Ребекка

Ребекка была прелестна в свои неполные пять лет. Огромные глаза с загибающимися густыми и длинными ресницами. Ротик бантиком, носик кнопочкой. Нежный румянец озарял круглые щечки. Черные волосы каракулевой шапочкой украшали ее милую головку. Маленькая, меньше большинства своих ровесников и легкая, как кузнечик, она любила всех вокруг.  Всем улыбалась, обнимала всех знакомых при встрече и постоянно что-то напевала, пританцовывая под свои песни. Удивительно ласковая девочка радовала своих родителей безмерно. И только одно беспокоило ее сверх требовательную мать – девочка почти ничего не слышала. Дефект слуха развился стремительно после обычного гриппа, перенесенного довольно легко примерно за год до описываемых событий.
Ребекка воспринимала все происходящее как игру. С десяток докторов стали ее лучшими друзьями и почти родственниками, ведь они учили ее читать вслух, угощали ее конфетами, рисовали с ней и устраивали целые представления с пальчиковыми куклами. Но поиски средств по восстановлению слуха не давали результата. Ни участковый педиатр, ни отоларингологи в больнице не могли ничем помочь.  Оставалось последнее средство -  выезд на родину отца Ребекки, где ее родная бабушка была главным врачом большой столичной клиники.
К поездке готовились долго и тщательно. Резкая смена климата могла повредить ребенку. К тому же Жанна, мама Ребекки, побаивалась встречи со свекровью и свекром, которых не знала совсем – языковый барьер не позволял им общаться даже по скайпу. Наконец все было готово к отъезду. Подарки красиво упакованы. Чемодан с одеждой маленькой модницы собран. Мамины вещи вместе с одеждой отца поместились в другой чемодан. Ребекка прыгала на одной ножке от радости – она увидит свою бабушку! у нее есть свой розовый чемодан на колесиках! она полетит на самолете! она побывает в Африке! и, возможно, увидит живого крокодила… - это было страшно, но не очень - папа спасет ее от страшных челюстей кровожадного чудовища!
Перелет занял двадцать пять часов с пересадками.  Когда семья Ребекки прилетела, дедушка и бабушка с радостью встретили свою внучку и ее родителей. Они много смеялись, сверкая изумительно белыми зубами и ясными с голубизной белками глаз.  Дедушка подхватил Ребекку на руки и бережно понес ее. Бабушка, после поцелуев и объятий с сыном, обняла за плечи невестку и ласково вела ее к своей большой машине с тонированными стеклами. В аэропорту все улыбались им. В машине сидел огромный светлокожий улыбающийся шофер. Казалось, что для всех жителей Браззавиля с приездом Ребекки и ее родителей настало время праздника.
Весь следующий день после прилета в Браззавиль вся семья спала, да и следующие сутки им было не до башни Набемба, базилики Святой Анны и муниципальных садов. Только к вечеру второго дня Ребекка с мамой смогли выйти из комнаты, любезно предоставленной в их распоряжение милой хозяйкой дома. Было странно называть ее бабушкой. Да и дедушка выглядел молодо и имел спортивную фигуру. Скорее он выглядел как брат-близнец Жозефа, отца Ребекки. Все было бы просто отлично, если бы не странное нежелание Жозефа переводить слова своих родителей жене и дочери. При этом он говорил со своими родителями очень много и переводил им все, что говорили его жена и дочь. Это очень нервировало Жанну. За обеденным столом общение не получалось и все улыбались друг другу с виноватым видом.  Впрочем, Ребекка продолжала петь и пританцовывать, как и прежде, в родной Калуге.  Ей было хорошо и весело.
Через три дня они совершили первую прогулку по столичным улицам под цветущими акациями и какими-то невысокими деревьями с ярко-красными цветами. Это было восхитительно -  они любовались кокосовыми и масличными пальмами, посмотрели издали на столицу соседнего государства – Киншасу. Несколько дней они посвятили знакомству с родиной Жозефа. Саванна, жирафы, слоны, странные деревья с плоскими кронами, мощная река, водопады - в общем, им очень понравилось все. Даже изнуряющая жара.
Но надо было приступать к диагностике и лечению Ребекки. В первый понедельник по их приезде в Браззавиль Жозеф сказал Жанне, что Ребекку необходимо сегодня положить в клинику для полноценного осмотра, анализов и необходимых процедур. Машина уже приехала, и он сам отвезет дочь. Жанна попыталась уговорить его взять и ее в больницу. Но Жозеф был непреклонен в своем решении - Жанне ехать не надо, она будет только мешать, ее задача – собрать ребенка и ждать возвращения Ребекки из больницы через неделю.
Жанна разрывалась между страхом за здоровье ребенка, печалью от разлуки с дочерью, желанием угодить мужу, неожиданно ставшему суровым и неласковым и опасениями, что всему виной тщательно скрываемое плохое отношение свекра и свекрови к невестке, не пожелавшей изучить родной язык мужа.
Жанна хотела бы выучить французский язык, но застенчивость мешала ей говорить, ей казалось, что она смешна со своим «нижегородским прононсом», к тому же времени у нее катастрофически не хватало – воспитание ребенка, домашние хлопоты, работа, заочная учеба в университете, садовый участок – французский язык был отложен до лучших времен. Теперь она раскаивалась в этом, но исправить ничего не могла. Ребекку отвезли в больницу без нее. И даже не сказали куда и на сколько. Жанна находилась в своей комнате безвылазно. Ее никто не беспокоил. Горничная заходила легкой тенью прибрать, занести еду и вынести нетронутые тарелки. Жанна не могла ни есть, ни спать.
Спустя два дня Жозеф пришел в комнату к Жанне и сказал, что Ребекка во время прогулки по городу заразилась каким-то вирусом, но это не опасно. Просто у их дочери небольшая сыпь на теле и не очень высокая температура, около тридцати семи градусов.  Он даже назвал этот вирус, словно это имело значение. Жанна спросила, можно ли ей пойти к дочери, и получила в ответ твердое «нет».
К вечеру Жозеф снова вошел к ней. Спокойно сказал: «Все в порядке. Ложись спать. Я поеду к Ребекке на ночь. Надо отвезти лекарство и проконтролировать дозировку при введении в вену». Как раненая кошка, всю ночь металась Жанна по комнате, перекладывала на полках вещи Ребекки и все время ждала. Ждала то ли чуда, то ли беды.
Утром Жозеф вошел к ней с мрачным посеревшим лицом: «Поехали. Срочно. Мы можем опоздать». Он быстро вышел. Жанна метнулась за ним. Он уже спустился на первый этаж и открывал входные двери. Жанна догнала его около машины. Он молча открыл дверцу, помогая ей сесть в салон. Также молча сел на водительское место и в карьер рванул машину. Через пятнадцать минут гонки на предельной скорости они были у дверей клиники.


Жанна

 Около входа в здание Жанна почувствовала внезапную тошноту и головокружение. Она попыталась опереться на плечо мужа, но тот резко повернулся, грубо взял ее за локоть и ввел в залитый солнечным светом холл.
- Жди здесь.
 Он указал на белый кожаный диван напротив рецепции, а сам пошел, ни разу не оглянувшись на нее, к стеклянной кабине большого лифта.
- Я с тобой.
 Дернулась вслед ему Жанна и едва не упала на белых блестящих плитах пола. К ней подбежал санитар и почти насильно усадил на диван. Лифт бесшумно скользнул вверх, унося ее мужа куда-то в неизвестность. На столик перед ней поставили высокий стакан воды со льдом. И она осталась одна в огромном гулком помещении. Едва слышно жужжал климатконтроль над ее головой, озонируя и охлаждая воздух. В огромном аквариуме медленно передвигались большие рыбы с уродливыми головами. Рыбы словно прислушивались к тому, что происходит вокруг. И Жанна прониклась родством с этими ужасными рыбами - она так же нема здесь, так же ждет неизвестно чего, так же прислушивается к каждому звуку и точно так же никому не интересна.
 Головокружение отступило, но тошнота по-прежнему накатывала волнами. Это было похоже на состояние токсикоза. Словно она снова была беременна, как год назад. А потом Ребекка пришла из садика с высокой температурой. Врач диагностировала грипп. Ребекка болела целую неделю, а потом все стало хорошо. Ребекка поправилась. В доме никто не заразился. Токсикоз за время болезни Ребекки также закончился. Все стало очень хорошо. Так хорошо, что не верилось в возможность такого счастья для обычной женщины из маленького города в огромной России. У нее была умница дочка, красивый экзотичный муж, она ждала от него сына, у нее были интересная работа, благоустроенная квартира, десять соток дачного участка с двухэтажным домом и ухоженным садом, спортивный автомобиль и родители в  соседнем Брянске. У нее было все. У нее и теперь все есть.
 Кроме сына. Сына у нее не будет никогда. Дефект развития плода... преждевременные роды... большая кровопотеря... операция по удалению матки... Она не хотела ни вспоминать об этом, ни думать о том, зачем ее стерилизовали. Была ли в этом  хоть какая-то необходимость? Жанна и теперь этого не знала. Муж резко переменился к ней после этой операции. Но перестал быть внимательным и предупредительным. Он был теперь только хорошим отцом их девочки. И перестал быть мужем. Она чувствовала тошноту. Вспоминала, как мучилась токсикозом. И укоряла себя за то, что тогда не понимала, как она счастлива.
 Токсикоза нет и быть не может. А рвота неудержимо накатывает. Жанна привстала с дивана в поисках туалетной комнаты или человека, который подскажет ей, куда пройти. В холле не было ни души. Если не считать рыб, цветущий рододендрон и маленьких попугаев в большой клетке у подножия кадки с рододендроном.
 Жанна пошла вдоль белой пластиковой стены, пытаясь открывать попадающиеся двери. Все двери были плотно закрыты. Наконец одна из них распахнулась под рукой Жанны и она увидела врачебный кабинет. Кабинет был пуст, но в углу у входа была раковина для мытья рук.
 Жанна судорожно согнулась над спасительной раковиной. Потоком хлынула бурая вода. Жанна даже несколько испугалась силе этого извержения. Подумалось, а если бы она не успела найти этот кабинет?  Включила холодную воду, смывая все, что вылилось из нее. С наслаждением прополоскала рот. Но облегчения не было. Тошнота также мучила ее, хотя рвота прекратилась. Жанна постояла еще в этом спасительном для нее кабинете, но никто не появился здесь, и она пошла назад, к дивану. Ждать.
А что еще ей оставалось делать?

Клиника
Ирина Валерьевна Шеина
   Пока Жанна судорожно металась по вестибюлю клиники, Жозеф проехал на лифте на верхний этаж, прошел по светлому коридору к палате дочери. В большой комнате с опущенными жалюзи на окнах стояла только одна кровать. Около кровати была стеклянная тумбочка, на которой стояла высокая прозрачная ваза с каскадом ниспадающих из нее вьющихся цветов и трав. Рядом с вазой стояло серебряное блюдо с яркими, словно игрушечными фруктами. Напротив кровати на стене был установлен экран домашнего кинозала. На экране беззвучно мельтешили диснеевские мультяшки.
   Ребекка полулежала в кровати, обнимая мехового котенка, которого привезла с собой из России, и смотрела на экран, сопереживая героям мультфильмов. Ее осунувшееся личико выражало целую гамму чувств - она гневно хмурила брови, когда враги одолевали героя сказки, смеялась, когда герою удавалось победить, ее губы изгибались уголками вниз, если кому-то в анимашке было плохо.
   Она так сосредоточенно следила за всем происходящим на экране, что не заметила прихода отца. Жозеф остановился в дверях и молча наблюдал за дочерью, изредка вскидывая глаза на экран, сверяя эмоции на личике Ребекки с происходящим в кино.
Но даже тень улыбки не пробегала по его плотно сжатым губам. Его лицо было сурово и озабоченно.
   Он оглянулся в поисках медсестры. Нетерпеливо хлопнул по дверному косяку ладонью и стремительно вышел. Ребекка повернулась на резкий звук, но не успела увидеть отца и снова стала смотреть беззвучное кино.
   Жозеф прошел по коридору не более трех шагов, когда навстречу ему столь же стремительно из ординаторской вышла палатная сестра. Она везла сложное сооружение, состоящее из высокой стойки на колесиках, обвитой прозрачными трубками, стеклянной колбы и целого арсенала разнообразных датчиков, колбочек и блестящих штук непонятного назначения.
 - Je maintenant, monsieur (я сейчас сударь)
 - Se presser. (поторопись)
 - Oui bien s;r (да, конечно)
   Медсестра вкатила в палату к Ребекке свой устрашающего вида агрегат.
 - Eh bien, b;b;, мaintenant, nous faisons une petite piq;re,  et va regarder votre film (ну, малышка, сейчас сделаем маленький укол, и будешь смотреть свое кино)
   Ребекка нахмурила личико, но снова заулыбалась в ответ на улыбку ласковой медсестры. Она с готовностью протянула худенькую ручку, отложив на подушку своего любимого котенка. Медсестра ловким, профессионально отточенным жестом обтерла предплечье ребенка ватным тампоном со спиртом и ввела тонкую иглу под кожу, отвернула маленький кран в основании колбы, проследила взглядом за наполнением  одной из тонких гибких прозрачных трубочек и подсоединила ее к игле. Закрепила иглу лейкопластырем и присела на стул, стоящий около кровати.
  Ребекка удобнее утроилась среди подушек и приготовилась смотреть мультик. Игла и текущее через иглу лекарство не беспокоили ее.
  Через несколько минут, прошедших в полном молчании, в комнату вошел Жозеф. Ребекка не отреагировала на его появление. Глаза ее, оставаясь широко открытыми, утратили подвижность взгляда. Еще несколько минут она сидела, опираясь на подушки. Потом ее тело ослабело и она опрокинулась навзничь.
  Медсестра закрыла клапан, вынула иглу и молча выкатила капельницу из палаты. Жозеф приподнял тело Ребекки, потом снова положил его на кровать. Постоял в раздумье и медленно вышел в коридор. Он не стал вызывать лифт и стал медленно спускаться по служебной лестнице, непроизвольно оттягивая время. Ему не хотелось сейчас говорить с Жанной. Но пойдя два пролета, он сделал скорбное выражение лица, подошел к лифту и спустился в вестибюль в кабине.
   Здесь он и нашел свою жену в крайне смятенном состоянии.
 - Мне надо срочно привезти лекарство. Подожди меня тут. Я быстро.
 - Может быть я поднимусь к Ребекке?
 - Нет, не надо. Мы вместе пойдем к ней через пять минут. Аптека здесь близко, в одном квартале. Не задерживай меня. Дорога каждая секунда.
    Он пошел к раздвижной стеклянной двери, и в то мгновение, когда он начал ее открывать, с лестницы раздался крик. Жозеф вздрогнул и остановился, обернувшись. Жанна непроизвольно схватилась за горло.
  - en retard, votre fille... (поздно, ваша дочь...)
  - Нет! - закричал Жозеф.
   Жанна побледнела и без чувств осела на каменный пол.

Жозеф

 Жозеф резко повернулся к Жанне, подошел к ней, наклонился, двумя пальцами правой руки дотронулся до шеи, отыскал слабо пульсирующую жилку и, сверяясь с золотыми часами на левой руке, посчитал пульс. К ним подошел врач и две миловидные медсестры в форменных брючных костюмах со сложным разноцветным орнаментом палевых, розовых и бирюзовых оттенков. Медсестры присели на корточки рядом с лежащей на полу Жанной. Одна из них приподняла ей голову. Вторая подложила под голову надувную подушечку.

Врач задал вопрос: "palpitations?" (сердцебиение?) Жозеф спокойно ответил: «normalement» (в норме)

В холл вошла мать Жозефа.
- Comment est-elle? (Как она?)
- tout va bien. (Все нормально)

Санитар подкатил носилки. Мужчины уложили Жанну на них. Мать Жозефа бережно прикрыла ее простыней и отдала ряд распоряжений младшему персоналу. Носилки с Жанной вкатили в лифт и отвезли в палату Ребекки. Здесь ей наложили кислородную маску и сделали укол в вену. Затем ее руки и ноги пристегнули широкими ремнями к носилкам.
 
Спустя пару мгновений Жанна открыла глаза и увидела склонившееся над ней озабоченное лицо Жозефа.
- Как ты?
- Где Ребекка?
- Она здесь.
- Где мы?
- В палате Ребекки.
- Как она?
- Тебе нельзя волноваться. Ты очень сильно ударилась головой. У тебя, вероятно, сотрясение мозга. Пожалуйста, лежи спокойно.
- Где моя дочь?
- Она здесь.
- Где? Я не вижу ее.
- Тебе нельзя вставать.
- Покажите мне ее. Ребекка, дочка, подойди, посмотри на меня!
- Жанна, крепись. Ребекка больше не сможет на тебя посмотреть.
- Что с моей дочерью?
- Жанна, у тебя больше нет дочери. Попрощайся с ней навсегда.
- Нет! Этого не может быть! Она еще вчера была здорова… Почему ты так говоришь? Это злая шутка, Жозеф! Где моя дочь?
- Жанна, пожалуйста, выслушай внимательно. Здесь есть очень опасные вирусы. Местные жители безболезненно переносят их присутствие, а европейцы тяжело болеют. Особенно дети.
- Ты знал это, когда вез нас сюда?
- Да, но я думал, раз Ребекка моя дочь - с ней ничего не случится.
- Ты пугаешь меня!    Почему ты так спокоен?
- Мне уже сделали укол с успокоительным. Сейчас такой же укол сделают тебе. Тебе станет лучше.

Жозеф нажал кнопку звонка в изголовье носилок, на которых лежала Жанна. В палату вошла медсестра с подготовленным шприцем. Жанна с ужасом посмотрела на медсестру, ее взгляд застыл на шприце.
- Мне никогда не станет лучше! Не трогайте меня!

Жанна дернулась, пытаясь встать, но ремни держали ее крепко. Медсестра ободряюще кивнула ей, уверенно ввела какой-то препарат в вену и прижала ватным диском место укола. Жанна обмякла, руки и ноги перестали слушаться ее, голова упала на подушку.
- Дайте мне мою девочку!
- Не сейчас. Полежи одну минуту. К тебе вернутся силы, голова перестанет кружится, а сама ты будешь спокойна. Ну, вот, теперь ты можешь сесть.

Жозеф отстегнул ремни, державшие Жанну, помог ей сесть. Потом, обняв ее за плечи, он помог Жанне встать и подвел ее к кровати Ребекки.
Ребекка спокойно лежала, обнимая мягкую кошечку.  На ее лице сохранялась легкая улыбка.  Только не было румянца на ее нежных щечках. Казалось, она заснула после продолжительной болезни. Жанна осторожно прикоснулась к руке Ребекки. Рука была холодная, но не ледяная, как ожидала Жанна, и мягкая. Жанна взяла дочь на руки и стала ее качать, как маленькую, напевая колыбельную. Она не могла поверить в то, что Ребекка мертва.
- Она просто спит. Ты обманул меня. Она спит. Видишь, у нее сгибаются ручки и ножки. Она держит свою кошечку. Она просто спит.
Жозеф взял девочку из рук жены.
- Не сходи с ума. Это реальность. Ты разрываешь мне сердце. Ребекки больше нет.
Он вынул мохнатую кошечку из рук ребенка и отшвырнул ее в сторону.
- Это ты разрываешь мое сердце. Почему ты отнял у нее ее любимую игрушку? Почему ты распоряжаешься нами? Почему ты так грубо себя ведешь?
-  Здесь очень жарко. Похоронить Ребекку придется сегодня. В жаре тело начнет разлагаться очень быстро. Тебе сейчас сделают еще один укол и ты сможешь принять участие в церемонии.

Жозеф уложил Ребекку на кровать, прикрыл ее простыней и нажал кнопку вызова врача. Снова вошла медсестра с подготовленным шприцем, молча ввела Жанне, не имевшей сил для сопротивления, лекарство в вену и вышла. В палату вошла мать Жозефа, еще какие-то женщины в белом, они приготовились к бальзамировке тела – Ребекку начали раздевать на глазах потрясенной матери. Никто не предложил ей выйти или принять участие в омовении.

Жанна стояла в полном отупении. Смотрела и не понимала.

Жозеф и его мать стояли в стороне и о чем-то тихо переговаривались.

Жанна не спит

   Жанна безучастно смотрела на все происходящее. У нее не было ни сил, ни желания шевелиться. Ей казалось, что бесконечно тянется ночной кошмар, насыщенный подробностями и разговорами. И она в этом сне - только пассивный наблюдатель. У нее были притуплены все ощущения. Она видела все происходящее, как в колеблющемся свете свечи. И при этом знала, что за окнами с опущенными жалюзи пылает раскаленное добела солнце. Она сидела на металлическом крае больничной каталки с напряженной спиной, едва касаясь ногами пола, и не понимала, почему ей так не удобно. И ей была безразлична эта не удобность ее позы. Она слышала голоса окружающих ее людей, и не слышала ни одного членораздельного звука, все голоса сливались в тягучую песню горного потока. Она чувствовала во рту вкус ржавого железа, но ей не было это неприятно. Ее даже не тошнило больше. Ей было все равно.

   Только один орган чувств не отказал ей. Она ощущала запах. Тонкий аромат духов свекрови сплетался в гармоничный букет с освежающим благоуханием хвойно-цитрусового ароматизатора, встроенного в кондиционер, цветочный дух присутствовал в замедленных движениях женщин, запах лекарств служил фоном, на котором ярким акцентом пробивалась смесь лаванды, сандала и иланг-иланга. И все вместе окутывало ее облаком бесчувственного покоя и легкого удивления - она никогда раньше не умела различать отдельные оттенки запахов.

   В этом облаке фимиама Жанна словно погрузилась в теплую ванну, откуда у нее не было возможности выбраться без посторонней помощи. Она потерянно смотрела на зыбкие контуры окружающих ее людей и не понимала ничего.

   Спустя несколько дней Жанна припомнила все увиденное ею тогда. Увиденное и не вызвавшее удивления или протеста.

    Свекровь помогла Жанне встать и подвела к Ребекке, спокойно лежащей на огромной постели. Жанна подумала, что здесь, на этой кровати, могло бы поместиться четыре или пять девочек, а лежит только ее ребенок. Жанна хотела прижать Ребекку к своему сердцу, чтобы ощутить хотя бы малейший признак жизни в сердце малышки. Жанна попыталась уловить дыхание дочери. Хотя бы намек на дыхание. Но тщетно. Тело девочки было неподвижно. Пушистые ресницы не трепетали, плотно прижавшись к щечкам. Руки Ребекки безжизненно раскинулись в стороны.

   Свекровь забрала девочку и снова уложила ее на подушку. Жанна не сопротивлялась. У нее не осталось воли. На ее глазах Ребекку уложили в прозрачный ящик на атласное розовое одеяло, положили вокруг нее множество белых цветов с настолько тонким ароматом, что он почти не пробивался сквозь плотное окружение других запахов. Жанне дали поцеловать закрытые глаза Ребекки. Кожа на веках ребенка была мягкая и нежная, как шелк.

   Потом два темнокожих санитара подняли ящик и понесли его пешком по лестнице. Следом повели Жанну, держа ее с двух сторон за локти. Свекровь, Жозеф и неизвестно откуда появившийся свекор шли сзади. Все шли молча. Шорох  полиэтиленовых бахил озвучивал процессию. Впрочем, людей было не много -  только родственники, медсестра, державшая Жанну и санитары, несшие Ребекку.

   Вышли во двор клиники, долго шли по какому-то лабиринту из высоких густых кустарников, прошли мимо розария и вошли в темную комнату с низким потолком. В комнате был земляной пол, усыпанный лепестками роз. Окон не было. Вместо окон были ниши. В некоторых нишах стояли большие вазы и ярко окрашенные закрытые ящики.

   "Где мы?", - спросила Жанна, оглядываясь в недоумении. "Это больничный некрополь", - ответил Жозеф."Это кладбище?", - вздрогнула Жанна. Она внезапно покрылась холодным потом. Волна удушливого жара накатила, ударила в голову, и Жанна упала в обморок.

   Очнулась она уже в доме родителей Жозефа. Она лежала на диване в светлой гостиной, наполненной цветами. Рядом с озабоченным видом хлопотала свекровь. Она натирала Жанне руки какой-то жидкостью, смачивала тонкую батистовую салфетку в этой же жидкости и покрывала ею лоб Жанны. Увидев, что невестка открыла глаза, она  позвала сына.

   Жозеф подошел, погладил Жанну по голове и грустно сказал: "Я уже думал, что потеряю тебя. Ты не приходила в сознание несколько часов". "Что со мной?", - Жанна попыталась привстать, но силы вновь отказали ей. "Этот вирус. Он смертельно опасен. Нам надо срочно возвращаться в Россию. Боюсь, что здесь мы не сможем спасти тебя". "Я хочу к моей дочери!", - воскликнула Жанна,- "Лучше я умру, чем покину моего ребенка!".
   - Нет, Жанна! Я не могу позволить тебе умереть тут. Мы вылетаем сегодня же. В Москве мы будем через сутки. Там хорошие врачи. Они помогут тебе. Наш рейс через три часа. Я уже взял билеты до Франкфурта и уложил наши вещи. Мама поможет тебе встать и даст лекарство, которое поможет тебе. К сожалению, его действие рассчитано только на шесть часов. Тебе придется в дороге выпить его еще несколько раз. А в Москве тебе помогут окончательно поправиться. Сейчас вставай. Мама сказала, что у тебя хватит сил на перелет.

   Жанне казалось, что он говорит безостановочно, чтобы она не успела ничего возразить или спросить у него. Но у нее не было сил ни на что. Она плохо понимала его.

  Спустя несколько минут Жозеф вышел и вскоре вернулся с чемоданом. Свекровь поцеловала ее в лоб. "Как покойницу," - подумалось Жанне. Это была последняя здравая мысль в ее голове на последующие несколько суток.

   Она не помнила, как оказалась в самолете. Она чувствовала жажду и жар. Жозеф наливал ей стакан за стаканом минеральную воду из бутылок, которые любезно предоставляли в его распоряжение стюардессы. Наливая минералку в стакан, он как-то очень сильно нервничал. Руки у него дрожали, и он каждый раз проливал мимо стакана и, подавая его Жанне, наливал воду на нее. Суетливо вытирал ее облитые руки, лицо, платье салфетками, которые ему также дали стюардессы. Но это не помогало. К концу полета платье Жанны было насквозь мокрым.

   Во Франкфурте их встретил мелкий осенний дождь с промозглым ветром. После сорокаградусной жары Браззавиля это было даже приятно. Жанна почувствовала прилив бодрости. Ей стало намного лучше. Она уже не была вареным овощем, и вновь возвращалась в свое привычное состояние энергии и прилива сил. Лекарство свекрови наконец-то начало давать позитивный результат.
   
  В аэропорту Жозеф сказал ей, что их рейс через десять часов, и провел Жанну в зал ожидания. Пребывание в продуваемом сквозняками зале огромного аэропорта затягивалось. Жозеф отошел куда-то. Жанна замерзла в своем легком и мокром платье. Она решила переодеться в дамской комнате. Открыла чемодан и с удивлением обнаружила, что ей нечего надеть.

   В чемодане лежали только две подарочные коробки, перевязанные красивыми бантами, ее нижнее белье, купальник и одна сорочка Жозефа. Она открыла подарки и в ворохе упаковочной бумаги увидела флакон французских духов и бутылку французского коньяка.
 
   Это были ее подарки родителям Жозефа в новой упаковке. "Ну, что ж, раз им не понравились мои подарки, придется их присвоить", - Жанна выпила залпом добрую порцию коньяка и стала рассматривать все то немногое, что было в чемодане.

   В кармане сорочки были пятьсот рублей и билет до Москвы на ее имя на рейс, который должен быть только завтра.
 
 Эпилог

  Жанна еще раз глотнула коньяк, но не почувствовала никакого облегчения. Ее била лихорадка. Мокрые платье и нательное белье облипали тело, словно болотная тина. Жанне надо было срочно переодеться. Или хотя бы высушить платье. Она закрыла чемодан и покатила его в дамскую комнату.
 
  Слабо понимая, что делает, она сняла с себя в кабинке всю одежду, надела купальник и встала перед автоматической сушилкой рук с развернутым платьем. Платье быстро сохло, и Жанна решила, что все будет хорошо. Сейчас она оденется, поверх платья наденет рубашку Жозефа, и перестанет лязгать зубами от холода. Она сосредоточилась на этой мысли, боясь признаться себе в том, что она осталась одна в незнакомом городе, в чужой стране, языка которой она не понимает, что муж сбежал от нее, что у нее умерла единственная дочь и что у нее никогда уже не будет детей. Это не помещалось в кипящем мозгу. Сейчас было важно только одно - ей нужно надеть сухое платье и рубашку мужа, иначе она умрет прямо здесь, на этом черном кафеле общественного туалета.

  Она настолько погрузилась в эту тягучую мысль, что не замечала испуганных взглядов входящих в дамскую комнату женщин и того, с какой скоростью они выскакивали в зал ожидания.

  Несколько минут спустя платье  было абсолютно сухим и приятно теплым. Жанна с нескрываемым блаженством натянула его на себя. Надела, как пиджак, рубашку Жозефа, поправила перед зеркалом волосы и пошла на выход, оставив свой, ставший теперь бесполезным, чемодан в туалетной кабинке. Билет до Москвы и жалкая сумма наличности делали ее свободной. Если бы еще не эта несносная лихорадка... Жанна подумала и вернулась за коньяком. Впереди было еще много часов ожидания вылета.

  С бутылкой в руке Жанна вышла в зал ожидания. Не прошла она и двух шагов, как к ней приблизились два дюжих полицейских. Ее взяли под руки и повели куда-то. Жанна задергалась, путаясь высвободиться.
- Что вы от меня хотите? Пустите меня!
Полицейские, не обращая внимания на ее слова, грубо волокли ее по залу. Жанна пыталась вырваться, но крепкие руки стражей порядка не давали ей возможности сделать даже одного самостоятельного шага. Бутылка выпала из ее рук и разбилась. Жанна начала кричать на полицейских: "Отпустите меня! Я ни в чем не виновата!" С разных сторон зеваки, включив камеры своих мобильников, снимали ее. Некоторые громко комментировали съемку. Роль мобильного репортера была им явно приятна.
  Жанну вволокли в комнату, где за большим столом сидел толстый полицейский чин.
- Это какая-то ошибка. Я ни в чем не виновата! Я завтра должна улететь в Москву!
- Wieder dieses russische Schweine! (опять эти русские свиньи!)
- Ja. Und sie war betrunken. (Да, и она пьяна)
- Wo sie abholen? (где ее подобрали?)
- In der Toilette. Sie wusch Kleider. (В туалете. Она стирала платье)
Полицейские засмеялись, словно это была какая-то остроумная шутка.
Жанна не понимала ни слова. Она видела, что произошла нелепость, ошибка, но не понимала ни ее причины, ни как ее можно исправить.
 
  Толстый полицейский куда-то позвонил, что-то произнес приказным тоном, кивком отпустил полицейских, задержавших Жанну и продолжавших смеяться. Через пару минут пришла немолодая женщина в полицейской форме. Она взглянула на Жанну и сказала на чистом русском языке: "Я должна вас обыскать и допросить. Пройдемте в соседнюю комнату". Она предупредительно открыла перед Жанной дверь и они вошли в небольшую комнату, где стояли стол, стул и табурет напротив стола. На табурет была направлена видеокамера. Жанна оглянулась и заметила еще одну камеру. "Повернитесь спиной. Теперь лицом", - женщина быстрыми уверенными руками в перчатках провела по телу Жанны. - "Почему Вас задержали?"
- Я не знаю.
- Как Вас зовут? Имя, фамилия.
- Жанна Сассу-Нгессо.
- Что Вы делали в туалете?
- Я переоделась в сухое белье.
- Почему Вы оставили Ваш багаж в туалете?
- Он мне не нужен.
- Зачем Вы его тогда брали с собой?
- Чемодан собирал мой муж. Я не знала, что он положил. Оказалось, чемодан почти пуст. Там только то, что мне не нужно.
- Где сейчас Ваш муж?
- Я не знаю.
- Вы прилетели с ним?
- Да.
- Где он сейчас?
- Я не знаю.
- Как зовут Вашего мужа? Имя,фамилия.
- Жозеф Рауль Сассу-Нгессо.
- Откуда Вы прилетели?
- Из Браззавиля.
- Когда?
- Два часа назад. Или чуть больше. Я не помню. У меня нет часов.
- Вы живете в Браззавиле?
- Нет.
- Где Вы живете?
- В России.
- Где в России?
- В Калуге.
- Что вы делали в Конго?
- Мы ездили к родственникам мужа.
- Для знакомства с ними после свадьбы?
- Нет, для лечения нашей дочери.
- Где Ваша дочь?
- Она умерла. Говорят, что она умерла... Но я не верю! Она не могла умереть! Ей только четыре с половиной года!
Жанна разразилась слезами. Женщина-полицейский подала ей стакан воды и, глядя на то, как Жанна захлебываясь пьет, с недоумением спросила Жанну: "Почему Вы поехали в Африку лечить Вашего ребенка? Почему Вы не лечили ее в Москве?"
- Я не знаю. Там у матери моего мужа своя клиника. Я думала так будет лучше. Я ничего не знаю! Помогите мне! Пожалуйста, помогите!
  Жанна сползла со стула и стала хвататься за стол, за руки допрашивавшей ее женщины, за свою голову.
- Я знаю, Вы можете мне помочь! Вы - русская. Вы понимаете меня!
- Я не понимаю Вас. Я - не русская. Я - немка. Я училась в России. И знаю русский язык. Но я не понимаю Вас. Я думаю, что Вы просто пьяны и сейчас все придумываете. Я не понимаю, зачем. Вас отведут сейчас в камеру. А утром, когда Вы будете вменяемы, я снова проведу допрос.
- Я не пьяна!
- Вы пили коньяк на глазах многих людей прямо из горла! Вы - пьяная женщина!
Она позвонила и в комнату вошел полицейский.
- In die Kamera!
- Я не делала ничего плохого! Помогите мне! Я не пьяная! Я сказала Вам правду!
- Хорошо. Утром я позвоню в Ваше консульство. Если все, что Вы сказали, правда, Вас отпустят. И Вы вернетесь в свою Калугу.

 Через несколько минут Жанна оказалась в камере за решеткой, где уже находилось несколько женщин. Ее новые соседки едва удостоили Жанну взглядом. Каждая из них была погружена в свои проблемы. Жанна с ужасом посмотрела на юную женщину в хиджабе, на босоногую девушку в сари, на татуированную девицу в разодранных джинсах и с грязными дредами, на толстую женщину в мужском брючном костюме. Все они жались каждая в свой угол на оттоманках, покрытых клетчатыми пледами.
  Все, кроме девицы в джинсах.
  Она резкими размашистыми шагами ходила по камере и с интересом рассматривала Жанну.
- Русская?
- Да.
- За что взяли?
- Не знаю.
- Так не бывает. Ты что-то делала не так, как можно здесь, в Германии.
- Я не знаю. Я пила коньяк.
- Ну, это не проблема. Все пьют. Кто шнапс, кто коньяк, но пьют тут все. Что еще ты делала?
- Не знаю.
- Подумай.
- Я оставила чемодан в туалете.
- Ну, молодца! То-то здесь был шухер! Террористку ловили. Из-за тебя, значит, загребли вахабитку с йогой. А в чемодане-то что было?
- Ничего.
- Ты, что, с пустым чемоданом ездишь?
"Чего ты пристала к ней?",- вдруг задала вопрос женщина в мужском костюме.- "Отстань от нее. Не видишь, плохо ей". Жанна с благодарностью взглянула на женщину. "А Вы тоже русская?" - спросила она. "Нет,"- усмехнулась женщина, - "Я - советская. Из Киргизии я,  а мои родители... мама - украинка, папа - полу-поляк, полу-немец. А еще у меня прадед был татарин. Мамин дед. Так, что, можно сказать, что я - русская. И Ритка эта патлатая тоже такая же русская,  как я".
- Ничего подобного! Я - украинка! А из-за вас, русских, у нас всех по всему миру  проблемы. Ведь ни за что йогу сюда сунули. Она в жизнь таракана не обидела. Да и вахабитку сюда посадили только из-за твоего пустого чемодана.
- Не надо. За хиджаб ее посадили. Пусть снимет свой платок, лицо откроет и катится на все четыре стороны.
- Ой, тетечка Валечка, добрая Вы, я на Вас посмотрю. Короче, завтра всех выпустят. В хиджабе ли, в сандалиях ли, без всего ли. Дольше, чем на ночь не задерживают. Проверено временем. Короче, давайте спать. Ночь уже".
И украинка завалилась на оттоманку. Вскоре в палате спали все. Даже Жанна. Она провалилась в сон неожиданно и глубоко. Сон ее был больше похож на обморок.
  Утром, когда дежурный открыл решетку камеры, и все пленницы гурьбой вывалились в коридор, Жанна осталась лежать. Валентина подошла к ней растолкать, дотронулась до полуобнаженного плеча и отдернула руку: "Ритка! Слышь, жар у нее! надо доктора! Скажи охраннику". "Сами разберутся. Вали отсюда быстрее, пока на следующие сутки не задержали!" И они быстро покинули камеру, не оглядываясь на странную русскую, которая ничего не знает, не понимает и только создает проблемы.

 Охранник вошел в камеру разбудить заспавшуюся женщину и, увидев, что она вся горит, выскочил в коридор, запер камеру и пробежал в кабинет начальника поста. Вызвали врача. Жанну привели в чувство. Ей сделали укол жаропонижающего и отправили в аэропортовскую больничку. Здесь ее осмотрел врач, говоривший на ломаном русском языке. Жанне сделали флюорограмму и взяли на анализ кровь.

 Женщина, которая накануне вела допрос, выполнила свое обещание и позвонила консулу. Консул приехал спустя четверть часа после того, как Жанну уложили в чистой светлой палате. Он имел непродолжительную беседу с врачом. Выяснил, что у Жанны двустороннее воспаление легких. В этот же день ее доставили в Москву, где по звонку консула ее положили в бесплатную клинику.

  Через три месяца Жанна уже была полностью здорова. Но ей постоянно чудился голос Ребекки. На работе с пониманием относились к ее горю. Ей помогли собрать деньги на дорогу.  Недостающую сумму она взяла  в кредит и спустя несколько месяцев выехала снова в Браззавиль.  Ей было необходимо разобраться в событиях той осени. Она не понимала, куда делся Жозеф. Она не верила в смерть Ребекки.

  В Конго она поехала вместе с Андреем, мужем двоюродной сестры, работавшим переводчиком в представительстве одной из французских фирм. Именно он пять лет назад познакомил ее с Жозефом.

 Несколько дней она, не зная адреса клиники и не зная адреса родителей мужа, вместе с Андреем пыталась разыскать следы Жозефа. Все было напрасно. В адресном столе информации о семье Жозефа Рауля Сассу-Нгессо не было. В справочной службе города не было также информации о клинике доктора Сассу-Нгессо. Ей сказали, что это очень известная фамилия. Но такого человека нет.

  Она в отчаянии кружила по улицам огромного города, пытаясь вспомнить, узнать улицы, где тогда была. Андрей терял терпение и звал ее назад, в Россию. Но Жанна, как одержимая, носилась по городу. На третий день их пребывания в Браззавиле Андрей "родил" идею: "Если Ребекка жива, они будут выводить ее на прогулки в парк или в зоопарк. Давай лучше походим по паркам. Там мы скорее можем их встретить". И они стали гулять по паркам.



Но, можно ли найти пятилетнюю девочку в городе с миллионным населением, даже если она там живет?



Жанна живет в Калуге. Где ее Ребекка, она не знает. Но у Жанны есть мечта - они встретятся. Она, Ребекка и Жозеф. И тогда Жанна ему все простит.