***

Был день постылый, пепельный как рок,
от сигареты столбик обгоревший,
минорно в дымку вечности смотревший,
объятый ровной плоскостью чертог.

Симфония истока и кончины.
Так сер, как будто нет других цветов,
контрастов, ощущений, кроме сплина,
в палитре красок… Словно звук шагов,

по гулкому туннелю долгим эхом,
в бетонно-серой безразличности стены. И свода,
окоймившего прореху,
темнеющей в пространство тишины.

Был серым день как слон, или мышонок,
как милицейская шинель и тротуар,
как осмысление усталости спросонок,
и простыни под литером «плацкарт».

Всё призывало к полному смиренью.
Как вдруг на небо вырвался извне.
Весь чёрный антрацитно, безраздельно,
крылатый бес, на вороном коне.

Я посмотрел вокруг. Всё было просто.
Никто его полёт не замечал.
Подумалось как буднично, но остро,
на землю медленно спускается финал.

Подумалось, как жаль, не всё успели.
Ещё бы солнца, и немного дней.
Я встал бы пред всевышним на колени.
Молил бы во спасенье всех людей.

Я перестал бы лгать и унижаться,
лишь для того чтоб только сытно есть.
И молчаливо с сильным соглашаться.
Вынашивать в груди обиды взвесь…

Лишь только бы ни присно, ни во веки,
не прекращалась эта чехарда,
не высохли бы жизненные реки,
не рухнули бы в бездну города.

Я теребил губами фразу к фразе.
Прости, помилуй, ну ещё разок.
Поверь, мы будем стойкими в наказе,
Твоих, несокрушимых, вечных строк.

О Господи! – выпрашивал фатально.
Уйми грядущее, последний раз прости…
Тут чёрный конь, встал на дыбы монументально,
и начал рассыпаться на куски.

И чёрный демон, потеряв опору,
хотел лететь, но крыл поднять не смел.
И медленно уполз по косогору, большого облака,
в нору меж тучных тел.

Спаситель, ты спаситель! - день смеялся.
Ты вымолил прощенье для всего!
На долго ли? – всевышний ухмылялся.
А может облако я принял за него.