Раскаленные пески пустыни...
Воздух сух и режет по ноздрям,
Горьким потом с привкусом полыни
Кожа уступает волдырям,
Из ожогов скроены одежды,
Сердце ожидает мятежа,
Но зачем-то полнится надеждой
Взор, лишенный даже миража.
На барханах возлегает солнце,
Слышится ленивый свист хлыста,
Хлыст в руках надсмотрщика вьется
Эхом скорпионьего хвоста.
Занося его, надсмотрщик зевает,
Опуская - семечку плюет,
И покрепче рукоять сжимает
И куплет о родине поет.
О великой аравийской славе,
Покоренных землях и царях...
Человек идет и стопы плавит,
Человеком не владеет страх.
По худой спине сбегают реки,
Огибая раны позвонков.
Все, что раньше было в человеке,
Ныне состоит из черепков.
Но зачем-то полнится смиреньем
Взор, лишенный даже миража,
Даже тени милого виденья
В разноцветном свете витража.
Что упрямо вскидывает плечи,
Вышивает гладью у креста,
Затихает, как осенний вечер,
Провожает, стоя у моста.
И когда прислужником у смерти
Хлыст опишет свой последний взмах,
Тихим стоном отзовется ветер
На туманных дальних берегах.
Никого тем ветром не заденет,
Он исчезнет в собственной тоске...
Лишь у тени милого виденья
Нитка слабо дернется в руке.
19.04.17
Свидетельство о публикации №117080704765