von Chamisso Adelbert - Die Maenner im Zobtenberge

Adelbert von Chamisso  (1781 - 1838)

3.
Die Maenner im Zobtenberge.

Es wird vom Zobtenberge gar seltsames erzaehlt;
Als tausend und fuenfhundert und siebzig man gezaehlt,
Am Sonntag Quasimodo lustwandelte hinan
Johannes Beer aus Schweidnitz, ein schlichter frommer Mann.

Er war des Berges kundig, und Schlucht und Felsenwand
Und jeder Stein am Stege vollkommen ihm bekannt;
Wo in gedraengtem Kreise die nackten Felsen steh'n,
War diesmal eine Hoehle, wo keine sonst zu seh'n.

Er nahte sich verwundert dem unbekannten Schlund,
Es hauchte kalt und schaurig ihn an aus seinem Grund;
Er wollte zaghaft fliehen, doch bannt' ihn fort und fort
Ein luesternes Entsetzen an nicht geheuren Ort.

Er fasste sich ein Herze, er stieg hinein und drang
Durch enge Felsenspalten in einen langen Gang;
Ihn lockte tief da unten ein schwacher Daemmerschein,
Den warf in eh'rner Pforte ein kleines Fensterlein.

Die Pforte war verschlossen, zu welcher er nun kam,
Er klopfte, von der Woelbung erdraehnt' es wundersam,
Er klopfte noch zum andern, zum dritten Mal noch an,
Da ward von Geisterhuenden unsichtbar aufgethan.

An rundem Tische sassen in schwarzbehang'nem Saal,
Erhellt von einer Ampel unsicher bleichem Strahl,
Drei lange hag're Maenner; betruebt und zitternd sah'n
Ein Pergament vor ihnen sie stieren Blickes an.

Er zoegernd auf der Schwelle beschaute sie genau, -
Die Tracht so alterthuemlich, das Haar so lang und grau, -
Er rief mit frommem Grusse: vobiscum Christi pax!
Sie seufzten leise wimmernd: hic nulla, nulla pax!

Er trat nun von der Schwelle nur wen'ge Schritte vor,
Vom Pergamente blickten die Maenner nicht empor,
Er gruesste sie zum andern: vobiscum Christi pax!
Sie lallten zaehneklappernd: hic nulla, nulla pax!

Er trat nun vor den Tisch hin, und gruesse wiederum:
Pax Christi sit vobiscum! sie aber blieben stumm,
Erzitterten, und legten das Pergament ihm dar:
"Hic liber obedientiae" darauf zu lesen war.

Da fragt' er: wer sie waeren? - Sie wuessten's selber nicht.
Er fragte: was sie machten? - Das endliche Gericht
Erharrten sie mit Schrecken, und jenen juengsten Tag,
Wo Jedem seiner Werke Vergeltung werden mag.

Er fragte: wie sie haetten verbracht die Zeitlichkeit?
Was ihre Werke waren? Ein Vorhang wallte breit
Den Maennern gegenueber und bildete die Wand,
Sie bebten, schwiegen, zeigten darauf mit Blick und Hand.

Dahin gewendet hob er den Vorhang schaudernd auf:
Geripp' und Schaedel lagen gespeichert da zu Hauf;
Vergebens war's mit Purpur und Hermelin verdeckt,
Drei Schwerdter lagen drueber, die Klingen blutbefleckt.

Drauf er: ob zu den Werken sie sich bekennten? - Ja.
Ob solche gute waren, ob boese? - Boese, ja.
Ob leid sie ihnen waeren? Sie senkten das Gesicht,
Erschraken und verstummten: sie wuessten's selber nicht.
(1836)

Из походных записок артиллериста
(с 1812 по 1816 год) — Часть II: 1813 год. Война в Германии
автор Илья Радожицкий (1788—1861)


Гора Цобтен в окружности имеет верст 12, а вышиной по отлогости версты две с половиной; снизу доверха покрыта она густым лесом и стоит среди плодоносной равнины, усеянной деревеньками. Положение ее к востоку от Швейдница верстах в десяти. На самой вершине стоит Лютеранская кирха, где в Иванов день бывает большой праздник; жители из окрестных местечек и селений во множестве стекаются на Цобтенберг в честь Иогана Вурста и несут с собой, говорят, каждый по гусю и по колбасе для общего торжества в честь Мартину Лютеру.

Мужчины из Цобтенберга (Слёзной горы)
************************************
Цобтенберг, в людской молве, гора загадок и преданий  древних,
Их тысячу, пятьсот  и семьдесят ещё, найдёшь в любой деревне
В воскресный день по лесу там гуляет Квазимодо, пугая всех зверей
Йоханнес Беер из Швайдница, душою с богом, но дальше от людей.

Он те места прекрасно знал, где пропасти и стен отвесных горы
Случайно в место новое попал, где скалы сбившись в круг, как воры
Скрывали тайный вход в пещеру, которую давным давно забыли,
Хоть каждый камушек, тропинка каждая, знакомы ему  были.

Находкой этой озадачен, удивлён, он со скалы спускается всё ниже
"Уйти скорее прочь" -  мелькнула мысль, а вход всё ближе, ближе.
Уж рядом вход, и холодом дохнуло, и он застыл, от страха цепенея,
Как будто горный дух ожил  и всё манил к себе, он тайною своею.

Но сердце успокоив, решил он всё-ж войти, он здесь ни разу не был
Там тусклый свет мерцал, манил к себе, как здвёздочка ночного неба.
Сквозь узкие расщелины, проломы скал, незримая вела его дорожка
Вдруг шире стал проход и видит домик он, с единственным  окошком.

Входная дверь была закрыта, но в этот дом, другого не было пути
Он  постучал, ответа нет, потом ещё и после третьго решил уйти.
И вдруг беззвучно, словно дух рукой своей толкнул, она открылась.
Сорвался камень, и словно гром небесный, под сводом эхо покатилось.

Вошёл он в дом и видит зал большой, стены скрыты тёмною вуалью
Сидело трое старцев за столом, подавленные скорбью и печалью,
К пергаменту направлены их взоры, и на губах с застывшею мольбой.
А сверху лился свет на круглый стол, свет фонаря, туманно-голубой.

На миг застывши у порога, вздохнув, окинув взглядом старцев одеянье
С почтением приветствовал он их: "Мир дому вашему, христьяне!"
Одежда их, такой давно не носят, их волосы седые с плеч спадают.
Вдруг с горечью ответили они:"Нет мира здесь и здесь его не знают".

С порога сделав несколько шагов, казалось плыл он в сумеречном тумане
Решил ещё раз поприветствовать он их:"Мир дому вашему, христьяне"
Те заскрипев, заклацали зубами:"Нет мира здесь и здесь его не знают"
Взгляд старцев к пергаменту устремлён, и будто бы его не замечают.

Тогда он подошёл к столу поближе, и обратился к ним он снова:
"Желаю мира вам христьяне", но лишь один, вдруг бросил взгляд сурово.
Трясущею рукой, листок подвинул, не в силах взгляд свой оторвать
"Книга послушаний" - и всё. Лишь только это,  смог он прочитать.

Спросил он их:"Кто вы такие?" - "Не знаем мы, не поним как зовут."
"Чем заняты вы здесь?"- спросил он снова.- "Вершим последний суд.
Здесь время в вечности застыло, нам суд вершить, ведём здесь спор
Чтоб с первых дней, воздать по праву. Небесный суд ждёт приговор."

Вопросы потянулись за вопросом:"Но как же вы  прожили эти дни?
Да и вообще, за что такая честь?" Свой взор к стене направили они.
Туда, где скрыта тёмною вуалью, незримая стена должна стоять
Руками замахали, затряслись, пытаясь что-то важное сказать.

К стене той подойдя, он штору сдвинул, глаза его того не ожидали
Рёбра, черепа, людские кости, все в одной куче, там, на полу лежали.
Одежды в пурпуре и с горностаем, положены напрасно к изголовью,
И не спасут доспехи и щиты, три рыцарских меча покрытых кровью.

Спросил он их тогда:"Они ли это? Сознались ли в своих деяньях?" - Да.
На благо иль во зло были деянья? - Нет, лишь со зла, во грех были всегда.
И как? Покаялись они, прося прощенья?" Поникли лица в тусклом свете
Испуганно замолкли вдруг они:"Бессильны мы, не знаем что ответить."
***********************
Виктор Кнейб (Viktor Kneib)
08.01.2017 - Speyer