Старые стены

Старые стены, местами побитые,
Голодные окна, тропы забытые,
Клёны могучие под облаками,
Верните им солнце, укройте руками.
Брюхо ворот, закрытое временем,
Петли сухие, гнетущая бременем
Ночь, роковая, когда-то цветущая,
Тёмная, страстная, ветром несущая.

Словно когда-то уже это было,
Спит керосиновой лампы светило,
Окна, зовущие нас к небесам,
Мышиные тропы по плинтусам.
И двери дубовые, с львиными мордами,
Кольца, звучащие злыми аккордами
Будят гнетущую дом пустоту,
Та просыпается в гневе, в поту.

И замирает, уже навсегда,
Словно, забытые всеми, года,
Всеми, лишь стены хранят их дыхание
В каждом движенье их мирозданья.
В каждом дожде, несущемся с крыш,
В каждой слезе обетованной, лишь
Цепи качаются сами собой,
Спрятанные глубоко под землёй.

Темно, только слышно, как падает лист,
Луной ослеплённый, он светел и чист
И предан земле, словно с неба звездой
Сорвался, коснулся, смешался с землёй.
Рвы необузданной бездной чернеют,
Воспламеняются злостью и тлеют,
Вдруг наполняются ядами вен,
Шпили пронзают ауру стен.

И затихают с бедой пополам
И забываешь про будничный хлам.
И вот благозвучье былого тепла
Сгорает в камине, сгорает дотла.
Для нового времени, для перемен,
Чтоб снова родиться у дремлющих стен,
Чтоб в травах ловить движенье стрекоз,
И в воздухе чувствовать запахи роз.

В тени старых стен картина, казалось
От лунного света упорно скрывалась.
Всё тлело на грани прошедших веков
И старые книги, и чернь потолков.
Немые портреты, старинные рамы,
Слегка оттеняли штрихи панорамы,
В них лица, совсем незнакомые лица,
И что-то живое под краской таится.

Шаги еле слышно, пусты коридоры,
Над окнами бархатных тканей узоры
И пропасть за окнами тёмная, пряная
В которой скрывается ночь окаянная.
Скрывается в сумраке павших теней,
Скрывается в трещинах серых камней
И ждёт, дожидается, тучи маня,
Земного объятия судного дня.

Капелька света стыла во мраке,
Будто готовилась к новой атаке,
Ждала только время, стенам назло,
А то затаилось, время не шло.
Время не властно и непринуждённый
Ласкается ветер, природой рождённый,
И свет, этот свет меня сводит с ума,
А стены стоят, словно вечность сама.

Где-то на крыше, в северной части,
Где у химер разинуты пасти,
Скрипнула стрелка флюгера спящего,
В омуте прошлого и настоящего,
Он ветра холодного жаждет дыхание,
На север глядит остриё, и молчание
Душит безликий его силуэт,
Но время уносится, скоро рассвет.

Рассвет животворный, широкий, бодрящий,
Восточного неба посланник звенящий,
Астральною тайной окутан, лучами
Холодную землю украсит цветами.
И медленно скроются злобные тени,
Появятся капли на листьях сирени,
Рассеется мрак потаённого сна,
И стены укроет его пелена.

Привольности духа остывшего края
Достаточно здесь, и цветущего рая
Не ждут, и поленья готовы порою
Покинуть сей мир в камине с золою,
Нет чище её, холодней, её нет,
Об острые иглы ударился свет,
Разбился и искрами взвился над нами,
Смешался с летящими вдаль облаками.

И вот он в зените, скользит в облаках,
Во всех измерениях и временах,
То как сумасшедший, а то затаится,
То рядом со стенами, где-то кружится,
И к звёздам горячим, мирам неизвестным,
Сквозь пыль и огонь к зарницам небесным,
Но падают вдруг, остывая, земля
Их вновь принимает, от боли скуля.

Ели высокие – стражи могучие
Раскинули в стороны иглы колючие.
Непроницаемы, вечнозелёные,
В белые дали, безумно влюблённые,
Во мраке стоят и словно руками
Высокие стены прячут ветвями,
И отражаются в стёклах окон,
Не смея нарушить столетний их сон.

Как солнце когда-то в них отражалось,
Ранимое сердце от боли сжималось
И в старом шкафу умирало пальто
Личинками моли изъедено, то
Что когда-то и кем-то носилось,
Но стало мало, навсегда позабылось,
И жизни последние крохи проводит,
Куда даже звуки совсем не доходят.

На стенах пугающие барельефы,
Будто какие-то пики и трефы,
Плавно стирая людские морали,
Линии там переходят в спирали.
Зеркало старое, фрески продольные,
Ясно часы отражались напольные,
Словно закаты великих имён,
В нём отраженье минувших времён.

Томно скамья в тишине застонала,
Перекликаются двери подвала
Там в лабиринтах, где нет ничего,
Вечно хранятся тайны его.
Тайны, что не суждено отгадать
Веками наполнили стены, видать
Так и останутся, так и сгорят,
С дымом и пеплом опустятся в ад.

И не прочитать уже их письмена,
Но это, пожалуй, не ночи вина,
Это сверкают запретные руны,
Многие месяцы, многие луны,
Даже, пожалуй, не стоит искать,
Тайны хранит родовая печать,
Там наговоры, там голоса,
Срытая, смерти, стальная коса.

Казалось, что старые белые вазы
Хранят жемчуга, изумруды, алмазы,
Но в них только тленные стебли цветов
И запахи южных весенних ветров.
Казалось, что скоро откроются двери
И словно водою, надежды, потери
Слизнёт языком колесница зари,
Тогда успокоится что-то внутри.

Но дом ещё спит. Тишина за порогом
И всё это место, забытое богом,
Увы, излучает усталость и сон
От старого шпиля до серых колон.
Он спит, и вокруг будто нет ни души,
Но что-то скрывается в этой тиши,
И медленно, словно большая змея,
Ползёт, пробирается дерзость моя.

Но выхода нет, я всё же дерзнул,
За старые стены, на миг, заглянул,
И был тут же связан, и был поражён,
Осадным строением был окружён,
Услышал дыхание стали и камня,
Ещё не привык, и страшно пока мне,
Дождаться б утра, дожить до него,
Но стены проглотят меня одного.

Тучи плывут по простору, луна
То прячется в них, то выходит она
И свет вырывается, падая вниз,
В этом её неподдельный каприз.
Она много лет появляется там,
Куда нет дороги ни мне и ни вам,
Там чёрные бури, там чувства теряются,
Но это лишь звёздами ночь наполняется.

Десятки и сотни, и тысячи лет
Ложится на землю таинственный свет,
Потом умирает и снова рождается,
Но это лишь солнца лучи отражаются.
В пылающем зеркале юной луны
И красные ягоды у бузины
Падают в чёрное месиво трав,
Не дожидаясь рассвета. Устав.

Немые ворота с ржавым замком
Уже не откроются, и в этот дом
Не пустят гостей, не покажут дорогу,
Они навивают только тревогу.
И путник заблудший, мимо идущий,
Увидит лишь образ, невольно гнетущий,
И мимо пройдёт, и не обернётся,
И даже ворот рукой не коснётся.

Здесь плавают листья на глади пруда,
Давно уж мертва прудовая вода,
Ни водомерок, ни мелкой рыбёшки,
Только чердачные смотрят окошки,
И вспоминают порой, в тишине,
Про странного зверя, что жил, там, на дне,
Ему поклонялись, его призывали,
И словом ужасным его называли.

Ласкают мозаику старые вязы,
Скрывают корнями тайные лазы,
Бросают листву на плиты гранитные,
От ветра с дождями, совсем беззащитные.
Старые стены, местами побитые,
Дремлют, мерцающим светом залитые,
Беззвучно запрыгнула ласка в нору,
Лишь флюгер на крыше скрипит на ветру.