***
Город стонал, выл, кричал, задыхался,
Но артобстрел был жесток:
Вместо домов и подвалов остался
Каменный жесткий песок.
Чудом церквушка одна уцелела,
Цвет лишь от гари поблек.
Смерти в лицо, не сгибаясь, смотрела,
Словно живой человек.
Будто солдат, в гимнастерке из дыма,
Средь безутешных руин,
Средь оголтелости непоправимой
Выстоял в горе один.
Русь! Безымянных героев аллея:
Зданий, людей… Жжет висок
Общая боль, ни на миг не старея,
Каменный помня песок.
Ванечка
Он выл, стонал, кричал, рыдал, ругался…
Весь госпиталь не мог его унять.
Затем, устав, молчал - сил набирался,
Чтоб снова болью сердце разрывать.
Он медсестру клял, что на поле боя
Его в воронке с трупами нашла
И на плечах девичьих, сотен стоя,
Его к своим сквозь ад земной несла.
Он клял врачей, весь госпиталь по кругу
За то, что заставляли снова жить…
Никто не спорил с ним. А он сквозь ругань
Просил, молил скорей его убить.
Таких, как он, здесь звали «самоваром»:
Ни рук, ни ног - на мину наскочил…
И вроде жив остался… Что ли даром
Так молод он? - совсем еще не жил…
Весна кружила в вальсе по округе,
Сирень дарила душный аромат
И свежий ветерок лизал фрамуги,
Гоня прочь спертый воздух из палат.
А он по-прежнему рыдал и матерился,
Ничто не утешало и никто…
И каждый лишний миг так долго длился,
Он не хотел, не мог жить… ни за что…
Но кто-то сжалился. Он ночью стал бесшумный.
Его врачи застреленным нашли.
Тот крик шальной, тот взгляд его безумный
Забыть все очень долго не могли…
А старый фельдшер, подобрав бумаги,
Послал письмо: такой-то, мол, Иван
(Нет, он не врал - то правда о бедняге)
От боевых от горьких умер ран.
***
Идет в наступление рота,
Ложится ей под ноги снег…
У вражьего падая дзота,
Бойцы застывают навек.
Но словно из небыли вьюжной,
Собратья погибших встают,
И цепью сплоченною дружной
В атаку шальную идут.
Бросаются грудью на мины
С последней молитвой простой -
И адские глохнут машины,
В крови захлебнувшись святой…
Идет в наступление рота,
Ложится ей под ноги снег…
Врагу не сдается пехота,
И спорит с огнем человек.
***
Вначале ты смерти страшишься,
Стараешься как-то спастись…
А после ее не боишься,
Устав вдруг от страха трястись.
А после ты словно играешь,
Забыв об огне и свинце…
И если судьба - умираешь
С улыбкой живой на лице.
Молодожены
Жених - пулеметчик. Невеста - связная.
Живем, братцы, только ведь раз.
И свадьба в окопе была фронтовая
До грозной атаки за час.
Вот платье невестой прилежно пошито
(Трофей, парашютная ткань).
Еловыми шишками чубчик завитый
Такой милый-милый… Ты глянь!
Жених - загляденье: одел все медали
И бляха, как солнце, горит…
А кольцами первыми суженым стали
Две гайки - такой колорит.
Они были молоды, яры, задорны,
И смерть им дивилась порой…
Как счастливы были те молодожены
Законно вступить вместе в бой.
***
Не ругай… ругайся, милая жена…
Я уйду далече - там теперь война.
Мой храни подарок - беленький платок.
Сохранишь - быть может, поживу чуток.
Сохранишь - быть может, вовсе я вернусь
И с тобой, хорошей, снова обнимусь.
Знаю, беззаветно ты лишь мне верна…
Потерпи… Любовь ведь больше, чем война.
***
Как хорош женский смех на войне!
Женский голос - особое чудо!
В черной копоти, гари, огне
Никогда я его не забуду.
Лишь словечко, полслова, лишь звук
Пусть промолвит девчонка какая -
И в груди новый слышится стук,
И война вся как будто другая.
Ну а если в тиши запоет
Нежный голос ее у землянки,
Затаится, любуясь, весь взвод
И заглохнут машины и танки.
Все окажется словно во сне,
Мирном сне, каждый родом откуда…
Как хорош женский смех на войне!
Женский голос - особое чудо!
Защитники
Они с Отчизною за жизнь не торговались
И за ценою не стояли никогда.
В чужие блиндажи, как смерч, врывались,
Родные защищая города,
Деревни, села, станции, станицы -
Как необъятна русская земля! -
Родные души и родные лица,
Леса родные, реки и поля.
Насквозь их груди пули прошивали,
Осколки разрывали с хрустом плоть…
Но в их глазах враги всегда читали:
Россию невозможно побороть.
Снега, дожди, ветра - кляня несчастье -
Туманы, в синей дымке тополя,
Как эхо повторяли, как заклятье:
Непобедима русская земля!
Бескозырки
В небе солнце золотилось сонно,
Обещала днем стоять жара.
В ранний час, прорезывая волны,
В море вышли наши катера.
Вскоре стало слышно, как упорно
Завязался бой морской вдали,
Как дрались, сражались непокорно
Наши боевые корабли.
Долго битва длилась, неуемно
Канонада била допоздна…
И стучались в пирс бетонный волны,
И всходила над горой луна.
Отревели залпы многократно,
Стихло все… Средь щепок и тюков
По каналу плыли в красных пятнах
Бескозырки наших моряков.
Аннушка
Аннушка, Анюта умирала…
Прямо в сердце пуля ворвалась.
На земле сырой она лежала,
Глядя в небо и не шевелясь.
Журавлиный клин парил над нею,
Словно зазывая в дальний путь.
Становилась все она бледнее,
Не желая просто так уснуть.
Говорила еле-еле слышно:
«Неужели, девочки, умру?»
На груди раздавленною вишней
Засыхала быстро кровь в жару.
Мы смотрели скорбно и устало
На такой нелепый жизни край…
Как вдруг почтальонша подбежала,
Крикнув ей: «Постой! Не умирай!
Прибыло письмо тебе, вот адрес,
Я тебе прочту сейчас его…»
Слушала Анюта улыбаясь -
Не могла смерть сделать ничего.
И глаза ее пылали страстью,
Словно это мы, но не она,
Умирали… А она лишь счастьем,
Но не болью ран была полна.
«Чудо! Чудо! Вопреки законам
Всем, и медицинским в том числе,
Аннушка живет…» - из медвагона
Военврач шептал в парящей мгле.
Вот письмо дочитано до корки,
В небе занялась уже гроза…
«За письмо спасибо вам, девчонки…» -
Улыбнулась Аня горько-горько...
В тишине навек закрыв глаза.
Птицы
Бьет артиллерия… Снарядов вереницы
Осенний воздух режут с двух сторон…
А в дымном небе пролетают птицы,
Их клин тосклив и не вооружен.
Они не могут как-то защититься,
Людского горя вовсе не хотят…
Но беспощадно-горькие зарницы
Все ближе, ближе возле них горят.
Как крикнуть им: «Скорее улетайте!
Сюда нельзя! Стреляют! Стоп! Назад!
Вы за грехи людей не отвечайте!
Ведь то для них летит смертельный град…»
Бьет артиллерия… Снарядов вереницы
Осенний воздух режут с двух сторон…
На землю падают расстрелянные птицы,
Их клин войной, людской войной сражен.
Я тебя дождусь
…А я тебя дождусь, дождусь, дождусь…
Пусть говорят, что ты давно убитый.
Я им не верю и в глаза смеюсь,
Ежеминутно за тебя молюсь
Любви своей неистовой молитвой.
Ты, знаю, бьешься на передовой,
Куешь победу на переднем крае.
Легко, быть может, ранен, но живой,
Любимый мой, хороший мой, родной…
Я это точно знаю, знаю, знаю…
И на поминки к вдовам не пойду,
Твоим друзьям промолвлю: «Погодите».
Пусть скажут, что давно живу в бреду,
Но всем отвечу, отводя беду:
«Вы мужа моего не хороните.
Он на войне, герой. Я им горжусь».
Разлуку нашу горько проклиная,
Я ничего, поверь мне, не боюсь.
Я жду тебя, и я тебя дождусь.
Ты жив, ты жив - я это точно знаю.
Льдины
Пригрело солнце больше свысока,
Весна в свои права вступала чинно…
И вскрыла лед замерзшая река,
Куда-то вдаль неся теченьем льдины.
На них, на белых, черные горбы -
Лежат солдаты - и враги, и наши.
Они зловещей волею судьбы
Навек застыли в схватке рукопашной.
Застыл последний ужас, ярость, боль…
Чужой и свой друг другу впились в горло.
Доколь, природа-матушка, доколь
Страдать нам? Молодость прогоркла…
Душа кровит, отравлена войной,
Когда никто не видит, тихо плачет…
На льдине каждый будто бы живой,
С последнею надеждой и удачей…
Тела солдат сковал прозрачный лед,
А душ не удержать - они все выше…
Но бой на льдине все еще идет,
И каждый воин, присмотритесь, дышит!
Девушка на крыше
Ей кажется: она парит над городом…
Аэростаты - белые киты
Плывут под облаками, тянет холодом
С залива, слышен гул из темноты.
Лучи прожекторов по небу ерзают.
Кварталы, иглы шпилей, невский лед
Заснежены… Внизу машины ползают.
И вот тревога - авианалет.
Пожарами ночь снова освещается,
Стрельба, сирены… Но нельзя стоять -
Она бежит и сбросить с крыш старается
Безумных «зажигалок» вражью рать.
Лиловый свет, и красный, и малиновый…
В кирпичных трубах отблески свинца.
Ах, ночи-ночи, до чего ж вы длинные!
И нет отваге девичьей конца!
Гибель солдата
Упал солдат, лицом уткнувшись в травы…
Упал - и не хотел никак вставать.
Что вся теперь ему мирская слава
Здесь, в мураве, где будет он лежать?
Остановились для него минуты,
Не увидать ему земной красы…
Но только шли и жили почему-то
Солдатские наручные часы.
Как будто жизнь в самом в нем продолжалась,
На тот ковер душистый прилегла
Всего на миг, неистово сражаясь…
Да только вот подняться не смогла.
Гремят вдали еще боев раскаты,
И множится безумная беда…
И падают, и падают солдаты,
Лицом уткнувшись в травы навсегда.
Неубиваемые
Не храбрились - просто вдоль позиций шли
Два бойца, друг другу улыбаясь…
А по ним прицельный артобстрел вели
Чужеземцы, снова ошибаясь.
Круговерть разрывов поднимала гать,
Все вокруг корежа и кромсая…
Но не уставали два бойца шагать,
Словно мирной тропкою гуляя.
И, завидуя, счастливчиками их
Звали, начиная верить в чудо,
В батальоне… Только ведь у них
Дерзость этакая… Но зачем, откуда?
На войне все страшно: страшно умирать,
А не умирать еще страшнее…
Страшно каждое мгновенье ожидать
Смерти иль ее прикосновенья…
Но порой забрезжит где-то вдруг вдали
Некий свет, как ангел возвышаясь…
Не храбрились - просто вдоль позиций шли
Два бойца, друг другу улыбаясь…
Золушка
Ее все звали Золушкой в полку
За труд, какому равных нет в помине:
Глядишь, снаряды тащит по песку,
То раненых по стылой мокрой глине,
Бинты стирает в ледяной воде…
А ей до двадцати еще полжизни.
И в этом беззаветнейшем труде
Есть высший смысл любви к своей Отчизне.
Пришел приказ. Фронт просит снайперов.
Вновь тут как тут она: гляди-ка - снайпер!
И занята позиция, к стрельбе боец готов,
Как гром стучит в часах наручных таймер.
А в оптике уже окоп чужой,
Как на ладони офицер… Шептала:
«Какой красавец… статный… молодой».
Налюбовалась. На курок нажала…
И разревелась… «Он хотя и враг,
Но человек…» Ведь детство не обманешь.
Но без убийства на войне никак,
Иначе ноги сам, увы, протянешь.
Что ж, фронтовая сжалилась судьба.
Она связистом стала по приказу.
Разрывы мин, над головой пальба…
Но все обрывы чинит ловко, сразу.
То перебежками, то вжавшись в снег, ползком…
Но помнит главное: «Назад - ни шагу!»
А после - благодарность, отпуск, дом.
И первая награда - «За отвагу».
И удивительно: как все она смогла?
Шесть классов школы - возраст не военный.
Но как же яро юность в ней жила
И дух победы необыкновенный!
Нужно учиться
…А нужно учиться быть нежной,
Походкою легкой шагать
И шарфик носить белоснежный,
И туфельки вновь одевать.
Забыв, как суглинок месили
Мужской безразмерной кирзой,
Как много заправски курили,
Умели врагу быть грозой.
…А нужно учиться быть слабой
И в губы парней целовать,
Быть женщиной больше, чем бабой,
Духами себя поливать.
Забыв, как терпели натужно
То холод, то голод, то зной…
Как было неистово нужно
На танк лезть с винтовкой одной.
…А нужно учиться, учиться
Собой быть, как прежде была…
Чтоб в мирную жизнь возвратиться,
Которую вечность ждала…
Ожидание отца
Отца мы прождали одиннадцать лет,
Пока он вернется с войны:
Четыре лишь - с фронта, да семь (был навет),
Еще долгих семь - с Колымы.
Отец был в плену. А сбежав, воевал…
С него брали в роте пример.
«Зачем ты живой? - на допросе кричал
Неистово злой офицер.
- Зачем не погиб? Ты предатель и враг!»
Сойти можно было с ума.
И как бы приспущен победный был стяг,
Героя ждала Колыма.
И было так горько и трудно стоять
У тех ледяных рудников,
Где ветер грозился его расстрелять,
Не выпустить из-под замков.
Но выдержал новую битву отец,
И много шальных лет спустя,
Вернулся домой к нам, семье, наконец,
О чем-то далеком грустя.
Зачем не погиб и остался живой? -
Он жизнь очень крепко любил.
Затем, что на свете нет силы такой,
Чтоб милых детей позабыл.
Затем, что он Родине предан навек,
Не зря кровь свою проливал.
Затем, что такой вот, как он, человек
Велик, как бы ни был он мал.
Рана
Не пойму, возможно ли такое,
Словно происходит все в бреду:
Чудится мне, лишь глаза прикрою,
Как дорогой пламенной иду.
Как горю я, погребенный, в танке,
Чуя боль, еще какую боль!
Как тревожно сплю в сырой землянке,
Ощутив солдатскую юдоль.
Как встаю на бруствер разъяренно,
Как бегу в атаку без ума…
Как храню последних два патрона
И лежу, израненный, впотьмах.
Не пойму, возможно ли такое.
Сердце бешено, как пулемет, стучит…
Не был я застигнут той войною.
Что ж она мне не дает покоя,
В грудь вонзаясь пулей разрывною,
Раною кровоточащею болит?
Двуединая судьба
Кому-то - орден, а кому-то - крест.
Вот - жизнь, а рядом - братская могила.
Война, собрав солдат из разных мест,
Так своевольно судьбы разделила…
Кто выжил в ней - тому жить за троих,
За пятерых, за семерых досталось.
И в душах их так мало грез живых,
Как старых боевых друзей, осталось.
Кому-то - жить, кому-то - умереть…
О, где найти еще такую силу,
Чтоб со слезой могла так звонко петь,
Чтоб так могла пронзить века суметь,
Разъединенное в одно соединила?!
День Победы
Оркестр. Знамена. Флажки.
Всплески радости, крики…
Кометы салютных фонтанов во влажных глазах,
Как чувства кристально чисты,
их огни многолики…
Причастность в сердцах,
словно лики святых в образах.
Мир дышит весной.
Ветераны взахлеб пьют беседы…
Пространство торжественно.
Трубы надрывно кричат:
Победа! Победа! Победа! Победа!!..
Победа -
Ведь это Эпоха…
Бессмертен твой подвиг, Солдат!
Шинель вся в рубцах…
Кровь нелепо плечо обагрила…
В горячем тумане - друзья…
Ты их сон не неволь…
В глазах их навеки трофейное небо застыло,
Сердца матерей, их любовь… и всеобщая боль…
Оркестр. Знамена. Флажки.
Всплески радости, крики…
Кометы салютных фонтанов во влажных глазах…
А в поле, где спали бойцы, -
ветер, горсть земляники…
Горчинка ее - это Память на юных губах.
Свидетельство о публикации №117080708370