А на ней бермудский треугольник...

***
          И веют древними поверьями
          Ее упругие шелка,
          И шляпа с траурными перьями,
          И в кольцах узкая рука.
                Александр Блок

Приласкаю кошку, что мурчит над ухом,
а не тычет пальцем, не гундит одно,
мол, зачем я ночью, будучи под мухой,
в пену к Афродите лез через окно?

Ой, ты моя радость,  а – достали двери,
женщины, к которым ходишь, как в кино.
Я дарил им кольца, радужные перья,
а меня встречали в потных кимоно,

в тех, ещё примужних, а хотелось кружев –
шоковых, брабантских –
мять и целовать,
чтоб кипели страсти,
                чтоб душа –
                наружу!
В топку,
               в топку,
                в топку
                спальную кровать!

Обнимаю море и ныряю в пену…
А на ней бермудский треугольник, и
на груди,
             как змейки, голубые вены
вьются, будто родом из поюн-реки.

Скажешь, – не бывает,
напридумал, – скажешь:
не умеешь плавать, не умеешь пить,
как же с тобой трудно, скажешь, милый Саша,
только то и можешь, что людей смешить.

Помню парус белый, хлопнув, точно дверью,
за собою пеной, скрылся вдалеке,
где качались в тучах траурные перья
и мерцали звёзды…
… на её руке…
   
Приласкаю кошку.
Пусть она с три короба
намурлычет в ухо, – я её люблю!
И держу открытым то окно за шторою
в комнате, где с нею на брабантских сплю.