Высокий суд постановил, судья ударил молоточком!

Высокий суд постановил, судья ударил молоточком, я в теле человеческом ожил, насколько мне неведомо годочков.
Я заточён в него, срок наказанья неизвестен, судья мне приговор враз огласил, а память стёрли, точка.
Таков закон вселенской власти, его, я, где то преступил, пытаюсь вспомнить прежние напасти, а где я раньше жил?
Я просто мальчик Ваня, я срок сюда отбыть прибыл, а смерть есть завершение наказанья, Высокий суд его определил.
И кто я в прежней ипостаси, вопрос в младенчестве сей всплыл, ответ же под запретом власти, я на Земле ожил.
Родившись мысленно заговорил, с соседкой по палате, её здесь рядом доктор положил, что роды принимает.
Она ответила не сразу, губами неумело пожевала, и мысль её я прочитал, она мне мыслью отвечала.
Здесь всяк по-разному сидит и сроки ссылок  разны, и  души в тело, угодив, нисколько этому не рады.

Высокий суд постановил, судья ударил молоточком, ей память стёрли не совсем, был аппарат с брачочком.
Он в тот момент забарахлил, с Центавра сослана надолго, всего на семьдесят годочков, к  поэту  дочкой.
Я мысленно опять спросил, а за какие прегрешенья, ответ мне мысленно приплыл,  а ты сюда надолго?
Какой же срок мне суд определил, я попытался вспомнить, и сколько в этом теле жить, мне память стёрли.
Я помню, что Иваном назовут, а остальное мне не вспомнить, невеста рядышком лежит, и жить мне на планете долго.
К Центавру мы проложим путь, туда мы попадём не скоро, я там узнаю, кто есть кто, за что на Землю сослан.
Высокий суд постановил, судья ударил молоточком, я в теле человеческом  ожил, насколько мне неведомо годочков.
Высокий суд постановил, судья ударил молоточком, Земля для душ тюрьма, а тело там, на время ссылки оболочка.


P.S.
"Здесь не рай, не надо сказок, здесь чистилище для душ."

Здесь не рай, не надо сказок, здесь чистилище для душ, рай давно мы потеряли, и вопрос для нас закрыт.
Здесь все сосланы навечно, горе мыкать на Земле, души подлые беспечны, рай же был в иной стезе.
И не нами выбран час рожденья, век и царство, область и народ, чтоб пройти сквозь муки и крещение, совести, огня и вод.
Всем воздалось по заслугам прежним, будем чашу пить до дна, горе мы запьём водою горькой, горькой, как из глаз слеза.
И законы здесь, как вроде бы правдивы, а в реале всё наоборот, речи всех красивые, но лживы, как от злого зелья приворот.
Жизнь смеётся нам с рожденья и дряхлеет тело с каждым днём, а когда приходит просветление, смерть стоит уж за плечом.
И в Земном аду мы пашем, пашем на неведомо кого, черти вместе с нами пляшут, они власть, а мы дерьмо.
Здесь не рай, не надо сказок, здесь чистилище для душ, рай давно мы потеряли, и вопрос для нас закрыт.

А душа болеет и страдает, муки непосильные неся, тело болью душу донимает, как вериги, что до смерти дня.
Мается в телесной оболочке, и взывает снова к небесам, наказанья срок суровый, смерти у небес прося.
Ну, а там вновь суд повторно, снова по заслугам и делам, в рай домой не всякий сможет, нагрешил, на Землю снова в ад.
Здесь не рай, не надо сказок, здесь чистилище для душ, нас сюда давно ссылают, нам внушив, что это жизнь.
А когда находит просветление, память вспоминает мир былой, рай пытаемся мы строить, неумело вновь земной толпой.
А толпа, все ссыльны души, грешники, по сути естества, попирают, вновь и вновь законы, рай в тюрьме создать нельзя.
Рай и ад, как антиподы, и законы разные у них, рай в аду создать не можно, власть небес на этом и стоит.
Здесь не рай, не надо сказок, здесь чистилище для душ, нас сюда давно ссылают, нам внушив, что это жизнь.

Расхождение по земельному вопросу.

Все эти клинические истории с детьми и родственниками высокопоставленных чиновников, продвигаемых на разного рода места и посты выглядят, конечно, полным атата. Дочь пресс-секретаря, юница 19 лет, произнося "судозавод" (хорошо, хоть не "суднозавод" - ей-то в принципе, всё едино) в окружении мертвеющих от стыда пятидесятилетних мужиков, вынужденных слушать её ахинею - это, понятно, апофеоз путинской ротации кадров. Равно как и фото с брутальными ремонтниками на фоне сгнившего судна (прямо раша-стайл немецкой соответствующей киноиндустрии). Апофигей, как писал в перестройку Юрий Поляков.

Другие истории не сильно лучше. С детьми, племянницами и прочей публикой. С другой стороны, а что вы хотите. Сословное общество - оно другим не бывает. Даже полный недоумок в полном праве, если вышел родословной. И куда вы денетесь - побежите впереди визга, когда прикажет. Не рыпнулись же пятидесятилетние дядьки со стажем в тридцать лет возразить малолетней отроковице. Или даже просто встать и уйти от позора. А куда ты денешься? Она уже в виде эмбриона имела по сравнению с ними неизмеримо большие права, а что будет, когда дотянет лет до тридцати (если, конечно, не случится чудо, и всю эту публику отправят известной дорогой в Париж - в проститутки и такстисты).

Другого, увы не будет. Или они уедут на ПМЖ отсюда хоть куда-нибудь, но навсегда, или они нас здесь и закопают. Ибо уровень нынешнего поколения "управленцев" вообще непостижимо далек от интересов страны - они про обслуживание своего сословия, и только. И точка. Никаких ограничений вроде физического выживания этой досадной и ненужной опции, как народ России, у них нет в принципе. Они даже не поймут, если спросить.

Здесь классическое расхождение по аграрному вопросу. Эта публика вполне справедливо полагает, что в земле должен лежать народ России. Как лишний на их празднике жизни. За исключением обслуги и челяди. Этих можно будет в конуре держать, за преданность.