Костры
Болтали также, что эти чудовища опасны, что они наверняка питаются человеческой плотью, а значит, когда-нибудь обязательно отправятся на охоту во внешний мир.
Поэтому однажды обычные люди решили, что лучшая защита – нападение. Они выжгли долину за Северным Утесом, положив тем самым конец чудовищам, собственным леденящим страхам или всему сразу.
Эта история о женщине, спасшейся в день захвата долины. Ей удалось бежать и затеряться среди обычных людей, похоронить свое прошлое и любовь, ведь время все лечит. Всегда рождались и будут рождаться «новые песни»…
Жадно вдыхая север,
помнит свое спасение
женщина с мудрым взглядом,
взглядом самой наяды.
Война началась бездумно.
Мужчины, лелея удаль,
ушли, ничего не оставив,
кроме слабеющей стаи.
Работа тянула спину
хуже вранья: «не покину».
Хотя он словам своим верил
Он был твоим любящим зверем.
Никто из ушедших не выжил,
не спас ни детей, и ни хижин.
А ты все смотрела с вопросом;
костры подбирались к Утесу.
Беги! – кто-то крикнул, – Быстрее!
Пока не накинулись змеи!
Жадно вдыхая север,
не думала ты о спасении.
Потом стало новое что-то –
нашла ты и кров, и заботу.
На праздниках только местных,
костры где, веселые песни,
Ты не бывала, косилась...
В тебе эта мудрость и сила
ценить то, что вынести прочим,
не удалось бы. А очи
твои, на кого б ни глядели
да сохранят тех, кто делал
мир твой. Он вовсе не сгинет,
и песни родятся другие.
21.11.2016г.
ПОСТСКРИПТУМ
Вот они, мои маленькие создания.
Истории, которые мне не получится услышать или пережить снова. Мое безоблачное счастье и самая оглушительная боль в одном флаконе. В сборнике «Атлантида».
Я привыкла подводить итоги, заканчивая что-либо, но сейчас это почему-то сложно.
Отчасти потому, что в голове тысяча мыслей, относительно новых строчек. Не могу определиться с тем, что именно хочу сказать в первую очередь. Сложно сосредоточиться. Времени мало.
Отчасти потому, что за практически семь месяцев молчания, я отвыкла делиться стихами. Раньше я это делала, ожидая понимания и принятия. Теперь я ничего не ожидаю.
Раньше мне казалось, что если человек совершенно честен с другими людьми, то проблем быть не может. Ну, какие могут быть сложности, если я говорю все, что думаю? Все, что происходит внутри.
Но, выяснилось, мир как-то иначе устроен. Сложнее или проще, наоборот. Люди вообще друг друга не понимают, не видят и не слышат! Им элементарно ничего не нужно (и мне тоже). Люди ничего не ценят, пока не потеряют, да и потом не ценят, потому что забывают быстро, переключаются. До сих пор не понимаю – хорошо это или плохо. Взаимная любовь только в книгах, а у человека нет никакого особенного предназначения.
Если я живу счастливой жизнью, то мой псевдоним живет страхами, которые я стараюсь подавить.
Вот о чем моя «Атлантида», мое потерянное государство.
Я – не человек, а место, пространство, о котором все знают из неподтвержденных источников, но которого не существует. «Твое» тоже ищет тебя, говорят. Но как можно найти то, чего нет?
«Атлантида» – это поиск, дорога, паломничество, слепота и вечность в ожидании чего-то. В ожидании одиночества. Это клятвы на крови перед изменой, колыбельные, что поются в борделях и психиатрических больницах, рифмы-кинжалы, галлюцинации и митральная недостаточность.
Хорошо, что все это затонуло, а…
1. АТЛАНТИДА
Одиночество – не удел, а пространство – ни дать, ни взять.
Одинокий – не ты, а дом, куда вдруг привели друзья,
Храм намоленный и подъезд, и пивнушка, вон, за углом,
И палата…Да, худшее, что случиться с тобой могло.
Наша боль – не внутри. Вовне. Это чья-то, наверно, месть.
Слушай, просто найди меня,
если я еще где-то есть.
2. КРОВЬ
Тема пути для меня – это далеко не желание праздных путешествий. Я почти что ненавижу путешествовать, потому что это означает, что ты изменчив. Тот, кто возвращается из поездки – уже не ты.
Так вот, путь – как попытка найти себя через прохождение определенной дороги. И «дороги», возможно, не в прямом смысле этого слова. Что-то вроде паломничества и поиска истины, даже если этот поиск ограничивается рамками дивана или стула. В общем, «я – художник, я так вижу», точнее, «я – паломник, я так иду».
Если обращаться к данной истории, то невольно возникает вопрос, а зачем куда-либо уходить, если любишь и любим? И у меня есть предположение – постичь себя, оценить и вернуться. Речь не идет об измене, а об изменениях в широком смысле. Правда, загвоздка в том, чтобы успеть вернуться до того момента, пока твой «цветок» еще держится в отсутствии «воды», за которой ты отлучился, собственно говоря.
Кровь – тоже влага, что объясняет название стиха. То есть, уходить было не обязательно, ведь источник жизни всегда был рядом, но это же слишком просто для людей. Когда одна душа на двоих, это означает, что если больно первому – больно и второму. Если покидаешь ты – второй человек, оставшийся, сходит с ума, а если бросают тебя – то страдаешь ты. Страдаешь, даже если точно так же разлюбил к этому моменту.
Не знаю, по какому принципу это работает.
«Разрезать вены» - освободить обоих, потому что «в моих жилах ты закупорена».
***
Мы с тобой - организм единый,
Бестелесная сущность, масса.
В день, когда я тебя покину,
Кровь прольется густая, красная.
В моих жилах ты закупорена,
Как сосуд я вина душистого.
Всякий смертен, никто не спорит, но...
Я завишу от твоего выстрела.
И, любя тебя, больше вечности,
Я уйду прочь, уйду куда-нибудь.
Любопытство, моя безупречная,
поступить не позволит правильно.
А когда ты со мной простишься,
В день, когда мне найдешь замену.
Я уйду, разве что, на крышу,
где, смеясь, перережу вены.
3. НЕЗРЯЧИЙ
Я глубоко убеждена, что люди, сидящие на каком-либо сорте творческой деятельности – не видят мир, они его чувствуют.
И однажды случается так, что «люди» начинают воспринимать окружающих, как источники энергетической подзарядки, как новые прототипы и образы, и все. А источники имеют свойство опустошаться.
***
Беги от меня. Я держусь еле-еле…
Беги, словно чудища гонятся. Вон!
Я вижу тебя. Ты дрожишь, я у цели –
Вижу незрячим, что хуже всего.
Таких я давно не встречал. Ну, беги же!
Точней, не охотился я на таких.
Подобен инкубу, которому выжить
можно, любя, но не душу-таки.
Беги от меня. Мой кинжал – это рифмы
С замысловатой по краю резьбой.
Ведь, унаследовав зрение грифа,
Я возьму свой «кинжал» и пойду за тобой.
4. ВЕРА
Об этой истории я обычно много говорю на выступлениях. «Вера» – мой гимн преданности не столько конкретному человеку даже, сколько своей идеологии и своему выбору.
Мужчина, влюбившись, взял в жены женщину, оказавшуюся психически больной. Однако, когда он совершал этот выбор перед совестью и Богом, он не знал о недуге (а что бы он выбрал, если бы знал заранее?). Болезнь ярко проявилась только через какое-то время счастливой семейной жизни. Вера (так зовут главную героиню) едва не убила своего мужа однажды.
После этого они не виделись.
Точнее, Вера не смогла бы вспомнить их встреч, хотя главный герой не оставил свою жену, всю жизнь посвятив тому, чтобы обрести веру. И вернуть Веру. Последнее не удалось.
***
Швы сняли, и начал я для супруги
Искать излеченья, но все как один
Ее отправляли в психушку да в угол,
А ты, говорили, за ней не ходи.
– Болезнь твоей женщины неизлечима!
Не верь. Не надейся. Не во что. Нет.
Откуда им знать, что она – та причина?
Борьбы моей символ. И кровь, и стилет.
С ней рядом до гроба. Адамова клятва.
В Эдемском саду ледяная река.
Может, специально Бог ее спрятал,
Чтоб не излечения, веру искал?
Вечерний поезд. Отель. Больница.
Поток прохожих и гул. Возня.
Бывал у Веры еще лет тридцать,
Пусть веры не было у меня.
5. ПОДОРОЖНИК
Еще одно доказательство того, что люди появляются в твоей жизни, чтобы рассказать свою историю, и никогда ради тебя.
***
«Скользи, целуй, люби, пока возможно», –
Под сердцем гулких выстрелов следы.
Она – твой чудотворный подорожник –
Лечит, не растапливая льды.
Ты этого боишься – с ней растаять –
не смерти (пережил Чеченский плен).
Вы друг для друга – память. Память. Память!
И оборветесь скоро. В феврале.
Ты, голову склонив могучей ивой,
кусаешь ее в шею, будто метя,
Чтоб уехать после торопливо
к жене и детям. К жене и детям.
6. ТЕМНЫЙ ЧАС (ОТТЕПЕЛЬ)
Как-то я была в деревне и долго-долго смотрела на закат. В городе нет заката, потому что из-за высоких зданий и крыш виден лишь пятачок неба.
Весна «опалила сугробы», и суша стала похожа на черепаший панцирь. Даже постучать можно было по этому панцирю, но вернемся к закату. Я вообще люблю время, когда солнце встает или садится. Такие краски нереальные разливаются по горизонту, такие манящие…Поэтому в этом стихотворении я представила День,как уставшего воина, в латах которого отражается Солнце. Он уходит, позволяя воцариться Ночи и мерзким духам, чтобы не нарушать природную гармонию.
Он – мудрый. Он – Бог. Темный час должен быть, чтобы люди могли сполна оценить час рассвета. Правда, у некоторых представителей человечества такой возможности нет.
***
Но, Защитник, почему же
Ночью пьешь из грязной лужи?
– Должно так в природе этой:
темный час – перед рассветом.
Мудр он, Защитник вечный.
Я бы рад, а не перечу.
Пью и днем из грязной лужи
да, боченясь неуклюже,
созерцаю дни и ночи,
совращаю и порочу.
Не могу отсюда скрыться,
Крыльями взмахнувши птицы.
Отчего кричат поэты,
Словно Бог перед рассветом?
Оттого-то, что у нас
жизнь вся, как ваш темный час.
7. БОРДЕЛЬ
В данном случае – бордель – не тот бордель, про который все подумали. Это невозможность отпустить человека, даже отдавая себе отчет в том, что ты ему не нужен, и он тебя использует. Твоя преданность этому человеку льстит, и он не может разорвать связь окончательно. И так из года в год.
Выстрелы и взрывы – это когда этот человек начинает признаваться в любви к другому человеку, находясь с тобой. А ты слушаешь. Слушаешь, потому что ты, конечно, зациклен на этом человеке, но не настолько, чтобы тоже, в свою очередь, не иметь других. У тебя же еще вообще все впереди, правильно?
А вывод в том, что только к тем, кто сам безгрешен (их я называю не «борделями», а «трущобами»), не несут всю прошлую грязь («оружие») и не топчут в честных душах грязными ногами. Наверное.
***
Все по-взрослому. Я – не свят,
И борделя огни горят
для любых, честно говоря,
когда рядом нет вновь тебя.
Расставаясь, мы в область щек
не целуемся. Вот еще!
Только в лучшие из трущоб
Вход с оружием запрещен.
8. ОНА
Можно сказать, что история про раздвоение личности и нарциссизм автора. Но нет.
История о перерождении душ, вечной любви, поиске и агонии. Одно дело – смириться с тем, что в очередной жизни тебя не узнали. Не узнали такого предназначенного и любящего, уставшего и сбившегося с ног. Но совсем другое дело – смириться с тем, что тебя узнали, но разлюбили, пока ты искал и шел. К такому очередная жизнь (реинкарнация) главного героя не готовила.
***
Она – это черный узор на шее.
Она Франкенштейн из романа Шелли,
Создавший меня, гонимого монстра,
который создателя чувствует остро.
Она – кровь врага, что течет с акинака,
Сраженного в битве, а не в пьяной драке.
Хотя, рядом с ней я всегда словно пьян.
Она – мое сердце. Она – это я.
9. РУСАЛКА
Писала это, чтобы понять, что держит нас рядом с кем-то. Любовь, богатый внутренний мир или угрозы?
Пришла к выводу, что внешность, пограничные состояния сознания и магия момента.
***
Закончилось все. Рассвело.
И понял, я – скудный улов,
Забавой русалочьей стал.
Она облик твой приняла.
Любовь опозорил твою.
Будь проклято море и юг!
Вернуться нельзя, изменив,
Я не смогу, mon ami.
Русалка по бедра в воде.
Русалку смешит мой удел.
А ты не простишь меня. Нет.
И я иду следом за ней.
10. КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Страдая берлинским синдромом, главный герой поет колыбельную своей жертве, понимая, что если ее не запереть и не спрятать, то девушка сбежит, конечно же. Благо, что главная героиня страдает стокгольмским синдромом, поэтому всегда возвращается. Встретились «два одиночества», да уж. Значит, смотреть на нее достаточно. Смотреть и отпускать…
***
Спи, мое небо, я пару затяжек в окно…
Зима. Ровно месяц до бессердечных вьюг.
Исчезнешь ведь, знаю, лишь стоит укрыться мне сном,
И мир засыпает, а я на тебя смотрю.
Логично, думаю, было закончить «Кострами». Так пусть же рождаются новые песни и новая любовь.
Свидетельство о публикации №117072002054