Будни и праздники

(Из сатирического романа в стихах "На столе и за столом")

Гороскоп

Гость на пороге – не всегда к удаче. Фома гадал: «Как Новый год встречать?».
А тут назло Ерёма (не иначе)  пришел с бутылкой: «Стопочку принять!».
 «Не до тебя!» – хозяин чуть в три шеи не вытолкал Ерёму за порог.
Да отказался от такой затеи, когда увидел – что тот приволок…
Была в поллитре спрятана задача: «Какой змеёй заряжен чистый спирт?».
Фона назвал гадюкой, на удачу. Достал своё. И стал у них уж литр!
Под угощенье мысль скорей струится: «Ты посоветуй – в чём к курантам быть?».
Ерёма, не желая торопиться, ещё налил, чтоб другу  угодить.
И на бутылке импортной – с Китая  вдруг разглядел Восточный гороскоп.
«Ну, значит, ждёт планида нас такая – «Овечки год»! – солидно он изрёк.
Читает дальше этикетку лихо и узнаёт, что знак тот – не простой!
Вести себя на праздник нужно тихо и не жевать селёдку с колбасой.
«А что ещё?» – Фома увлёкся мыслью, год встретить новый, словно Мандарин.
В ответ Ерёма: «Вот остатки выпью,  да сбегаю обратно в магазин».
Ведь, продолженье  на другой бутылке  тот гороскоп на их беду имел
И крепко помутилось вдруг в затылке, когда Фома итог уразумел.
Ему не в нос такое предложение – смиренным быть за праздничным столом.
Вкушать лишь с овощами  угощения и запивать их только молоком…
«А нет ли там иной, какой программы?» – зашел к Ерёме он издалека,
Не ожидая окончанья драмы в сжимании привычном кулака.
Как провокацию воспринял и издёвку, старинный тот Восточный гороскоп
За это со змеёй поллитровку расколотил о дружеский он лоб.
Их принудительным трудом лишь примирили. В «январских выходных» теперь – спецы:
И снег мели. И лёд под ним долбили. И всё по трезвости – сулил как «Год Овцы»!

Ёлка

Традиций разных почитают много, когда корням в народе каждый рад.
Но есть обычаи, когда довольно строго карают  за исполненный обряд…
Особенно когда закон нарушен и налицо есть причиненный вред.
Так что полезней дома бить баклуши, чем в лес торить по снегу пеший след.
Но за Фому родные всё решили: «На Новый год положен атрибут!».
И даже в путь его сопроводили, словами, что без ёлки и не ждут!
Идёт Фома с топориком под мышкой. Всё ближе ельника заснеженная рать.
Припомнил, как восторженным мальчишкой вот так же бегал ёлку выбирать.
Жаль, время то ушло бесповоротно. За что мог подзатыльник получить,
Теперь грозят скамейкою добротной, для тех, кого поймали, чтоб судить…
Совсем поник, в предчувствии плохого,  да делать нечего, и дома – трибунал,
На случай тот, коль груза никакого не принесет, который обещал.
Тут белый снег, лежащий перед лесом, вдруг доказал, что ж это – маята?
В сугроб, где гусеницам ездить, не колёсам, увяз «КАМАЗ» по самые борта.
А в кузове его – сплошные ёлки. «Видать, нахапали, чтобы нагло продавать?!».
Тут у Фомы как острые иголки, в душе ежом: «Такому не бывать!».
Бегом в деревню, по тому же следу, каким шагал, рискуя головой.
Ну а теперь поверил он в победу над браконьерской шайкой удалой!
В селе собрали группу для захвата – до места цепочки следов Фомы вели.
Жаль, снег такой, что впору взять лопату и откидать тропинку до земли.
Ерёма тут, без всякого приказа, могучий «Кировец» в колхозе оседлал.
Расчистил путь до севшего «КАМАЗа», который помощь тщетно ожидал.
Была не банда в схваченной машине – в питомнике им отпустили груз.
А что застряли, так везде разине побьют шестёркой и козырный туз.
Шофёр и экспедитор в благодарность спасителю награду поднесли.
 Вот так Фоме и ёлочка досталась, какую из питомника везли!

Год Козы

И бородач с обвислыми усами не от рождения морщины приобрёл.
Солидный вид нагрянет сам с годами к тем, кто до пенсии уверенно дошёл!
Вот и Фома стал дедушкой обычным, но где танцпол, лишь волю дай ему,
Он в вихре с молодёжью симпатичной покажет двумя пальцами «козу»!
А друг придёт – и музыки не надо. С Ерёмой лучше так поговорить.
Да заодно щепотки самосада, пристойно в «козьи ножки» закрутить.
И лишь сегодня – словно перст единый, досуг Фома впустую тратит свой.
Управился, чуть раньше, со скотиной.  И в том числе – с ангорскою козой.
Старуха подоить её успела, да понесла внучатам молоко.
И почему-то никому нет дела, как в одиночестве бывает нелегко…
Однако  дверь сама скрипеть не станет. Да и шаги из сенцев уж слыхать.
А если – гость, ему Фома достанет, что можно есть и чем все  запивать!
Он не ошибся с выбором посуды – Ерёма славился умением сказать,
Что в его предках были, знать, верблюды, зараз ведро умеет, коль, принять.
Так – честь по чести и застолье вышло. Беседа не позволила скучать:
 «Скажи, Ерёма, по селу не слышно, с кем год ушедший будем отмечать?».
Был тот вопрос Фомы вполне уместным. Вот-вот курантам предстояло бить!
 «Не знаю я, – сказал Ерёма честно. – Мне всё равно, кого провозгласить!».
«Так сходим в хлев. Ведь, там найдётся выбор!», – Фома позвал, забыв про тот конфуз,
Когда коза с питьём расшибла сидор, едва в сарае спрятал ценный груз…
И вновь рогатая учуяла сивуху, когда приятели зашли на скотный двор.
Бодала так, что нет в деревне уха, не слышавшего их истошный ор.
Узнать успели оба на похмелье про «Старогодья» основную нить:
Козе имела полное доверье свои порядки в мире наводить!
Фома припомнил, как забор пригона пересчитал, скрываясь от рогов:
«Была, знать деревянной по закону и  цвета их, с Ерёмой, синяков!

Еще свежа на святки наша память,
А уж крещенские морозы на ходу,
Когда в душе вдруг разгорится пламень,
Увлечь способный  в прорубь, что во льду.

Моржи

Там где тепло – не нужно и рекламы, любой готов понежиться в тепле,
Да ещё выслать с места телеграмму: «Я в тропиках. Завидуйте все мне!»
В сибирской стуже загорать не модно, иные здесь привычки у людей:
Нырнуть из бани прям на дно сугроба, не пожалев распаренных костей!
Лишь у Фомы не в банный день потребность.  Ему и в будни холод нипочем.
Доказывает организма крепкость, когда на лёд выходит нагишом.
Ерёма слышал про такое байки:  «Так с жиру бесятся, вкусив аперитив!»
А вот его заставить снять фуфайку не сможет и хоккейный коллектив…
Моржей в пример поставил как-то доктор  и закаляться долго убеждал.
Но с места, где и холодно, и мокро к печи домой Ерёма убежал.
А тут приятель, что ни день – на речке. Сначала рубит прорубь он во льду,
А после, словно каша там из гречки, ныряет в ледяную глубину.
В крещенские морозы  так бывает – и стар, и млад к студёной льнут воде.
А этот – с осени и до весны ныряет, хоть ему кол теши на голове.
Секрет узнать, конечно, не проблема – достаточно с пристрастием спросить,
Ведь, не Ферма же это теорема, какую невозможно ввек решить?!
Но твёрд Фома в своём пустом упрямстве, на все подходцы отвечает: – Нет!
И точно преуспеть сумел в проворстве, с каким со льда метлой сметает снег.
Все ж любопытству не найти преграду, на все пойдёшь, чтоб душу червь не ел.
Нашел Ерёма верную награду, коль ему скажут всё, что знать хотел!
Не выдержав такого искушенья, Фома у проруби стакан налитый взял,
Да и Ерёма здесь же, без стесненья, его в распитии охотно поддержал.
Жаль, маловатым было подношенье: на свежем воздухе потребности – вдвойне!
И тут Фома исполнил обещанье: «Вторая поллитровка здесь на дне!
Утопла прошлым летом на рыбалке, никак не получается достать…».
Так что Ерёму тоже из-под палки  не заставляли – сам пошел нырять!

Солдатская еда

Есть день такой, когда любой мужчина Орлом себя считает и Звездой,
И даже есть конкретная причина – ему вручить подарок дорогой!
Вот и Фома с Ерёмой – не раззявы! В колхозе  к ним все отнеслись с душой:
Друзьям открытки дали и халяву – набор на праздник – с красною икрой!
Все остальное прикупили сами.  И по пути к тому, кто ближе жил,
Вдруг, увлеклись до хрипа словесами.  Заспорили: «Важнее кто служил?!».
Фома в танкистах исполнял «Уставы».  А потому броня ему милей,
Чем ежедневные «конхфетки и какава», в штабах, чем забавляли писарей…
И у Ерёмы те же все привычки – заискивать пред теми не готов,
Кто не перловку ковыряет спичкой после обеда из своих зубов.
«Я, брат, в окопе молодость потратил! – Фоме поведал он как на духу.
 – В пехоте мы все были словно братья, шинелку не меняли на доху…».
За разговором, приняли, что было,  подарочным набором закусив,
И оценили: «Разве это диво – икра и прочий дармовой мотив?
 «Вот бы умять тушенки с концентратом, как повар наш один умел варить!».
Сказал Фома и тут же – на попятный:  «Хоть забывал, порою, посолить».
«А наш хозяин ротной хлеборезки с консервами так супчик нам варил,
Что лишь звенели за обедом ложки!» – вздохнув, Ерёма  слюнку проглотил.
Но есть конец всему, как и тропинке – Фома к Ерёме погостить зашёл.
А там – обещанная загодя картинка – супруги их накрыли общий стол.
И щи сметаной радуются щедро, чуть видно под котлетами пюре.
Да, что сказать, живут в селе не бедно, кто на колхозном трудится дворе!
За разносолы оба чинно сели. Подняли тост: «За кухонный наряд!».
А женщины с улыбкою смотрели, как их защитники про службу говорят!

Не все так просто с датой календарной,
Бывает так, что кругом голова,
Не обойтись ведь «Книжкой» легендарной,
Была подарком лучшим что всегда.
Теперь, когда всё чтение в планшете,
И оцифрованные тексты застят свет,
Подарки в моде далеко не эти,
И даже не духи, и не букет!

Сюрприз

Кто не носил погон на службе срочной, февральских перемен тем не понять,
Когда не женщинам несут букет цветочный, а ждут от дам – должны те поздравлять!
Но так как не приучен пол весь слабый – мужчинам в точности и с толком угодить,
То в день заветный должен из них каждый армейскую смекалку проявить!
Фоме напоминают все даренья – кастрюль и плошек кухонная рать,
К тому же поварешку в день рожденья, бывало, приходилось принимать…
И у Еремы есть тому примеры, когда супруга в поздравленья час
То новенькие вешала портьеры, то демонстрировала для их стирки таз…
А нет, чтоб вместо надобности дому, на что и так зарплата вся идет,
Взять и порадовать родимого Ерему, чтобы сердце из груди рвалось в полет!
Того же мнения Фома готов держаться. Ему «до лампочки» весь кулинарный шик.
Коль, «День мужской», жене бы постараться. Понять –  что хочет истинный мужик!
Тем временем защитникам Отчизны день отдыха готовит календарь
И женщинам хватает укоризны за то, что бегают весь  ветреный февраль.
Жена Ереме перестала гладить – по магазинам бродит словно тать:
Без жалости готовая потратить, весь кошелек,  чтоб мужу что-то взять!
Фоме не варит суп его товарка. Да и когда, коль, что ни день – в «Сельпо»
Ныряет в поисках заветного подарка, какого не дарил еще никто!
Измотаны супруги обоюдно: мужчинам не до праздника совсем,
Ведь стали (от заботы страхолюдной)  не ласковыми женщины совсем.
Вот и пришел Фома, потупив очи консилиум с Еремою вести:
 «Как я мечтал, не дарит пусть рабочий мне инструмент иль семечки в горсти…».
 «И я готов с мечтой своей расстаться! – Ерема вынес схожий с ним вердикт.
 – Не стану на рыбалку просыпаться. Без спиннинга зачем такой инстинкт?!».
Как будто с грузом, их расстались души, когда прошел подарочный тот день:
Кипел Фоме в кастрюле новой – ужин. А шторы новые – Ереме дали тень!

Подарки

Когда галантный весь товар сметают, совсем не нужно в численник смотреть.
 «8 Марта! – всякий муж  смекает. – И без подарка тут не уцелеть!».
Фома с Ерёмой были холостыми – давным-давно, что тут уж говорить,
А потому заботами своими кого угодно могут прослезить…
Вот как случилось прошлою весною поздравить жён заботливым мужьям:
Была дорога за подарками прямою, пока не встретился Зелёный змий друзьям.
…Пошел Ерёма, вытряхнув копилку, по магазинам, где подарков – тьма!
А тут навстречу, сжав в руках бутылку, идёт обратно радостный Фома.
Ерёме пьянство – не всегда желанно и колобродить нынче не с руки:
«Подарок, ведь, не куплен, окаянный, как сделали другие мужики…».
 «Ты не боись! – Фома ж и успокоил. – Давай, за праздник выпьем от души,
Я, брат, давненько истину усвоил – как выпьешь – все подарки хороши!».
Поллитра быстро донце показала. Ещё друзья сходили за одной.
Когда ж и той им показалось мало, уж ночь была – вся в звёздах и с Луной.
Про то, как праздник проходил семейный, не скоро им рассказывать пришлось.
Фоме попал по голове сотейник, Ерёме чайник выдержать пришлось.
Обиженная женщина – тигрица, коль пьяный муж подарок не принёс.
За праздник свой такая будет биться! За феминизм расквасит, точно, нос!
…Год пролетел в трудах, а не в горячке. Раскаялись друзья – от сих, до сих!
И вот уже они опять заначку пошли на жён потратить дорогих.
Фома купил её мягкую игрушку, набор посуды пластиковой взял,
На голову пуховую подушку с утра 8 Марта привязал.
Ерёма поступил совсем иначе: сковороду жене решил купить,
Чугунную – на всё, что сам заначил: «А что бояться, если бросил пить!».

Цветовод

Цветок в руке – серьёзней даже стопки. С ним поздравленье – круче и щедрей!
А потому успешней нет наводки, чем адреса любых оранжерей.
 Да вот беда – кусаются цветочки! Давно в том убеждается Фома.
Не счесть того, в рублёвых сколь листочков, ему на праздник «выльется» жена!
Вот отчего не ждал прихода марта. Ещё по осени на рынке прикупил
Семян цветочных. Посадил с азартом и гидропонику к горшкам соорудил.
Свет – из окна. Вода – бежит по трубкам. Вот-вот бутоны можно ожидать.
Жаль, только нос  давно привык к «зарубкам» –  не смог тревогу вовремя подать.
К Фоме нагрянули и обыск учинили. Он, оказалось, вырастил на дню,
То, что давно и строго запретили: мак и его подружку – коноплю!
Рассаду вредную изъяли. И не только. Дверь опечатали в ту комнату, где он
Цветы выращивал, о чем жалеет горько и ждет суда, как самый страшный сон.
Ерёма-друг в свидетели подался и на процессе доказать сумел,
Что друг-Фома для праздника старался и злого умысла нисколько не имел.
Защита эта помогла серьёзно. Был и с работы добрый ходатай.
И приговор звучал совсем не грозно: «Штраф государству только лишь отдай!»
Был очень счастлив бывший подсудимый, что миновала лагеря межа.
Но вновь проблема: «На цветы любимой в заначке не осталось ни гроша…».
Вновь спас Ерёма и не взял монету. Он из штрафной квитанции скрутил
Такую оригами, что букету, ни в чём его цветок не уступил!
Вошел Фома поздравить дорогую. Но без того лучится счастьем та,
Ведь зелень нарвала в горшках такую, какую нужно было для стола!
С тех пор жене Фома берёт на рынке голландские роскошные цветы.
На подоконнике его ж, как на картинке растут к восьмому марта – огурцы!

И летом огурцом хрустеть потребно,
А осенью, подавно им черёд!
Вот только не случилось бы обидно,
За то, что вырастил на грядках огород

Гибриды

Луна на небе светит – не так просто. Задача есть у спутника Земли –
Влиять на то, что флоре нужно к росту, чтоб урожайно овощи росли!
Вот «Лунный календарь» и приспособил Ерёма как подспорье для себя,
Когда желает знать: «Чей срок уж пробил в грунт сеять под рассаду семена?».
По окнам ящики расставил он с землёю, чтоб солнышко их грело день за днём,
А сам на консультацию с роднёю отправился, пройдя за домом дом…
Везде по-разному судили и рядили о том, каким окажется сезон.
Но, как и в прошлом, для себя решили к столу иметь обычный рацион.
Капуста в нём должна быть непременно, томаты, перец сладкий из Балкан,
Ещё кудрявятся посадки перманентно – ростки на будущее синих баклажан!
Но у Ерёмы форменную скуку навеял этот «суповой набор»:
Хотелось нового и чеснока и лука, чтоб личный вырастил ему на грядках двор.
По почте выписал немало тех гибридов, которые родил научный спор,
Тем более, рекламой этих видов в селе оклеен каждый был забор.
Когда «Почтовый ящик» деньги принял, пришёл оттуда сделанный заказ,
В нём не было, пожалуй, только лилий, оставил, что на следующий раз!
Все семена наш огородник гордый  по штучкам внёс, как нужно, в перегной.
Подкормкой минеральною – отборной, рассаду баловал и поливал водой.
Велел как «Лунный календарь», на грядки всё высадил и ждёт -пождёт итог,
Пока не появились «непонятки»: не то, что ждал – под окнами растёт…
Обычные томаты, как и прежде. Морковь с капустой – словно от дедов.
«Так мне и надо – лоху и невежде! – на самокритику обманутый готов.
Всё ж урожай собрал, как и другие. Хранит и в погребе, в чулане и в ларе.
Затем к Фоме пошёл сказать: «Какие мошенники бывают на земле!».
А тот сидит, пакеты ловко клеит  и семенами наполняет их:
«Пока живут на свете ротозеи, да не иссякнет сбыт трудов моих!».

Под маринованные в банке, корнишоны,
Сама напросится рюмашка со стола
И тут все забываются резоны,
Что алкоголь для общества – беда!

Дегустаторы

Сколь в спирте градусов, почти, что столь процентов воды содержится в структуре огурца
И есть тому немало прецедентов: шел тот не только маской для лица!
Фома с Ерёмой – знатоки продукта. И в свежем виде могут похрустеть
И в малосольном, а затем наутро, коль есть рассол, не в их нутре –  терпеть.
И все же общество устроено двояко – там, где мужской, ещё есть женский пол!
Не избежать в том  разночтений всяко  в каких напитках, кто себя нашёл…
Особенно такое проявление случается по воле важных дат,
Где вслед за годовщиною рождения, на очереди праздники стоят!
Как ни отметить их с присущим видом?! Один – вздувает полный самовар,
Другие, чай считая  «неликвидом», иной находят жидкостный товар…
На Новый год – «Шампанское», конечно!  На Рождество – «Кагора» красный цвет!
В таком порядке знатоки беспечно и сервируют званый свой обед.
Фома с Ерёмой в том – специалисты! Хотя был в прошлом – «Трезвости кружок»
И чай – вприглядку, с сахаром иль свистом не исключал с повидлом пирожок.
Но лишь весны появятся сосульки, весь прежний опыт можно не считать,
Ведь как узнать: «Какие лучше «бульки»  их женщинам захочется принять?!».
Фома о красном заикнулся в споре, когда напитков общий выбор шел,
На что Ерёма возразил, мол, вскоре  придется пьющим капать «Корвалол»!
«А может, «Портвешок» вкушать изволишь?», – отверг с иронией крепленый аромат.
А белое столовое – за то лишь, что плохо было женам год назад…
Так повышали градус – пункт за пунктом и добрались почти до коньяка,
Пока один в итоге не дотумкал спросить у жён: «Что хочет их душа?».
Но женщины вопроса их не ждали и всё успели к празднику купить,
Когда для этого с попуткой выезжали до города, деньгами, чтоб сорить.
И праздник наступил с волной событий. На Женский день Театр сменил им дом,
Где и в антракте, вместо винопитий, была лишь газировка за столом!

Жена под боком не всегда бывает,
Порой случается отсутствие её.
И вот тогда иное заполняет
Оставленное сиротой жильё.

Мошенницы

Все катаклизмы схожи меж собою: предугадать не оставляют шанс…
Фома однажды получил с женою известие, повергнувшее в транс.
Мошенницы «в пух» тещу разорили – забрали накопленья долгих лет,
Когда «снять порчу» с денег подрядились, взамен оставив «куклу» из газет.
Рыданья мамы в телефон услышав, жена Фомы, забросив все дела,
Умчалась к ней. Как перст – один под крышей остался дома в горести Фома.
Но проводив жену с лицом жеманным, расцвел улыбкой белозубой зять:
«Теперь не станет теща постоянно его за промахи болваном обзывать!».
Друзей собрал под вечер на мальчишник, отметить, чтобы перемену вех:
Была когда-то теща, как гаишник, а вот теперь скромнее станет всех!
Из холодильника пошла вся заморозка на стол, накрытый в радостный момент,
Напитки с красотой своей неброской и солонины весь ассортимент!
Еще и жарили, что требовалось вкусу. И чтоб не убавлялся аппетит,
Поддавшись самоволия искусу, не разувались, совесть как велит.
Фома наутро глубину паденья уразумел, продрав глаза свои.
Да и прибавит, разве, настроенья, когда разгром коснулся всей избы?
А тут во двор калитка проскрипела. Две барышни с монистами идут.
С какими мать  встречаться не велела: «Так как обманут или украдут!».
Но чернобровые не ждали приглашения. Вошли без спроса в жалкий дом Фомы,
Имевший все приметы разрушения и перспективу взбучки от жены!
«Давай, красавец, снимем порчу с денег! – велят гадалки, перейдя порог.
 – Любой предмет, что в этом доме ценен, на будущее счастье принесет!».
Фома обрадовал кредитной видом карты: «Здесь мои деньги, только код забыл,
Что записал вчера во время пьянки!». Найти его цыганок попросил.
У тех надежды мигом проявились. Все осмотрев, порядок навели.
А тут жена и теща появились, и участкового с собою привели.
Мошенниц теща мигом опознала. Сбежать не смог бы даже серый волк.
И в благодарность зятю пожелала награду за, исполненный им, долг!

Какой же праздник, если очень тихо?
Чем громче музыка, тем пуще торжества.
Но как не следует будить нарочно лихо,
Будить не в каждом нужно и певца.

Вокалисты

Любое слово срифмовать нетрудно. И с музыкой особых нет проблем.
Осталось спеть, проснуться, чтоб наутро Звездой, известной абсолютно всем!
Мечтал Фома об этом с малолетства. Стремился в запевалы октябрят,
Но главною обидой стало детства, когда другой повёл вперёд отряд.
Ерёма не хотел быть запевалой,  но был приказ вожатого суров:
«Пой так, чтоб от зубов всё отлетало и в этом не ломай фальшивых дров!».
И в пионерах та же всё планида: коль слуха нет – немым придётся стать.
Поставят в хор для общего лишь вида, рот запрещая даже открывать.
Судьба действительно, Ерёме не жалела природных данных звонкого певца.
Жаль, что ему к вокалу нету дела и на афишах нет его лица…
И всё ж без песни не бывает дружбы.  Приятели привыкли в славный час,
Когда в пивке намочены их губы, под рыбку вяленую испустить свой  глас!
Тут не прикажут, петь кому в начале и не прогонят за бездарный крик.
Так часто праздники дуэтом отмечали,  что круг соседей к этому привык.
Жизнь так устроена, что начинать сначала  приходится порою сто затей.
Так что однажды песня прозвучала, когда брели, подвыпив, из гостей.
Тот край села напуган был немало, когда в мерцанье страшном под Луной,
Такое на два голоса звучало,  что хоть столбом окаменевшим стой…
И всё же в современности есть меры к тем, кто покой нарушил в сонный час.
Как в прошлом веке милиционеры,  теперь полиция заступится за вас!
Молве поверив, мол,  виновны в смуте, задержаны – Ерёма и Фома.
Косая клетка есть и на батуте, а им она в окошечке видна.
Присяжных суд судьбу решить обязан. Стоят пред ним понурые друзья.
«Из них никто не должен быть наказан!» – вдруг заявила староста суда.

Она их прежде пению учила
И не поверила, чтобы запел Фома.
Вокал же у Ерёмы дивной силы:
«Коль запоёт – полюбит вся страна!».

Ор и двор

Сладкоголосый тенор из Италии. Испанский мастер, что поёт за двух,
Как их предшественники всем уж доказали, что ловко развит музыкальный слух.
В Сибири от бельканто есть отмазка, мол, всюду косолапых мишек  – рать!
Не ускакать от них и на Савраске: догонят, чтобы уши оттоптать.
Фома из тех, кто пострадал, возможно, когда на ухо наступил медведь.
Ведь, на душе становится тревожно, едва нацелится он что-нибудь запеть.
А вот Ерёма не того уклада. Знать, были предки явно с Апеннин:
Вполне достойную исполнит серенаду,  на Масленицу съев у тёщи блин.
Да и в быту поёт под нос довольно, когда строгает или гвозди бьёт.
Лишь молотком по пальцу стукнув больно, мелодию ругательством прервёт.
Фома несправедливостью обижен – и он хотел бы вокалистом стать,
Но, как в парной не сыщешь пассатижи, так от него рулад не услыхать.
А тут случился у соседа гомон. За песней – песня новая звучит.
Ерёма был всерьёз заинтригован. Подумал не позвать Фоме врачей?
Но не лишился друг его – рассудка. Орудует, как сущий диск-жокей.
Зерно под песни насыпает уткам, а также потчует упитанных гусей.
«Скажи, Фома, зачем концерт затеял?, – спросил его, когда тот диск менял. –
Что, будет птица с этого жирнее? Быстрей, чтоб покупатель разбирал?».
Молчал сосед в ответ, как на допросе, пока не высыпал с зерном последний ковш.
И лишь потом, когда наелись гуси, переспросил: «Что сам-то не поёшь?
Ведь, птицу тоже держишь на подворье  не в орнитологи желая поступить?
Забой пройдёт, так все поедем вскоре  на рынок, чтоб товар свой предложить!
А я по ресторан – не столовым, свезу гусятину. Кто варит там еду
С наценкой «анти-импортной» готовы  продукт купить, чтоб сделать Фуа-гру!
«Ну, а при чём тут музыка, дружище? – спросил Ерёма. – Где тут смысла край?».
«Идёт перловка тем, кто в сапожищах.  В штиблетах кто – культуру подавай!

Бег у часов всегда неумолимый.
И дни сменяются, за ними не поспеть.
Одно бесспорно – в праздник свой любимый
Не любим в одиночестве сидеть.

Петух

У петуха известная задача – в суп угодить! Какой тут может спор.
О нём несушки даже не заплачут, коль есть другой подобный ухажор.
И всё же нет причины торопиться  сложить свой гребень был, чтоб аппетит,
Пока на то хозяин не решится, как главный во всём доме индивид.
А у Фомы пока иные планы по поводу «с курятника парней».
И только ждут ещё пернатых драмы, когда дождётся он своих гостей.
Ерёма ж не тянул с заправкой супа. Зачем ему ненужный клюв кормить?
Коль петушок своё наел до пупа, то и в кастрюлю должен угодить!
Соседу тоже хочется похлёбки:  чтоб с потрошками, с жирной пеленой!
Но так несутся курочки-молодки, что нет желания расстаться, ни с одной.
Про петуха, что лишний на насесте, не помышляет до своих гостей,
А тех всё нет и нет на этом месте,  знать, с отпуском не всё, как у людей.
Сочувствовать Ерёме надоело. Бывает, приглашает на обед.
Не по-людски, пожалуй, это дело, смотреть, как мается без сытных щей сосед.
Фома в долгу остаться не намерен. Всё, выхлебав и поглодав костей,
Позвать с почётом обещает в двери в тот миг, когда откроет для гостей!
Уж лето миновало тихой сапой и  осень пробежала, как олень,
Да всё не едут. По-медвежьи – лапой,  Фома питается почти, что каждый день.
Но хорошо, что мир в добре устроен  и ожиданиям – сбываться суждено.
Пришло письмо, что гость прибыть настроен, чтоб Новый Год отметить заодно.
Спешит с бумагой этой до Ерёмы, Фома, чтоб радость разделил сосед.
И смотрит в след ему из полудрёмы  петух откормленный – мажор и домосед.
А у Ерёмы был на видном месте «Восточный численник», что чтит и наш народ.
Пыл остудил: «Петух, пусть, на насесте живёт, как жил – в свой «Петушиный год!».
Фома поник. Отбил он телеграмму, к нему, чтоб гости не совались в дом.
На Новый Год составил он программу – шено клевать на пару с петухом!

Открытки

Поздравить человека – не подраться! В том случае, когда издёвки нет,
А потому любому может статься в честь знатной даты получить привет!
Нет проще в этом личного визита, но и тогда сомнения возьмут:
«Ведь ради стопки, полной, что налита, пришёл нахал!» – так многие поймут.
Во всяком случае, придумано не нами  послание с начинкой добрых слов.
А то ещё отобразят стихами. Пришлют подарок, лучше, что – стихов!
Так тратиться Фоме не по бюджету. Бесплатных и открыток не встречал.
Пришлось порыскать, чтоб картонку эту найти в старье, что прежде получал.
На ней с фасада всё, как только нужно,  зато подвёл чернильный оборот.
На нём пером усердно и натужно написан адрес, где он и живёт.
Исправить можно, только не без грязи. А с нею и открытка не в цене.
Так что пришлось с идеи этой слазить, под стать жокею на запнувшемся коне.
Зато обратный адрес, честь по чести очерченный знакомою рукой,
Навёл на мысль всё разрешить на месте, откуда получил привет такой!
Смотрел, как в воду – был сосед в сомненьях. И он подобный шанс не исключал,
За счёт таких вот тоже поздравлений  впредь экономным быть предпочитал.
Нашёл открытку от Фомы Ерёма и с ней пошёл соседа навестить,
С собою взяв продукцию «Винпрома», чтоб просьбу странную «Кагором» подсластить.
Сошлись соседи прямо у забора. Там и распили дар хмельной лозы.
Затем Фома, достал после «Кагора»  поллитру  самогоновой слезы.
В итоге так приятели напились, что жёнам дали поводы для ссор.
Да только те совсем не огорчились, что не пришлось им накрывать на стол.
«Вот шли, зачем тогда они друг к другу?», – сообразить не удалось с утра.
И всё же хорошо, что есть супруга – догадливая, верная жена!
Нашли в мужских карманах по открытке. Вручили их, как лучший почтальон.
Вот так, благодаря уму и сметке, долгоиграющим посланьям есть резон!