Тебя увидел ведьмой, но в честь тебя сонет

   (Начало главы "Наваждение" к озорному роману-версии "Евгений и другие"
      предыдущий фрагмент "Русалка или ведьма? Заинтригованный юнец Онегин"      
          http://www.stihi.ru/2017/07/31/6170)

...Вопросы, любит иль не любит,
Шли под мотив, что создал Шуберт.
Влюблённый – юный краевед,
Лесной шатун, но не медведь
И сам себя не обмишурит...
...Когда предмет любви в     лесу    скрыт
Среди русалок или ведьм,
То испытает     Иисус     стыд
За тех, кто к ведьмам полон грусти…
...Там реки зла и    черти    в устьях.
Что дебри! Всяк в них на виду
И каждый путник – на еду!

Там бесов –  тьма! Нас гной их дум
Лишает воли: невезучесть!
Сказать, что лес ночной угрюм,
Не значит, что познать весь ужас.
Кто там зубами щёлкнул – хрумп! –
Во тьме снуёт, со злобы тужась?!
Зайдёт ли в дебри тот Колумб,
Кому неведомое – участь?

Струхнул? Гимн     Удали      пропой
И – проходимой станет бездна.
С какой нехоженой тропой
Связать дрожь нервов неизбежно?

Зайти бы в    лес    ночной неспешно,
Взвыть: «Сыт по    горло,    тварь, тобой»! –
И Страху дать, как есть, небрежно
(Купаясь в море фарта) бой!
Когда сказать чревато «Ой»,
Молчать уместно. Страх кромешный!
Русалки, ведьмы, Водяной
Смущать способны возраст нежный.
Себя представь, читатель мой,
В год молодецкий безмятежный:
На коже – ссадин третий слой,
И вслед зудит народ честно'й.

Варясь в кастрюле     Жизни    тесной,
Крой матом    череп   свой,      крестец     свой,
И в зеркалах вид доходной,
Но… все проблемы до одной
Должны решаться в срок лишь свой...
...Хватает формулы простецкой
Для жизни в юный срок длиной.
Спешит юнец любой ценой
Утратить (если не больной)
ОСТАТКИ     робости той детской,
Что так завистливы порой
К мужчинам, брать способным дерзко
Кружащих баб: на выбор – рой!
Юнцу ходить по сводням мерзко.
Но кто ж избраниц всей  ордой
Припишет загодя к метресскам?!
Юнцу усами, бородой
Обзавестись с азартом детским
Уж невтерпёж, само собой.
Созрели мозг и    яйца,    дескать.

… Вот вам и новая глава.
Листы лежат весомой кипой,
Чтоб обрести свои права
С редакционной волокитой…
Что впереди? Успех? Провал?
Как автор, вовсе не маститый,
Замечу, сделавши привал:
Дорожка автора крива,
Но жив герой, и мы с ним – квиты.
Уж мы-то с ним     видали      виды!
(Жизнь, как и сцена, такова,
Что там, где есть игра в слова,
Там нужно выйти под софиты.)

Из нашей с ним совместной свиты
Пороки все мои, увы…
В чём есть и польза для главы.

С меня потребуете вы:
«Уж коль ты автор плодовитый –
В сюжет сполна соль-перец выдай»!

Плетя     сюжета     кружева,
Скажу, далёк от мыслей льва:
Минуй,      герой, видавший виды,
Ров мук,     безвестностью     увитый!
Увы, безвестность не молва.
В ней захлебнёшься, как в крови, ты,
Закончив жизнь в утробе рва…

Вот-вот к началу (нем  сперва)
Шагнёт наружу из-под скрепок
К вам мой герой на счёт раз-два…
Кто духом развит, телом крепок,
Чтоб не косить под малолеток,
Тот Женьке мил и без родства –
Лишь силами души и клеток…

Запев проглочен. Есть, братва,
Письмо чужое     для заедок.
«…Лес различим едва-едва
С дорожек парка, от беседок…
Наверно, жил в    лесах    мой предок:
К сюрпризам, что таит листва,
Трава, дупло, сплетенье веток,
Я попривык, хотя едва
Отвык смущаться. Но чтоб эдак!!!
Ты восхитительный сюрприз!
Тебе блистать бы средь актрис,
Вникая в спор, дуэль и драку
Своих поклонников. Однако,
Ты служишь лесу, дебрям, мраку,
Где правит дикий этикет,
Где на красу и спроса нет.
Тебя я принял за ведьмаку,
Но в честь тебя сложу сонет», –
Перо царапало бумагу,
Чернила заполняли след…
Послужит ли всё это благу? –
Кровь    горяча    в тринадцать лет!

Зачем, начав с мечты нескромной,
Спешить с кем-либо тет-а-тет
Познать пик страсти неуёмной?
Отвоевав у ночи тёмной
Двумя свечами уголок,
Барчук, любовно возбуждённый,
В стихах оттачивал свой слог
И сам к себе был даже строг.

Душа на     Музу     уповала.
Под вихрем чувственного шквала
Порой сливались между строк
Слова во тьме без интервала…
Перо     чернильницу     клевало
И     вновь     царапало листок.

Томленье сон одолевало –
Юнцу такое не впервой…
В плену дыхания его
Горели     свечи     как-то вяло…
Зато рука не успевала
Порой подхватывать поток
Летящих мыслей в виде строк.

«Наш лес конечно, не розарий,
Но ты прекраснее всех роз, –
Юнец с горящими глазами
До строк изящных не дорос,
Но мы простим ему попытку
Извлечь поэзию-улитку
Из недр ракушки-головы
(Он был с поэзией на «вы»,
Но шёл на «ты», неоспоримо). –
Твоя загадочность незримо,
Как есть, мою  питает страсть.
И эта страсть отныне – прима
Средь     чувств     моих, а я горазд,
Наверно, очень много раз
Их проявлять, не остывая.
Нежна ты или же груба –
Своим желанием     тебя
Согну, как лук, ведь     тетива   –   я!
Ночь, неизвестность, тьма и лес
Меня не сдержат. Твой я весь»…

Когда на сердце безмятежно
И все дела идут неспешно,
И в свете солнечных лучей
Уютно брюху от харчей,
Тогда проявит неизбежно
В душе активность книгочей.
Спеша на корм погорячей,
Узнай, решительный читатель,
Что ты отныне – обладатель
Невесть чего, причём в стихах.               
С героем, чьи черты в веках               
(Веками дружит с ним издатель),               
Стремлюсь, настойчивей, чем дятел,               
Я      достучаться      до тебя.               
Вот пред тобой моя стряпня.               
Ешь всё подряд, не будь дитятей!               
Коль не из робких ты скромняг,               
Начни с улыбкой на устах.               
Час пресыщения  отсрочен,               
И есть свой смак во всех частях.               
Листай. Отныне ты в гостях               
У Жени О.  И сам не прочь он               
Стать визитёром в эту ночь.               
Его настрой азартом прочен.               
Он искушенье превозмочь               
Своё не в силах. Рвёт на клочья               
Листок с признанием в стихах               
И, снаряжаясь впопыхах,               
Томленьем сам себя урочит               
И сам себе      победу      прочит.               
               
С томленьем в сердце и в штанах,
Он выйдет в путь, забыв о снах               
И не пугаясь мрака ночи…               
Герой наш несколько порочен.               
Он не по возрасту охоч               
Употребить на б***ство ночь.               
Поход к     свиданью     приурочен…               
Вчитайся – так попасть короче               
В миры усадьб и деревень.
Под впечатлением от ночи,               
Мы вступим бодро в новый день,               
Пусть и с мозгами набекрень.               
               
На луговине, с виду млечной               
И мягкой (так бы и     залечь     в ней!),               
Нам приземляться не с руки.               
Свой капюшон накинь заплечный –               
Ты недалёко от реки.
В плену холмов не высоки,               
Ещё не свёрнуты извечной               
Туманной      влаги      языки.               
Земля, накрывшись      влагой      млечной,               
Свои сокрыла позвонки.               
С рекой бодаясь,      ветер      встречный               
В волнах рождает пузырьки.               
               
Пускай ночная мгла беспечна,
Для мрака кров дают не вечный
Ветвей нависших козырьки.

Спешат с ухваткой бессердечной
Слизать плоть      Ночи     леденечной
Невидимые языки.
С зарёй сверяясь скоротечной,
По долгу службы безупречной,
Умчат хозяйку рысаки.
Собравшись к чёрту на кулички,
Ночь на исходе: горсть землички
Пук трав на память в узелки
Понуро вяжет и из брички
Пугливо шепчет:    «Но,    коньки!
Восток раздул уж угольки»…

«Ночного неба огоньки –
Да кто же эти невелички? –
Меньшого спросят пареньки, –
Пастушьих      костерков      сестрички»?..

Звёзд, опускающих реснички, 
Не     сосчитают     пастухи.
Заре дивясь, как райской птичке,
В деревне в первой перекличке
Проголосили петухи
С одною рифмою стихи.

Прозрачно-зыбкие наяды
Забыли стыд не из бравады:
Пьяны от собственных красот.
Попытка (коль уж так везёт!)
На     близость     их подбить предвзято
Бесчинством      похоти      чревата.
Блуд с нимфой – редкий эпизод.

В тумане из воздушной ваты,
От нас сокрывшей звёздный зонт,
Вдохнув ночные ароматы,
Заволновался горизонт.

Со скуки зазван звёздным небом,
По силе сам себе не ведом,
От горизонта взявши след,
Вновь поднял голову рассвет.

Скользя лучами по пенатам –
Пешком по встречным тёмным пятнам,
А по воде, как плавунец –
Рассвет мечтал о необъятном,
Полудитя, полуюнец.

Неотразимо импозантна,
Заря в беззвучный полонез
Лучами вышла краснозлатно.
Шурша и радуясь невнятно,
Мерцал немым театром лес.

Для бегства времени в обрез
У всех, кто ночь зовёт обратно.
Заря вдохнула аккуратно
В сонливых бодрость и кураж.
Шагает лось, снуёт мураш.
Медведь походкою нескладной
Средь живности лесной галантной
Вновь производит эпатаж.
Такого поучать накладно…

В лесные окна с неба ладно
Вписался радужный витраж.
Ушёл из виду верхоглядный
Лесных ночных порядков страж,
За пост ночной не взяв награды.

Включив по правилам обряда
Лесную сцену в антураж,
Луну сменяя в час отрадный,
Из оркестровой безоглядно
Явилось солнце в бельэтаж –
Обласканный вниманьем кряж.
Ещё росистый и прохладный,
Лес зрит на солнечный вояж.
Вновь начинается масштабный,
Включая флирт и пилотаж,
Парад без головных уборов –
В чести естественный плюмаж –
Пернатых певчих гастролёров.

Кто зачастил вдруг во всю мощь,
Пытаясь ритмом им помочь?
Усердно, но неблагозвучно
Бил дятел, с лесом неразлучный
Как самобытный метроном.

Не оскудев в лесу родном,
Петлял овраг, водой навьючен.
Схватить пытаясь из-под кручи
Мост, обозначенный бревном,
Ручей на дерзкий бурелом
Взирал сердитым буруном.

Плыл по ручью, боясь излучин,
И с провожатой неразлучен,
За местным золотым руном
Корабль без вёсел и уключин,
И парус вздет не моряком.

Но кто спустил в лесу тайком
Корабль игрушечный на воду?
Кто, бурно радуясь восходу,
Отправил по ручью в поход
Забаву детскую, в угоду
Душе иль в бегстве от невзгод?

На редкость раннее, до срока
Краснело, яркое от сока,
Лесное лакомство в тот год.
Под чьё-то чавканье, урчанье
Его раздавят не  случайно –
Вполне естественный   исход.
Малине рад и зверь,  и скот…

Нет, тут не чья-то режиссура:
Вполне естественно  на миг
Лесной хозяин, мишка, хмуро
Насторожился и затих.
Потом смущённо и понуро
Виляя задницею бурой,
Прочь отвернул, едва достиг
Ручья. Подхвачен конъюнктурой,
Зверь, неуклюжий, как мой стих,
Бежал, забыв про передых.
Вот вам и задница большая!
Как будто не медведь, а псих,
Своим испугом поражая,
Снять не успевши урожая
С кустов малины, без дорог
Пустился наутёк, как мог.

Мир не набросился пожаром
Или пчелиным роем ярым,
И смерть не вышла на простор…
Хозяин леса (что за вздор!?)
Впадает в дрожь от визитёра!
Чтоб отступил медведь матёрый,
Какое нужно удальство,
Коль не с царём зверей родство!?
Уж не охотник ли с ружьишком
Вкусил победы торжество?
Кто заступил дорогу мишке?
Лесное ль это существо?

Насмешлив взор, лишённый страха,            
И дерзко вздёрнута рубаха               
Вдоль смуглых бёдер к животу…               
Смешкам, теснящимся во рту,               
Бежавший зверь открыл дорогу.               
Зверь нынче к сладкому оброку               
Не подойдёт и на версту.               
Но не подвержен он упрёку               
За свой оправданный испуг.               
Позорить беглеца нет проку,               
Коль страх до паники распух.               
Лишь на посмешище сорокам               
Своим он выставлен пороком,
А оправдаться недосуг.               
В ручей не влез он ненароком,               
Но сдрейфил в смысле столь широком,
Что сам едва ль остался сух.               
А существо, смиряя стук               
Слегка взволнованного сердца,               
Решилось до конца раздеться –               
В лесу безлюдье на версту.               
Медведь набрёл на Красоту               
И от неё сбежал в поту…
               
Журча и негой окружая,               
Под чистым небом отражая               
Красу девичьих стройных ног,               
Сомлел ручей, опережая               
На миг восторг лесных сорок.               
               
Чья ж сила – здешняя? чужая? –               
Взять зверю не дала оброк               
В лесу, где в каждый уголок,               
Где знает каждую крупицу,               
По праву он зайдёт в свой срок?               
Кто ж тут сильней его амбиций?               
Ужели хрупкая девица,               
Ужели эта нимфа, чьей               
Нагой красой не надивится               
Лес, опрокинутый в ручей?               
               
Хочу пока остановиться…               
Ликует желчный книгочей,               
Распотрошив до мелочей               
Сюжет и с помощью речей               
Авторитет свой умножая:               
« Да знаю я про тот ручей!               
Пил воду из его ключей.
Там сыроежки ел с ножа я
И нимфам строил западню.
Бывало, сиживал по дню,
Надежду  сам себе внушая.
Ну а когда пошёл ко дну
Последний     шанс     мой, на корню
Саму идею принижая,
Я понял – режу без     ножа    я
Удачу – только прикорну,
Лицо в дремоте отверну,
Как, прижимаясь вся ко дну,
Вскользь промелькнёт мечта блажная,
Вильнув хвостом: мол, не     нужна     я»…
Не  верьте  этому вруну,
Чей бред сродни пустому сну!

Лесной Красы не унижая,
Всё ж отведём ей потолок
И твердь вполне земных дорог,
На массу     тайн     всё умножая…
Раздев Красу с груди до ног,
Ей свой      восторг      дадим в залог.

Лес, пред Нагою обнажая
С поклоном кроны, дал зарок
О ней моих не хаять строк.
Перехожу к телосложенью.
Мой взор приговорён к скольженью
По голым прелестям девиц,
Коль те рельефней половиц…
А ну, свидетель обнаженья,
Замри – знаток отроковиц!
Дивись на чудо-достиженье
Природы щедрой – падай ниц!
Любуйся до изнеможенья
Тугих точёных ног движеньем
С игрой упругих ягодиц.
Изящной талии невинность
Не скоро сведает повинность,
Таская плод любви земной.
И ей не выставит виной
Никто грудей её незрелость,
Зато сполна оценит смелость
Курчавой поросли в паху:
И по бокам, и наверху
От обнажённого бутона,
Что, как соски, того же тона…
Направив к Эросу строку,               
Ужель мужчин я завлеку               
Под звук их сдержанного стона               
В трясину плотского притона,               
Где силой сладострастных чар             
Мозги дурманит непристойно               
Воображения     фигляр?
               
Читатель, склейся многотонно               
В один безликий экземпляр!               
Я собирательный твой образ               
На  Вы  звать буду во весь голос.               
Ответьте мне, как на духу:               
Уместно ль мне, как пастуху,               
По радужной     дороге      торной               
Гнать Вас секс-стадом монотонно,               
Пообещав Вам щедро в дар               
С     трубой     подзорною футляр?               
Вы – эротический сластёна,               
Но не столетний юбиляр.               
В Вас что-то есть от кобеля…               
               
Отнюдь не     гадок     наш утёнок,               
Хотя в кости отчасти тонок.               
Совсем лишённая белья,               
В ручье по    пояс      дева «тонет».               
Союз воды и тела я               
Представил Вам, как на ладони,               
В момент купанья – не мытья.               
Стройна, раскованна в движеньях,               
Почти канон телосложенья               
И грациозна, как дитя               
Природы дикой – это та,               
Кого полюбит юный Женя.
               
Онегин, взятый для сравненья,               
Был с девой в возрасте одном.               
Само собой, что с каждым днём               
Она стремительно взрослеет,               
Любого юноши быстрее,               
И от неё отстал  барчук,               
Сильнее, чем от яхты струг.
               
Переступая образ лодки,               
Я завершу обзор короткий               
Упоминаньем тонких рук,               
А так же глаз, чей взор не кроткий –               
Предмет любовных чьих-то мук –               
Таил в себе Везувий страсти:               
Кому-то обещанье сласти,
А прочим – строгий приговор.
В её глазах – богиня власти.
От них  любовью  станешь хвор.
Глаза достались ей, отчасти
Столь хороши, от мамки Насти.
О них –  отдельный  разговор…

     (продолжение в http://www.stihi.ru/2017/07/25/5254)