Вены резать, латать бинтами...

Вены резать, латать бинтами, зарекаясь проснуться утром, повторять на карнизе танец в сарафане из незабудок, обещать n-ный раз в рехабе пересохшим от дыма горлом, что не будешь «пытаться», хватит!
На ладони – уснувший голубь, сердце бьётся с твоим на пару. Вот тебе бы такие крылья!..
Ты опять прогуляла пары, перекрасила чёлку в пыльный [что-то с чёрного не легчало]. Надоело всё до предела: «левый» друг и тупые чаты, эта фраза в подъезде мелом [«i love you», но читай: неправда! он давно тебя бросил, детка]. Ты заштопала вроде рану, но до бездны всего лишь метры, и ты ближе и ближе к краю. Где же ангел? Где все? О, боги!..
В кулаке зажимаешь страхи, а в глазах всё мутнеет – больно. Ты глядишь с крыш устало-сине, и, быть может, излишне дерзко, запираешь под сердцем имя, а фигурка совсем по-детски на ветру диком ёжит плечи, словно Фредди вцепился в душу и когтями тебя калечит. Что ему, чёрт возьми, здесь нужно!? От кошмара спасенье где-то далеко - далеко за кадром. Словно вывернута, раздета. Ах, не надо смотреть, не надо! Это готика, бред и слёзы – всё отдельно и всё коктейлем – запах крови, обид, мимозы, клочья мыслей скользят, как тени. Что писала в записке маме, в запароленной, непонятной?..
А на клумбе алеют маки, кто-то шепчет почти невнятно, словно галька шуршит обочин, или мается теледиктор. Ты устала и быть не хочешь австралийской собакой Динго – не такой, не о том, не с теми. Мало смысла и мало толку. Ты решила, что всё, не терпишь! И рассыпалась на осколки…
Соберут и по новой склеят – выноси из потерь уроки. Повзрослеешь, возможно, к лету и закончишь в блокноте строки. Эта рифма о том, что было, а другая – о том, что станет. В тебе много ещё тротила, но ты крепкая, ты из стали.