вавилония

111
               

В А В И Л О Н И Я


 

 О, неохватный Вавилон,
Жующий, алчущий, рычащий,
                Себе на горе состоящий
Из хворых глупостью племен.
В себя же впившийся вампир,
Ударившийся в пляску Витта,
Слезами горькими омытый,
Прерви губительный свой пир.
Ты не насытишься собой,
Не обретешь при этом силы, –
Ты припадешь к стопам России,
Но с запоздалою мольбой.

О, неохватный Вавилон,
Жующий, алчущий, рычащий,
Что в самоедстве ты обрящешь,
Неся всему, что есть, урон?
Тебе дарован целый свет,
Но ты пленен самим собою.
Какой же смысл бросаться с боем
Туда, где будущего нет?
Себя убившего урода
Не воскрешает ни природа,
Ни смена тягостных времен.
Что ты от гибели обрящешь,
Себе на горе состоящий
Из хворых глупостью племен?

В себя же впившийся вампир,
Ударившийся в пляску Витта,
Перед тобой огромный мир,
Пути в который не открыты.
Найди же их и покажи
Тем, кто избрал себе ножи,
Как средство, чтобы проложить
Себе дорогу в невозвратность,
И поразись величиной
Своей непрочности земной.
Свет – не копейка, мир – не тир,
Всесильный разум не для пыток.
Слезами горькими омытый,
Прерви губительный свой пир.

Ты не насытишься собой,
Не обретешь при этом силы –
Всегда несущего разбой
Забвенье в Тартар уносило.
Себя бездумно истребив,
Устлав печальный путь гробами,
Ты тщетно будешь биться лбами
О здравом смысле воскорбев.
Когда с вершины зла ты снидешь,
Утратив алчность, и увидишь
Бездонный Тартар пред собой,
То, поумнев, но обессилев,
Ты припадешь к стопам России,
Но – с запоздавшею мольбой.
***


Творец живущий в этот миг,
Что по себе ты здесь оставишь,
Если румянишь серый лик,
Если натуру волчью славишь?

Когда твой рок велит: «Твори!»,
А век творит не то, что надо,
Открой всем душу и умри,
Чтоб не познало имя смрада.

Не удивляйся, если век
Гноит в тебе подарок божий, -
В России что ни век, - абрек;
Что ни талант, - чувак прохожий…
  *     *     *
  Шальная мысль

Когда шальную мысль сбивает кто-то с ног,
То шансов у неё в живых остаться мало.
А выживет, то промеж строк живёт
С душой и совестью безгрешной экстремала.

И тем уже отлична от иных:
Причёсанных, опрятных, ламинарных;
Всегда и всем за что-то благодарных
И чуть сутуловатых со спины.

У экстремалок даже взгляд другой.
Он лихо отфильтровывает блики.
И потому, для всех иных – «великий»
Для них не больше, чем король нагой.

Да здравствует мышленье экстремалов!
Жаль, что у нас в поэзии их мало.
***
                Предела нет для взгляда ввысь
И вглубь мы видим ниже ада.
Но невидимка наша – мысль
Проникнуть может дальше взгляда.

То тлеет в нас, а то, в момент
Какой-то, вспыхнет монстром зрячим.
Такой могучий инструмент,
А мы его лукаво прячем.

Что-то выгадываем?
Да.
И мысль хороним навсегда.

***
                Взлелеянное зло
С безумьем прочно свито
И знает наперёд, что час его придёт;
И сколько бы атак мной не было отбито,
Какая-то к победе приведёт.

И будет так. Иначе не бывает.
Именно так нас Нечто убивает –
Проверенный на поколеньях факт,
Хоть говорят анатомы: инфаркт.
***

                Она противится мне стойко
И не становится ясней.
Мне от неё досталось столько,
Сколько соседствую я с ней.

Куда ведёшь, Судьба слепая?
Неужто нет других дорог?
Всё уступаю, уступаю…
А пропасть  - вот она, - у ног!

Загадка всех загадок – люди,
Все  с головы до пят видны.
Чертовски жаль, что в дни прелюдий
Любовью мы ослеплены.
***




А Он ушёл.
Был графом и ушёл,
Хоть был известен в мире просвещённом
И был во всём отменно защищённым.
Но было очень уж Ему нехорошо.

Было Ему уж очень неуютно
И Он ушёл.
Что-то его давило поминутно
И Он ушёл.

Ушёл, чтоб умереть
Без этого давленья,
Оставив на века
Мещанству удивленье.

А для кого-то – направленье…

В том направленье всё идут, идут,
Врагу оставив тряпочный редут…
***

     Поэту быть негоже скоморохом,
                Ибо он призван видеть глубже всех,
И даже то, что в таинстве глубоком
Посеян кем-то пакостный успех.
Не видеть, а провидеть должен всходы,
Которые за ширмой шумных лет
Бездушному барышнику в угоду
Позволят гаркнуть «Да!», где вечно было «Нет!».
Убийству – Да! Растленью – Да! и пьянству,
Да! – нищете, сиротству и бомжу…
Он проведёт меж барством и крестьянством
Опасную для тех и тех межу.
               
                «Не укради» и «Не убий» в темнице
Сознанья тёмного он спрячет навсегда.
Но будет барышу все ночи сниться, сниться
Одна, но неизбежная беда:
«Другой барыш с немилосердной хваткой
Придёт средь бела дня, а не тайком,
И всё, что настяжалось им украдкой,
Раздавит ненасытным  кошельком»

И будет этот сон, к его несчастью, «в руку».
И сколько б ни понадобилось лет,
Люди признают: вещим был поэт,
Освоивший волхвов седых науку.

Жизнь многолика. И порой бывало:
Поэт в эстрадную вторгался суету
И, став довольно звонким подпевалой,
Душою опускался в пустоту.

И растворялось имя в пошлых сценках,
В бесмысленном оплаченном «хи-хи»,
А зыбкая эстрадная расценка
В зародыше калечила стихи,
Которые он мог бы вдохновенно
Швырнуть эпохе пакостной в лицо,
А не застыть коленопреклоненно
Угодливым эпохе подлецом.
***
                …Уж если пульс твой,
в чёрный день оттикав,
в жгуты твои не сможет вены вить,
то даже сверхволшебным линотипом
строку твою вовеки не отлить.
И потому –
     учитывая это,
твори всегда:
под солнцем,
под запретом,
твори, когда тебе навяжут бой,
и всё отдай! –
чтоб, уходящий в Лету,
не уволок чего-нибудь с собой.
    ***


«Я видел чудное мгновенье»:
Стоял на станции вагон.
В него поэт таскал поленья
За старым завучем вдогон.

Неужто Русь изнемогает
И счёт ведёт остатку дней,
Если в носилки запрягают
Поэтов и учителей?
1992г.

          Вечно молодая Русь

Нашей земле постареть не показано, -
Так уж сложилась судьба.
Она с обновленьями намертво связана
как с госпожою раба.
Запад лощёный всегда удивляется,
Даже завидует ей, -
Век ли пройдёт – и она обновляется,
Кровью умывшись своей.

 Как и в века, нами полузабытые,
Терпит залётную гнусь
Вновь обновлённая,
В даль устремлённая,
Непостижимая Русь.
           ***
Н. П-й
Наталия, Наталия,
Сейчас бы Вам в Анталию,
А Вы тут зябко ёжитесь в снегу…
Но, ежели продолжится знакомство наше далее,
То я Вам в этом деле помогу.
Найду на карте Турцию, Венецию и Грецию,
Найду на карте Африку, и даже Геленджик! –
Все те места, где водятся наливочки и специи,
И даже те, где водится скучающий мужик.

Без мужика, как водится, романы не заводятся.
А без интрижки маленькой, – какой это курорт?
Клянусь, что в этом мнении все поголовно сходятся,
Кому, после Анталии, показан был аборт.

Но это, - так, присловьице, и вряд ли к Вам относится.
Тут общая тенденция туризма за бугор.
У нас же здесь – конкретика: снегами всё заносится.
Какая уж загранка тут, - не выйдешь и во двор.

Пока зима беснуется, я все дела обстряпаю:
Успею номер люксовый с джакузи застолбить;
На пляже место лучшее на двадцать дней захапаю,
А Вам пустяк останется, - путёвочку купить.
***
Традиция

Без вождя, как без дождя, -
Худо с урожаем.
Что вожди не учудят,
мы не возражаем.
Всё нам впору, в самый раз,
рады всякой нови,
а когда обманут нас -
только хмурим брови
да обещанного ждём, -
год ли, век, не важно.
Важно то, что за вождём
следуем отважно.
А куда он заведёт -
времечко покажет,
когда честно подведёт
счёт тем, кто поляжет.
,
 
***

МЫ – РУССКИЕ ЛЮДИ

Как же мы счастливы, русские люди,
Тем, что у нас есть могучие груди,
Которые храбро навстречу врагу
Мы выставляем через «не могу».

«И через могу», и «Любою ценой»
Шагаем в кровавых веках со страной
И тащим, злодейку-судьбу матеря,
Бардак государственный и лагеря.

И этим гордимся, напыживши  груди, -
Ведь мы же – не кто-то, а русские люди!
В нас много особинок, кол им в ребро.
А главная в том, что творим мы добро

Всем без разбора, кто рядом захнычет
И, чуть оклемавшись, нас дурнями кличет,
И даже – врагами.
Что может быть краше
Для злыдней,
чем эта особинка наша?…
***
,
Чибис,
ты улетел и всё остыло –
Зори
 и ночи стали холодны.
Те же,
кто заходить умеет с тыла,
Будут
теперь не каждому видны.
Чибис,
ты очень бдительная птица.
Всё же
твоя судьба людской сродни, -
Стойко
в открытый мир крылами биться,
С болью
свои отстаивая дни.
Чибис,
когда сюда вернёшься снова,
Тщетно
Уже ушедших не зови. –
Просто
своим тревожным птичьим словом
Мир наш
 беззлобно жить благослови.
***


Это было и вновь продолжает твориться, -.
Ввели нас в тупик государи-вожди.
И в соку своё мы продолжаем вариться
Под сурдинку для зомби: «Потерпи.…  Подожди…»

Этот вражий  рефрен – пуповиной привитый
К душам тех, кто «крещён» в пору мутной воды.
А под ней повсеместно – гранитные плиты,
А под ними – упрятанной правды следы.

Вместо них нам Шейнфинкеля  прах предложили,
Превратив в колумбарий ограду Кремля
И мы с этой «святыней» не век ли прожили,
Вместе с Каином Авеля в кучу валя…

Что сегодня я вижу? Всё те же потуги
Набросить на нас поновее шлею,
Чтобы мы, как медведь, гнули новые дуги
Для расцвета других, на погибель свою…
***
Я проснусь, как водится, чуть забрезжит свет.
На крылечко выйду я, а крылечка нет, -
Под сугроб упрятала злобная метель.
Погоди ж, несносная, будет и апрель.

Рассчитаюсь, милая, я с тобой сполна.
И поможет в этом мне юная весна.
Пусть не раз взъяришься ты с воем «Отомщу!», -
Я  тебя лопатою в балочку спущу!

                Знаю, матушка-зима,
Почему яришься, -
Не сведёшь пока с ума,
Не остепенишься.

Ты уже не первый год
Поступаешь  грубо.
Знаю, нет плохих погод, -
Есть плохие шубы.

Моя  - ветошь. Это факт.
Но это ж не повод
Гнать меня до срока в ад,
Коль не справил новой.

Но не слышит за пургой
Матушка-зверюга, –
Воет бабою Ягой
По России вьюга…
***

           Февраль

Своё время зима дожинает
И дурит, - то мила, то строга:
До обеда она - как Даная,
А с обеда -  как баба Яга.
И Февраль, потакая старухе,
Может страстно подвыть кобелём…


У кого в голове нескладухи,
Тот в народе слывёт «Февралём».

         
 ВАРВАРА
Трагикомическая баллада

Не претендуя ни на что,
Не попрекая власть,
Своей несбыточной мечтой
Варвара извелась.
Не соглашалась, не могла
Она душой принять
Того, что “баба в сорок пять,
Мол, ягодка опять».
     Как согласиться, как принять
И примириться как,
Ведь даже сердцу больно знать,
Что это всё не так?
Что не собрать уже букет
Сороковой весной, -
Давно опал девичий цвет,
А ягод – ни одной.

      А ведь она могла бы стать
Заботливой женой.

      Её ль вина, что Бог ей дал
Гвардейца рост и стать? –
Иной ей в шутку предлагал
Рукой  звёзду достать.
Её ль вина, что измельчал
Опора всей страны?
И что аршин в её плечах,
В том нет её вины.

   Её ль вина, что Тимофей,
Виднейший из парней,
Был увезён в Афганистан
И не вернулся к ней?
Ни к ней, ни к той,   что перешла
Дорогу ей тогда…
И в скором времени пришла
К ним общая беда.
      А до того, до той беды,
Выплёскивая зло,
На скромной свадьбе молодых,
Сказала всё без слов:
Вприсядку по полу кружа,
Давала гопака
Аж осыпалась, как куржак,
Извёстка с потолка.
От вихря пляски ошалев,
Чтоб стало веселей,
Гурьба тарелок на столе
Подплясывала ей…
Плясал  в шкафу хрусталь, фарфор, -
Посуда  всех мастей…
Народ и кинулся во двор, -
Разогнала гостей.
       А кто бы смог ей помешать
Обиду рвать в куски,
Чтоб без слезинки боль изгнать, -
От будущей тоски?
               
                Вместились годы в краткий миг…
                Обрёл врождённый цвет.
Её печальный бледный лик,
А облегченья нет.

      
 Жизнь знает множество фантазий
Они пьянят нас, как вино,
А как дойдёт до безобразий,
Им воплощаться суждено.
   
       Семён, известный прощелыга,
В кругу таких же прощелыг
Трепался без особых выгод
О похождениях своих.
Не обошлось и без Варвары,
Известной строгостью своей, -
Будто,  не раз ей согревал он
Постель, наведываясь к ней.
Будто, смирив её страстями,
Он возымел над нею власть…
И ложь какими-то путями
                До слуха Вари добралась

     Не стала Варя выяснять
Чреватых срамом отношений,
Но не могла и не принять
Коварнейшее из решений.
И попросила болтуна
Помочь в каком-то нужном деле
Когда тот плёлся с бодуна
В напрасных поисках похмелья.

    Как это водится у нас,
Мы «причащаемся» сначала.
«Причастием» же был не квас
И Сёма вскорости угас.

Она раздела болтуна
 И тем была поражена:
     Пред ней лежало существо
С гармошкой рёбрышек подкожной,
А всё «достоинство» его
В кудели спряталось надёжно.
    
      Разделась, рядышком легла,
Прижала тельце тяжкой ляжкой
И местью тешиться могла
Когда закорчился бедняжка.

Когда ж реальная картина
Чуть-чуть сознанье просветила,
В миг отрезвевшего кретина
Едва кондрашка не хватила:
                Он гол и будто сунут в печь!
Нет силы даже шевельнуться.
Дыханья нет, пропала речь,-
И трезвый мог бы тут свихнуться.

     - Ой, Сеня, милый, что с тобой? –
Замуркала Варюша кошкой, -
Вставай-вставай, жеребчик мой.
Ты перебрал вчера немножко.
Не ожидала, дорогой,
Я от тебя такой - то прыти.
Поверь, никто, никто другой
Не смог бы так меня насытить.

    Покрытый липким потом весь
Под знойной плотью Гулливерши,   
                Он предпочёл бы быть умершим.
Даже в аду быть, а не здесь.

       

Не мог врубиться наш самец,
Что  рядом то, о чём мечталось
И вдруг само собой досталось…-
Но понимал, - ему конец!
От ужаса оторопев,
Он еле слышно прохрипел.
- Слышь, Варь, а как я это…  здесь…
- Нормально всё, не беспокойся.
Вставай, холодненькой умойся,
И свой кошмар увидишь весь.
- А это.…  Где моя одёжа?
- Как «где»? Не помнишь? Вот чудак.
                Ты ж всё забросил на чердак.
- Я? На чердак?
- Ты не волнуйся.
Тут впору волноваться мне.
Вон, в мои шлёпанцы обуйся,
А я пошла к твоей жене.
                Пусть принесёт тебе замену
Штанам, рубахе и трусам.
А что получишь за измену,
То без меня узнаешь сам!

   И вышла.
И пошла навстречу
«Тяжёлой» Сёмкиной жене,
Молве грядущей не переча,
Собой довольная вполне.
                ***

              Люди, хватит! – Выключайте зиму.
Нажимайте кнопочку «ВЕСНА».
Чести ведь замёрзшие не имут, -
Срамом смерти зимушка полна.

На дорогах смерть и в поле диком,
В сквозняках меж городских домов
Настигает нас бескровным ликом
Белое исчадие само.

Люди, хватит пялиться по окнам,
Обрывайте дни с календаря,
Чтоб скорее всё вокруг промокло.
Но не в середине… января.
***

             Ордена…
Ордена…
Ордена…
Ими долго гордилась страна.
Но иные пришли времена
И… ко многим вернулась война.

Под покровом ночной темноты
Тянут мрази к наградам святым
Непомерную алчность свою.
И опять ветераны в бою.

Тут один жертвой пал…
Там  – другой… -
Мародёры ведут смертный бой
С теми, кто им страну защитил
От таких же свирепых горилл.

Ветеран…
Кто подумал о нём, -
Кто прикроет его артогнём?
Где, Генштаб, стратегический план
По бандитским позорным делам?

Всё слабее рука старика.
Ни гранаты в ней нет, ни штыка…
В День Победы над нею звучат
Словеса власть имущих внучат…
***
                Вязнут в серых днях эмоции,
Сводят радости к нулю.
Я обратные пропорции
Потому и не люблю.-

Не умел себя насиловать –
Щерить зубы в серость дня,
И прошу за то помиловать,
Не казнить за то меня.

Может быть, ещё рассеется
Мгла от множества забот…-
Улыбнуться всё ж надеется
Мой, уже беззубый, рот…
***

                Л… из Вологды, ну где ж ты? –
Забывать тебя устал…
Я подвёл твои надежды,
А счастливее не стал.

В Кустанайщине далёкой
Рыщут мысли по ночам,
Бесконечный хвост упрёков
Бьёт по совести сплеча.


В дикой ревности поспешен,
Бьёт впопад и невпопад, -
Для супруги – вечно грешен,
Пред тобою – виноват.

Наказание приемлю,
Стиснув зубы, – заслужил,
И целую втайне землю,
На которой согрешил.

Тишину и шёпот ночи
Ветер времени унёс;
Сгинул где-то и вагончик,
Наш вагончик без колёс...

Нет ко времени вопросов, -
Каплей яда мне, – во сне
Тень расчёсывает косу
На висящей простыне…
     ***
                Освободившись от прелюдий,
Стряхнувши представлений прах
всё оправдать  способны люди
В своих неправедных делах.

Что могут значить единицы
Вроде меня или тебя? –
В миру запомнятся те лица,
Что жили, нас с тобой губя.

Это у них: задачи, цели,
Пути, по коим нас вести.
А мы с тобою лишь мицелий,
На коем новому расти.

                Всё было уже и не раз повторится,
лишь будут другие главенствовать лица, -
покажется им, что несут они новь,
(в которой слезами разбавлена кровь).
  У каждого века своя есть забава,
а правила те же: я - слева, ты - справа
тянем подальше от смрада вандеи
ветошь, застиранной веком, идеи.
  Одно остаётся в веках неизменно, -
неодолимая сила безмена
и ненасытная жадность мизгиря
с сердцем из ржавой купеческой гири
***
4 октября 1957 года
                в бригаде за «Окопанным лесом», что в Есенкольском зерносовхозе Кустанайской области бывшей
КазССР

Тот осенний вечер
Вспомнить было б нечем –
Дни похожи были,
Словно близнецы:
Пыльные и знойные…
Вечера   полегче
Были бы, наверное,   
Будь  мы все - скопцы.

Тот дождливый вечер
Не отмечен пьянкой.
Небо ж куролесило
С ветром заодно,   
А под ним хранила нас
Верная  землянка,
Глядя в мир задумчиво
Крошечным окном

У, огнём разжаренной,
ГэСээМной бочки,
Скромно прикрывая
«Живопись» стены,
Сохнут просоляренные
Майки и сорочки
И, прошу прощения,-
 Мокрые  штаны.

По полу пластаются
Шаткие кроватки;
Отблесками трубочки 
Их обагрены, -
Мотовилом сломанным
От разбитой жатки
Топим, покорители,
Печку целины.

В зыбком свете отблесков
Сутемь анекдотную
То рванёт от хохота,
То пронзит лучом, -
Отдыхает в непогодь
Молодь беззаботная,
Ко всему привычная, -
Всё ей нипочём.

Отдождит – допашется
Зябь подзапоздалая
И покинут пахари
Стан   свой полевой.
Тишиной окутает
Поле степь устало и
Загипнотизирует
Встречи ждать с весной.


На столе, сколоченном
Нелюдем  Денисом,
Радиоприёмник –
Смехота-беда:
Битый и подмоченный,
Он разбойным свистом
Вечерами «радовал»
Иногда.

Чудо батарейное
От удара по боку
Хрипло сообщило нам:
«Говорит Москва!»
Смолкли даже шорохи
Мышек озабоченных -
Тишину заполнили
Строгие слова:

«Первый спутник вышел
На свою орбиту…»
«Чтокнули» все сразу,
Дружно повскочив;
Крикнул Толька Манченко
Заполошно: «Тише!»
Опьянило головы
Трезвые в ночи:

«Спутник будет виден
Движущейся точкой…
Он над горизонтом…» -
В «новой» тишине
Мы будто оглохли  -
Батарея «сдохла».
Онемела «Родина»
По её вине.

Мы трясли в потёмках
Жалкую коробку;
Самым нежным матом
Крыли провода;
Били кулаками,
Прикасались робко,
Но умолкла «Родина»
Наша навсегда…

И, кто что набросив,
Вышли зябнуть в слякоть.
Взгляд наш был бессилен
Тучи пронизать.
От бессилья нашего
Небо стало плакать
И под крышу
Капелькой каждой
Загонять.

Думаю, парторгу
В эту ночь икалось
Так, как не икалось
Самому Христу.
Одному ль парторгу? –
Многим тут досталось –
Всё зверьё пугалось    
За версту….

Тот обидный вечер
Вспомнить было б нечем  -
Утром прояснилось
В хмурых небесах,
И весь день был  некой
Странностью отмечен - 
Каждый будто взвешивал
мысли на весах.

…Полетели письма
Через степь на запад
В те места, где люди
Жили веселей.
Вскоре адресанты
сами на вокзалах
пили, упиваясь,
газетный елей…

Бригадир Ерёменко
Михаил метался.
Зевс бы беспощадней стал
Молнии метать, -
Трое ночью «смылись»,
А трактор остался
Баталы,  приблудой
Чуждым,  охранять.

Но тоски не ведают
Лошади железные, -
Им познать привязанность
К месту не дано,
Я же и сегодня
Себе соболезную,
Хоть и отболело
Многое давно. 

Давнее – не давнее…-
Время всё излечит…
Главное, – я главное,
Всё-таки,  учёл:
Спутничек был крошечный
И почти нарошечный,
А в космосе первую
Борозду провёл!

Тот промозглый вечер
Вспомнить было б нечем, -
Мало ли чего я
С той поры забыл,
А тот вечер, всё же,
Помнится до дрожи, -
Первый Спутник тоже
Целинником был!
          ***
               



Хамская баллада для камерного  чтения

Новый год кому-то – праздник,
А кому-то – день такой,
Что от планов всяких-разных
Дезертирует покой:

Пусть гудят у вас все кости,
А подошвы  тапки жгут,
Всё – ничто! – ведь скоро гости
«на минутку» «забегут».
Им не крикнешь, как котятам:
«Брысь!» с невинным матерком, -
Встретить каждого приятно,
Кто приходит с коньяком.

А потом.… Потом известно,
Что случается потом, -
Почему-то станет тесно
За прогнувшимся столом.
Кто-то скажет тост уместный,
В колготне поймав момент,
И хозяйке станет лестно,
Получившей комплимент.

Тут же чёткий бой курантов
Все фривольности сметёт
И с двенадцатым ударом
Всё старьё с души спадёт.

Миг! – и новый счёт начнётся
Нескончаемым делам
И не прежний ли бедлам
Встретит всякий, кто проснётся
С наковальней в голове? –
Выпьет рюмку или две,
Отряхнётся, улыбнётся,
Лист сорвёт с календаря,
Новый день себе даря.

Новый день в новом году
Чист, прозрачен, светел!
Снегирей в своём саду
Я вчера заметил, -
Прилетели вновь они.
Тут же и сороки.
Тоже, знать, считают дни,
Выжидают сроки.

«Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда»
И её не призывает
К полной рюмке тамада.
Утром вынесет хозяйка
Попурри из вкусных блюд
И собьется тут же в стайку
Разноликий птичий люд.

Даже робкий осмелеет,
Ухватив гостинец дня,
А иной, кто понаглее,
Наклюётся на три дня,
Как Иван Степаныч Мышкин,
Что клевал всё да клевал
И коварнейшим излишком
Был повержен наповал.

Не спасли его ни должность
В райуправе, ни диплом,
Предоставивши возможность
«расслабляться» под столом.

Скромница Инесса Львовна,
По фигурке – недоросль,
С Кузнецовым и Блиновым
В ванную наведалась.
Заразительным для многих
Оказался сей пример, -
Не один по той дороге
Прогулялся кавалер.

Не наладив оборону,
Гибли нравственность и честь.
Стол же был почти не тронут –
Будет  птичкам что поесть.

Утром было всё «забыто»,
Недопитое – допито,
Но в телах, как после пыток,
Боль тревожная жила.
Лишь хозяйка терпеливо
Ожидала час отлива
И сияла, всем на диво,
Потому что не пила.
Чем обычай был нарушен, -
Праздник ею был подсушен!
Ни одну на ёлке свечку
Потому и не зажгли.

 
      
….Где-то за Нью-Йоркской тучей
Месяц прятался растущий
И в Россию заявился
Лишь в двенадцатом часу!
Глянул вниз и ужаснулся, -
Хоть бы сторож где проснулся! –
Было тягостно-безмолвно,
Как в отравленном лесу…
Хоть бы пискнула полёвка…
На худой конец – Алсу…
***
                Судьба не служит времени и моде,
И нравам что-то ищущих людей.
Она не ограничена в свободе
И нет того, кто б мог перечить ей,
Ибо она есть то, что окружает
Всех, кто барахтается в гуще бытия:
Благоволит им, мягко угрожает
И предлагает: «Трон или скамья?»

Она предложит, да,
но полагаться
На «очевидный» выбор воздержись, -
Трон может камерой с решёткой оказаться,
А вот скамья -  украсить может жизнь.

Как близнецы порок и добродетель.
А что есть – что? – Не просто осознать.
Известно всем: правдивейший свидетель
«случайно»  может пред судом предстать
Носителем порока из пороков,
Поправшим святость нравственных оков! –
И выберет судья, из разных сроков,
Достойный для отпетых маньяков.

Кто на пути порока не ложился,
Угробив имя в праведном бою?
Закон же чёрным вороном кружился
Оберегая девственность свою,
Над праведником, павшим бесполезно.
Потом, хихикнув множеством статей,
Опоясавшись логикой железной,
Летел к Фемиде, мачехе своей…

Живут отдельно, но неотделимо,
Три разных сущности: порок, закон, судьба.
В них заплутал, всеми тремя любимый,
Искатель в чине божьего раба.
***

Кузнецам народного благоденствия

Господа депутаты,
Знаем мы: вам чертовски непросто
Выращивать внове «новейший» российский гибрид,
Но уже видим мы, как и вы, на стволе Точку роста,
На которую с ужасом смотрит седой Уол-стрит.

     Содрогается мир от свершённых когда-то ошибок
И неверных прогнозов мудрецов от мамоны, и угодных мамоне льстецов,
А российский гибрид поснимал все примочки с ушибов
И не прячет от мира напряжённое мыслью лицо.
    Господа депутаты,
Внешний мир не везде нам враждебен.
И не все нам желают почивать на победных венках.
Но везде есть народ. А народ, - это мольбы о хлебе;
Это боли в спине и усталость в ногах и руках.
Тем же самым и мы озабоченны с первого вдоха
До последнего выдоха. Честно сказать, – в большинстве.
И рождается мысль, что теперь то уж было б неплохо
Поделить так улыбки, чтоб достались не только Москве.
    Чтоб и в нашем селе в лицах хмурости чуть поубавилось,
Приподняв ость бровей над задумчивой глубью очей;
Чтоб уста перед Ликом не шептали с надеждой «…избави нас…»
И пришло в норму время бесконечных от мыслей ночей.
    Не избавить людей от скопившейся в теле усталости.
Но ведь можно уменьшить
   гнёт,
вносимый сегодняшним днём!
Или это – утопия утомлённой беспомощной старости,
Закалённой террором, надеждой, нуждой, артогнём?
Но и поросль гибрида с оптимизмом кой-где не столкуется
И не может никак притереться к шершавым местам…

      Господа депутаты,
Вы, в широком понятии, - кузница.
Но, сдаётся, у вас иногда наковальня пуста.
По чему – не понять – вы словесной кувалдой колотите,
Если ваши поковки превращаются тут же в дворцы
На чужих берегах, и весь год загорают  животики
Тех, кто как-то успел спрятать в воду лихие концы…
    Господа депутаты,
Призывать вас к чему-то, - безделица, -
Пусть зовут вас сердца,
         отстояв,
сохранить вашу честь
В тех вертепах, где всё, по каким-то пропорциям, делится.
И порой вспоминайте, что и мы,
 пусть не рядом,
но есть.
***

Упаси, Господи

Мерцают лампады
на своде небесном, -
Чему-то, знать, рады,
Хоть в небе и тесно.
Быть может тому,
Что там где-то чертог,
В котором от грешников
Прячется Бог.


Мерцают лампады
На полках и в нишах, -
Пред образами
Коптят и коптят…
Возможно, мерцая,
Они что-то слышат
В стенаниях душ,
Что чего-то хотят.

Склонилась старушка.
Склонилась девица.
Шевелятся губы
На строгом лице.
Неведомо что
В их сознанье творится,
Узревших надежду
В небесном Отце.

А тот не выходит
На робкие мольбы. –
Выходит,
В густой бороде, господин,
Чем возмущался
Поль Анри Дитрих Гольбах
В жуткую пору
Суровых годин.


Где смерть, там и поп.
А не там ли и ворон?
Что общего в них?
К мертвечине любовь? –
Один ждёт добычи
В церковных затворах,
Другой мчит туда,
Где предвидится кровь.

Второй не скрывает
Конечной задачи:
Набить мертвечиной
Полнее кишки,
А первый – спокоен.
Ведь  бизнес удачен, -
Он отпускает
Усопшим грешки.

Уверен он в том,
Что канон не нарушил,
Не перешёл
Благонравия грань,
И «отпускает»
«прощеную» душу,
В карман опуская
Бездушную дань.
***

«Всё в воле Божьей»
«Даже волос не падёт с бороды правоверного,
не будь на то воли Аллаха» (Парафраз)

                Негоже.… О, люди! Негоже
Твердить с каждой шишкой «О, Боже!»,
Когда, беды все подытожив,
Виновником видим Его же…
***

Социальные последствия одной
       Божественной ошибки

Поверив в то, что в небе Кто-то есть,
Который может всё, когда захочет,
Один чудак, воздевши к небу очи,
Просил у Всемогущего поесть:
«Три дня во рту – ни маковой росинки!
Дрожь во всём теле, а в глазах туман», -
Всё это он промолвил без запинки,
И Бог решил, что клянчит наркоман.

«Ишь, маковой росинки захотел он…
А из крапивы веничка не хошь?
Выходит, что могуч ты только телом,
А духом – омерзительная вошь!
В поте лица добудь себе харчишки.
И руки есть, и ноги при тебе.
А у меня, откуда бы излишки? –
Сижу ведь не на газовой трубе».

Только чудак не слышал этой речи
И, не боясь Господнего суда,
Решил, что больше ставить в Храме свечи
Отныне он не станет никогда.

Что было дальше, то от нас сокрыто.
Где тот чудак, того не знаю я.
И, всё же, вот  реакция моя:
Господь ошибся, а попу – убыток!
***



Спаси, Господи…

Как грибы, вырастают Храмы
Всех религий, какие есть,
Предвещая такие драмы,
О каких и не мыслим днесь.
Вырастают, деля по верам,
Закаляют в их душах бред;
Всех конфессий миссионеры
Тычут в морду «святой» завет,
Потрясаючи Вечной Книгою,
Иноверцу за что-то мстя…

Эх, Руси бы – одну религию,
Да чтоб Богом было Дитя.


Век за веком всё те же страсти:
Кукловоды «святых» верхов
Продираются к грешной власти,
Чтобы больше нажить грехов.

Бесподобный российский агнец,
Потерявший уже семь шкур,
До сих пор не понял, чем пахнет
Из заоблачных синекур.
***

Нас породив и наделив тревогой,
Желаньем, ревностью да леностью ума,
Родители, природа ли сама
Препоручают нас заботам Бога:
«Даст Бог, диплом сыночек защитит»,
«Даст Бог, на этот раз не попадётся»,
«Даст Бог, живым из лагеря вернётся»,
«Господь поможет»,  «Бог тебя простит»,
«Господь подаст»… - И всё в таком же роде.
Не день,
Не год,
А целые века!
И Бог даёт, забрав большевика,
Чубайсов, Лифшицев да пакостных мавродий.

Зачем роптать?
Просили? – Он и дал.
Не то просили?
Тут я не уверен, -
Подите вспять по собственным следам
К недавним дням,
Где дух Руси утерян.
          ***


В толпе шагать – большое благо, -
В ней не прибавишь сдури шага,
Когда вожжа – тебе под хвост,
Толпа ведь – тот же самый ГОСТ.

В ней шаг ни сбавить, ни прибавить
И дерзких слов не промычать,
Лишь кто толпою станет править,
Может, один за всех, вещать.

Ты не сбивайся только с шага
И будь готов всегда к тому,
Что все обещанные блага
Тебе сегодня ни к чему.

Их обретёшь потом, когда-то.
Ко дням обещанным дойдя
Беззубым, лысым и горбатым. –
Может – в четверг после дождя.

Блажен, кто верит лиходеям,
Любуясь красочной идеей,
Не ведая, что та взросла
Для Буриданова осла.
***

И ныне, и присно, и futurum

 люди, кто мы такие
по сравнению с теми,
кто врезается в землю
словно в масляный ком,
кто примчался к нам в гости
сквозь пространство и время
и теперь наблюдает
за нами тайком?

как же мерзко мы выглядим:
слабые, смертные,
тирании боясь
и свободы боясь;
перед созданной бомбой своей безответные,
мы теряем стремительно с будущим связь.

как же жизнь создала нас
с мозгами порочными?
неужели других не нашлось под рукой?
ненасытные, жадные, психоватые, склочные –
как дано обрести нам
зловещий покой?

в одночасье иль в долгих
страданьях мучительных?
в милосердном огне
иль в свирепой воде? –
нас коробит уже
от речей поучительных,
а они не спасли никого и нигде.

ближних жизни лишая,
что готовим себе мы?
пьедесталы?
подстилку на глину могил?
ведь из каждой могилы
прорастают проблемы,
и их больше, чем тех,
кого век загубил.

а в прошедших веках
мало ль пролито крови?
что она полила?
что на ней возросло?
оглядишься вокруг –
ничегошеньки, кроме
беззастенчиво лживых
бессовестных слов.

генералов мы холим,
агрономов неволим;
трактористу даём –
только б он не сбежал.
не пшеничным, а ратным
гордимся мы полем,
а игрушкой для сына
наган да кинжал…
войны… войны…
забыть бы поля куликовы
да «поляну накрыть»
в пол-земли шириной
и забыть о фуражках
под цвет васильковый,
что недавно глумились
над целой страной.

может быть и простят
неразумных пришельцы,
обнаружив сознанья
нормальный росток,
и слегка приоткроют
сокрытую дверцу
без привычной всем ржавчины
«запад – восток».

и другие поляны
накроет планета:
в четверть африки
или бразилии в пол…
и не станут юлить
языками поэты,
а премьеры и шейхи
сыграют в футбол.

только вряд ли --
наследие неодолимо, -
все забыли о том,
что земля неделима.
но сегодня скала
средь пустынного моря –
это символ уже
нашей боли и горя.

но ведь люди есть люди
и беснуется правда
там, где людям привиты
понятия прайда.
тупик очевиден,
но кто его видит? –
пришелец, конечно,
который не виден.

который,
чтоб нашу планету спасти,
способен с неё нас
метлою смести,
гумусом новым её оснастить,
проветрить
и новых приматов взрастить.

сомкнётся ещё один жизни виток
и будет поставлена жирная точка;
и впишется первая чистая строчка
в другой мирозданья листок.


века проползут и в разведочной шахте
в новом загайново или кумахте
горняк извлечёт из породы вещицу
и будет на эту вещицу дивиться.

потом отдадут ту находку учённым,
успевшим привыкнуть к вещам золочёным.
те даже обнюхают странную штуку,
надевши перчатку на нежную руку.

пройдёт ещё много неспешных веков.
к той «штуке» в музее тропа проторится
и люди всё будут дивиться, дивиться,
любуясь забытой винтовки курком.
***
В начале было слово, и в конце оно же

Нет слов таких,
Какие бы не пелись,
Когда душа уходит от тоски.
Нет слов таких,
Какими бы не грелись,
Остуженные веком старики.
Нет слов таких,
Какими бы по суше
Мы ледокол продвинуть не смогли.
И есть слова,
Которыми нас глушат
И, между делом,
Водружают нимб
Над головой с надбровьями
Гориллы
И воздают хоралами хвалу…
И есть слова,
Что на краю могилы
Срывают с  уходящего хулу.
Есть горстка слов
Со свойством пластелина.
То ими лепят бюсты всех вождей
И псевдогероизма блиц-былины,
Чтоб доказать бессмертие идей.

И  есть слова,
Простые, как дыханье, -
Не громче, чем биение сердец.
Их часто оставляют
Без вниманья,
Видя, что нам
  пришёл конец.,
***

                Свят камуфляж, - тот, что в бою.
А камуфляж на чистой правде
Каких-то интересов ради,
Я без труда распознаю.

Он не вступает в резонанс
с душою даже в четверть мига,
и режиссерская интрига
украдкой шепчет мне «Я – пас!»
                ***
         «НЕПРИЗНАННЫЙ ПОЭТ»

В России пишут все от  мала до велика.
Поэзия в России, - это душа страны.
А вот когда она срывается до крика,
То, видят времена, в том нет её вины.

«Непризнанный поэт», - это близнец запрета.
Такое выражение втемяшил всем урод, -
В России с давних пор оно эквивалентно
Словосочетанию «непризнанный народ».
                ***




                Поэты-трубачи,
Поэты-созерцатели,
Поэты-рифмачи,
Медовых  од создатели,
Вы интересны все.
Но в области служения
Вы далеко не все.
Достойны уважения
***
                Хорош Гаврош
Хорош и Буратино.
Павлик Морозов,
Иногда  хорош, -
Дело в цене:
Кому цена – полтина
Кому – пятак,
Кому и вовсе – грош.
Но те и эти
Делают погоду,
В которой дети
Зреют до народа.
   Во времена погоды нехорошей
В каждом роддоме
Слышен плач Гаврошей.
             ***

Несметное число
Представить невозможно,
А вот, наворовать
Его иным возможно
Там, где закон и право
Не ревнивцы,
А их жрецы –
Отменные ленивцы
Или слепцы.
Или ещё страшнее, -
Когда от «слепоты»
Их кошельки тучнеют.
             ***

                Весеннею ранью,
Лишь солнце взойдёт,
Встаёт в глухомани
Седой стихоплёт.
Вода из-под крана
В ладони журчит, -
В ушах и в душе
Запевают ручьи.
Смывается с глаз
Бытовая рутина
И предстаёт
Перед взором картина:

     Орёл, что над речкой
Круги нарезал,
Спикировав,
Птаху загнал в краснотал. –
В разросшихся кущах
Поди поищи! –
В панике куст
Покидают хрущи.

Орёл возвратился
На круги своя
И вновь закружился,
Надежду тая.
В ветвях краснотала
Молчок, тишина…
И, вдруг, всё пропало, -
Проснулась жена.

И непонятно,
что сталося с птахой:
Досталась орлу,
Или снова дал маху?..

    Женатый поэт
Ни на что не годится, -
Прямо на взлёте
Повержен «орлицей».
И в один миг
Бытовая рутина
В начале рожденья
Сгубила картину,
Мощной громадой
Над духом взлетев,
Оставив вопросы
Висеть в пустоте…
          ***



Августейшая пара

Ещё один нолик в судьбе зачеркнулся, -
Восьмой.
 А я так же, как прежде, проснулся.
И никакой перемены в округе!
Если не брать во вниманье супруги, -
Вспомнила, что целовал её я
Назад тому ровненько 22 дня.

      Когда она в мир этот светлый пришла,
То август рожденьем своим начала!
Я августом тоже внедрён в этот свет,
Но раньше её на каких-то 5 лет.

И, всё ж, нас настигла любовная кара,
Создав в СССР Августейшую пару! –
Счастливейший дождь нас тoгда окропил
В лишённой красот кустанайской степи.
С тех пор наши годы бегут да бегут,
                И люди не знают, с кем рядом живут.
***
   


 В.Балябин,
                М.Вишняков,
                Г.Донец,
                Н.Кузаков,
                Е.Куренной ... -  ушли.

Облучён я их взглядом не строгим, -
до сих пор ощущаю тепло...
Они были почти полубоги,
но и их время жизни текло.
И они, осветлённые славой,
покидали сей суетный свет,
в мортиролог входя многоглавый.
Я остался, а их уже нет.

Мортиролога скорбные главы...
Где, в какой будет строчка моя? -
Вечной Бабушки почерк корявый
впишет всё, ничего не тая.
Так что лгать здесь я смысла не вижу:
я скучаю по тем, кто ушли.
С каждым днём они ближе и ближе
в беспредельных пределах Земли...

Где-то там, что землянам не видно,
предусмотрено нам рандеву.
А пока мне, живущему, стыдно, -
их не стало, а я всё живу.      
Их не стало, а я всё живу...

      
           ***

НЕСОГЛАСИЕ

«Ходит-бродит дух седой:
От  одной звезды – до другой звезды
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лишь мои следы»
«И я хмурюсь, словно Казаков»
«Если я – это ноль, если жизнь – это пыль,»
«Я столько лет зашторенной жила!»
«Мир неумыт, как окна в феврале» и т.п.
Г.Колесникова
«Пятое время года»  2003г.


Если я – это ноль, если жизнь – это пыль,
То придумано это слепым идиотом!
Если я – это небыль, то что тогда – быль?
Иль не видно мою, всю навырост, работу?

Расстаравшись у снега живою водой,
Я до блеска отмыла февральские окна
И, зашторив себя, вижу город живой,
Чую пульса биенье, хоть до нитки промокла.

Ну, какой же я ноль? От звезды до звезды,
От воды снеговой до обычной воды
И, чего уж скрывать, от беды до беды
Лично я натоптала свои же следы!

Это ж надо!  Я – ноль..
Вон идёт Казаков,
Утомлённый бездарностей наглою ленью, -
Вы спросите его, - он без обиняков
Подтвердит вам, что я с давних пор  далеко
От коллег, претендующих на обнуленье.
***

Иные кроют трёхэтажно.
Притом, нормальные вполне.
Мне ж рот открыть – до дрожи страшно,
Но и смолчать – преступно мне.

Всё потому, что я горячая
И раздвоилась, вот, - не вру:
Глядеть на небо – я незрячая.
Я же – юродивый в миру.

Моя судьба гермафродитная
Меня не сломит всё равно
И скоро стану я элитною,
Ибо я, всё же, не «оно».

***

МОНОЛОГ СТАРОГО ПЕТУХА

Когда я был подброшен в инкубатор
К таким же бестолковым петушкам,
Всех петушиных дел администратор
Прибрал и мою душеньку к рукам.

Мы по звонку бежали на прогулку;
К поилкам устремлялись по звонку.
И этим же манером в зале гулком
Учились выводить «Ку-ка-ре-ку».

Пришла пора и гребни покраснели.
Серёжки стали в колер гребешкам.
Мы стройно «кукареку» зазвенели
На радость поохрипшим старикам.

Быть может, я свой век на осмеянье
Своим признаньем честным обреку,
Но после одного из Указаний
Мы стали петь одно только «…ре-ку!».

А если кто, забывшись, крикнет «Ку-ка…» -
Синели тут же наши гребешки, -
Ждала его заслуженная скука
На дальней птицеферме «Соловки».

Но время шло и что-то в нём менялось,
И подвело все птичники к поре,
Когда нам настоятельно вменялось
Выбрасывать враждебное «…ка-ре…».

Шептались ветераны по насестам
И лапки их тянулись к гребешку,
Когда в урочный час и повсеместно
Гудело разрешённое «Ку-ку!».

Зато теперь у нас права абреков. –
Нам объявили громко во дворе:
«Желающие могут кукарекать,
Не опасаясь, вплоть до «Ку-ка-ре!».
***
Ересь объявилась
В фолианте «МИФ»,
Мол, скифы растворились…
Ну, а как же СКИФ?
   
     В имён изобилии,
Жадный до обнов,
Он взял себе фамилию
Русскую – Смирнов.
Много чего славного
В книжках накропал.
Даже к Ярославцеву
На зубок попал.

Так же и сарматов
Рано поминать –
Сохранились маты
И привычка жрать.

Вкусы многих трогая,
Вызывая спор,
На сарматском многие
Пишут до сих пор!
***



Чем измерить счастье? Какой единицей?
А прибор известен, - это наши лица.
Шириной улыбок или блеском глаз?
Чем измерить счастье, спрашиваю вас?

Изобильем «нала»? Марками авто?
«Крышей» криминала? Златозубым ртом?
Может быть – экзотикой джунглевых дорог? –
Счастье измеряется снами без тревог:

Когда в дверь прикладами ночью не стучат;
Когда псы дворовые до утра молчат;
Когда только звёзды смотрят к вам в окно,
Отвлекая, может быть, от телекино.
Ночи без тревоги. Без тревоги дни. –
Ваши и, конечно же, вашей всей родни.
Счастье есть уверенность в том, что к вам в жильё
В час ночной не вломится власть или жульё.

Если счастье прячете – ночь изобличит:
Время – уже заполночь, а кобель молчит!

***
 России все больницы перерыты
В поиске проверенных светил. –
N.N N, больной коммуниститом,
Ещё и нацистому подхватил.

С болезнью этой связано не мало,
И самое наихудшее стряслось:
Давление ума совсем упало,
Давление претензий поднялось.
******
Был миоцен…
Был плиоцен…  -
Рождались горы, крепли недра,
Плодились  мак, табак, эфедра,  -
Всё нахаляву, всё без цен.

И газ, и нефть без цен, и соль –
И никаких тебе процентов,
В том смысле, что процентов – ноль!

Земля, вертясь вокруг Светила,
Зла не предвидя, накопила
Богатств несметное число.
И все их бережно лелея,
Понарожала менделеев,
Ландавов, нобелей, капиц
И тьму других зловредных лиц,
Как Сахаров и Резерфорд.
(В счёт не беру сановных лиц).-
Нет смысла варваров считать,
Ведь, что ни гений, то и тать.

Земля от старости забыла,
Кто первым золото нашёл.
Сейчас бы запросто убила,
Да жаль, - срок давности прошёл.

Не помнит и того, кто первый
Продал задёшево свой труд.
С тех пор создатели шедевров
В нужде всю жизнь творят и мрут.

Блюдя развития законы,
Эры  союзились в эоны,
А восседавшие на троны
Изобретали прохироны …

И вот, когда настал и мой
Черёд явить себя планете,
То,  ещё мокрый и немой,
Я был уже за всё в ответе.

За всё, чего ещё не знал,
За всё, что сделано когда-то,
Или не сделано. Казна
Даже наметила в солдаты,

Которых сколько ни роди
В великих муках наши бабы,
Лихой рубака-командир
«потерями» представит в штабы.

А те в проценты превратят –
Бескровные, без душ и боли…
Но прежде я узнаю в школе
Салют безгрешных Октябрят.

С тех пор всегда готов к чему-то,
Что могут, вдруг(!), назвать «Не то»
И повернуть нежданно круто
К тому, к чему я не готов.


Так время ткнуло мордой в центы,
В тупой бесшумный  беспредел,
В дрова двух первых президентов. –
Такой среформился удел.

   Песчинкой русского бархана
Ветрами чуждыми качусь
От дикой ставки Чингисхана
К надгробью с высечкою «РУСЬ»
********

,
Наш «великий, могучий…»,
Словно старый барыга:
Тащит с миру по слову
Бывший наш  elegant
И Толковый словарь
Уже больше не «книга»,
А солидных телес  Foliant

Греки, финны, французы,
Итальянцы, татары,
Португальцы, арабы
(всех мне не перечесть)
Валят в русскую речь,
Как в бездонную тару,
Всё, что есть под рукой,
Позабывши про спесь.

Знать влечёт к ней гостей
Непонятная сила;
Что-то есть в нашей речи
Не от мира сего,
Если мёртвых  она
На века воскресила
И приставила к делу
«пахать» на него.

«Пастораль», «Пасторель»,
«Спирохета», «Спирали»,
«Цитадель», «Циферблат»,
«Мандолина», «Мундштук» -
Всё сгождается нам,
Что когда-то набрали
Из иных языков.
И не несколько штук!

Как граблями гребли мы,
Не зная запретов.
В результате язык наш –
Речевой  сибарит. .
А теперь, с Internetом,
На просторе всесветном
Нам во все кладовые
Вход свободный открыт

Заходи и бери! –
Никакого деликта. 
Если сам не возьмешь,
То тебе принесут:
Чтобы их воскресить –
Чемоданчик реликтов ;
Чтобы нас рассмешить –
Сундучок камасутр.

Речь, язык и слова -
Ёмкий блок нераздельный.
Его дверь нараспашку
Открыта всегда.-
Заходи, если даже
Ты дома – бездельник, -
Тебе место найдётся
У нас для труда.
***

Слава дедушке Дарвину!

На одной шестой планеты,
Разменяв двадцатый век,
В вечном поиске ответов
Что-то ищет человек.

А вопросов накопилось
(сам же их и накопил) –
Сколько Господу не снилось,
Когда грешников творил.

Перво-наперво он хочет
Раскусить вопрос о том,
Почему его на равных
Власти держат со скотом?


А порой – чуток похуже.
Тут не выдумка, а факт:-
Ветлечебницу откроют,
Но закроют нужный ФАП.

Скот, понятно, денег стоит
И корма в цене растут.
Для скота потребны стойла
И забота, чтоб паут
Кожсырьё ему не портил,
Чтоб его не ела вошь. –
Всё, что скотний врач пропишет,
Тут уж вынь да и положь!

А для скотника, доярки
Есть примочки да припарки, -
Можно веничком и паром
Изгонять хворобу даром.
А случись ужасный флюс, -
Есть на то «Малахов плюс».

Кормоцехи скотоводам
Строить тоже нет нужды –
Проживут и с огорода,
Принесут себе воды.
Дров наколют, печь натопят…
У людей богатый опыт.

Это ж золото державы –
Вечный опыт мужика!
Вечный и  не залежалый
Кормит всех подряд – века!

И умеет он, и может
Всё, везде, для всех, всегда:
Нефтепроводы проложит
И для газа трубы – тоже,
Чтоб с Европой не случилась,
Упаси Господь, беда, -
Если тучка  приблудилась,
Принеся Ей холода.

«Плюс один» - Европа в шоке!
Снегу в фут   Евроаврал!
То горит она, то мокнет …
Альпы, - это не Урал.

Нет в Европе «Росгосснаба»
И заботливой Москвы, -
Есть резиновые бабы.
Шерстяных носков – увы…

И спасаем ненажёру:
Отопляйся, парь и жарь!
А она нам массажёры
И иной сексинвентарь.


Мы всю жизнь с нуждою бьёмся,
По-старинке топим печь.
По-старинке и е…..,
Если время есть прилечь.

Всё в России по-старинке.
Извините, господа.
Вы – рабы своей ширинки,
Мы – подвижники труда.
Но от этого мы пользы
Не знавали никогда.
 
И скажу всем честно:  зуба
На Европу не держу,
Но, задев вопрос о трубах,
Вот что я ещё скажу:

Есть у нас, друзьям – не жалко.
Да ведь должен быть черёд.
Или власти – из-под палки, -
Себе дёготь, дяде – мёд?

Что-то сшито тут не ладно,
Скроено вперекосяк:
Там, где людно, я – в парадном;
Дома с бабкою – босяк.

И не только я – держава
В две одёжки рядится:
К переду парчу прижала,
Старых русских – к заднице.

Старый Дарвин – мудрый дед.
Разглядев ОТБОР в природе,
Не пошёл попутно моде,
Дав на всё вокруг ответ:

Срам и совесть презирая,
Сильный слабого сжирает,
Ощутимо потучнев.
И несчастный умирает,
Даже в зной окоченев.

День и ночь идёт борьба
И не утихает;
И у каждого у лба
Тень беды витает.

Превратиться могут во
Девять граммов скорых
Чья-то зависть, чьё-то зло; –
Глядь - кому-то повезло
В офисах-конторах…

Не стихают вечный спор,
Схватки разных «измов»
И естественный отбор
В рамках дарвинизма.
***
,
ВЕСЕННЯЯ ВОРЧАЛКА

По многу раз упоминая Лету,
Никто из нас ту речку не воспел…
Кто-то без права числился поэтом,
А кто-то – с правом, только не успел…

И угодишь в нее без комплиментов,
Рекомендаций и иной муры,
Без коих, как без банковских процентов,
Земные не обходятся миры.

И знать бы, как нас встретят наши братья;
Какие льготы, ежели ты стар;
Кто в Райиздате или Адиздате,
И есть ли там построчный гонорар…

А март метет, как мел в веках дремучих,
Блестит под солнцем робкая капель.
Я ж, будто сам Америго Веспуччи,
Предугадать пытаюсь в Лете мель,

Чтоб изловчиться как-то зацепиться,
Послав гребца за помощью в село.
Тем временем в кого-нибудь влюбиться,
Не выйдет, так до чертиков допиться
И ангелицу сцапать за крыло.

Марток! Весна! Зима уходит,
И как-то не ко времени Харон…
(Во все века он неизменно в моде,
Коснись любого ранга похорон).
Ну-ну, смотри, читатель, веселее, –
Моя печаль тебя не заразит.
Ты знай свое – живи до юбилеев,
Забывши напрочь про речной транзит.

Ты, верно, всем доволен в этой жизни,
Зачем тебе иная, дорогой?
Меня коришь? Я рад и укоризне –
Не знал пока реакции другой.

А коль коришь, то ты прочел все строки
До этой завершающей строфы.
Благодарю!
Иду считать пороки
Для будущей
Чистилищной графы…
*****

МАТЕРИНСКИЙ КАПИТАЛ

Разомлело в баньке тело...
Дед чуть с полки не упал,
Когда бабка захотела
Материнский капитал.

Дед башку – в холодну воду,
Сам до двери пятится:
-Проживешь ли ты три года,
Стара каракатица?!

Бабка задом завертела –
Дед ее не узнает.
-Ты свою работу сделай,
Дальше дело уж мое!

-Перепарилась ты, что ли,
Стара баламутина?
Чем же я исполню волю
Президента Путина?
-
Ну, тогда сиди без денег
Да поглядывай в окно.
Только волю президента
Я исполню все равно!
              ***
ДОЛОЙ ДИСКРИМИНАЦИЮ!

Есть материнский капитал.
Сей факт стал фактом броским,
Каких мир прежде не знавал.
А как же быть с «отцовским»?

Или заслуги нашей нет
В том, что родятся дети?
А вдруг случится где декрет,
Кто за него в ответе?

Кого таскают по судам,
Чтобы наречь «Папашей»?
Известно всем: отнюдь не дам,-
Скамья  всецело наша.

С нас алименты, с нас налог
И всё иное прочее
(если кому поможет Бог
Устроиться рабочими).

     Положим, я кормить не стал
Детей и лихо смылся.
Вот тут «отцовский капитал»
Как раз бы пригодился.

Я б отстегнул для сыновей
Сотнягу, не считая,
Ибо кормить своих детей –
Обязанность святая.

   Так что проблема не в мужьях,
Коль нет у деток сласти.
Проблему вижу я, друзья,
В недоработке власти.

Это же форменный пустяк –
Издать Указ и точка! -
Чтоб даже злостный холостяк
Кормил два-три сыночка.

****
АЗЭЭЛКАШ, ДА НАШ

Доблестным работникам ГИБДД,
отдающим жезлом честь первенцам
отечественного лимузиностроения,
посвящаю:

У иномарки очи ярки,
А близорукий мой конек
Блестит в ночи свечным огарком,
Будто зовет на огонек.

Скрипит суставами на спуске,
Являя свой почтенный стаж.
А я ворчу: «Бодрись, ты – русский,
Ты наш родной «азээлкаш».

Не ровня нам «япошка» прыткий –
Ты назван гордо «Москвичом»!
Не лаком ты, а матом крытый,
Что значит: все нам нипочем!

Ура! «Япошку» закрутило!
Сейчас начнет кусты ломать,
И станет грубо клясть водила
Несчастную «япону мать».

А мы несуетно, неспешно –
Туда, где бабка заждалась,
И прихвастнем с тобой, конечно:
«Поездка ноне удалась».

Уснешь, запяченный под крышу,
И посетит тебя твой сон
О том, как ты на трассу вышел
В расцвете поршней и рессор...

Да, годы... Но и без цыганки
Нам зрить грядущее дано:
Ведь факт, что по «автогражданке»
Ты ровня «Форду» и «Рено »!
*******

ПЕРВЫЙ КОНСЕРВАТОР

Неандерталец жил угрюмо.
Живот то полон был, то пуст.
И он с трудом ворочал думу,
Аж слышен был извилин хруст.
Неандерталочка пугливо
Лишь наблюдала за божком,
А у того вздымалась грива
И ныла грудь от кулаков…
-Зачем мне эти все напасти?
Куда он гонит нас, куда?
Я разорву его на части –
Подать мне Дарвина сюда!
Я не хочу быть голой жабой!
Я волосатым быть хочу!
Мне в государственном масштабе
Ворочать мысль не по плечу.
Мне по душе палеолит:
Полно зверей, хватает солнца,
И у меня душа болит
Лишь от того, что предстоит
Стать недоумком-кроманьонцем.
Но – человеком! – Ни-ког-да!
На кой сдалась мне эта кара –
Ждать целый день у самовара,
Когда из труб пойдет вода…
Чтоб независимый примат,
Каким являюсь я с рожденья,
Которому сам черт не брат,
Зависим был от угожденья
Каким-то лживым паукам,
Прибравшим хитростью к рукам
Мои охотничьи угодья?
Нет! Не бывать тому! – И поднял
Над головою две руки,
Которым припасла природа
Для поумненья рудники.
В своем неведеньи приматном
Не знал того, что быть ему
Придется даже демократом,
Хоть это и не по уму.
Не ведал он, что позабудет
Свою пещеру, рык и рев
И то, что, чудом выйдя в люди,
Назначит сам себя царем …
***
Новый Свет

Собрались трепалочки,
Разожгли три палочки
И застряли до утра
У каминного костра.


Обсудили визажиста
И какой-то новый гель;
Осмеяли массажиста,-
Всем хорош, да не кобель.

И портнихе под завязку
Накидали разных слов.
Даже Путина с Дробязкой
На язык их занесло.

…Затянулись пересуды –
Утомился «женсовет».
У хрустальных трёх сосудов
Дно увидело рассвет.

Когда солнце протолкнуло
К дамам витража кармин,
Было поздно – всё уснуло:
И «проблемы», и камин.

Ближе к ночи повторится
Непосильный этот труд
И опять три «светских львицы»
Всем по серьге раздадут.

                Вот кому теперь живётся
                У влиятельных мужчин!
                Правда – только до морщин.
                ***


ВЕСНА 12 ГОДА

Весна двенадцатого года
Прошлась Европою, рыча:
«Над всем главенствует погода»!
И климат скромно промолчал.

Везде понадобились сани,
Стал бесполезным Le Bourget
И вспомнился Иван Сусанин,
Забытый многими уже.
Кому-то вспомнился Панфилов,
Кому-то – лютый Сталинград,
Гостеприимные могилы,
Несостоявшийся парад…
Лишь  тот, кто на песках зыбучих
В себя приходит по ночам,
Зимой российской не обучен
Доброжелательным речам.

ПРОДОЛГОВАТЫЙ МОНОЛОГ

Хоть горожане есть в роду,
Не усидел я в городу,
Только изнежился, как кот,
Что на печи весь год живёт.

Конечно, был приличней быт.
Иной набор лексем
Без «кашеварок» и «корыт»,
Без думы об овсе.
Без замерзающих говях,
Без льда на веках и бровях,
Когда в пургу скубёшь стожок
Слежавшегося клевера,
Не чувствуя, что нос ожёг
Тебе посланец севера. –

Всё это прелести села,
Комфорт срелневековья.
Его Россия соблюла
И здесь, и в Подмосковье.

Что уж о нас тут говорить,
Алтайских землероях,
Привыкших власти материть
Ненастною порою.

Росистой утренней порой,
Когда так сладко спится,
И мы не против бы метрой
К покосу прокатиться.
Не отлетали б от копыт
Дорожные ошмётки,
А тот, кто пёхом попривык,
Сберёг сапог подмётки.
Дремали б, сидя у окна,
Сна крохи подбирая,
И представлялась бы страна
Нам филиалом рая.

Только в раю, зачем покос?
Ведь рай – после могилы.
Не к делу, стало быть, вопрос.
Тут подходявей вилы.
Опять же – вилы и метро!
Уж лучше на коняге.
Тут к месту вилы и ведро,
И сидоры, и фляги.
Пока Савраска дотрусит
До места на опушке,
Следа не станет от росы –
Копни без недосушки.

То не беда, что нет метры
В деревне ныне сущей.
Пусть горожане и хитры,
Но мы того хитрющей.
Нет метры – мы голоснём
Проезжую попутку.
Устанем – у копны уснём
И полежим «минутку».
Нет супермаркета? -- Беда
Такая и не снилась –
Мы одеваемся всегда
В то, что не износилось.
А что износится… ну что ж –
Заткнём тряпьём прореху
В прогнившей стайке.
Много кож
Сдаём и много меху.
Пусть от овцы, но, всё же, мех,
Хоть говорят «овчина».
И нам носить её не грех,
Да вроде не по чину.
А если всё, как есть, писать
Без всякого обману,
То надо прямо и сказать,
-- Она не по карману.

Коль речь уже мы завели
И о кармане нашем,
То скажем так: не за рубли
Мы сеем тут и пашем.
Кто же осмелится назвать
Рублём мешок пшеницы,
Который принято считать
Валютной единицей?
Вот потому и не спешим
За мебелью и прочим.
На наши медные гроши
Раскупишься не очень.

Но дело вовсе не в рубле,
Будь он найзолотейшим,
А в отношении к земле,
И к тем, кого давно в Кремле
Считать привыкли гейшей:
То им взрасти, то им подай,
То – откорми, как надо…
Десятки лет:: «Отдай!», «Отдай!»
Яйцо, пшеничку, стадо…
А что себе? –
Что украдёшь
У самого себя же. –
Вот что ещё, ядрёна вошь,
Селянству руки вяжет.

Да, есть заметное уже
В проблеме продвиженье.
Но получается – к меже!
К земельному дробленью:
«Это моё. Это твоё».
А что меж этим – чьё же?
Не с той ноги село встаёт.
Негоже так, негоже.
Нельзя запаханной меже
В России возвращаться.
Нельзя на этом рубеже
Опять за вилы браться.
Кто ныне как-то ферму свил –
Ночами молит Бога, --
У нынешних российских вил
В рожке патронов много.
Вмеcте с хозяином дрожат
Пустых ангаров стены.
К тому же, ферму сторожат,
Взяв в окруженье, цены.
У них-то жизнь – куда вольней! –
Ведь не стоят, холеры.
Бегут резвей любых коней
Вперёд, без всякой меры.
А «фермер», шапку приподняв,
Вздохнув, затылок чешет, -
Стального взять хотел коня,
Да быть, похоже, пешим.

Если с такого начинать
Любое из занятий --
Будешь, в итоге, пожинать
Тирады из проклятий.
Что, собственно, уже и жнут
Отчаянные парни,
И как-то, между тем, дают
Работу для пекарни.

    Успел бы правящий наш класс
Помочь отчаянным сейчас.
Помочь, помочь, помочь, пока
Не опустилась их рука.

Не усидел я в городу,
Хоть горожане есть в роду, --
В селе мне как-то интересней.
Тут зимы – зимней, вёсны – весней,
А осени щедры, как мама,
Когда хлопочет у плиты,
И пирожок румяный
прямо
В свою кепчонку ловишь ты…

Я не завидую собратьям
По вдохновенному перу.
Нет в мире лучшего занятья,
Чем встать раненько поутру
И, приподняв листок капустный,
Гнездо Белянки истребить,
А осенью, творя изустно,
Фасоль неспешно теребить.
Потом вскочить, черкнуть две строчки,
А даст Пегас, так – всю строфу!
А день пройдёт, то ты и ночке
Заполнишь нужную графу.
Утром и ты собой доволен,
И ночь ушла не налегке.
Одно печалит – тот же нолик
Живёт, свернувшись, в кошельке.
***

,
НАША ОСОБИНКА

У Европы их орбит
Зенки повылазили, -
Снова празднично бурлит
Rashe-евроазия!
Пол-Европы по цехам
Утром разбегается,
Евроазия с утра
Самопоздравляется.

Важно ль, -  Новый или Старый? –
Ценность их в количестве.
Каждый праздник дорогой
Выросшим в язычестве.
Потому и «Велес» пьём,
Древо украшаем,
Под чужим крестом живём
И не согрешает.
Так что, вслед за Рождеством,
Стужею бодрящим,
Праздник Старый Новый год
Зело подходящий.
Ну, а в случае чего…
То, после Крещенья,
Оклемавшись от всего,
Вымолим прощенье.
          


ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА
   «С – Петербург – Хельсинки»

В а н я
(в кучерском армяке)
Папаша, кто строил эту дорогу?
П а п а ш а
(в пальто на красной подкладке)
Граф Пётр Андреевич Клейнмихель,
душечка!
Н.А.Некрасов «Железная дорога»

- Папа, кто построил эту скоростную дорогу?
-  Не граф Клейнмихель, Ванечка.
- Папа, а кто сверг царское самодержавие?
- Владимир Ильич Ленин, Ванечка.
- Папа, а кто разгромил фашистов?
- Иосиф Виссарионович Сталин.
- А кто поднял и освоил целину?
- Никита Сергеевич Хрущёв, Ванечка.
- Папа, а кто восстановил Днепрогэс после войны?
- Леонид Ильич Брежнев, Ванечка.
- Папа, а кто развалил и уничтожил СССР?
- Четыре коллаборациониста: Горбачёв, Ельцин, Шушкевич
и ещё один подонок, не помню его фамилию.
- Папа, а почему тогда всех их избрали президентами?
- Потому, что все мы были в то время буридановыми ослами.
Вот и навыбирали на свои головы.
- Путина тоже выбрали на свою голову?
- Путина Ельцин «выбирал».
-  А Медведева разве не народ выбрал.
- Конечно народ, Но сначала – Путин.
- Запутал ты меня, папаша, ничего не пойму.
- Поймёшь, Ванечка, когда Медведев выберет Путина.
- Он уже выбрал, -
Получается сказка про Белого бычка!
- Если бы про бычка…
***
       В Новом году,
В этом самом году
К вам незаметно в квартиру войду
И, не мешая вам прыгать у ёлки,
Стану вонзать себе в сердце иголки
За мерзкий проступок любого потомка;
За хвастовство, прозвучавшее громко;
За раболепство пред что-то имущим,
За горы коврижек в незримом грядущем –
Известный советскому люду, фантом,-
Сегодняшний день отложив «на потом».

Время когда-то любого научит:
         «Потом», - это то, что другие получат,
А ты, проскандировав с кем-то «Ура!»,
Безмозгло «сегодня» сослал во «вчера»,
Не сдув для себя с него даже пылинки
И зря истоптав на парадах ботинки.

Я буду вас видеть, а вам надо знать:
Когда вам приспичит «кручину изгнать»,
То, память о предках любезно храня,
Выпейте чарочку и за меня.
А остальные, то  – как уж пойдёт:
За то, что уходит и будущий, год;
За дам, за здоровье, за пап и за мам,
За то, чтоб удача шла к вашим домам,
При этом потомков своих не забудьте
И, по возможности, счастливы будьте!
***
,
,
Возраст не может быть наградой.
Он – наказание за то,
Что ты какие-то преграды,
Которые убрать бы надо,
Решил оставить «на потом».

И вот, они перед тобою!
И бесполезно их считать.
Ты непригож уже для боя
И грех на прошлое роптать
***

Забытое детство

Как-то я из детства выпал.
Или вовсе не был в нём?
Помню, снег зимою сыпал…
Летом солнце жгло огнём…
И всё время есть хотелось…

До сих пор ищу ответ:
Как могла настигнуть зрелость
В юные шестнадцать лет?

Время ниточкою тонкой
Всё тянулось – не рвалось,
А мужанье шло сторонкой
Да присматривалось
К костылям людей безногих,
К рукавам пустым – без рук,
К бледным лицам вдов убогих,
Превратившихся в старух…

…Красным заревом облито
Было небо по ночам
И тянуло, как магнитом,
Нас к мартеновским печам.

Притянуло. И в шестнадцать
Разбросало по цехам,
Не умевших целоваться,
Но приставленных к станкам,
Верстакам, печам и станам.
Мне ж достался адьюстаж.
Из кабины працен-крана
Стартовал мой долгий стаж.

Ну, а детство? Где же детство?
Не могло ж его не быть!
Не могло ж куда-то деться…
Не могло.
     Я смог забыть!
Чтоб не снился мне кошмарный
Жуткий приступ тошноты,
Чтоб не ждать с работы маму
До глубокой темноты
И не знать: то ль врать безбожно,
То ли подло промолчать
На вопрос её тревожный:
«Шо, письма ныма опять?»

А письмо пришло. В конверте!
Адрес писан не отцом.
От него разило смертью
В конопатое лицо.

Но ведь маму не обманешь –
Сорвалась в звериный вой…

И сегодня, как в тумане,
Вижу, мама, образ твой.
Вижу как, дрожа всем телом,
Ты конверт разорвала
И, рыдая, посветлела,
И, целуя, расцвела:
«Мы лежим в палате рядом…
Муж ваш ранен, но живой…» -
Так осколки от снаряда
Оборвали мамин вой..
                Может, в дне том и осталось
Моё детство навсегда…
Миг – и жизнь сложилась в старость.
Впрочем, это ерунда, -
Старость ведь - не навсегда.
***
   Очень мудро быть смирненьким –
Петь восходы зари…
В тихой гавани лирики
Развелись пескари.

Наделённые мудростью
Самой крайней из хат,
Замирают от грубости
Пулемётов, гранат…
А вода в тихой заводи
Неподвижна, светла.
Тень готовит им загодя
На восходе ветла.
Мелочь липнет к поверхности
Неподвижной воды…
Не замеченным в дерзости
Будет много еды.
              ***
, ВЛАДИСЛАВ КОСАРЕВ

Презревши всех, кто страстно впереди
Него удачу дифирамбом лижет,
Он лаконичен, донага правдив;
Строкою бьёт и в бровь, и в глаз, и ниже.

За что имеет…
Кто же перечтёт
То, что скопилось честностью поэта? –
ТО ВРЕМЯ СДЕЛАЕТ, когда придёт
Спросить,
ЗА ЧТО ЖЕ БЫЛ ОН СЖИТ СО СВЕТА?
***
    Из блокнота
   директора Бюро пропаганды
     художественной литературы

Как это тягостно и тошно –
Средствами скромного Бюро
Щеглов столицы заполошной
Рядить в орлиное перо.

 Однако плакаться не буду –
У нас брюзжанье не в чести,
А раздражённость мудрый Будда
Мне, как суетное, простит.

Но как я весел и беспечен,
Когда в Дурое  ли, в Кыре
Организовываю встречу
Средь бела дня на хоздворе.

Да с нашим
Собственным!
Домашним!
Который, вот уж сорок лет,
Для всех кырян и однокашник,
И, божьей милостью, поэт.

Он и погоды наблюдатель,
И краевед при всём при том,
А всё сложить, так в результате, -
Страны советской чёрт те кто.

Не Мандельштам и не другой,
Ещё не ведомый эстетам;
И для Парнаса он – изгой
С клеймом стихийного поэта.

Вкусив бесхитростных стихов,
Ору единственный вопросец:
О, Русь, из всех твоих грехов
Не этот ли рекордоносец?

Ты чем же осеменена
И чем в недобрый час полита,
Если рожать обречена
«недозревающих» пиитов?

Памяти Татьяны Беленовой

Павшей тучею грусть притаилась меж соснами,
Примостилась печаль у креста.
Иглы сыплются с сосен немыми вопросами
Неспроста,
неспроста,
         неспроста…

На тернистом пути от признанья до признанного
есть тройчанам кого помянуть
и умолкшую Лиру, в забвение изгнанную,
попытаться к живущим вернуть.
Что с того, что архивная полка бесстрастная
Бережёт свет нетленной души,
Пока время оглохшее,
Пока время клыкастое
Глянуть в душу свою не спешит.
Ему некогда – времени, -
Оно занято бременем
Торопливо свершённых грехов;
Ему дороги те, чьи заботы окремлены,
Чья охрана не пишет стихов.

Написано совместно с Николаем Решетниковым
***


МУЗЕ

Моей иконой ты была всегда.
А я погряз в грехах – ты это знаешь.
Когда моя срывается звезда,
На место ты беглянку возвращаешь.

Не знаю, чем тебя я отдарю
В столь непростой и суетной юдоли,
Но ежечасно искренне молю:
Храни господь тебя при всякой доле,
***
. А.А.С-й

Надеждой  робкой вдохновлённый,
Гордыню ржавую губя,
Рабом коленопреклонённым
Я вдруг почувствовал себя,
Когда, прильнувши к ноутбуку,
По «клаве» пальцами скользя,
Искал на ней такую букву,
Которой «Вон!» сказать нельзя.

Увы! Хоть их по две на кнопку,
Они эмоций лишены…
Пусть этот стих отыщет тропку
В обитель чуткой тишины,
Где рифма, с образом в обнимку,
Лукаво вьются над челом
Глубокомысленной блондинки,
С утра застрявшей за столом.

Пусть он, когда Она вернётся
Из безграничных эмпирей,
Будто случайно попадётся
На ясны очи у дверей, -
У неприступного порога.
И, может быть, тогда Она,
Смиренностью удивлена,
Оттает сердцем хоть немного…
***

БОЙСЯ!

Великий это грех – молчать,
Когда  душа зовёт кричать,
Но мы, не сбросивши уздечки,
Вновь продолжаем величать.

Душа зовёт «права качать»,
Но мы не знаем, как начать,
Когда открыто призывают
Властям на ближнего «стучать».

И что же мы?
А мы послушны.
Все, кто Морозовских кровей,
Укажут в кляузе подушно –
От стариков и до детей –
Всех, кто на цены глянул косо,
Кто материт  «единоросса»…-
Да мало ли каких крамол
Услышать можно от соседа,
Который, пережив «Комбеды»,
Помнит Великую Победу
И профсоюз, и комсомол…

Но стоит власти дать отмашку –
Подхватит веянье бумажку, -
Спираль сомкнёт конец с концом,
Взяв ересь новую в кольцо.

И возвратится время оно
В лице отважного ОМОНа;
И только тот не замолчит,
Кто ещё громче «застучит».
***

Спит облапошенный народ;
Что-то в тревожном сне бормочет.
Похоже, жить он лучше хочет,
Чем предлагает ему МРОТ.

А бодрствуя, открыть свой рот
Ему толь стыдно, толь опасно,
Толь он уже со всем согласный,
Что только власть ему наврёт…

И как же долог этот сон!
Но сон ли, что вокруг творится,
Что прежде не могло присниться
Ярлык носившим «Гегемон»?

Отгегемонился. Притих.
Чего-то ждёт и копит что-то.
Не деньги, ибо без работы,
Но и не саваны – не псих.

Власть, чувствуя большую клизму,
Запела о патриотизме,
Как будто Родина и Честь
Лишь у неё в сознанье есть.

Но люди видят - не слепые,
Кто мир взъерошил и зачем. –
Не сам собой взъярился Киев
С погоном рейха на плече.

У власти те же там и тут:
Набобы и единоверцы.-
Уже ворота, а не дверцы,
Они открыли в эру смут:

«Вперёд, славяне!
«Украм» - смерть!
Бей москалей, -
Они не люди!»
Одни: - «Долой!»,
Другие:- «Геть!»
А тут и там всё те же судьи.

Когда от боли и от крови
«Россия вспрянет ото сна»,
Она увидит в новой «нови»,
Что это вовсе не весна. –

Узрев ноябрьские лужи
Крови и плоть свою в гробу,
Поймёт, - уже не будет хуже,
И схватит, но уже потуже,
Свою, за бороду, судьбу.

Узнают пришлые набобы
И собственные русофобы –
Создатели безумных хунт,
Что есть на деле русский бунт.

Европа снова нас осудит.
Кровь жертв опять уйдёт в песок.
Но Русь покоя не добудет, -
Уж больно лакомый кусок!
***


«Всё в воле Божьей»
«Даже волос не падёт с бороды правоверного,
не будь на то воли Аллаха» (Парафраз)

Негоже.… О, люди! Негоже
Твердить с каждой шишкой «О, Боже!»,
Когда, беды все подытожив,
Виновником видим Его же…
***

Социальные последствия
           одной  ошибки

Поверив в то, что в небе Кто-то есть,
Который может всё, когда захочет,
Один чудак, воздевши к небу очи,
Просил у Всемогущего поесть:
«Три дня во рту – ни маковой росинки!
Дрожь во всём теле, а в глазах туман», -
Всё это он промолвил без запинки,
Но Бог решил, что клянчит наркоман.

«Ишь, маковой росинки захотел он…
А из крапивы веничка не хошь?
Выходит, что могуч ты только телом,
А духом – отвратительная вошь!
В поте лица добудь себе харчишки.
И руки есть, и ноги при тебе.
А у меня, откуда бы излишки? –
Сижу ведь не на газовой трубе».

Только чудак не слышал этой речи
И, не боясь Господнего суда,
Решил, что больше ставить в Храме свечи
Отныне он не станет никогда.

Что было дальше, то от нас сокрыто.
Где тот чудак, того не знаю я.
И, всё же, вот реакция моя:
Господь ошибся, а попу – убыток!
***

Л У К А В С Т В О

Суета у божьего чертога,
Вой  и стон летят под небеси, -
Это Русь опять взывает к Богу
Вековечным «Господи, спаси!»

А кого спасать, поймёшь не сразу –
У просящих множество личин,
Да ещё продажности зараза,
Коей заражаются и фраза,
И благой купеческий зачин.

Сколько б «замов» ни было у Бога,
Сколько б Он комиссий ни создал,
Как бы ни карал лукавых строго,
Будет то же – бес не опоздал!

Проглядели боговы полпреды,
Может быть, при Батые ещё,
Допустив погибель Пересвета
В поединке с хановым хлыщём.

И не с тех ли пор так бестолково,
Будто специально напоказ,
Русь таскает поле Куликово
То в Афганистан, то на Кавказ.

Знать, не тех Господь наш назначает
Неумех сановных вразумлять,
Кои, мир в пороках обличая,
Грех презрев, бросаются стрелять.

Хоть чужой, хоть свой – им всё едино.
А когда альтернативы нет,
Пацаны вступают в поединок
С государством целым тет-а-тет.

И поди разубеди увечных,
Если их несчитанная тьма,
В убежденье ложном безупречных,
Не лишённых хищного ума.

Все идеи стынут и стареют.
Истины стираются в песок.
В эти дни неправое звереет,
Добывая в жизни свой кусок.

И опять у божьего чертога
Стоны, как от сотни Хиросим.
Нет, не будет лёгких дней у Бога,
Пока есть лукавство на Руси…
***


,
МРАЧНАЯ ПАСТОРАЛЬ 2000-года

Буйные космы травы причесав,
Ветер уснул над заросшим просёлком.
Словно кукушка в забытых часах,
Зорьку вечернюю бьёт перепёлка.

Ласковый полог ночной тишины
Нежно окутал остатки деревни… -
Лет через пять всё здесь скроют деревья,
Не ощутив ни стыда, ни вины.

    Тихий развал не рождает эмоций
Ни у селян, ни у целой страны.
А в небесах перепишутся лоции
Для НЛО и бродяжки-луны.

Ориентирами станут заросшие
Трассы, заведшие нас в никуда,
Спины сутулые, редкие лошади,
В серой хламиде нужда.

Пав на деревню смертельной петелькой,
Душит нужда и сознанье, и плоть…
Где-то «уакают» Стёпка с Емелькой…
Если споются, храни нас, Господь.
***



«ЛЮДИ – ДОМА

Увидеть мир, каков он есть
надо без опаски»



Леонид Мартынов

Все удобства мои во дворе.
Двор же служит просторной прихожей.
Приходите – по майской поре
Это будет на праздник похоже.

Мы поставим графинчик на стол,
Окружив его духом пельменным,
И, плеснув для разгона «по сто»,

Что не тяжко ходить за скотом,
Но тупеешь при сём чрезвычайно.

Ни минуты здесь нет для тоски.
Для печали не мало есть поводов, -
Хоть бы то, что не по-городски
Ходят здесь в магазины и по воду.

Но мы – дома.
А дом обветшал.
Всё в округе нуждою оглодано.
Но никто не торопится в США,
И не мыслит быть Сэмовым подданным

Нет укора селянской судьбе,
Но ничем не разбить убеждения:
Стольный город присвоил себе
То, что нашим должно быть с рождения .

Как далёк этот царственный град
(во вниманье не брать расстояние)
От подпёртых гнилушкой оград,
От лачуг в пору их умирания…

Чем, столица, являешься ты,
Завладев полномочием Бога? –
Заждались тут решений святых,
И разбойной реформы итогов.

Лет утерянных не наверстать,
Не вернуть вдохновенья надежде.
Много ль нужно, чтоб мачехой стать,
Если матерью не была прежде?

  Боже мой, сколько тягостных лет
Мы в Отчизне своей – будто узники…

Приглашаю столичных коллег
Не для праздных бесед, а в союзники.


Как же может
село
не хромать,
Как не впасть ему в долгую кому,
Если вечно живое ломать,
Не давая срастись перелому?

Наши беды случились не вдруг:
Трепеща перед тенью крамоловой,
То село оставляли без рук,
То секли неповинную голову;
То ему чугунок с лебедой;
То ему сундуки с обещаньями…
то другой добивали бедой, -
при закрытых дверях «совещаньями».


Каждый вред может быть лишь во вред.
Зло неверья – души отягчение.
А от всех накопившихся бед
Нет другого на свете лечения:

Надо всех иждивенцев убрать,
Дать поджить, зарасти, успокоиться,
А когда вера в дело подкопится,
То четвёртую шкуру не драть.


Потому я свернул с колеи,
Где беспечно красуется лирика,
Где грешно быть придворным «сатириком»,
Возлюбившим остроты свои.

Смех – забава. И мне не смешно.
Я от предков усвоил железно:
Над бедою смеяться грешно,
А над злом, видит Бог, бесполезно.

Незавидные наши дела, -
Не привиться к горбам нашим вольности.
На века приросла кабала
К незлобивой мужичьей покорности.

И пока государственный пост
Постигает царёву науку,
Мужика в пятьдесят – на погост,
В назиданье угрюмому внуку.

Да, у нас и река, и грибы. –
Это тем, кто здесь в качестве гостя.
У хозяев же ноют горбы,
Изнутри разрываются кости.

Да, здесь – воздух. Но здесь и навоз.
Эвересты его и Монбланы,
Да лошадка, везущая воз
Городских фантастических планов.

А в стране и не штиль, и не шторм –
Волны воли толкутся на месте,
Ожидая каких-то известий
Относительно новых реформ.

Ложь кругом – от Кремля до «комка».
Врут, пугая, строжа и пророча…
Только резкоголосый «АКа»
Резанёт правду-матку средь ночи
1990-1991
***


Зимними днями холодными хмурыми,
Рядом с людьми – как в чащобе лесной,
Парой деревьев, измотанных бурями,
Ждём, по-привычке, весну за весной.

Ждём и на что-то надеемся. Надо ли? –
Долготерпенье – не лучший удел.
Яблочки рядышком падали, падали
И раскатились – куда кто хотел.

Сколько ещё их, ветрами развеянных,
С нашими вместе от дома вдали
Жгнут-пожинают на ниве несеянной
Зыбкой удачи рубли?

Время меняет без устали вечное –
Без сожаленья стыда и вины.
Мы – как деревья, а где человечное, -
То, чему не было сроду цены?...
***

ДРЕВЛЯНЕ

Не беда, что изопрели
Наши идолы в болотах –
Мы заметно повзрослели
И уже имеем что-то
Из того, что и не снилось
Нашим пращурам лесным.

Жаль, что время обагрилось
И у нас другие сны.

Мать древлянская Природа
Напасла для нас корней,
Сотворивши нас народом
Многочисленных кровей.

Наши девки – как талинки,
Как берёзки, как осинки.
И парней мы дарим щедро,
Наделяя статью кедра.

Всё у нас пошло от древа:
Божий Храм и крест могильный,
Образок – Святая Дева,
Теремок на даче дивный,
Колыбель, потом – телега,
На которой увезут…

А от дерева нам бегать
заповедано – в грозу.

И, возможно, интересно
То, что кое-кто из нас
Даже думает древесно,
Сев не только на Парнас.

Почему-то ж нас относят
Чуть ли не к исчадьям адским,
Хоть мы, собственно, не просим
Относиться к нам по-братски.

Да, у них все бабы – леди!
(Губки вместе, ножки – врозь).
Нет на улицах медведей
(а гиен поразвелось!).

Им ли с нами жить по-братски?
Нам ли быть для них примером,
Мечущимся залихватски
То из веры вон, то в веру?

Но мы лезем из древлянства
По костям царей, вождей
Через тупость, через пьянство
И страдания детей.

Каждый рвётся до кормила.
Каждый тянет – кто куда…
Улыбаются нам мило
Из-за моря господа.

Где собака тут зарыта?
Иль топор войны зарыт? –
Нет. – До нашего корыта
Оказался путь открыт.

И зачмокали пришельцы,
Счастьем выпавши давясь.
Паровоз на ржавых рельсах
Переплавили, смеясь.

Семимильные ботинки
У проворных завелись,
А талинки и осинки
К «Интуристу» подались.

Уж не третье ль поколенье,
Оторвавшись от корней,
Кормят гидру преступлений
Нищей юностью своей?

А тем часом коммунальный
Дом опешивших древлян
Стал в полоску социальным
И, в разбежку, - по слоям.

Но, пока, не возражает –
Всех сравнял закон в правах.
Да вот, что-то раздражает
В бодрых строчках и словах –

Ярких, скользких, будто рыбки
В омозоленных руках,
И душа встаёт на дыбки:
«Не остаться б в дураках».

Но древляне всепрощливы
И обиды не копят.
Широки душой, как нивы,
Где хлеба свои растят.
И накормят, и напоят,
Если есть на то нужда.
А приди не в гости, - с боем, -
Не сдадутся никогда!

Вся земля тому свидетель.
Но рождаются глупцы, -
Задираются, как дети.
А спроси, где их отцы
Растеряли прах и кости?
Кто в бою их одолел?
На каком лежат погосте?
Не в древлянской ли земле?

Кто-то помнит.
Кто-то злится, -
Не достать, не укусить… -
Нечем яловым телиться.
Нечем лысому форсить..

А у нас сегодня модно
Водку трескать на поляне.
Значит, Господу угодно,
Поелико мы – древляне.
***
, О, мужичок-терпило! –
Легка твоя рука.
Чем только не гнобило
В России мужика…
Власть перетянет вожжи,
Он, помянув судьбу,
В презреньи скривит рожу:
«Видал я вас в гробу!»

В Кремле схлестнутся взгляды,
На всю страну скандал…
«А это всё мне надо?
В гробу я вас видал!»

Объявят: «Самогонка
По всей стране – табу!»
Он отвечает звонко:
«Видал я вас в гробу!»

На смертном одре лёжа,
Поповский слыша стих,
Твердит одно и то же:
«В гробу я видел их!»

И, кажется, в могиле
Под тесаным крестом
Не терпится терпиле
                Грозить властям перстом…
***
Всегда «крайняя» душа

Будучи бескрылыми,
Тайны разлетаются. –
Что б в душе не скрыли мы,
Сердцем разболтается.

Парень вляпался в любовь,
А душа то – скромница!
Но взыграет в сердце кровь,
Сердце оскоромится.

Наломает сердце дров
Молодых не в пору, -
Парень будто и здоров,
А в душе укоры…
         ***

                « Пришла беда – отворяй ворота» -
                поговорка.

Что у нас за воротА
А на них – запоры,
Если влезла нищета
И проникли воры?
Каждый может их открыть,
Званный ли, не званный,
И начнёт во всём корить
«глупого» Ивана.
То не так у нас в быту
И это не эдак, -
Не случайно, мол, Бату
Наш далёкий предок.
Расплодилось вороньё –
Довело до МРОТа…

Чтоб не лезло к нам ворьё,
Нам нужны ворОта.
У ворОт, как прежде,  -  рать
Неподкупных стражей,
Чтоб могла оберегать
От докуки вражьей.
А привратнику на лоб
Указ присобачить,
С проходимцем всяким чтоб
Он не смел судачить.
А приди иной с добром –
Не спешить с объятьями,
Твёрдо помня про облом
С заклятыми «братьями».
               ***