Четверг накануне понедельника

                ***


Проснулся рано, за окном июль.
Пошёл на кухню. Там, как будто тоже.
Вернулся, почесался и зевнул –
и здесь июль (как  и везде, похоже).
Проверил ванную, кладовку, туалет,
на миг предался умосозерцанью.
Ну, что ж, похоже, вариантов нет!
Июль везде сегодня утром ранним.
Вчера, как будто, также быль июль
который день с завидным постоянством.
Июль во мне. В меня проник июль,
не искривляя время и пространство.
Вчера (я точно помню) был четверг.
Ну, а сегодня, вроде, понедельник?
Так, значит, я сегодня Галилей
(по четвергам  –  я Николай Коперник).
С утра, во вторник  –  только сельдерей.
По средам  – только  –    радиоприёмник.
По пятницам  – приёмы для друзей.
Мой лучший друг  – какой-то пятитомник.

                ***

Мне хочется погавкать ввечеру
и побрехать на вольное пространство,
нисколько не впадая в гегельянство,
нести себе свободную муру.
Мой Абсолютный Дух ногами спит на юг,
превратностям зимы предпочитает лето.
И в параллель известному поэту,
он так же, как и тот, досадует на мух!
Он так же осуждает этих шлюх –
назойливых, вульгарных, приставучих,
микробных, грязных, наглых и вонючих,
жужжанием терзающих наш слух.
Пускай античный ритор Лукиан
пытался говорить о них иное
и в древности стоял за мух горою.
Не лучше мух и рыжий таракан

                ***


Протру очки, протру,  не торопясь –
на стёклах оседают пыль и грязь.
К определённой ясности стремясь,
я не хочу глядеть сквозь эту мразь –
чтоб не стояло серой пеленой
стекло преградой меж тобой и мной,
чтобы оно не портило пейзаж,
внося неясность в светлый антураж.
Я тру стекло решительной рукой
отнюдь не потому,     что нет другой.
Да, я такой, тут нечего скрывать!
Да, я умею руки выбирать!
Протру очки. Затем протру глаза.
Спокойно подойду и сяду за.
И сяду на. И буду думать о.
И пялить глаз сквозь чистое стекло.
                ***

Мир невелик, по крайней мере, мой!
Он до того скандально небольшой,
что я его вставляю, как закладку,
одной рукою в тощую тетрадку.
А он в отместку только шелестит,
нахально не сияет, не блестит,
не воплощает вечную загадку
и постранично движется к упадку.
Его так просто взять и потерять.
Его не трудно в клочья изорвать.
Его не сложно в корне изменить.
Возможно даже напрочь позабыть.
Есть у него одна лишь сторона –
но это не реальная страна.
Он не вселенский, но и не земной.
Он никакой – он просто только мой.

                ***

Да, жизнь широкою бывает не всегда!
Не достигая философских обобщений,
она выходит за пределы упрощений
но, в сущности –  простая чехарда.
Короче говоря, туда –  сюда!
Летит в обход мыслительного блуда,
как дикая и глупая орда,
бегущая под страхом самосуда.
Прокрустов меч или Дамокла ложе,
иль Афродиты репаная рожа –
как эти образы она извращена
и ни на что на свете не похожа.
Бери её, коли она нужна!
Но может обойтись себе дороже.
Она с немногими радушна и нежна,
со всеми остальными – много строже!


                ***

Горит на шпиле красный уголёк
багровой точкой, словно сигарета,
и я с тоской крою свои сюжеты,
неяркий созерцая огонёк.
Под лампой кувыркается жучок
и всякие прыгучие букашки –
у насекомых странные замашки,
их привлекает светлый пятачок.
Они впадают в полузабытьё,
летучие, смешные чебурашки,
горбатые, слепые черепашки,
в безумствах утопив своё чутьё.
Щелчки, тычки, наскоки и паденья –
последствия их яростных атак.
Их вдохновляет чудное свеченье,
хотя природа им вменила мрак.
Вот так и я – зажёгся, как дурак,
соблазнами невидимого света,
невольного ночного пиетета,
как белены объелся натощак.
Я прилагаю всё своё старанье,
напрасно напрягаю свой чердак,
но весь мой пыл угас в правописаньи,
и стих не получается никак.

                ***

Вид из вчера, с утра,  в сегодня тот же.
Как будто снова «невесёлый Роджер»
не скалится, сомкнувши свою пасть,
не собирается на нас напасть,
но ходит по двору с обычною метлой,
и жизнь ему пылит во след сама собой.
По улице бежит цепочка фонарей –
забытых с вечера зажженных янтарей.
В конце цепочки парк, и точка!
Поскольку кончилась столбов цепочка.
Строительный забор насилует пейзаж
как фон для кирпича, парк превратив в мираж.
И только с каждым днем растет, растет этаж …
Этаж – не Эрмитаж!
И в оном чья-то блажь находит воплощение,
поскольку для себя готовит размещение –
немало сумм у/е нуждавшихся в жилье.
Со стройки слышен мат,
со стройки слышен лязг
как следствие вражды скандалов или дрязг,
отлившихся в бетон, присохших к арматуре,
обретших облик свой в одной простой фигуре.

                ***

Угрюмый небосвод проели мыши
и дождь упорно льёт и моет крыши,
над крышами не видно ни шиша,
и лишь одна невинная душа,
промокнув, ничего не понимая,
скукожившись, наивно ждёт трамвая,
уверовав в движенья постоянство
электротранспорта и в зыбкое  пространство,
которое маячит перед ним,
как робкий призрак.
Перед ним одним.



                ***