Пока не померкнут краски. Соавтор Анна Орлянская

Написан рассказ в соавторстве с Анной Орлянской

    Никогда не боялась одиночества, от мужчин не было отбоя еще со школы. После замужества и рождения ребенка я старалась следить за собой. И даже сейчас, в бальзаковском возрасте нередко слышу согревающее душу обращение: «Девушка...».
    Но развод в сорок лет — не просто тяжело, а неимоверно тяжело. Сложно одной воспитывать шестнадцатилетнюю дочь, к которой, точно магнитом, прилипают дурные привычки. Как быть примером для подражания, если личная жизнь не сложилась? Нет желания знакомиться — страшишься, словно чумы, неудачного повтора. Любовь уже не прячется в улыбках встречных прохожих. И с неимоверной тоской и горечью понимаю, что не смогу полюбить, как в первый раз, чтобы кружилась голова от счастья.
    Мне нужно было сменить обстановку. И вместо того, чтобы поехать к морю, солнцу и загорелым серфингистам, как сделала бы еще лет пять назад, я отправилась в исторические места.
   
    Несколько часов я просто дышала, мирно, полной грудью, почти ни о чем не думая. Ропот свежего, бодрящего ветерка, легкий плеск воды о борт теплохода. А вокруг — обволакивающая голубизна неба, старинные часовенки и храмы, роняющие неподвижные лики на речную гладь, и берега, умиротворенно окаймленные зеленью. В такие моменты, когда ощущаешь, что вот-вот отрастут крылья, одиночество не кажется таким уж нестерпимым. Солнце то скрывалось в серебристой вуали облаков, то вновь появлялось, заливая слепящим светом верхнюю палубу. Держась за перила, я упивалась едва уловимым покачиванием и представляла, будто раскачиваюсь на качелях.
    Когда теплоход причалил к берегу, плечистый юноша в белой рубашке подхватил меня, споткнувшуюся на трапе во время спуска. Показалось, что он задержал руки на моей талии чуть дольше, чем позволяло приличие. Вымученно улыбнувшись, поблагодарила спасителя. На этом наши пути разошлись. Даже если бы я купалась в богатстве, ни за какие коврижки не стала заводить молодого любовника. Мысленно виня себя за эту трусость, теперь брела по свежевыкрашенному дугообразному мостику.
    Мне думалось, что здесь в тишине пустынных улиц найду уединение и почувствую очарование старины Новгорода. Однако в городе было многолюдно, несмотря на изредка срывающиеся с неба крупные капли дождя. Кремль с его серебряными куполами и такими же серебряными покатыми крышами сводов остался позади. Народ выстраивался в очередь, чтобы сфотографироваться на фоне величественной крепости, моста и бронзового изваяния девушки-туристки. А за аркадой торгового ряда раскинулось море лотков, пестрящих всевозможными товарами.
    Намереваясь приобрести что-нибудь и себе на память, двинулась по тесному ряду. Мне хотелось купить такую вещицу, чтобы в ней отражался дух этих мест, что-то напоминающее об истоках истории. Сувениры ручной работы из стекла, фарфора и дерева, статуэтки, магниты, украшения... Глаза просто разбегались. Никогда особенно не интересовалась живописью, но именно к картинам, укрытым от дождя прозрачной пленкой, я и подошла.
    Художник сдвинул клетчатую кепку (почему творческие люди часто носят такие чудаковатые вещи?) и улыбнулся. Лицо его не запомнилось, зато запомнились обрамленные лучами морщин бледно-серые глаза, в неизмеримой глубине которых угадывалось столько радости и счастья, как если бы ему открылась великая истина. Это был взгляд человека, пребывающего в полной решимости совершить переворот в своей жизни. И что в этом удивительного? А то, что на вид художнику было не меньше семидесяти лет.
    — Туристка? — заговорил он первым.
    Вздрогнув от холодной капли дождя, упавшей мне на плечо, я кивнула головой.
    — Очень советую посетить Старую Руссу.
    Не знаю, откуда во мне это взялось, но если я заговариваю с продавцом, то потом считаю обязанной что-нибудь у него приобрести. Картина, на которой был изображен славянский обряд танцев у костра, мне показалась наиболее подходящей, тем более что на ней, по словам художника, был запечатлен берег реки у Старой Руссы.
    И в тот момент, когда я находилась в сомнениях — стоит ли или не стоит приобретать картину, да и куда ее потом вешать, меня сгребли в охапку.
   
    — Вот ты и попалась! — произнес в ухо тягучий мужской голос.
    — Что вы себе позволяете? — я была возмущена до глубины души. — Или у вас тут принято лапать женщин?
    — Приношу свои извинения, — опустив меня на землю и поправив спустившиеся на кончик носа очки, произнес мужчина. — Я обознался. Вы очень похожи на мою хорошую знакомую Веру Павловну. Она любит картины и такие шутки.
    Я окинула взглядом незнакомца: мужчина в деловом, чуть помятом костюме был неопределенного возраста, но явно старше пятидесяти лет.
    — Понятно, — ответила я, почему-то сконфузившись под прищуренным насмешливым взглядом художника. — Ну и шутки же у вас!
    — На всякий случай, — вдруг бросил незнакомец, — меня зовут Виктор Викторович.
    Не знаю, какая муха меня укусила, но я выпалила:
    — А вы представляете — я и есть Вера Павловна!
    — Вы серьезно, — растерялся мужчина, — или шутите?
    — Почти, — улыбнулась я.
    — Что почти? Почти серьезно или почти шутите?
    — Меня действительно зовут Верой.
    — Ах, Верочка, — Виктор Викторович бесцеремонно схватил меня за руку и потащил в сторону ларька с украшениями. — Хотите узнать легенду про Жданку? Одну из девушек, изображенных на той картине, — пояснил он.
    — Да, было бы интересно, — ответила я, разглядывая браслеты из натуральных камней.
    — Юную девушку, вопреки ее воле, родители собирались отдать замуж за старика, только потому, что он был старейшиной их племени, — начал рассказ Виктор Викторович. — Похвалялся он, что все жены его были невинными до замужества. В купальскую ночь Жданка уговорила любимого переспать с ней, — мужчина многозначительно кашлянул, — чтобы старик потерял к ней интерес. Родители узнали о том, что дочь потеряла невинность, но все равно выдали ее замуж. Старый деспот после венчания юную жену заставил за обман носить мешок с прорезями вместо платья, косы ее длинные отстриг, чтобы не заглядывались на нее парни. Не могла Жданка забыть того, к кому всем сердцем привязалась. Втайне от мужа стала встречаться с любимым. Но шли года, и парню нужно было семью заводить. Однажды пришла Жданка на пруд, где с любовником встречалась, а он не явился. Зато ревнивый муж проследил за ней и задушил. Теперь дух Жданки является на Купалы ночь молодым парням, зовет в реке искупнуться. И кто идет с незнакомкой, назад уже не возвращается.
    Я поблагодарила нового знакомого за историю о Жданке. Теперь мне вдвойне хотелось прибрести картину.
    — Верочка, что же нам делать? Мне теперь придется развестись.
    — Да-а, и почему же? — я натянуто улыбнулась.
    — Из-за вас.
    — Неудачная шутка.
    — Я не шучу, — отчеканил Виктор Викторович.
    — Так значит, вы действительно женаты? И так буднично мне рассказываете об этом? — хорошее настроение сразу улетучилось. — Какая наглость! Смею предположить, — заговорила я с издевкой, на его манер, — что Вера, как там ее по отчеству, ваша любовница.
    — Понимаете, — залепетал мужчина, — это долгая история. Да, Вера Павловна была моей любовницей, чего уж тут темнить. Но это все было несерьезно. Мы с женой решили, что будет лучше подождать до совершеннолетия дочери и тогда развестись. Сейчас дочке шестнадцать...
    — Еще одно совпадение, — вставила я.
    — Что, простите?
    — Ничего. Меня не интересуют ваши семейные неурядицы. Вам больше некому душу излить? Ей Богу, вы очень странный! Я из-за вас потеряла уйму времени. Отойдите, — оттолкнув его в сторону, быстрой походкой направилась к торговым рядам.
    — А вы верите в любовь с первого взгляда? — крикнул он вслед.
    «И это говорит взрослый солидный мужчина, — хотела я ответить, но не стала даже оборачиваться».
    Я вновь оказалась перед художником. Хотелось расспросить его о Старой Руссе. Хотелось просто уехать подальше ото всех этих проблем, странных людей, но почему-то мысли возвращались к новому знакомому.
    «Вдруг это была судьба, а я упустила свой шанс? — размышляла, тут же себя одергивая: — Нет же, это просто какой-то сумасшедший. Разве нормальный человек будет так себя вести?».
    Передо мной вновь встал вопрос — стоит ли покупать картину, ведь цена за нее была немаленькой.
    — Рекомендую приобрести, — услышала позади себя знакомый голос. — Хотя знаете, — Виктор Викторович достал бумажник и отсчитал сверх того, что запрашивал хозяин картины, — это подарок вам. Отказ не принимается.
    — Спасибо. Надеюсь, это ни к чему не обязывает?
    — Что вы, Верочка, какие обязательства? — мужчина тут же себя поправил: — Простите, виноват перед вами. Вы, наверное, решили, что я шизофреник.
    — Не буду скрывать, — парировала я, — так и подумала. И еще не разуверилась в обратном.
    — Понимаю, что все это кажется дикостью, но ваше лицо мне, как будто знакомо, — продолжал Виктор Викторович.
    — Да уж, я это поняла.
    — Я совершенно здравый человек, у меня приличная работа. С женой мы давно все решили и жили вместе только ради дочери, — начал он рассказывать так непринужденно, будто знал меня лет сто. — После дрязг расстались с любовницей. Она вернулась к мужу из долгосрочной командировки — так Вера называла наши отношения.
    — Зачем вы вновь мне это рассказываете? — я закипала от ярости. — Ищете новую любовницу? А не боитесь ошибиться?
    — Нет, Верочка, я уверен, как никогда. Только любовница мне не нужна. Дайте мне шанс завоевать ваше доверие.
    — Боюсь, наши пути не сойдутся, уважаемый Виктор Викторович. В моих планах посетить Старую Руссу, а завтра рано утром я возвращаюсь домой.
    — Вот и прекрасно! — воскликнул он. — Как раз сегодня молодежь нашего города празднует купальскую ночь, костры будут жечь, наряжаться в этнические костюмы, изображать всякую нечисть — леших, русалок и водяных. Дочь рассказывала, что самые захватывающие зрелища как раз там и ожидаются, на берегу реки у Старой Руссы. Почему бы нам с вами не нарядиться в карнавальные костюмы?
    — Да, думаю, зрелище будет любопытным, — уже добродушно произнесла я. — Только костюма у меня нет.
    — Костюм — не проблема. Кстати, расписные маски я видел на прилавке художника, — лукаво улыбнулся Виктор Викторович.
    — Вы все-таки безумец.
    Мы возвратились к торговым рядам. Художника уже там не было, а на наши расспросы — торгаши отвечали, что «сроду тут не видели художников, что те излюбовали набережную и аллею неподалеку».
   
    ***
   
    Распрощавшись с Виктором Викторовичем до вечера, я вернулась в гостиницу. Еще один день культурного отдыха, а дальше... Дальше меня ждут длинные, одинокие вечера. И в соседних окнах будет отражаться чужое счастье. Счастьем никто не делится, оно или твое все или...
    Вспомнив историю про Жданку, я достала картину. Так и виделась мне эта девушка, одинокая, как и я, в своей печали. А молодежь, сцепив руки, водила хороводы, пела купальские песни и радостно прыгала через костер. Лица юношей и девиц, озаренные пламенем, подсвечивались красноватым отблеском. Мне казалось, что я даже ощущаю жар от огня, норовящего поймать за розовые пятки людей. И чем дольше я всматривалась в эти счастливые лица, тем больше хотелось оказаться на их празднике. Полотно задрожало, как поручни теплохода накануне. Закрыв глаза, я почувствовала легкость во всем теле. Тут же передо мной вспыхнул столп пламени, и разлетевшиеся искры слегка обожгли оголенные ноги. Не в силах пошевелиться, я вслушивалась в древний говор людей, что-то нашептывающих позади, и наблюдала, как язычки костра извиваются и обугливают бересту. Едва пламя стихло и опустилось к земле, кто-то схватил меня за руку. Поразившись своей смелости, я прыгнула через огонь.
    — Вы? — с удивлением я смотрела на человека, который пару часов назад приобрел для меня картину.
    — Видимо судьбе было угодно, чтобы мы встретились.
    Вокруг начало происходить массовое безумство: уморенные празднеством девушки, звеня браслетами и бусами, стали скидывать с себя одежду. Обнаженные фигуры красавиц, а в этот миг роскошной казалась каждая из них, дразняще отливали гладким золотом в лучах заходящего солнца. С хохотом и визгом девицы побежали к реке. Парни, подбодрившись медом, бросились следом.
    — Верочка, а что же вы?
    — Ну, знаете... — я не окончила фразу. Будь что будет!
    — Верочка, а давайте, уйдем? — одев на мою голову венок, предложил Виктор Викторович. Он оглянулся на нагих купальщиков: парни хватали, казалось, первых попавшихся девиц и предавались любви в воде. — Уйдем от этого безобразия.
    Мы отошли дальше по берегу, но даже тут витал запах дыма.
    — А вы что уже и ревнуете? — спросила я, когда мы сели на мягкую травку, устилающую пологий берег.
    Издалека доносились мягкие переливы гуслей. И заводил песню тонкий девичий голосок, которому вторили другие голоса. Пели хорошо, душевно:
   
    Прячется красно солнце в черноте луны
    И поют девицы, стоя у воды.
    Как мать дитя лелеет, так и Волхов обнимает бережок
    Где же мой дружок, где же мой дружок?
    Встретишься ли мне на Купалы ночь?
    У костра в хороводе покружусь я посолонь
    И сплетя венок, положу на речную гладь.
    Ты подуй ветерок, чтобы была рябь.
    Пусть плывет венок на тот бережок.
    Ждет там мой дружок, ждет там мой дружок.
   
    Посмотрев ласково и нежно, Виктор Викторович молча взял мою руку, поднес к губам и поцеловал. Поцеловал кисть, ладонь и каждый пальчик. Было в этом жесте столько почитания и трепета, а в переменившемся взгляде — столько восхищения и страсти! И я — далеко не наивная женщина, вдруг осознала, как сильно нравлюсь ему и покраснела.
    Повисла томительная тишина. Лишь Волхов плескался в заводи, и редким теплым дуновением ветерка шелестела листва. Солнце окончательно скрылось, но небо продолжало пылать чуть выше линии горизонта, и в багряном мареве утопали проплывающие облака цвета маренго. Вечер был душен.
    Я оглянулась: на поляне одиноко догорал костерок.
    — Куда все подевались?
    — Чудеса, Верочка, — развел руками Виктор Викторович, — но нам никто и не нужен.
    Притянув меня к себе, Виктор коснулся губами моих губ. И я поняла, что совершенно ничего не знала о поцелуях и объятиях. Как не знала о взгляде, полном нежности и восторга. Не знала о голосе, вызывающем дрожь по всему телу.
    От поднявшегося ветерка, бесстыдно трепавшего край моей шифоновой юбки, бежали мурашки по коже. Виктор прижал меня крепче, а затем отстранился и стал медленно раздевать... пуговичку за пуговичкой. Легкий вздох. Ответная улыбка. И мы посрывали друг с друга одежду, чтобы ничего не мешало отдаться во власть обуявших нас чувств. А потом, вытянувшись у заводи, глядели в небо, торжествующее в красках заката, слушали, как льнула к берегу с тихим плеском река, осыпанная, словно блестками, лунным перламутром, и сходились в мыслях, как задумчив и таинственен лес.
    — И находились же смельчаки, кто поздно шел в чащу за цветком папоротника, — прошептал Виктор.
    — Скажи, а про Жданку — правда, или ты придумал, чтобы со мной познакомиться? — также шепотом спросила я.
    Виктор виновато улыбнулся. Без слов стало все понятно.
    — И насколько у нас серьезно? — привстав, я заглянула в его глаза. — Пока не появится новая Верочка?
    — Пока не померкнут краски на вашей картине, — с серьезностью ответил Виктор. — А знаете, Верочка, вон там, — он указал в сторону, — где сейчас Свято-Юрьев монастырь, было древнее капище Перуна.
    Он еще что-то рассказывал о наших истоках, а я наслаждалась его бархатным баритоном и не могла надышаться воздухом, полным неги. Это был чудный вечер. Не тот вечер, когда все объято грустью и покоем, а когда кажется, будто сама земля задышала, каждая ее травинка и песчинка очнулись, забили жизнью.
    Бронзовый резной листик упал с дерева на темную поверхность реки, всколыхнув лунную дорожку. И мы, взявшись за руки, ступили в воду, чтобы скрепить наш союз...
   
    ***
   
    Открыв глаза, я поняла, что лежу на кровати и крепко сжимаю картину. Это был всего лишь сон. И сразу так грустно стало. Слезы навернулись на глаза, одна слезинка скатилась по щеке и упала на картину, помутнив кусочек изображения. Я не сразу услышала, что кто-то стучится. И когда, небрежно вытерев от слез лицо, открыла дверь, то увидела обеспокоенного Виктора Викторовича. В руках он держал две причудливые маски и милый букет из белых роз в россыпи пестрых анемонов.
    — Что же вы так долго не открывали? — упрекнул он.
    Я улыбнулась в ответ, поймав себя на мысли: «А не был ли тот художник самим Богом Купалой?».