Бурю", "Двенадцатую ночь", "Юлия Цезаря", "Макбета" - и представляет все стадии его литературной карьеры; эти пьесы впервые напечатаны в этом фолио.

СОНЕТ 110

Да, это правда: где я не бывал,
Пред кем шута не корчил площадного.
Как дешево богатство продавал
И оскорблял любовь любовью новой!

Да, это правда: правде не в упор
В глаза смотрел я, а куда-то мимо.
Но юность вновь нашел мой беглый взор, —
Блуждая, он признал тебя любимой.

Все кончено, и я не буду вновь
Искать того, что обостряет страсти,
Любовью новой проверять любовь.
Ты — божество, и весь в твоей я власти.
Вблизи небес ты мне приют найди
На этой чистой, любящей груди.