блокпост для души

«Кто-нибудь из вас там, в Москве понимает, что душа после смерти попадает сначала не в рай или ад, а на блокпост?», – начал с вопроса Петрович.

«Вряд ли, – сказал я, – хотя в каком-то смысле…»

– Но это не главный блокпост для души, – перебил меня Петрович, – а последний.
Главный блокпост не каждой душе положен, а только той, которая сумела себя в коллективе осознать…

Моя этнографическая экспедиция на Донбасс могла закончиться полным провалом, если бы не Петрович, сказитель древних легенд, на которого меня вывели практически случайно.

Никто не называл Петровича сказителем, а его байки древними легендами, никто здесь не понимал этнографию – мне с трудом удалось втиснуть реальность в анкету – зачеркнуть ненужное, а нужное подчеркнуть и ни шагу в сторону.

– Человек идёт по жизни через блокпосты, а для души они свои – большие и малые, но я расскажу тебе о главном блокпосте для души.  Его проходят единожды и всегда в одну сторону.

Вы там, в Москве, наверное, думаете – зачем на Донбассе столько блокпостов, сотни блокпостов?

– Вряд ли, – опять сказал я, но Петрович задавал вопросы не ради ответов, а в белый свет для разгона собственной мысли.

Эта ветхозаветная манера задавать риторические вопросы, характерная для периода Второго Храма с головой выдавала в нём сказителя древних легенд – объекта редкой науки, которой я посвятил свою жизнь – экспериментальной этнографии.

На Петровича мы вышли через Катерину, проводника в бескрайней донецкой степи.

Я с трудом успевал записывать за Катериной характерные донбасские фразы и словечки, без которых здесь не разобраться.

В один раз мы с Катериной лажанулись, а в другой лоханулись. Но как понять разницу?

Лажануться это поверить ложной идее, а лохануться – совершить выбор между двумя ложными идеями, как я понял из объяснений Катерины.

«Мужчина должен любить женщину, а остальное дело наживное», – ещё сказала Катерина, объясняя оригинальный секрет счастья на Донбассе.

Случилось это, когда погода резко изменившись под утро, стабилизировалась к обеду – всю ночь шёл дождь, а утром пошёл ливень, затянувшийся на весь день.

«Сегодня придётся идти к Петровичу», – сказала Катерина.

Над простой грубой дощатой дверью действительно было написано «У Петровича».

Но Петрович оказался не только рестораном, а как товарищ Нетто – пароходом и человеком.

– Вы хоть понимаете там, в Москве, зачем нужна граница между ЛНР и ДНР?, – спросил Петрович, но я уже знал, что ответ не нужен.

Правильно, – сказал Петрович, – для увеличения блокпостов, но у душ иные блокпосты.

Народ Донбасса стал самым разделённым народом на Земле – сотни блокпостов.
 
Убить коллективизм, расчленить общую душу Донбасса на миллионы отдельных душ, чтобы каждая смогла осознать себя в коллективе и пройти свой главный блокпост сама.

– Вы лажанулись или лоханулись?, – спросил я Петровича.

– Сначала лоханулись, а потом лажанулись, – ответил он.

Наложение двух явлений не породило третье, а показало лишь невозможность сформулировать понятие в рамках диалектики Гегеля.

– Душа, вырастая из коллектива, проходит свой главный блокпост в одну сторону и только тогда, когда назад дороги нет, – сказал Петрович.

– Назад куда?, – не понял я, – в коллектив, в Украину, на Донбасс?

– Назад в себя, – загадочно пояснил Петрович и зачем-то добавил – вот ты Катерину в Москву заберёшь, а нам-то здесь жить.

Я долго ждал фразы «мы университетов не кончали», но Петрович знал, чего я жду и сказал иначе: «Мы тут все Харьковский университет кончали, а Каразин на Пушкина царю доносы писал, но в Шлиссельбургскую крепость сам угодил».

 – Кто из них больше повлиял на этнографию Донбасса?, – спросил я.

– В практическом смысле оба мало, – высказал гипотезу Петрович и процитировал:

Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда.