Златая царская квадрига...

Златая царская квадрига
рассыпалась немедля в прах.
И это давняя интрига
дорог российских
и Монарх,
давал сухие указанья,
от долгой отойдя войны,      
своим потомкам в назиданье               
собрать тяжелые стволы.

Сие не мудрая наука –
ломать привычный ход вещей.               
Поу'тру пить ... 
Хворая сука
лежала и чесала вшей.

Свой Песах ждали иудеи,       
зима – печальная пора.               
Рыдала дева, ей без хмеля
и ни туда и не сюда.
С печи поглядывал Емеля,
зияла влажная дыра.               
Дыра в мозгах, дыра в идее
она без края, без конца,
дыра в Российском Колизее, 
как блохи, лезла дрип-ца-ца ...
               
Ведь это старая забава
и это старая игра.
Где эликсир, а где – отрава,
кто будет бить в колокола ?
Игра - сначала все разрушить,
потом всем миром созидать,
дать слово, в сотый раз – нарушить,
а после – разом отобрать.               

Гравер все это на бумагу
переводил, при нем тетрадь.
Не зря он орден за отвагу
все ж получил и кавалькаду
сзывать под стены и ограды
уж может колокол начать.
 
Спокойно над плитою медной
всходил нацеленный резец.
Сомненьям приходил конец.
И начинал срезать надменно
за слоем слой, как воин верный,
сухую плоть родной плиты
и создавать узор нетленный
необычайной красоты.

Ну всё, – оставим мы гравера.
Ему забот – на пару лет,
а тридцать золотых монет
ему награда ...
Смотрит строго
с листа угрюмая Нева,
и в Академии дела
пошли уже на лад немного.
               
От скуки пагубной рядили,
куда величье применить.
За Альпы много раз ходили,   
вот и пошли щенков топить.
               
И всё с бравадой залихвацкой,               
роптать, ругать, затем хвалить
и детям саблею казацкой
в местечках головы рубить.
Погромщикам дала отваги
хмельная праведная Русь.
Закрыли черной сотни флаги
и два глотка закисной браги
лжепокаяние и грусть ...
               
Здесь дЫбы скрип всегда к удаче,
а покаянье - ремесло.
И Леты тьма везде маячит,
и чуть преподнято весло.               
               
Ведь это старая забава и это старая игра –
К ногам Второго Николая оленьи складывать рога.      
И то и то теперь охота, 
она без края, без конца.
Щемит тоска, крадет зевота
слова блаженного гонца.
               
Но я не очень понимаю, как мне с тобою говорить:
Нельзя – прогнать, 
нет прав – неволить,
но и не можно – полюбить.
Ни восхвалять и ни злословить,
и не челом намедни бить ...
Где в кислых гать ?
Кого мне строить по утру головы рубить ?
          
Как мне под саваном нетленным укрыться от твоих обид ?               
Как разобрать, в каком колене кто был Пилат, а кто Пиит ?
Из чьих натруженных ладоней прикажешь мне воды испить
И чьи грехи перстом надменно короновать или судить ?