Вот такая жизнь

Время летнее стояло,
Урожай в полях созрел,
Солнце ласково сияло,
Трактор в поле чуть пыхтел.

На пруду детишек свора;
Брызги, смех, вода кипит!
Пусть резвятся в школу скоро,
Хотя осень не спешит.

Жизнь размеренна в деревне;
Все идет своим чередом.
Фальши нету, лжи и скверны,
Доверяют всем во всём.

Все в заботах, все при деле;
Урожай, да сенокос,
Ну а вечером, в артели,
Собирался весь колхоз.

Все галдели и кричали,
План на завтра обсуждали:
Старики и молодежь
Всяк работал, всяк хорош.

Каждый месяц каждый день
Вот такая дребедень...
Ничего, все дружно жили,
Горе, радости делили;

Партия так приказала,
И напутствуя, сказала,
Что она наш рулевой,
И чтоб не снился нам покой,

Чтоб пахали и гребли
Во всю силу как могли.
Чтоб работал стар и млад;
И сестра, и сват, и брат.

Вот меня как понесло...
За окном уж расцвело.
Промахал всю ночь пером,
Не сомкнувши глаз при том.

Так, о чем я, в эту пору,
Медленно, а может скоро,
Родился пацан – малец,
 Славный малый удалец.

Не велик, да и не мал,
Шибко вроде не орал.
Нарекли и окрестили;
Женей звать его решили.

Жизнь как прежде потекла.
Вот такие вот дела.
Молодежь – кино да танцы,
Развлекались так засранцы.

Будни праздники сменяли,
И гуляли, и пахали.
Женя ножкой побежал,
Слово первое сказал...

Грянула как гром война;
Ужас, горе принесла.
Обнищал родной колхоз;
Много было тогда слез.

Мужики на фронт ушли.
Что косили и гребли,
Все легло на плечи баб
Да ребятишек, кто не слаб.

Кто здоровый, не хворал,
Шел, работал, не орал.
Все для фронта, для страны,
Все едины, все равны.

На работу шли с рассветом,
Ужинали в полутьмах...
Быт тянул зимой и летом;
Как во сне, все при свечах.

Голод, холод и разруха,
Смерть, проклятая старуха,
Охватили всю страну,
В эту страшную войну.

Похоронки в каждый дом
Приносила почтальон.
Сын и брат, жених и муж...
Недосчитались стольких душ.

Строй фашистский проклинали,
И давно уже мечтали
Всех фашистов, без разбора,
Чтоб поставить вдоль забора,

Расстрелять,    
                и все дела...
 Без особого суда.
Чтобы было неповадно
Для других,
                и было б ладно.

Ну а мирных – пощадить;
На хлеб, воду посадить.
Чтоб они как мы страдали,
О спасении мечтали.

Меня снова понесло...
Что поделать, жизнь – дерьмо.
Про мальца совсем забыли,
Женею что окрестили,

А он жил и подрастал
С матерью, отца не знал;
С бабкой Дарьей в лес ходил,
Хворост к печке приносил...

В общем, рос и помогал
Как умел, как мог, как знал.
Что поделаешь, война...
Голод, холод и нужда.

Хоть отца он и не знал,
Но любил его и ждал.
А Батя с немцем воевал,
Скорей домой прийти мечтал,

Еще младенцем сына помнил,
В расцвете сил свой долг исполнил.
За пять лет вырос, возмужал,
Пока что по стране шагал.

По всей Европе до Берлина
Прошла военная машина.
Но вот Рейхстаг, Советский стяг,
Конец войне, повержен враг.

Все… с чистой совестью домой,
С ранением правда, но живой
Спешил войти в родимый дом,
Быть сыном, мужем и отцом.

Однажды как – то вечерело,
Когда уж солнышко не грело,
Резвясь, играла детвора,
Вблизи последнего двора.

Из - за околицы, вдоль леса,
Мужчина шел лет тридцати.
В военной форме, бодр и весел,
Скорей спешил он в дом войти;

В тот дом, который видел часто
Во сне,
                как будто наяву.
Войну прошел ведь не напрасно,
Случилось счастье сбыться сну.

Ребята замерли, ведь это,
Наверно чей-нибудь отец...
Как и в начале было лето,
Но в этот раз войне конец.

И лишь один из них, как знал,
Вслед за солдатом побежал,
Кричал он: «Дяденька, ты чей?
Ответь же мне, ответь скорей!»

Так до родимого до дома
Мужчина шел, бежал малец,
Вот крыша крытая соломой,
Забор, тропинка и крылец.

Тут встали оба, столбенея,
Батяня, Женя, как же так;
Друг друга вслух назвать робея,
Пять лет, ведь это не пустяк.

Немного отойдя от шока,
Отец взял на руки дитя.
И пес, дремавший недалеко,
Примчался, хвостиком крутя.

С слезами счастья, упоения,
Вошли они в родимый дом,
Неся и радость, и веселье
В тот день, прекрасным, майским днем.

Душевной теплотой искрились
Все домочадцы, 
                вмиг засуетились.
С слезами на глазах и комом в горле
Был не один стакан вином тем вечером наполнен.

Гуляли, пели, позабыв про горе
Жен, матерей, чья горше доля,
Про мужиков, которых не вернуть...
Они за нас под пули подставляли грудь,

Про женщин и детей, что без вины погибли,
Чьи до сих пор еще не найдены могилы.
За всех, не чокаясь, стаканы поднимали
И чтить, и помнить всех погибших обещали.

Но жизнь есть жизнь, идет она своим чередом,
А вся страна разрушена, чуть ли не каждый дом
Так иль иначе пострадал в былой войне;
Понес потери, если не сгорел в огне.

Все заново, разруху разгребать
Зовет как прежде всех Отчизна - Мать.
Вновь будни трудовые потекли,
Как до войны косили и гребли,

Выращивали мясо, огород копали,
Колхоз с коленей поднимали.
Сдавали все: и шерсть и молоко,
А также - яйца, хлеб, ну, в общем, все,

Что только еще можно было взять
С колхозника,
                их в душу бога мать.
Но ничего, зато все дружно жили;
Справляли праздники, в кино ходили.

Все снова как всегда равны;
Халаты и рубахи, платья и штаны.
Как с манекена, одного покроя.
Другого негде было взять вплоть до времен застоя,

Да и купить на что, на трудодни?
А, впрочем, что уж, были бы они.
Еще картошка, лук да огурец.
Сам вырастил на грядке, значит, молодец.

Ну, а по праздникам и мясом угощались,
Яичницей и рыбой разговлялись,
Ведь не видал никто в деревне жизнь другую.
Что толку - то язык чесать впустую.

Тем временем у Жени появился брат.
Ему парнишка рад, да и не рад:
Вся детвора на пруд, иль в лес гулять,
А Женя с братом нянчиться, штаны ему менять.

Позднее появилась и сестра;
Красива, ясноглаза и бела.
Наш Женя становился все богаче,
Все шло своим чередом и не иначе.

Учился в школе, хоть и не хотелось.
С годами потихоньку приходила зрелость;
Как школу прогулять, что б мать с отцом не знали,
Учился Женя быстро с пацанами.
 
Не мудрено, была та школа далеко;
Семь верст идти и все пешком.
Зимой в мороз, в снегу по пояс каждый день,
Любому доведись так будет лень.

Да и зачем ходить тогда не понимали,
Что нужно набираться было знаний.
Тогда ведь как; семь классов и пахать в колхоз;
Пасти коров, да убирать навоз.

И нахрена все были теоремы,
С ботаникой, и химией проблемы.
Хвосты крутить коровам многого ума не надо,
Вот и учились, так;
                Ходили, как телят молочных стадо.

Дожди и слякоть, осенью, весной.
Какая там наука, доползти б домой,
А дома как всегда; в лес за дровами.
С вязанкой хвороста сырого за плечами.

Придешь из леса, дома вновь дела;
Сидеть с сестрой пока не подросла.
Потом на всю семью картошки настрогать
И огород копать, и хворост порубать,

А вечером, когда гулять охота,
Другая появляется забота:
Учить уроки при мерцающей свече.
Уж за полночь ложиться спать на теплой, еще с вечера пече.

Так каждый день из года в год.
Ни выходных, ни будней без хлопот,
Лишь в праздник детям в школу не ходить,
Есть время погулять, уроки ж не учить.

Про Жениных сестру и брата вы узнали,
Лишь не сказал я, Колей, Раей их назвали.
За ними следом появился Стасик.
Для бабки Дарьи мудрено, так стал он «Тазик».

Все как обычно долго, не «гуляли»,
Хотя, чего греха таить; и пели и плясали.
Но трудодни никто не отменял
И на работу каждый пошагал.

У Жени легче жизнь не становилась,
Да и с чего быть легче ей, скажи на милость.
Он все же самый старший из детей,
А, значит, доставалась больше всех ему «лещей». 
 
Лишь бабка Дарья Женю все жалела,
Хоть обо всех душа ее болела.
Без исключения все не доедали,
Картошка, молоко, все, что видали.

Держали живность, это и спасало;
Козу, корову, да свиней на сало,
Курей держали и гусей, кто сколько мог.
Гуляла живность по двору и пруд был недалёк.

Козу с коровой, да баранов выгоняли в стадо
Пастись на травке, на зеленой, всем им было надо,
А, значит, был в деревне и пастух.
Держал еще собак он иногда одну, а то и двух.

Так завелось, что каждый, чей черед,
Обед на стойло пастуху несет,
А ужинать, когда загонят стадо,
Пастух ходил домой к тому, чей нынче был порядок.

В какой- то день мать Жени с бабкой Дарьей
Кормили пастуха со всей его овчарней.
Обед на стойло, как и все сносили
И ужинать, к вечерне. Пригласили.

Яичница и щи, да хлеба каравай.
Все с пылу жару ешь, и не зевай.
Тем ароматом Женя соблазнился
Немного поделиться с пастухом решился.

Взял да с яичницы всю пенку ободрал,
Вот это настоящий был скандал.
Узнав про то, мать шибко рассердилась,
Но хорошо хоть бабка Дарья заступилась.
 
Под печь забился, лишь глаза сверкали,
Из материных уст слова «любви» слетали,
Взяв кочергу, как волка из норы,
Пыталась выцарапать Женю за штаны.

Не тут-то было; злился и брыкался
И на угрозы и слова «любви» не поддавался.
Лишь бабка Дарья мать сумела оттащить,
А то бы Жене больше уж не жить.

Казалось бы, что страшного, ну пенка, ну стащил?
Да лучше б он кусочек откусил.
Теперь уж все, товарный вид испорчен
И репутации хозяйки знак подмочен.

Однако вечером, поужинав, пастух,
Толь не заметил, толь воспитан хорошо, но вслух
Не произнес ни слова про сей инцидент.
Для Жени то был сказочный момент.

Все кончилось и потихоньку позабылось,
Лишь в Женином умишке все, что было, от-ложилось.
Наверное, пошла наука впрок,
Поскольку получил внушительный пацан урок.

Пожалуй, поступлю я не красиво,
Коль не представлю Жениного друга Вам учтиво.
Особый случай, можно написать роман
Про то, как рос почти такой же хулиганистый пацан.

Но суть не в том, то был бы сказ другой,
Тогда ведь каждый был по-своему герой,
Про каждого есть, что сказать и написать,
Но время Ваше я не буду отнимать.

Итак… друг Жени, звали его Миша.
Как все тогда знал горе и нужду не понаслышке.
Любил как все, побегать, пошалить,
Мы в детстве все такие, что греха таить.

Ходили в школу, голубей гоняли вместе,
В те годы трудно было усидеть на месте.
Случалось, летом, вместе ночевали
В вишнях, на топчане иль на сеновале.

Порою взрослых раздражала эта пара;
Огня боялись на сушилах и пожара.
Видать водился за обоими грешок,
За то нередко по ним «плакал ремешок».

В вишнях раздолье, воздух, красота,
Не то, что на сушилах – духота.
Только в ненастье не поспишь на воле
На сеновал карабкаешься поневоле.
 
Душистый запах сена опьяняет,
А шелестящий дождь сон навевает.
Приятной дремой нежно одаренный,
Сны видишь, днем прошедшим утомленный.

И в продолжение темы сладострастных снов
Сказать о пасеке немного надо слов.
Пчел Мишина родня держала в огороде,
Лишь только расцветало все в природе,

Жужжанием наполнялось все вокруг.
Был слышен отовсюду этот звук,
Летали пчелки от цветка к цветку,
Их, опыляя, на себе неся пыльцу.

Благоухание раннею весной
Не идет в сравнение ни с одной порой.
Хотя по-своему все времена прекрасны:
Будь ясная погода иль ненастье.

Весна иль осень, лето иль зима,
Несносная жара иль злые холода,
Все как всегда взаимосвязано в природе,
Своим чередом идет все при любой погоде.

И так о пчелах, иль точней о меде:
Весь день летали пчелки на свободе.
А к ночи в улей принесли нектар
И отложили в соты божий дар.

В конце концов, однажды пчеловод,
Как будто урожай, мед соберет.
Приятный, терпкий, ароматный вкус...
 Ну ни за что не пронесешь помимо уст.

И Женя с Мишей уже все смекнули,
Украдкою из фляги меда зачерпнули.
Ведь говорят же: «Плод запретный сладок»,
А тут те на, такой судьбы подарок.

Найдя недалеко укромное местечко,
Не пророня ни с кем об этом ни словечка,
С трофеем со своим затихарились.
Наесться вдоволь в тот же час решились.

Но сделав по глотку, по два, по три,
Поняв, что все слипается внутри,
Водой с собою взятою запили,
В недоумении сплошном застыли.

Глаза насытиться-то вдоволь не успели...
Ведь понемножечку всего-то меда съели.
Без хлеба мед, хоть и с водой, не идет ни как,
Тем паче с голодухи натощак.

С досады расшумелись, разорались
И пчеловодам со своей добычею попались.
Без трепки и скандала тут не обошлось,
Все рассказать и повиниться им пришлось.

Их для порядка как бы пожурили,
Все вместе посмеялись и простили.

Вот так медку покушали друзья.
Наверно, впрок пошла наука та.
Халява не доводит до добра,
Как ни вкусна была бы она и сладка.

Спустя какое-то время, Михаил
Забрался на чердак, пошарить там решил,
И в бардаке, царившем там и сям,
Нашел… и не поверил даже сам

Ружье ...
               еще времен Наполеона.
В то время еще не было патронов.
Проверил, не заряжено оно.
Откуда ж ему взяться было-то.

Возможно дед, а, может, и прадед
Запрятал на закате своих лет.
Факт тот, что вот оно, цело,
Неплохо выглядит ружьишко-то.

Собрал вокруг себя ораву пацанов,
Разглядывал трофей, был выстрелить готов;
Ведь Мишка знал, что не заряжено оно...
Приклад к ногам, рукою за цевье,

В ствол на спор палец сунул, как-то дотянулся,
Нажал курок, весь мир в округе содрогнулся.
Гром грянул, выстрел прозвучал,
А Мишка что есть мочи заорал:

«Ой палец, больно ой, ой, ой...»
Стал словно скатерть белый, чуть живой.
На лошадь, на телегу и в больницу...
О Боже, мне все это снится?

Известно, даже палка, если так случится,
Раз в год картечью может зарядиться
И выстрелить, как водится, тогда,
Когда не далеко обычно до греха.

Помалу расходилася толпа.
Народу сколько дурь Мишани собрала.
Лишь к вечеру приехал наш стрелок,
А кто-то взял, ружьишко приволок.

Увидев его, Мишка заорал,
Дар речи на мгновение потерял.
Доселе столько мата не слыхал
Из его уст, пока тот не сбежал.

Зарубцевалась рана, палец стал обрубком...
Вот это жизнь сыграла с Мишкой шутку.
А, впрочем, ему вечно не везло,
Но это было, было и прошло.

А вот зимой, однажды, в первые морозы,
Как вспомню это, то ручьями слезы.
С досады иль со смеха, не поймешь с чего,
А виноват все Мишка, мать его.

Пошили Мишке шубу, на овечьем на меху.
По-нынешнему и не шубу, а доху.
Пруд только-только льдом схватился,
Как снег на голову откуда-то свалился.

Мишаня,
                в новенькой дохе,
Давай по льду гулять, кататься, словно на катке.
Кричали все: «Провалишься, куда ты, не дури!»
Ему все по хрену, уперся, мать его еси.

Не долго шуба надо льдом мелькала,
И снова жизнь Мишаню наказала;
Ушел под лед как бравый водолаз,
Лишь нос из–под воды торчал зараз.

Нашли стропилу, с берега подали,
Да конькобежца из воды достали.
Домой идти - на грубость нарываться;
Сушиться где-то надо, до ночи скрываться.

Что делать, к бабке Дарье, «Христа ради»,
На печку Мишку затолкали во всей сряде.
Нам бы доху не на печь, а на пол,
Расправить воротник, да растянуть подол.

Хотели как всегда, быстрей и лучше, а итог;
Доху перекосило так, что ни один портной исправить бы не смог.
Друган реветь, а толку; плачь не плачь,
Один из ребятишек тертый был калач;

Он предложил: «Доху по сторонам тянуть.
За воротник, да за полы, а кто за грудь».
Мол, вытянем в размер, чтобы такой как прежде стала;
По швам в итоге шуба затрещала.

В разорванной и перекошенной дохе домой
Поплелся Мишка, словно сам не свой.
Наверное, придет ему «конец»,
Когда увидит шубу ту отец.

Неделю все Мишаню не видали.
Вот это его дома наказали...
Немного погодя все стало на свои места,
Все успокоилось, и злоба вся прошла.

Ну а в семье у Жени прибавление;
Еще одной сестры отпраздновали появление.
Родители ее Тамарою назвали
И радости своей нисколько не скрывали.

Семья все больше, жизнь сложнее,
Хотя всем вместе веселее.
Евгений потихоньку стал меняться;
Пришла пора от школы отлучаться.

С радушием принятый в родной колхоз
Стал Женя с фермы на поля возить навоз.
Дояркам фляги помогал таскать,
Порой с досады вспомнив чью-то мать.

Работал Женя там, куда пошлют;
Такой был конь, по прозвищу Салют.
С утра его в телегу запрягал,
Да на работу вместе с ним шагал.

Раз в город за горючкою послали,
Помощника, конечно же, не дали.
На базе погрузили аж три бочки,
Сказали: «Едь тихонько, объезжай все кочки.

Не то раскатится твой груз, назад не нагрузить,
Ведь одному не в силах на телегу бочку за-катить.»
Все выслушал, взял накладную, покатил домой,
Дорогою большой, объехав лес густой.

Навстречу бригадир, на новенькой мопедке.
Видать скрываясь, лесом, полем, ехал от соседки.
Конь грохота и дыма испугался,
С дороги соскочил, по пашне вскачь помчался.

С телеги бочки на дрыжках свалились,
 По сторонам, по полю раскатились.
 Что делать, как же дальше быть?
Как на телегу бочки погрузить?

Ведь тяжелее Жени каждая из них аж втрое.
Ну, было б пацанов хотя бы двое,
А одному задача не пол силу...
Как не хотелось улизнуть, пришлось впрягаться все же бригадиру.

Кряхтя, ругаясь, вспоминая ту же мать и всяких лебедей,
Пытались груз вернуть на место поскорей.
По лагам бочку на телегу почти что закатили,
Сил не хватило дотянуть немножко, взяли отпустили.

Сопровождаемая руганью и матом, тара с керосином укатилась...
Представьте, что в душе у грузчиков твори-лось.
Намучившись досыта, все ж горючку погрузили,
Передохнули и по разным сторонам тихонь-ко порулили.

Какие мысли их в то время посещали,
Ни сослуживцы, ни друзья об этом не узнали.
Горючее на складе, бригадир на месте,
И отдыхает конь в своем хлеву - «поместье».

Немного погодя, вновь в город снаряжают;
Народ на трех подводах отправляют.
Толи на конкурс, толи на семинар,
Поехали туда и млад, и стар.

Куда без Жени - в общем, как всегда:
Народу на телеге много - веселей езда.
Дорогою все песни распевали,
Хотя заметьте, никому еще не наливали.

Вот «дом колхозника» - ДК, куда им надо.
Извозчиков туда не взяли, а они и рады;
По трехе сгоношились, да в кабак;
Наш деревенский, пить народ мастак.

Попили, погуляли - мало, где б добавить...
Тут Женя: «У меня ж тут тетка, та должна по-ставить».
Попрыгали в телеги; не пешком ж идти,
Орали песни матерные по пути.

Вот домик, что на берегу «Оки»,
Каких- то метров тридцать от реки.
К халяве парни не привыкли, как же быть,
Нальют коль водки, пить или не пить?

Вопрос решился как-то сам собою;
Лежала перед ними куча дров горою.
Все быстро раскололи, уложили,
За это всех их щедро угостили.

Как говорится, от души поели и попили.
И надо ж было так случиться, кто-то вспомнил, что коней-то не поили.
Тут Женя вызвался: «Река близёхонько, че далеко ходить, 
 Полсотни метров прошагать всего воды налить».

А то, что берег крут: аж метров двадцать высотой, никто не знал.
Никто не видел, как Евгений взял ведро и убежал,
Лишь толь крик слыхали вдалеке,
Да всплеск воды оттуда ж на реке.

Все кончилось, такая тишина настала,
Аж слышно было; муха пролетала.
Вмиг протрезвели, словно и не пили,
Даже зачем приехали сюда забыли.
 
Бегом к реке, к обрыву, Женю выручать.       
А он лежит внизу на берегу, не дышит, «твою мать».
Че делать-то... с обрыва кое-как спустились.
А те, что наверху остались, с парнем уж простились.

Поближе подошли, прислушались, сопит.
Толкнули, завозился: «Братцы он же спит».
Был трезвый бы, наверное, разбился,
Хотя не навернулся бы с обрыва, кабы не напился.

Что делать, надо лезть наверх, таща Евгения с собою,
Хоть и открыл глаза он, все ж ни рукой и не ногою,
И ничего алкаш не поломал, а только всех до смерти напугал.

Как он потом рассказывал, иду мол, вот река.
Шагнул и тут же отключилась голова.
А дальше он не помнил ничего,
Как падал, кувыркаясь, как летел, не выпустив ведро.

Потом уж тетка, отойдя от шока,
Как простынь белая, стоявшая неподалеку,
Давай Евгения, что силы есть лупить,
Чем попадя долбить, и по чему попало бить.

 Забила б насмерть, если б не друзья,
Чуть оттащили бедное дитя
И поделом: не можешь пить, не мучай то, на чем сидишь,
А то и не в такие переделки угодишь.

Как водится, второй по счету день рождения обмыли.
Лишь имениннику нисколько не налили.
Народ забрали и они забрали то, что на банкете не доели, не допили,
 Да и в родной колхоз все вместе покатили.

Продолжили банкет дорогой.
Все пели песни, ели, пили до родимого порога,
Лишь Женя ехал молча, не до жиру.
Как все про все узнают, быть бы живу.

Наутро все колхозное начальство
На пряники поддало за такое разгильдяйство...
Ну что с ним делать, дело молодое,
Наверное, с каждым было что-нибудь такое.

Кончилось лето, осень проходила.
Мороз ударил, завьюжило.
Телегу на прикол, до будущих времен
Пожалуй, лучше было бы со всех сторон.

И, заменив ее на сани,
Которые, увы, не едут сами,   
Как прежде верного Салюта запрягал,
Все также на работу с ним шагал.

Почаще в городе стал появляться
На молокозаводе отмечаться;
Во флягах с фермы молоко на сдачу отвозил...
Вот так жил паренек и не грустил.

А по весне прицепщиком работать стал на тракторах;
Умучивался так, что к вечеру стоял чуть на ногах.
Зато работою своей он мог гордиться;
Был рад, что обществу и тут смог пригодиться.

В один из дней кончалась посевная.
И бригадир, отметить то желая,
Послал за водкою гонца,
Сказав, что б прикупил еще винца.

Все чин по чину, выпили и закусили,
А напоследок красненьким вдогонку полирнуть решили.
Сморило пацана, с устатку, то ли намешали,
А остальные сеять продолжали.

Пока что бригадир за Женю отдувался,
Парнишка протрезвел, хотя и не проспался.
Глаза протер, мопед, что бригадира у сосны стоит
И кто ж ему сейчас мопедку взять-то запретит.

Подумал бы, ведь не велосипед,
На коем жопа едет, ноги нет,
Все ж техника, с ней надо управляться...
А… хрен с ней, все же решился покататься.

Завел, поехал втихаря,
Пока не видели друзья.
И, ничего так, живенько поехал;
Кто б видел, тот упал б со смеха.

След оставался за мопедом, словно бык поссал.
Как на беду, телегу с лошадью… на поле по-встречал...
Естественно проехать мимо ну никак не по-лучилось.
 Само собой, чего боялись - то случилось;

Ведь точно посередь телеги, прямо вокурат
Мопедом угодил, перевернувшись в воздухе, летел как акробат,
О землю брякнулся, лишь крякнул и затих.
Из уст извозчика разборчивое было только слово «псих».

Мопеда колесо в лепешку, а у Жени синяки да шишки,
Коль не считать того, что чуть не наложил в штанишки.
Пыль, поднятая потихоньку, оседала
И незаметно так бригада прибежала.

Немыслимое множество учтивых, лестных слов.
Любой из них был высказать готов.
Всех больше распинался бригадир,
А вставить туманков не позволял ему ранжир.
 
И это еще что, что было еще дома,
Давно никто не видел этакого вот «содома».
Летали вожжи, вперемежку с матом,
Летал по дому и двору Евгений все таким же акробатом.

И смех, и слезы, было то, что было.
Сейчас об этом все почти забыли.
Ну, а тогда, кто денежки готовил на ремонт мопедки,
Кому-то ножками пришлось побегать на «свидание» с соседкой.

А Женю снова ждали перемены;
Нашли подросшую ему замену.
На жизнь уже другие были виды,
То не в укор колхозу, в общем, без обиды.

В артеле Женя попытать судьбу решил,
Верней, не сам решил, директор предложил.
Учеником его сперва определили,
Проверить, что, да как, на том и порешили.

Стал потихонечку вникать он в производство.
Здесь не на ферме и не «коневодство»;
Тут «кузница», там «калка», вот «заточка» и «шлифовка»,
А рядышком «галтовка», там «слесарная» и «сборка».

В изготовлении ножей там были мастера,
Которые работали не год, не полтора.
Был стаж, огромный опыт у людей
В изготовлении продукции своей.

Стал Женя обучаться мастерству с энтузиазмом: 
Учиться тонкостям профессии разнообразным.
Не без успеха, надо вам сказать
Умением он стал овладевать

И стал бы мастером в таком нелегком деле,
В котором многие не преуспели,
Кто был небрежен, относясь к работе кое-как,
Кто гнал халтуру, в общем, брак.

Отменным качеством ножи не отличались,
Тупились быстро, гнулись и ломались
У тех, кто был в работе не мастак,
Продукцию кто делал абы как.

А в основном артельные ножи ценились.
К ним многие с достойным уважением относились,
Ведь производств как та «артель» в стране по пальцам перечтешь,
А есть места, где их и вовсе не найдешь.

И так Евгений понемногу привыкал.
По вечерам стал в клуб ходить, чего-то он искал.
Быть может, нежных встреч, любви и ласки,
Прекрасную Елену, что из славной сказки?

Да, парень вырос, возмужал, почти что во-семнадцать.
Гулять стал допоздна, всем интересоваться.
Заглядывался на девчонок, страстно любовался,
Теплом, что грело изнутри, он жил и наслаждался. 

Одним пригожим, солнечным деньком,
Он встретился с такой красавицей, что все перевернулось в нём.
Себе не находил он больше места.
Вот это девица, ну до чего прелестна.

Как будто душу охватил огонь, что от любовной искры разгорался,
Вдыхал всей грудью аромат весны, дышал и наслаждался.
Любовной страстью опьянённый, как будто лёгким ветерком гоним,
Стрелой Амура прямо в сердце поражённый, и бредящий желанием одним.

Любить всем сердцем, всей душою,
И быть любимым той одною,
Что всех дороже стала для него...
Вот как его скрутило, повело.

Чем дальше продолжались эти встречи,
Тем больше убеждался он; любовь все раны лечит.
Забыл про все, что было, жил одной мечтою,
Ждал встречи каждый день с единственной и ставшею родною.

Но грянул гром, а с ним и восемнадцать лет.
От военкома для Евгения пришёл «привет».
Пришла пора Мать-Родине служить;
Учиться воевать, что б смочь потом Отчизну защитить.

Невесть какие проводы устроила семья.
Пришли родные, близкие, девчонка и друзья.
Напутствия солидные от всех он получал,
Чтобы, как полагается, служил и не скучал.

До города на лошади, там митинг у реки,
Призывников построили и в Дзержинск повезли.
Да нет же нет, автобусом до туда далеко.
Кто предложил на лошади, а самому слабо?

Прощания, расставания, последний поцелуй,
Любви переживания: «Жди, сильно не тоскуй».
Все как у всех. И, вот, уже товарный паровоз,
На место службы в армию призывников повёз.

На флот Евгений угодил, три года вот попал,
Такая «пруха», во везёт, он даже не мечтал.
Так долго жить на стороне, не видеть край родной,
Как будет он без той одной, единственной такой.

Лишь после выяснилось все, не мог он это знать:
Не три, а два служить всего, у моря берег охранять.
 В береговой охране связь, с катушкой за спиной,
Поддерживал и охранял бессменный часовой.

Служил как все, не отличаясь от других ничем.
Ходил в наряды, в караул, всё, в общем, без проблем.
Для писем близким и друзьям конвертов не жалел,
На скуку время не хватало, срок не шел - летел.

Последний уже год пошёл и дембель приближался.
Он мысленно летел домой и с армией прощался.
Откуда взялся командир с его дурным приказом?
Все сразу мысли и мечты ушли куда-то разом.

За пополнением молодым с «куском» придётся ехать;
За пять тысяч вёрст в один конец, тут уже не до смеха.
Начальство, правда, обещало: «Если без за-лёта,
Как пополнение прибудет, все домой уйдёте».

А выбирать не приходилось, хотя и верилось с трудом.
На поезд сели, покатили, в «товарняке», как за скотом.

На пересылке долго ждали,
Пока призывников собрали.
Потом загнали всех в вагон,
Поехали, глядя как уплывал перрон.

Пока до части добирались, приказ был дан по всем войскам.
Им тупо «дембель» улыбнулся, хана несбыточным мечтам.
Всех до особого указа, на срок неведомо какой,
В войсках оставить,
                «усиление» ввести, не отправлять домой.

Вот тут-то время потянулось; не дни, минуты потекли,
Как воды медленной, неспешной, не торопящейся реки.
И вместо двух, как полагалось, оттяпали почти что три
Нелёгких года, как в «Морфлоте», хотя совсем не моряки.

Но, вот перрон, вагон плацкартный,
Билет до дома, в путь обратный,
Поплыл вокзал под стук колёс.
Прощайте сопки, море, плёс...

И вот уж город, край родимый,
Такой знакомый и любимый!
Деревня здесь недалеко,
Только идти пешком не очень-то легко.

Намяли сапоги, уж невтерпёж,
Ну старшина, ну сволочь, ну хорош...
Сказал, что быстро сядут по ноге,
Бери, сказал, пока не взял себе.

Ведь «юфтевые», не чета «кирзе»...
Настукать ими старшине бы по башке.
Но делать нечего, не босиком ж идти;
Ловить придётся транспорт по пути.

Трояк в кармане, чемодан в руке,
 Поковылял тихонько налегке.
 Водила «Газика солдата пожалел,
Остановил и в кузов лезть велел.

А дома братья, сёстры, мать с отцом
Заслуженно гордились молодцом.
Столы накрыли пир - горой,
Закуски море, водка и вино - рекой.

Родные, близкие, соседи и друзья,
Девчонка, что все годы верною была,
Все уместились за одним столом
Отметить возвращение Жени в свой родимый дом.

Потом с друзьями в клуб, потанцевать,
С девчонкою до первых петухов гулять...
Как и не уходил служить;
Деревня как жила, так продолжала жить.

В артеле приняли, объятия распахнув.
Пошёл работать, малость отдохнув.
Как и до армии - работа, дом, семья,
А вечером - клуб, танцы и друзья.

Гулял с девчонкой ночи напролёт,
Аж до тех пор, как солнышко взойдёт.
Не выспавшись, шёл на работу, дело молодое,
Да ладно сам, другим-то не давал покоя.

Не спит отец, ворочается мать,
Уже устали все чего-то ждать,
Хоть бы скорее, что ль, остепенился;
После поста бы взял, да и женился.

Со свадьбой молодые не спешили,
Хотя давно уже про всё решили:
С женитьбою годок повременить,
Деньжат немножечко на свадьбу подкопить.

Ну, а пока что жили и гуляли,
Забот семейных и хлопот не знали.
О боже, этакий болван!
Забыл представить я невесту вам!

Подругу Жени Галей величали,
По-деревенски Галкой, Галечкою звали.
Миниатюрна, вежлива, скромна,
Красива, образованна, умна.

Конечно, как у всех имелись недостатки,
Но, в основном и в целом, всё в порядке.
Работала бухгалтером в колхозе,
Но тоже много знала о навозе.

Ей дома по хозяйству доставалось,
Причём как следует, а не сказать, что малость:
Сходить за хворостом, корову подоить,
За всей скотиной присмотреть, заботясь, накормить.

Хозяйство, как у всех, не очень, но большое,
Да и детей-то было их всего-то трое;
Сестра Елена, брат Виталий и она – Галина...
Всем доставалось, даже не обидно,

Но жили так, пока все маленькие были.
Потом Елена вышла замуж, ну а Виталия женили.
Елена с мужем строили свой дом,
Виталий жил в родительском.

Себе ж родители купили дом другой
И переехали туда оставшейся семьёй.
Туда сватов Евгений засылал,
Оттуда Галю в жены взял.

В соседнее село для бракосочетания 
 Пришлось идти пешком, но было бы желание,
Сколь бы не длинен и тернист был путь,
Его преодолеешь, но не в этом суть.

В конце пути; штамп в паспорте, свидетельство о браке и притом
Ни при каком желании, да ж топором, не вырубишь то, что написано пером.
Сыграли свадьбу, как того хотели;
Все гости пили, ели, песни пели,

Кричали «горько», в общем как у всех.
Наутро встали, кто ложился спать, опохмелились
И только к вечеру, как следует поддав, тихонько расходились.

Жизнь потекла бурлящею рекой,
В которой Женя с Галей стали мужем и женой.
Другая жизнь, семейные заботы
Их ждали после основной работы.

Детей решили год не заводить,
Как и со свадьбой, для себя пожить.
Но вдруг нежданная беременность и вот,
У Гали вскоре виден был живот.

Что делать… дело молодое,
Лишь бы малец здоров был и спокоен,
А мальчик иль девчонка - все равно;
Дитё оно и в Африке дитё.

Совсем забыл про Мишу рассказать, простите.
Что с ним случилось, вы узнать хотите?
Так вот, в соседнюю деревню на престол,
Собралась молодёжь, накрыт там должен быть уж стол.

Девчата, парни, прихватив гармошку,
Дерябнув по сто граммов на дорожку,
Гурьбой по краю леса, по полям,
Пошли в великий праздник по гостям.

Как и предвидели, гостей в деревне ждали;
Кто поздравлял, добра желал, тех угощали.
Такой обычай испокон веков ведётся:
На праздник, пол хорошую закуску, средь гостей, вино рекою льётся.

Когда уж все прилично набрались,
Идти домой к себе в деревню собрались;
Напелись, наплясались, в общем, нагулялись,
Остался посошок, чтобы потом расстались.

Тут спорить Михаил взялся со всеми
И спор как раз тогда зашёл по теме:
Кто больше водки выпьет без закуски...
Как не поспорить, разве он не русский?

В жизнь претворять решился сразу спор.
Пил водку без закуски до тех пор,
Пока стакан гранёный, полный до краёв,
С Мишаней вместе не упал плашмя, он был готов.

Опять телега, лошадь и больница.
О боже, иль опять все это снится.
Ну, Мишку-то конечно откачали,
Но если бы ещё стакан, или чуть позже привезли, то, все б, сказали.

Вот только стал Мишаня после этого немного странноват...
Ведь надо думать, шесть по «двести» без закуски, да подряд.
Тут по любому с того света не вернешься,
Иль вон как Мишка выживешь, ну а умом свихнёшься.

Его потом все целый месяц не видали,
Наверное, родители из дома не пускали,
А, может, просто приходил в себя,
Никто об этом не узнал, такая вот история.

Зато потом, как в люди появился,
Улыбкой счастья, радости светился.
Он помнил всё и всех, но что-то в нём сломалось.
Хотя на первый взгляд, все то, что было, то в нём и осталось.

Открылись сверх способности у Миши;
Какие-то звуки, разговоры чьи-то слышал,
Спокойно босиком ходил по битому стеклу,
Пройти спокойно мог по раскалённому углю,

В мороз, в одних трусах, спокойно мог явиться в клуб,
А главное, был вежлив, и ни с кем он не был груб.
Когда-то кто-то Мише бубен подарил,
Так он теперь всегда таскал его с собой, наверное, любил.

Ещё любил коней и лошадей.
Ещё незлых, порядочных людей.
Наверное, по-своему он счастлив был;
Любили все его, и многих он любил.

А что там молодые, как у них дела?
Галина, Женина жена, ещё не родила,
Но на сносях уже, ещё немного и появится малыш;
Такой забавный, маленький, крепыш.

Бежало время, дни летели,
В конце зимовья замели метели,
В такую непогоду, Галя вздумала рожать;
Приспичило, вернее, «твою мать»!

Что делать-то, запряг Евгений сани,
Которые, увы, не едут сами,
И, не подумавши, повёз жену рожать.
Ну, мог ведь, если уж не мать, хотя бы тёщу взять.

До города доехать, не дойти до клуба.
С конём чего случится, и «дашь дуба».
А ну коль Галя вздумает рожать
В дороге,
                надо же соображать...

Не мальчик ведь, совсем уж не ребёнок,
А сделал так, как только вылез из пелёнок.
Но, слава Богу, вроде обошлось;
Рожать в дороге Гале не пришлось.

Привёз в роддом и сдал на попечение врачам,
А сам, с женой простившись, не спеша побрёл к саням.
Теперь лишь, оставалось только ждать.
Ну, а жене, под наблюдением врачей скорей рожать.

Тянулось время, не желая ускоряться,
Скорей хотелось Жене первенца дождаться.
То, нервничая, он ходил, туда-сюда,
То, восседал в санях, вожжу Салюта, теребя.

Тут вышла медсестра, дождался, наконец.
Сказала: «Эй, папаша, у тебя малец;
Три килограмма сто и ростом пятьдесят» -
Сказала, что все хорошо, мать и сыночек спят.

Слегка уставший, но счастливый,
В путь двинулся неторопливо.
Стал Женя сам теперь отцом.
Всё это время он держался молодцом.

Все делал второпях, но был вознаграждён,
Хоть был таким известием немного опьянён.
Готов был поделиться радостью своей,
Порадовать родных и близких, и друзей.

Как назовут мальчишку, не решили,
Да с именем-то, в общем, не спешили.
Как водится, отметили рождение сына;
Три сто и пятьдесят, вот ведь, кака детина.

Немного погостив в роддоме,
Галя с дитём уж грезили о доме.
Все ж неприятен быт больничный.
Хоть, в общем-то, такой вполне приличный.

Шикарную машину раздобыл, «Победу»,
Евгений,
                подкатил к парадному подъезду,
Жену с ребёнком бережно в машину посадили,
До дома, до родного, покатили.

Не дотянули до деревни километра три;
Дорогу замело, не видно колеи.
В тот год метели были просто страх,
Что ж дальше, продвигались на санях,

В Салюта запряжённых,
                за которыми сходил Евгений.
Добрались до деревни без особых затруднений,
Но все равно, запомнилась надолго,
До дома, до родимого, дорога.

 Жизнь потекла размеренной рекою,
Быт с малышом установился сам собою.
Сергей - назвали пацана, спокоен был, особо не кричал,
Когда лишь зубки резались, тогда он жару дал.

Конечно, тяжело, что говорить.
Галине всем хотелось угодить:
Свекрови, свёкру и детям холостым.
Что жили вместе все, ну а самим

Довольствоваться приходилось малым,
Ещё б немного, и тогда б не миновать скандала,
Но Женя и на сей раз мудро поступил;
Жить в городе, с семьёю, он решил.

Да, поначалу было трудновато, даже тяжело:
Снимали угол у хозяйки, так сказать жильё.
Работу на заводе подыскали,
Но были счастливы, о большем не мечтали.

Сергея оставляли с тёткою, хозяйкой...
Она была для них ещё и нянькой.
Так приходилось им тогда крутиться
И с бытом неустроенным, увы, мириться.

Когда малыш подрос немного, отправляли к бабушке в деревню.
Тогда Серёга отдыхал от тётеньки чужой и древней.
Ей было отроду, лет восемьдесят пять,
И начинала бабушка маразмом старческим страдать.

Что б дома вечерами не сидеть, гулять ходили, отдыхали.
В кинотеатр, которого, в деревне, не видали.
Питались скромно, лишь бы быть бы живым,
Что говорить, то было не до жиру

В кооператив строительный тем временем вступили,
Ко всем взаймы залезли, когда первый взнос вносили,
Копили деньги, экономили на всём,
Хотя, зарплату, как у них не видно было «днём с огнём»;

Такие крохи получали, просто жуть,
Но кровь из носа, надо было им долги вернуть.
Родители, конечно, помогали.
Для них о лучшей жизни тоже ведь мечта-ли...

Серёжа потихоньку подрастал,
В субботу с воскресеньем папу с мамой
ждал.
Весёлый и здоровый рос малыш,
Не по годам был развитый крепыш.

Как-то нежданно и негаданно, пришла в их дом беда;
Отец Галины, тесть Евгения, ушёл из жизни навсегда.
Прошёл войну, был ранен, был в плену,
Нелёгкую Господь отвёл ему судьбу.

Немного не дожил до дня рождения внука,
Такая жизнь непредсказуемая штука,
И как не тяжела была утрата,
Жизнь продолжалась, шла куда-то.

Порой, такою неожиданной была,
Известным только ей путём текла.
Была лишь пропасть, бездна впереди,
В её тернистом и запутанном пути,

Но все же шло всё так, как быть должно.
Порою было тяжело, порой легко.
Кооператив достроили, помалу заселяли:
Двухкомнатную Жене с Галей дали.

Вселились, новоселье полагалось.
Собрали деньги, все, которые остались,
Всё как положено: закуски, водка и вино,
Всё как у всех, как полагается прошло.

 Мечта сбылась, свой угол появился.
Дуэт семейный всё же своего добился.
Налаживаться потихоньку стала жизнь,
Теперь стремиться надо было лишь вперёд и ввысь.

Сергей в деревне рос «на молоке».
Тогда почти у каждого была коровка на дворе.
В лес с бабушкой по ягоды ходил,
А на дворе цыплят и курочек кормил.

Всё б ничего… петух клевался сильно,
Всех доставал, кто мимо проходил, стабильно,
Была у них с Серёгою война,
Казалось, что во век не кончится она...

Но нет, со временем признал петух Сергея,
И тот, ходил уже, в курятник, не робея,
Не ревновал к курям, наверно, пацана,
Всех остальных долбил кого куда.

На пруд иль на колодец за водой
Серёжу бабушка всегда брала с собой.
То на лужайке, перед домом, бегает, резвится,
Хотя и мал, уже на месте не сидится.

«Чай погонять» любили с бабкой вечерами
Из самовара с плюшками, вареньем, разными сластями.
Так потихоньку время коротали
И незаметно выходные наступали.

Тогда и папа с мамой, то есть, Женя с Галей
 В деревню, словно, в гости приезжали.
Конфетки, шоколадки, новые игрушки;
Машинки, пистолетики и разные зверушки.
 
Так было летом, осенью, весной,
Но, каждый год, вернее каждою зимой,
Серёжа с бабушкой вещички собирали,
Переезжали в город, и в квартире «Новый год» встречали.

Там можно было печку не топить,
И за водой к колодцу не ходить,
Но, как-то, было бабушке не по нутру;
Привыкла она к дому своему.

Что делать, так устроен каждый человек;
В свой жизненный, порой не долгий век,
Способен приспособиться, к любому быту,
Лишь-бы кому-то нужным быть и не забытым.

Тем временем Евгений с Галей дома не сидели.
Устав прилично на работе за неделю,
По выходным, к друзьям ходили и к родным,
А иногда случалось, гости приходили к ним.

В соседнюю с родной деревню, как-то их на свадьбу пригласили,
Признаться, туда часто раньше не ходили.
Ну, не отказывать ж такому приглашению...
Пошли, купив подарок к поздравлению.

Кого не знали, с теми подружились.
Всю ночь гуляли, даже не ложились.
Наутро, как всегда в то время, свадьба продолжалась;
Как водится, закуска с выпивкой осталась.

Домой собрались, вечерело,
Угасшее светило уж не грело,
Все кому в город было надо, собирались,
С хозяевами, с новобрачными прощались.
 
Одна бабуля к Женину прижалася плечу:
«Счастливого пути», - сказала, - «Пожелать тебе хочу».
Сказала, чтобы шёл, не торопился,
Со всеми вместе шёл, чтобы не заблудился.

Ещё сказала: «Дома только утром будешь,
И гулянку эту никогда не позабудешь.»
На улице тем временем стемнело,
Всё потому, что солнышко, за горизонтом село.

На рейсовый автобус путь лежал вдоль леса, через поле,
Потом пришлось спускаться в дол за полем поневоле.
Так уж наездили дорожку,
С песнями продвигались понемножку.

Евгения припёрло в туалет,
Ему кричат: «Пошли»,- а он в ответ:
«Идите, я вас скоро догоню,
Вот только брюки подтяну».

Никто значения словам не придал,
И весь народ, а с ними и Галина, дальше пошагал.
Оправившись, скорей засуетился,
Споткнулся, и с обрыва в дол скатился.

Видать ударился он обо что-то головой,
Сознание потерял, когда очнулся, сам он был не свой.
Вокруг темно, луна лишь светится в ночи.
Чуть дальше глянешь, не видать ни зги.

Собрался, звук машин вдали услышал,
Побрёл на звук, в конце концов, на трассу вышел.
Остановил автобус, первый что попался,
Зашёл в салон, и на сидении распластался.

Вдруг незнакомая деревня появилась
При свете фар домами осветилась.
Дурная мысль мелькнула в голове:
«А нахожусь-то я, вообще-то, где?»

Видать не в город от него автобус ехал...
Вот это да, вот это вот потеха.
Никто в салоне, и шофёр, про это, ничего не говорил,
А самому язык на что, что сам-то не спросил?

Но делать нечего – автобус тормознул,
И снова в темень непроглядную шагнул.
Теперь хоть точно знал, куда идти...
Побрёл тихонько по известному пути.

Наверно, ведьма та старуха, что прочила неблизкий путь,
Лишь бы сейчас, в потьмах, куда с дороги не свернуть,
А дома себе места не находят...
Галина мыслями дурными всё себя изводит,

Все уговаривали, что догонит,
Автобус рейсовый, мол, часто ходит,
Не дождались – и на те, результат;
Не спит никто уже который час подряд.

Но всё же Жене в чём-то повезло;
Попутно ехал из далёких мест «авто»,
Остановился, взялся подвезти,
Ведь всё равно ему же по пути.

Домой под утро только лишь добрался,
Весь по уши в грязи, устал и настрадался.
А у домашних сразу отлегло...
Задал забот, как малое дитё.

Толь чертовщина в явь какая–то была
И ведьма та дурное наплела,
Толь было это просто совпадение,
Нашедшее на Женин мозг затмение.

Хоть и не часто, всё же приключения были;
Одни из них запомнились, другие позабылись,
Без юмора и шуток скучно и не интересно жить.
Жить нужно весело и жизнь любить.

Хотелось повидать другие города, места другие,
Хоть страшновато покидать края родные,
И всё ж сумели прокатиться по большой стране,
Не то, что бы местах во многих, всё же побывали кое–где.

Шум моря с шелестом прибоя
Ласкал их слух под тенью пальм в часы покоя.
Манящий блеск высокогорных речек и озёр
Пленял их взгляд,
                и ослепляли белизной вершины гор.

Прибалтика культурой, чистотою поражала,
Как россыпь янтаря, в те времена сияла,
Но русских, как сейчас, там не любили,
Фашизм, кто победил, уже забыли.

Великий Ленинград – венец Петра творений,
Вознёсся над Невой – архитектуры гений,
С его Проспектом, Эрмитажем и мостами;
Великолепие, воздвигнутое мастерами,

А, путешествуя, Москву не посетить...
Себя и Родину выходит не любить.
На Красной площади дань Ленину отдать,
Горах на Воробьёвых побывать.

Да мало ль мест прекрасных по Москве,
А сколько их ещё по всей стране.
Была бы иха воля, так бы и катались,
И, путешествуя, всем этим наслаждались.

Но дома ждут семья, работа,
Вновь словно в омут с головой, хоть не охота,
Как будто бы и не были нигде,
Как в сказочном всё было сне.

Серёжа вырос, стал большим,
 Им стало скучно с бабушкой одним.
Решили, чтобы папа с мамой, то есть Женя с Галей,
Сестрёнку иль братишку покупали.

На общем на семейном на совете,
Купить ребёночка решили к следующему лету.
Запомнил обещание Серёжа,
Была за это и бабуля тоже.

Что ж, раз решили надо в жизнь внедрять,
И начали тихонько на ребёнка деньги собирать.
Не мало времени с тех пор прошло
Покуда с малышом им повезло.

Родился мальчик; братик, внук и сын,
Обычный рост и вес – не исполин,
Но как-то ему сразу не свезло,
Покрылось диатезной коркой тельце всё.

Толи врачи прохлопали заразу эту,
Толи в родне болел когда-то кто-то где-то,
Только страдал мальчишка ни за что;
Зудело и чесалось тельце всё.

Врачей, знахарок местных обошли,
Но вылечить болезнь так не смогли.
Немного вроде заглушили...
Что делать, мучились и жили.

Ни в ясли, ни в детсад, понятно не пошли,
Ведь старший, а теперь и младший с бабушкой росли.
Всё как у всех, когда-то в первый раз,
Пошёл Серёжа в школу в первый класс.

И Коле первый шаг свой сделать помогли.
В честь дедушки сынишку Колей нарекли.
За шагом шаг, и побежал пацан,
Пусть с чьей-то помощью, пусть неуверенно, но сам.

А время шло, летело, не вернуть,
Уверенно прокладывая путь.
Не обращая на людей внимания.
На радость и любовь, на горе и страдания.

Детишки подрастали и взрослели,
А взрослые тихонечко старели.
От этого не деться никуда,
И никогда не повернуть назад года.

Герои наши жили как всегда;
Работа, дом, любимая семья.
По выходным ходили прогуляться;
 Среди деревьев в парке отдохнуть, на каруселях и качелях покататься.

Деревню, Родину свою, не забывали
И Жениных отца и мать, довольно регулярно посещали,
Да и родных в деревне было много,
Так что желанною была туда дорога.

При встрече сразу шумное застолье, пир – горой.
Не виделись неделю, боже ж мой,
Не в этом дело, просто жизнь была другой;
Счастливой, предсказуемой такой,

Уверенность была грядущем дне.
Причём всё это наяву, а не во сне.
Пусть всевозможных не было изысков,
Одежда с зарубежной модой не стояла близко,

Зато без зависти, все дружно жили;
Повеселиться, погулять любили,
Шутили, шутников не обижали,
Петь и плясать на праздник обожали.

Не уступали всем и Женя с Галей;
По праздникам и пели и плясали…
Родные ихи жили в четырёх домах,
И в каждом доме надо было побывать в гостях.

Евгений спать обычно не ложился,
И до пьяна ни разу не напился.
Галина засыпала, он всё баил
Других, за что без сна оставил.

Почти что каждый праздник так бывало;
Чудил и потешался он не мало.
Один раз все уснули, он один бродил в потьмах,
Ох, не любил Евгений одиночество, ну просто страх...

Завёл будильник, к свояку подкрался втихаря.
Всё сделал осторожно, не спеша.
Меж ног, поближе к паху положил...
После звонка свояк так завопил...

Что разбудил, наверное, в округе всех...
Имела шутка ослепительный успех.
Из уст летело много слов, всё матом,
Чуть–чуть не стал свояк дебилом и дегенератом.

Что делать-то, пришлось ему вставать,
Бутылку водки из заначки доставать.
От чёрта ладоном, от Жени ну никак не отвязаться,
И толком не проспавшись, сел за стол опохмеляться.

Глядишь и не заметно расцвело,
Полуночники, пузырь допили, стало хорошо,
Все потихоньку стали подниматься,
Ну а свояки думать, чем теперь заняться.

На огонёк ещё тут гости подтянулись,
Давно в округе все уже проснулись.
В деревне в гости запросто, как в дом родной.
Но прежде печку истопить, сходить к колодцу за водой,

Да на дворе порядок навести, скотину накормить,
Да, вот ещё, корову подоить,
Ей всё равно, что праздник, ждать не будет,
Так что вставали рано каждый день, когда петух разбудит.

Евгений с Галей чем могли, тем помогали,
Сначала дело, а потом гуляли,
Хотя, одно другому не мешало;
Всё успевали, времени на всё хватало.

Детей вниманием не обделяли;
Все вместе веселились и играли;
И дедушка, и бабушка, и сёстры, и братья...
Был слышен детский смех аж с самого утра.

Но всё кончается и праздник тоже,
А продолжать его без повода, себе дороже.
Вновь будни трудовые; дом, работа,
Хотя сутра вставать так неохота.

Так было с поздней осени до ранней до весны.
Когда ещё цветы не расцвели
Настраивалась бабушка, забрав с собою Колю,
В свой дом уехать, в деревенское раздолье.

И начинались с той поры весенние заботы.
Семью ждал непочатый край работы:
Перекопать всё в огороде, распахать усад,
Забор поправить и облагородить сад.

Тогда уж в выходные некуда деваться
Евгению и Гале, в общем, всем в дела впрягаться.
А всё же воздух на природе чище;
Всё дышит и поёт, ну чем не красотища.

Был домик бабушкин на самом на краю деревни,
И не сказать, что был он очень древний.
В одной из комнат кухня, там же печка,
Окно, оттуда выходило прямо на крылечко,

Другая не мала, невелика;
Одно окно во двор, да по фасаду два,
Крыльцо высокое и сени не плохие,
А из сеней во двор ступеньки не большие.

Скотину, где держали раньше; кур, гусей, корову,
Под крышею сушила. Где держали сено и солому,
Сарайчик перед домом с погребком.
Да банька в огороде, рядом лавка со столом,

Где можно было посидеть в тени деревьев,
Среди спокойствия мирского впасть в забвение.
Здесь устаёшь физически, душою отдыхаешь,
Ты словно в сладком сне над суетой людской порхаешь.

Но огород ещё никто не отменял,
Усад свояк на лошади вспахал.
А то бы и его пришлось копать;
Там посередине встанешь; ни конца ни края не видать.

Когда с своей картошкой на усаде завершали.
Родне с посадкой помогали.
Всё как-то получалось быстро, дружно;
Все собирались, если было нужно.

Детишки повзрослей то ж помогали;
Картошку в ямки весело кидали.
Конечно, праздник после посевной;
Застолье; водка и вино, ну, в общем, пир – горой.

Потом как прежде – будни: дом, работа, школа,
Пройдёт неделя и суббота скоро...
Опят в деревню, от души пахать,
А после расслабляться, отдыхать.

Тут лето наступало, в школе перерыв,
Каникулы, Сергей про всё забыв,
На лето к бабушке засобирался,
С друзьями городскими попрощался.

В деревню с папой, мамой укатил
На лето, город вспоминать забыл.
Там пруд, рыбалка, свежий воздух,
Лес рядом, ягоды, грибы, ну, чем не отдых.

Позднее начинался сенокос.
Траву косили, да сушили и везли за возом воз,
Зимой что б было чем скотину прокормить,
Довольно много надо сена накосить.

Кому-то нравилась страда,
Кому-то было в тягость.
Стояла страшная жара,
Косила с ног усталость,

Но без кормов никто не оставался;
Как не тяжёл был труд, всяк сколько мог старался.
Устроен так крестьянский быт;
Кто впахивает, тот и сыт.

Меж тем у каждого была ещё работа;
Работали все, хотя было неохота,
Всё успевали, и косили, и гребли,
Платили уже деньги, а не трудодни.

Вместо колхоза стал совхоз,
И тот названий много перенёс.
Артель разрушили, народ стал ездить в город
Работать на заводе, кто силён и молод.

Так вот размеренно в деревне жизнь текла,
Одна страда кончалась, следующая шла пора;
Уборочная уже на носу.
Сменял крестьянин на комбайн косу,

Вновь в пахоте с рассвета до заката.
Поближе к осени в цене была лопата;
На огородах собирали урожай,
 Опять работай, только не зевай!

Правда, картошку убирали вместе, дружно
Друг другу помогали, было нужно,
Как только урожай весь собирали,
Всем миром отдыхали и гуляли.

Ловили бреднем рыбу и уху варили
И сами ели рыбаки, других кормили.
Несли из дома каждый, у кого что есть;
Закуску, выпивку, столько бывало, что не съесть.

Кончалось лето, не заметно осень наступала,
Хотя, бывало часто, солнышко сияло,
Только всё меньше грело, летнее тепло прошло,
 В лесу листвой тропинки замело,

На небе тучи опустились ниже.
И голос птиц, на юг летящих, слышен,
Всё чаще дождик омрачает дни,
Заметно убывают их часы.

Серёжа, Коля, бабушка, на зимнюю квартиру в город
Уехали,
                Что б быть в тепле в морозный холод,
И встретить Новый год в кругу семьи,
Что б позабыть печали все свои.

Менялось время года, как всегда:
Весна и лето, осень и зима,
А годы улетали словно птицы,
Вот только не дано им было возвратиться

Назад,
             и время вспять не повернуть
Учтя ошибки, прошлый путь
Пройти,
                без бед и огорчений,
И всяких неприятных приключений

Не суждено,
                и нам не изменить,
И по-другому, годы не прожить,
Которые отмерены судьбой,
Несправедливою, жестокою порой.

И так немало времени прошло,
Воды с тех пор немало утекло,
Произошло немало изменений,
Хороших иль плохих, есть много мнений;

У Жени сёстры и братья, все выросли и повзрослели.
Разъехались все, кто куда, и семьи заимели.
В деревне. Только Николай остался,
И тот работать в город каждый день мотался.

С супругой дом купили свой,
Не очень, правда, и большой,
Но как ни как своё жильё;
Пожалуй, что важней всего.

У Гали брат с сестрой в деревне так и жили.
Нормально в общем, как и все, работали, детей растили,
Подрос и Коля, в первый раз
Пошёл учиться в первый класс.

Дом бабушкин, в котором летом жили,
 Продать решили, как не дорожили,
 Но стал обузой по тогдашним временам...
Не дорого отдали по деньгам.

Ну что ещё сказать, жизнь продолжалась
И не заметишь, как наступит старость,
Об этом уже будет сказ другой.
Ну а пока прощайте, ухожу я на покой.