Исторически сложилось..

Исторически сложилось,
звёзды ближе чем, земля
проституткою крутилась
как чужая, не своя.

Задарма тянувшись к свету,
оттопыривая рай,
предлагая ад совету
мёртвых душ,
родимых край.

Электричеством мелодий,
постоянством буйных гроз
вынуждала, путь свободен
пред наследством пьяных слёз.

Принимал движенья фальши,
останавливал порой,
управляя миром дальше
отрезвлённой головой.

Двигался по кругу воли
меж смертелных берегов,
истекая жизнью моря
образованных врагов.

Их друзья текли навстречу
ручейками простодуш,
отворачиваться нечем
островками, тянет глушь.

По любви б и по останкам
непроявленных надежд
заключённым толщи танков,
до рождения невест.

Невесть что, а всё же проще
женихаться и расти
огрубевшим древом, рощам
суховейность поднести.

А гроза, зигзаг зигзагом
ливня, истины небес,
проходя деревни шагом,
в города потом не лез.

Было разное достойным,
хутора и пустошь сёл,
и хребтами горных воин
подворачивал котёл.

Грел купель, и расстоянья
линий более прямых
пресекал, давал названья,
разделяя на двоих.

Третьему стропила власти,
поводырь поводыря
из настроенного, снасти
собираясь проверять.

Проверял, и вер доверья,
и поверья примерял
волховал, наверно дверья
открывая прикрывал.

Так чего, кому их корня,
а кому листвы ветвей,
попадалась если ровня,
то параграфом статей.

Не моги, а здесь вот можно,
этого на случай всяким,
толику долей посложней,
а сюда и рясы дьяком.

Словеса тумана влагой,
дымкой видимость слогов,
для нагих и это стягом
начинавшихся ветров.

Ураган сметан ладоней,
вихри будущего ног,
поскакали смерча кони,
подгоняя рысью рок.

Не урок ли, разговоры
до прикушенного рта,
языки слюнявят горы,
и в зубах иной мечта.

Вот бы было, чтоб она
былью пыли чрез порог
растилалась бы сама,
я б протёр её, помог.

Приподнял бы, бросил б в плесень,
пусть летит, когда б ещё
в трёх ступеньках тайны лестниц
высотою занесёт.

Замечательное рядом,
наступить как раздавить,
командира без отряда
тяжело благодарить.

Благодарствуя, короче
только здравствуйте в прощай,
ночи снами раскурочить,
и реальность угощать.

Где то лучшее, а звёзды
далеки и ближе всех,
до реки, и только ль ноздри
обоянием их вех.

Репера, маяк подножьем,
ножны светоча морских,
мили, вёрсты бездорожья
колпаками поварских.

Кок ли ты, иль кулинаром,
разниц кокса под орех,
да взгляните же под нары,
грех совсем не этим грех.

Он другим, как обруч бочек,
дно разумных биосфер,
глупостью тире и точек,
недоверий мягких мер.

Расшивать поля букетом,
лютикам ромашек вонь,
хоть и трижды встрянешь в лето
а всё будет как зимой.

Рог изюбра, изобилье
бивней мамонтов, постой,
оглянись, там мёдом улья,
не спеши в век золотой.

Лишь смола кедровых шишек
чагой стройности берёз,
и дечонок, и мальчишек,
нёс её им, не донёс.
 
У веселья хороводить,
баянистам хор певиц,
не счислимой грусть в народе,
воробьями меж синиц.

Вот какое словоблудье
лабиринтами глазниц,
и не судьи вы, не судьи,
не судите волью птиц.

Вам достаточно однажды
появиться в первый раз,
да единожды, не дважды,
пред божественостью глаз.

И вертеться, словно вертел,
над котлом их очага,
а не верите, проверьте,
и достанете врага.

Из за пазух, длинным носа,
из коротких зипунов,
из ответами вопросов,
из оладьев и блинов.

Драники, картофель тёртых,
сбор глазуньями скорлуп,
щи с борщами, живность мёртвых,
сголодавший вечным труп.

Ну и как твореньем рифма
безоглядачностью троп,
вот о чём я мыслю, лиха
не минуемое ждёт.

И потоп сказанья мифов,
леденевших пустотой,
падалью кормящих грифов
восполнения чертой.

Очертить окружность круга
бисектриссами углов,
вдоль диаметра их друга,
звёзды знают млечных псов..