Житие несвятого. Часть пятая, Поминальная. Продолж

 Смешливые поварихи не стеснялись своих довольных улыбок, и не делали постных выражений на лицах в угоду торжественной печали события, по поводу которого народ с шелестом и треском распечатывал столовые принадлежности.
К поварихам подошел один из сельчан и шепотом поинтересовался: "Маринк, а Маринк! ты как, с кастрюлей будешь обходить столы, или к тебе подходить в очередь с тарелочкой?"
Повариха, та, что помоложе, сверкнула зубами и длинными сережками в ушах, прикрытых белой кружевной и очень кокетливой наколкой: "Обойдем, милок, всех обойдем. Никого не обидим. Садись на свободное место. Вдова озаботилась. Еды на всех хватит".
- А выпивки?
- Ну, этого добра тебе по-любому будет мало, сколько бы ни налили. Иди уж.

Народ расселся за столами. Последними подошли могильщики. Для них потеснились. Дали им тарелки и стаканы. В этот момент раздался звон - председатель, он же глава местной администрации, постучал вилкой по бутылке и произнес прочувствованный тост, почти панегирик во славу покойного. В своей речи он помянул и мягкий характер, и интеллект недюжинный, и широкую русскую душу, и преданность семейным устоям, и патриотизм, и культурное обхождение, и заслуги перед общественностью, и музыкальный талант, и доброжелательность, и добрососедство, и хлебосольство покойного.

  - Да стоило умереть, чтобы о себе услышать столько приятных слов!
  - Не обольщайся, это только начало.
  - Вот-вот. Только начало застолья, а уже столько хорошего сказано.
  - Я тебя не понимаю. Или ты, и правда, никогда на поминках не был?
  - Да был я на поминках, был. Знаю, на что ты намекаешь.
  - Ничуть. Я не намекаю. Я открытым текстом говорю.
  - А я так понимаю, что намекаешь.
  - Нам, ангелам, нельзя говорить намеками. Мы только правду, голую правду возвещаем. Это вы, люди, вечно с недоговорками, экивоками и двусмысленностями разговариваете. Как этот тамада твой.
   - Чего это он мой? Это Вера пригласила. Она с его женой дружит.
   - Раз тебе дифирамбы поет, значит твой, и нечего женой прикрываться. Лучше дальше слушай. Может еще что-нибудь новое о себе узнаешь.

 Тем временем тамада закончил свое пространное выступление фразой, заставившей всех  перестать жевать: "Еще Антон Павлович Чехов говорил, что в человеке все должно быть прекрасно, и наш дорогой друг свято следовал этому завету. Его прекрасная внешность заключала в себе прекрасную душу. Так выпьем же за то, чтобы эта прекрасная душа обрела себя в новом мире".
Мужчины встали и торжественно опрокинули полные стаканы в широко распахнутые рты. Женщины стыдливо отпили из своих стаканов по одному глотку. И все дружно потянулись за колбаской и солеными огурчиками.

   - Ну, как?
   - А что, хорошее пожелание. Вполне грамотно сказано. Без лишних требований для тебя. А то, почти всегда, прямо в рай просят своих покойников пристроить. Словно это гостиница элитная или дом престарелых для VIP-персон.
   - Слушай, ты мой ангел, или нет? Что ты такой свирепый какой-то? Всем недоволен!
   - Я не твой ангел, а Божий. А твой я  - хранитель. И задача моя, от Бога данная. охранять тебя от неправильных выводов и неправедных решений, от горьких разочарований и ложных побуждений.
   - Ну и какие такие выводы, побуждения и решения вызовут у меня разочарования сейчас. Хотелось бы напомнить, что я уже душа от тела отделенная. Что может быть хуже?
   - Смотрю я на тебя, и удивляюсь твоей глупости. Мы с тобой только два часа беседуем, а ты уже наговорил мне столько, что, если бы моя задача была предоставить архангелам на тебя компромат, я уже сейчас мог бы назад возвращаться.
   - Ой, ну ты меня напугал! Хочешь сказать,что ты  в качестве наказания за смертные грехи мои  назад мою душу в мое тело засунешь?
Мне что, теперь у тебя прощения просить?
   - У меня бесполезно что-либо просить. Тебе надо просить прощения у Бога и у людей. Впрочем, ты уже опоздал. Все, что надо было сказать, говорить при жизни надо было. Теперь только слушать сможешь. Вон, о тебе сейчас опять заговорят.

Из-за стола поднялся баянист, который аккомпанировал хору, когда хор еще был. Баянист был не слишком хорошо обученным оратором. Его слова о покойном, как о славном товарище и отличном дирижере и руководителе народного хора, прозвучали на фоне всеобщего жевания. Впрочем, за вечный покой душе умершего стаканы поднялись дружно и без промедления.

   - Ну, вот видишь. И опять обо мне хорошо говорят.
   - Как бы тебе внятно объяснить? Видишь ли, Богу без разницы, какой ты дирижер. Это вопрос твоего профессионализма, важный только для живущих на земле.
    - Ты постой! что значит,без разницы? Мой профессионализм - это мои личностные качества. Раз я хороший дирижер, значит, я в музыке понимаю. А музыка существует для услаждения слуха и прославления Божьего.
    - Что-то я не припомню, чтобы ты со своим замечательным хором хоть один хорал разучил.
    - Это не важно. Важно, что мы хорошо пели хорошие песни!
    - Боюсь, что в этом вопросе у нас есть непреодолимые разногласия. Впрочем, выступление этого старца я тебе в зачет записал. Может и прокатит, как плюс тебе... Ладно, давай дальше слушать. Сейчас твой сосед о тебе выскажется.

С полным стаканом встал сосед и говорил недолго, но прочувствованно. Сразу ясно было, что он с пониманием относится к жажде окружающих.

     - Хорошо говорит, но извини, совсем забыл предупредить. Первые семь тостов учитываются только на одну треть.
     - Как это?
     - Ну, вот сосед сказал, что ты хороший человек, отличный отец и любящий муж. Так вот, какой ты муж и отец, про то знают только твоя жена и дети. Потому минусуем эти характеристики. Остается только то, что ты хороший человек. Положим, этого он тоже не знает. Но не лишать же тебя плюсов на том основании, что о тебе говорят не то, что думают. Вон, еще одного послушай. Что, веришь, он скажет правду? Вот именно, правильно понимаешь. Не скажет. А значит, и из его речи треть только оставим. Остальное в утиль. Прости, но это всеобщий закон, и ради тебя никто его не станет отменять...


И снова продолжение следует