Храм

Брёл старый путник, спотыкаясь,
Среди нехоженых дорог,
Земля, травою расстилаясь,
Касалась его ног.

Он, наконец, упал без силы,
Стон выпал из груди:
«Да, долго грешного носило,
Нет жизни, смерть лишь впереди.

Но прежде, чем я встречусь с Богом,
Хочу покаяться Ему,
Что грешен и во многом,
И сам виной всему».

Он долго плакал и молился,
Крестясь, слова шептал,
Когда же свет над ним пролился,
Уж мёртвым он лежал.

А через год на месте этом
Где умер старец Иоанн,
Был выстроен во цвете
Большой и светлый храм.

И каждый шёл в него с надеждой,
Всякий помощи искал.
Исчезли беды жизни прежней,
Всем храм защитой стал.

Но вот нагрянули татары
Язычной, грозною ордой
И, учинив везде пожары,
Достигли церкви золотой.

Пленённые величием храма
Прервали адский бег они.
По стенам стали бить тараны,
Кочевники на штурм пошли.

Пылали тесаные стены,
В крови тонули груды тел,
Метались люди, словно, тени,
И пепел хлопьями летел.

Когда в священную обитель
Татары ворвались толпой,
На встречу вышел дьяк-креститель,
Держа икону пред собой.

И от иконы чудотворной
Свет яркий, неземной мерцал.
Застыли варвары покорно,
Утратив хищный свой оскал.

И тёмные глаза степные
Сжимались, видя этот свет,
Отпрянули иные,
Поверив, что спасения нет.

Но вот раздался звук свистящий,
Стрела пронзила дьяка грудь,
Упал. А лик животворящий
Погас, открыв ордынцам путь.

А через час не стало храма,
И ничего, что было в нём.
Остались угли, трупы, ямы,
Пустырь, весь выжженный огнём.

И жизнь сюда не возвратилась
Не через сто, не через двести лет.
Здесь даже травы не родились,
Лишь скорбно розовел рассвет.

Шли годы, топали столетия,
Стонала Русь под ханским батогом.
И в эту смуту лихолетья
Монах седой занялся пустырём.

Он был один, но вскоре
Стекаться стал к нему народ.
Объединило судьбы горе
В единый братский род.

Стучал топор и днём, и ночью,
Скребла по дереву пила.
И новый вырос храм досрочно,
Лишь осень вновь пришла.

Когда же в первый раз звучали
На храме том колокола,
Русь на Угре уж отмечала
Победу от степного зла.